Вышел гопник из тумана, только ножик из кармана… — тут ботаник выбегает, прямо в гопника стреляет! — Неожиданный финал? — Если б он ещё попал... |
Педагогика — наука. Значит, вот, какая штука. Эта Штука появилась ещё в древние века. Педагогика — искусство, а не тяжкое занудство, а «история вопроса» — так длинна, так глубока!.. В общем, первый хомо цапинс, например, неандерталец вдруг задумал из дитяти совершенство изваять; и ваял безрезультатно, но потом — решил приватно повзрослевшему творению свой опыт передать. Долго он сидел в раздумьи, бедный, чуть не впал в безумье, изобрёл-таки систему (он был первый инженер), называясь педагогом, вёл народ как демагог он, ставя новеньких детишек на подгонку и обмер. Быстро своего добившись, в тот момент не ошибившись, пару новых поколений обучил, да воспитал, потом — отстал от времени, и другие гении развИли и продолжили что этот начертал. И первые папирусы, как умственные вирусы, легли в архивы греческих и римских докторов, а первые теории в церковных директориях легли на плечи греческих и римских школяров. И этого ведь мало потомкам оказалось — те написали массу толстых умных книг и о воспитании, и об образовании, зашифровав в них сведенья, как строить коммунизм. Хотя эти мечтатели- народопросвещатели с самозабвенной лёгкостью парили в облаках, но пропагандировать, как страны реформировать у них так лихо вышло в российских головах! А вот был Коменский, светила всевселеннский: фундамент исторический наукою залил; вот он уж потрудился: стать Первым ухитрился, «Великую Дидактику» в порыве породил. Природосообразностью он по безобразию схоластики — ШАРАХ! — и учинил разгром, а новые концепции своё занЯли место и с землёй сравняли прошлое, как старый ветхий дом. Так стал он первым богом, стоящим у порога Великой Педагогики, в которой знал он толк, но лет так через двести российский гений, местный, став чудо-продолжателем, Коменскому помог. Ето был Ушинский, он — не француз, не римский, его дом — Петербург, а не какой-то там Берлин. Вот так преподаватель! Вот лавров собиратель! — Он знаньем психа-логии Коменского затмил! Он обложился книжками, написанными им же — решил концы с концами, в конце концов, свести, а в Смольном на девицах (ну, чтобы убедиться), проверил и опробовал, что смог изобрести. Так время, протекая, историю вращая, в мучениях решало, чего бы учудить… — Эпохи забывая, история лихая на колесе единственном в двадцатый век летит. И вот — двадцатый век, век войн и дискотек; в России популярно стадо: КОЛЛЕКТИВ; а капиталисты- индивидуалисты растят персон отдельных, но мы им не простим! Под знаменем Макаренко и Крупской все шагаем мы, мы их задавим массой! Буржуи, знайте нас! Мы новый рай построили, вписали мы в историю для вас такие страшные, как Ленин, имена! Но есть и гуманисты среди коллективистов: к примеру — Иванов с своей МКТВ; а Ленин, тот, воистину, решил расшевелить страну, чтоб вся страна — как в школе класс — жила при КТД). Идеи продолжатель — другой преподаватель, в его фамилии есть что-то от Нашего кино: он в московской школе всех мнительных уволил, оставив только тех, кто с ним был за одно. Караченцев ли? — Щясс! Ну да! Или Тарковский? — Черта с два! Уверен я в одном: точно, не Чайковский. А на экзамене б забыл, это бы значило — «приплыл». — Караченцев… Тарковский… Во, вспомнил! Караковский! Потом — жужжали слухи назойливей, чем мухи, что будут У НАС школы с системою «Вальдорф», но дураку понятно, что это — миф, приятная чушь, как утопический любовный разговор. Время мчится. Вот и я, попав в *****Я, взираю тут на действия элиты здешних мест: Здесь местным пед-новаторам, заправским реформаторам, науку удаётся в самих себя привнесть. Они создали «Орден Матёрых Педагогов» — педагогов-в-принципе, и тут — ни дать ни взять: всё — чтобы мастерство своё по страстному прочтению собственных же лекций безмерно возвышать. И даже без смущения свои произведения студентов заставляют учить аж наизусть, тем самым признавая, что формой подменяют смысл, при том |