КАЖДЫЙ ГОД ПЕРВОГО ЯНВАРЯ
Нет, не в баню и не с друзьями.
А с мужем и детьми мы шли к моей двоюродной тете на обед.
Тетя Соня с дядей Левой собирали родственников ровно к половине второго, так как обедали всегда по расписанию.
Но они-то в новогоднюю ночь ложились спать тоже в половине второго, если не раньше, а у нас-то, молодых тогда и веселых, гулянка с компанией друзей шла до утра.
И, конечно, меньше всего нам хотелось после этого вставать чуть свет и тащиться в Глинищевский переулок, где они жили.
Но приходилось: я была единственной тетиной кровной родственницей в Москве, и хотя она, на мой взгляд, придавала этому обстоятельству непомерное значение, обижать ее совсем не хотелось – я ее любила.
Сколько я ни намекала, что хорошо бы перенести семейный обед на второе января, толку не было:
традициям тетя Соня придавала значение не меньшее, чем родству, и менять их не считала возможным.
Она была феерическая женщина. Рассказывала неприличные анекдоты, не лезла в карман за словом (любой степени обсценности) и обладала такой жизнерадостностью, какая должна заноситься в книгу рекордов Гиннесса.
У нее была феерическая биография.
То есть при общении с ней казалось, что самая обыкновенная.
Но по осмыслении… В Чернигове, где она родилась и провела детство и юность, за ней, шестнадцатилетней, ухаживал молодой человек.
Он ей нравился, но это совсем не значило, что она не давала волю своему язычку и не дразнила его по всем мыслимым и немыслимым поводам.
В результате юноша обиделся, уехал в Москву, поступил в техникум, и на том следы его затерялись.
А она выучилась на адвоката, вышла замуж и в самом начале лета 1941 года родила дочку.
Вместе с которой и уехала в эвакуацию буквально в чем стояла – счет времени шел даже не на часы, а на минуты.
Я знаю эту историю от моей бабушки – они уезжали всей семьей.
То есть всеми женщинами и детьми семьи, конечно – дед мой, уже в форме, прибежал домой за полчаса до отхода воинского эшелона, велел бабушке с тремя детьми, ее сестре и племянницам садиться в машину, которую добыл каким-то чудом, и ехать прочь из города буквально в белый свет.
Не знаю, успели захватить хоть какие-то теплые вещи или пришлось их добывать уже в деревне Новосергеевке Оренбургской области.
Семью своих родителей, жившую не в Чернигове, а неподалеку, в городке Козельце, дед вывезти уже не успел – их расстреляли всех, это отдельная страшная история.
Всю войну тетя Соня работала в Новосергеевке.
Вернее, не в самой деревне, а на станции, до которой надо было ехать два часа на санях.
Младенца она возила на работу у себя под тулупом, а пока шло заседание трибунала, между кормлениями, за Галочкой приглядывали конвойные.
Трибунал судил солдат-дезертиров, а тетя Соня была у них адвокатом.
- У меня ни один высшей меры не получил, - с гордостью рассказывала она мне.
А когда я стала расспрашивать подробности и к чему-то употребила слово «справедливость», тетушка поморщилась и сказала:
- Э, детка! Справедливость – это когда мальчик живой с