Ветра надрывный прибой.
Окна, слепыми котятами в рамах,
с ночью бросаются в бой.
Ветви по воздуху грузно шагают,
тучи сдвигая назад,
рыщут и ропщут, за небо хватая,
ищут вчерашний наряд…
Небо куском закоптелой перины,
вниз огрызаясь дождём.
Город застывший, вконец обессилен.
Чуткий, прерывистый сон.
Рвётся огонь в потолке моей лампы.
Выстрелом катится вздох.
Осиротевшим, пугливым подранком,
сердце замедленно бьёт…
Жизнь ещё теплится в чреве пустыни
каменных стен и домов.
Тени их медленно в ночь уходили,
в бликах фонарных столбов.
Цепи и привязи. Жизнь обозначив,
снова натруженный стук,
и отражаясь от стен…., затихает -
самый испытанный друг.
Есть подозрение, с нами играют,
чеком оплаченный срок…
Сердце на ниточке, птицей порхает,
бьётся набатом в висок…
Маятник кружит, собрав в кулак силы,
дерзко за окна смотрю…
Тысячи лет… за окном колесили…
Нас… не встречая в раю…
Время прошедшие годы стирает,
вновь обещая рассвет…
Может свезёт, и когда-то построим:
свой заповедный ковчег.
Мысли на ниточках – тают и тают…
Сцена… Расстроенный зал.
Тлеет надежда - сценарий исправят
тысячи струн и зеркал.
Медные всадники по полю скачут.
Реки смывают гранит.
И, неприкаянным … ту же задачу
снова решать предстоит !
В сердце набатом - Огонь негасимый…
Ночи крутые бока…
И, как те окна, на ощупь вступаем…
только не в ночь… А в века !
Закат истлел…Пойду искать…
алмазы звёздного прилива.
Туманов… всклоченная грива
плащ ночи будет подбивать.
Нет смысла сделку завершать
оброком - доли пилигрима...
Неволей вскормленная схима -
в корзину камни собирать.
Над слепком праздных облаков
Луна дорожки размечает,
сдавая пару медяков…
взамен на золото…Истают
отряды солнечных бойцов,
насколько было обозримо
когорты шли, когорты Рима…
Насколько было обозримо…
Закат истлел… Его цвета
растопчет в пепел поступь ночи
и…, её выжженные очи
заменят сотни фонарей…
Пей Ночь! Давай смелее…Пей !
В бокал плесни себе огниво !
Пей смело, ром заменит пиво…
Свет призрак - стаей пузырей…
растает, не тушуйся - лей…
Повозка по ухабам звёзд
за дверью сонного Магриба,
в канавах сотен площадей,
неосязаемого мира,
несётся к схватке Гончих Псов
с собаками других вселенных…
И пара огненных голов
хватает за ноги последних…
Смерть дышит заревом зрачков.
Закат истлел. Я не готов !
Я не готов…
Тропинка камня и песка !
К закату выжжены пустыни,
уносит вечер под откос
дворцов воздушных миражи,
пурга метёт в моём краю
листву мешает в снежной пыли,
и камень, словно мажордом,
мне в душу смотрит. Я стою.
Он странный, странен этот путь.
Кресты церквей по небу пляшут,
чечеткой каменных дворцов
меняют вывесок лицо…
Страну тошнит от неваляшек…
пьют горькую из бубенцов…
той самой тройки, из рассказа…
но супермодных образцов.
Закат истлел. Развалы ночи,
что мне подарите взамен,
бескрайности алмазных точек,
тех, что на небе разглядел ?
Слепая доля одиночек…
Закат истлел ! Закат истлел….
Дар ночи – сладкая постель.
В камин подброшу свои страхи,
сгорят. Неоновая плеть
опустится на плечи стен…
Я ручку брошу на столе…
А звёзды свежую рубаху
для Утра вышьют серебром…
сюжет вставляя в гобелен !
Какая ночь ! Последним кораблём
я буду ждать рассеянные звёзды,
сердца и души старых моряков,
бередят волнами рубиновые розы.
Я буду ждать, небесный тихоход-
Луна на склоне, местного разлива,
дорожкой сонно, чинно уползёт,
я буду ждать ещё её прилива…
Любовь порхает робким мотыльком,
покрову ночи подставляя губы…
Какая разница, что ты ей не знаком,
закружит в ночь, и с радостью погубит.
По небу след…хрустальная слеза
пылала в прошлом яркою звездою,
сегодня делит небо пополам,
и кажется, прощается со мною.
Кораллы ночи чужеродных берегов
насыплю горкой, сыпать не устану,
твои глаза сияют за окном,
срывая с ночи черную сутану.
Срывают… Я её прощу… ту Ночь,
и небу доверяю половину...
Танцует Ночь, корабль свой отпущу,
когда пойму, что мне уже не сгинуть...
Какая ночь! Последним кораблём,
к туманностям у берега скользящим,
я буду ждать, за каждым новым днём,
твой взгляд в ночи - зовущий и манящий…
вещие смотрят строго.
Маятник шаткий сбивает с пути,
даже с просёлка Бога.
Чахнут секунды, раскисли дождём,
смутно и как-то тревожно.
Зрячие вроде, вслепую бредём,
необычайно сложно.
Не поддаваться писала рука…
Быль - квадратурой круга…
так и осталась задачей пока,
камнем на лезвии плуга.
Сеем и пашем, блуждая в ночи,
что-то всё время делим.
Осень заходит, исчезли грачи,
`лишние` жить не успели.
Жизнь по периметру, вновь карусель,
раньше всё пели - пляшем,
а на задворках стреляем в людей,
в тех, что теперь - не наши.
Я ухожу, золотятся луга,
выложу ими дорогу.
Русь заповедная, будешь светла,
если шагать - не в ногу.
Над городом косматая армада
на абордаж берёт пылающий ковчег,
садясь на мель в корону листопада.
Порывом трапы сбросят с корабля,
от неба до земли протягивая руки,
напоминанием - счета и векселя
зима предъявит, тычась близоруко:
в высотки, крыши, старый стадион,
в моё окно, врываясь безутешно…
с ветвей листву осыпет и, небрежно
закроет город на зиму ключом.
Лицо навстречу, пусть в лицо летит…
Века у первого закованы в минуты,
от крыши до земли, с расчётом на кредит
в две сотни метров, в море абсолюта.
Хрусталь снегов - под участь мотыльков:
прозрачен, чист, по-детски простодушен…
Спешит, наивный. Встреча с Рождеством !
А город замкнут, скрытен, равнодушен.
Стена и тротуар - закончен путь… и слог
остатком выражения раздушен…
И чувство… этим снегом – Бог…
пытался докричаться в наши души.
Колючий океан из облаков…
Ещё не снег на пятнах бездорожья,
троллейбус, остановка за кольцом…
Бульварным…, келья – вазой - божья,
и рыжий, рыжий клён у фонаря,
потухшего, на красной облицовке
стены кафе - примета октября…
Ноябрь разменяет обстановку.
Ещё не снег…и звонко, и светло,
сорвался ветер, признаком тревоги,
и занесло Бульварное кольцо
набегом листьев стаи босоногой.
И на душе, потерянная блажь,
за листьями невольно побежала…
Остановиться и начать с начала ?
Подбросить кости ? Выйдет - баш на баш.
Ах, эта осень, что ни говори…
осела на душе осиротело…
По стенам Старых, Новых площадей
снопы лучей гуляют оголтело,
и я в снопах, пока еще ничей…
Не улыбайся старая, загадкой.
Гуляю, пока теплится лампадка,
чадит в колючем небе октября…
в руках держу заветную тетрадку…
пытался что-то записать…Да зря.
на хлипком краешке небесного утёса
шагами ночи был напуган и истлел,
как лист зимой, под натиском мороза.
И ночь пришла, размешивая с тьмой
углы по комнате, фонарные заплатки
вывешивая - в крендель завитой
по стенам… Их докучливый конвой
мне, впрочем, не казался неприятным.
И ночь колючая, и блёклые огни,
и отголоски в ночь, охрипших электричек,
давали в руки неожиданно ключи
от снов, как от дурных моих привычек.
Проклятый сон – не ужас, и не явь,
холодная расчётливая осень,
оскал луны, как пропуск в карнавал,
и я на нём чужой оруженосец.
Я пил те сны, и наливал в стакан…
и был, от выпитого, в стельку безнадёжным,
тебя во сне я в губы целовал,
и ты смеялась, я смеялся тоже…
И эти локоны, алмазы на глазах,
и шёпот, руки, кольца Альманзора…
И страх проснуться… звуки заплетал
в назойливую поступь командора…
Я видел сны, в огранке алых звёзд,
ты запускала к звёздам самоцветы,
они кометами, закрученных хвостов,
делили небо пополам и на приметы.
И по лучам от этих алых звёзд
мы забирались на вершины мира,
откуда нас катали к полюсам
циклопы, так похожие на джинов.
И берега, и рощи, и цветы…
и росы, песни менестрелей
мостили в небеса дорожки и горели
в рассветах от земли до синевы,
и мы, как дети, зачарованно смотрели
на эти россыпи и замки из мечты…
Всё это в снах… Под утро ты уйдёшь.
Напиток из любви останется холодным,
как смятая, ненужная постель
в рассветном сумраке и в мыслях сумасбродных…
Я был всю ночь твоим, но только в этих снах…
ночь, кутаясь в шелках, безропотно уходит
в её жемчужных, чёрных зеркалах
ты таешь призраком, этюдом в эпизоде…
Открыл глаза, наткнусь на потолок,
на потолке разводами – белила,
машины полицейской где-то вой…
И утро, нарастая, - скалилось и… мстило !
Канун ветров, простуд и междометий,
внахлёст по лужам улица гуляет,
оборка платьев злато-сотканых отметин
срывается с ветвей… и отлетает.
Дождь капли цедит ненавязчивым мотивом,
и ноты падают на лад осиротело…
играет жёлтой прядью пианино,
под музыку Вивальди и Руджеро…
Отметка желтого на черном развороте,
на стапелях костлявых корабелов,
в макушках кленов, на опавшем мелководье,
в сигнальных мачтах пламенем созрела…
И я, на ноты каплями разбитый…
размокший напрочь, в окантовке декаданса,
кружусь по залам, опустелым... фаворитом…
в осеннем… Нет, в прощальном белом вальсе.
На чёрном жёлтое, и жёлтое на чёрном,
в созвучьях музыки воздушных поцелуев,
по нотам – дождь, берущимся аккордом,
рисует осень… грифелем рисует…
Часы на шесть, зависли в беге стрелки
им к полночи бежать, с расчётом, до любви…
мой старый друг, бретёр и пересмешник
подбросил смс про стол в кафе, в углу…
Всё замерло внутри, поймал такси по ходу.
Гони ! - как ямщику, а век уже другой.
Один мой старый друг крапленую колоду
припрятал в рукаве, да что я говорю...
Фигура за столом, знакомая осанка,
и поворот плеча… Я снова опоздал ?
И ваза на столе, и мысль, как у подранка…
Уйти ? Но не смогу, и на столе свеча…
Зайти ? Остаться здесь, под стёклами, напротив…
Растерянно стоять ? Мне бы глоток вина…
Фигура у окна, в замёрзшем повороте…
Из тысячи фигур узнаю, что - она !
Откуда в голове возникла невесомость ?
Витрины под углом всплывают за такси,
В кафе том, за столом, в случайном повороте…
Смог только прошептать: О, Господи, спаси.
День выходной, суббота, осень, снег…
Соврал ! На небе я не вижу ни соринки,
одна лазурь, от крыши до Ходынки…
и синева… напишем, как у всех…
Пошёл гулять, топтать Вэ Дэ эН Ха…
Когда последний раз топтал,
уже не вспомню,
взрослеют дети, я надеюсь на успех,
а на коньках – не фигурист и не морпех…
А если велик ? Есть, нескладный и огромный…
А потому – пешком… Гулять это не бег.
Тролейбус- добрых друг, отважный малый,
доплёлся…проклиная торжество,
надменное обилие жестянок, блестяще,
лакокрасочно нахальных,
назойливых, как злое божество.
Палило солнце, снега –
Это цитата сообщения repman Оригинальное сообщение
Фото дня
Хотите больше иметь? Учитесь сидеть на двух стульях...
Это цитата сообщения repman Оригинальное сообщение
Я не герой...
Когда обходчик железнодорожных путей Джош Цыганик услышал, как местные подростки насмехаются над домом 75-летнего Леонарда Буллока, он понял, что должен что-то предпринять.
[показать]
Я учился писать стихи, по наитию, проще - сдуру,
принимая слова на слух, как понятия и культуру,
задавая вопросы себе, но без ямба, и с ним хорея,
чаще думая о былом, чем о трудностях иудеев.
Ссылки к Богу в стихах читал, не свои, а чужие точки,
понимая, что опоздал, осерчает - припомнит срочно,
запустелость из малых бед, обстоятельством, скинут ниже,
не накрытый на стол обед, и щедроты, - для тех, кто ближе.
Но вникая в подпруги строк, основанием ближе к телу,
с замиранием понимал, для себя не того хотел бы…
Чуть пониже сидит бунтарь и за пазухой держит ножик…
Музу в губы не целовал, попытался…не вышел с рожи…
Панацеей от стуж и луж - не послужат объятья братства,
прорастить, да дарить цветы, заподозрят о панибратстве,
припадаю к обрывкам строк – разделителем постоянства…
Как-то Бродского упекли… за отгулы от тунеядства…
я в день вхожу, вскрывая его ниши,
на улице под старым фонарём,
мне осень в стекла беспокойно дышит.
В багровых шапках клёнов окоём,
у парков городских – городовые…
о чём –то с липами лопочут на своём…
мы под деревьями становимся глухие…
Ночь, уходя сжигает паруса,
цепляя крыши пламенем по ветру…
Ветра над крышами снимают тормоза,
и покидают гулкие вольеры…
В лазурной пропасти, где кончики костров
от парусов сгоревших отцветают,
громады белых караванов из слонов
вытаптывают тропы для пернатых…
Пройтись по кашице отживших лепестков
ногами босыми захочется невольно,
в них жар и радость летних отпусков,
и отпускать их жалко добровольно.
Я вижу жизнь сгоревшую дотла,
в них отзвеневший лета колокольчик,
печально уплывающий к стадам
из облаков, где бег он свой закончит.
Но что нам грусть, пока ещё живём ?
Пройтись по крыше, бегая за ветром…
Дела, проблемы - да гори оно огнём !
Твой день сегодня, ну и завтра будет – веруй !
Пускай несут печати облака
снегов, дождей и грусть, залётной стаей…
Махну вдогонку, выкрикну, – Пока !
Целую вас, и даже обнимаю… !
А выше утро из рассыпанных в нем стай,
и письма к небу почтой голубиной…
И хочешь - встань, расслабься и взлетай…
за церкви маковкой… парящей апельсином…
Прогноз – антициклон, с надеждой на два дня !
...зачеркнут, неожиданно, до планки горизонта,
над выцветшим рассветом тучи, словно фронда,
штамповкой под копирку… стадом семеня…
В том стаде утро не проснулось - в золотом,
рассвет улиткой, в меру захмелевший…
пополз по тротуарам с моросью вдвоём…
накинув плащ на день осиротевший…
День расписной ( здесь прочерк ), в грифельных тонах,
сутулясь, рыщет в дряхлых переулках,
шатаясь, листьями играясь и соря…
опять без золота под грифелем рисунка.
Иду по улицам, шагаю налегке,
и лужи под ноги бросаются, в надежде,
что я, как в детстве, на бумажном корабле,
по пояс мокрый, флаг зажгу на рейде…
Сентябрь дождём, настойчиво в стекло,
стучится третий день, размениваясь в лужи,
протяжно, нудно, в чём-то неуклюже,
и лужами весь город занесло.
Сменить пластинку, переполненный дождём,
сентябрь хотел бы, под настырным душем,
но дождь, напутствием, всегда кому-то нужен,
и души с благородством лечит, как вином…
Я под дождём, и друг мой, старый зонтик,
не в силах отбиваться от назойливых небес,
пытаемся в его постылой прозе
сюжеты прояснений рассмотреть…
И безысходность падает на плечи,
и дождь повис замоченным бельём…
но все дожди кончаются, и этот …
судом зимы к снегам приговорён.
Промокший город расправляет парусину
Мой город, засыпающий с дождём…
Зимою зябок и хронически простужен,
возможно был когда-то обессужен,
и навсегда к зиме приговорён.
Не мой черёд тебя с утра будить,
для разговоров о душе уже не молод,
а у меня к беседам давний голод,
и список тем хотелось обсудить.
Давай не будем об истории пока,
пока стоит цветущий, тёплый август,
ему и так осталось два денька…
всего то два денька, от поезда отставших.
Я помню небо до того, как выпал дождь,
в нём стаи сизарей за узким краем крыши,
и сонные, под золотом, макушки у церквей,
и их крестами атлас неба вышит…
Постой, постой ! Нам лучше подождать.
Закат и вечер… Хочешь видеть звёзды ?
И чёрный, захмелевший небосвод,
и выпить залпом разомлевший воздух ?
Оставь машину, на обочине поспит,
поля под вечер, вытоптаны в вечность,
и тополь часовым на страже постоит,
и мы, по списку, в главных подопечных.
Забытый богом, на просёлке путь открыт,
последний шмель и бабочка порхает,
пшеница по ветру так горестно вздыхает,
что захотелось с ней поговорить…
Сюда я раньше никогда не попадал…
и, слава богу, по дороге затерялись,
чёрт с ней, с дорогой, извини, что я ругаюсь,
но душу вечер будто пальцами размял…
Ты слушаешь ночь,
ты слушаешь ночь, я слушаю ветер…
Окна распахнуты настежь, порог в тишину…
Ночь прикорнула немного, а я не заметил…
с сонным созвездием правил на место луну.
Искры в глазах зажигают и делят пространство,
не постоянство твоё - заменяют дожди,
не постоянство моё – ожерелье из странствий
ветер безликий над морем моим закружи…
С ветром скитаюсь по жизни, он воет и ропщет,
листья теряют опору, а осень скулит…
Он опоздал, опоздал, мой слепой гардеробщик,
лист, оборвался, истёрся о пыльный гранит.
Ночь, только ночь, и вино, в опрокинутой кружке,
могут к тебе проложить через звёзды маршрут,
стану доверчивой, мягкой, любимой игрушкой,
Толпа зевак на улице, стыл берег,
и по реке гуляли теплоходы,
и я, такой же, проклиная непогоду,
ходил с зонтом, не радуясь совсем,
не принимая над собою эти своды
из-за дождя, который загустел.
И глядя в теплоходы у причала,
круги и хороводы под дождём,
задумчиво их палубы качали,
день показался окаянным бобылём,
я, одиночеством наполненный до края,
в промокших туфлях, это ли беда,
не принимал погоду у природы,
предчувствием, прелюдией греха…
И вспомнил, ослеплением годину…
над берегом, под ветром штормовым,
качался маятник, и неизбежность тризны