|
Одна пора года сменяет другую, чтобы в свою очередь смениться следующей, своим дыханием выкрашивая всё вокруг в свой собственный цвет, охлаждая или согревая камни Горменгаста... Бегут, бредут, ползут дни, меняются названия месяцев, поры года хоронят друг друга, приходит весна, а потом сквозь круговерть года другая, потом ещё одна и ещё одна. Ручьи и потоки, сбегающие со склонов Горы Горменгаст, то взбухают, то почти пересыхают. Каждый раз, когда приходит лето, склоны одеваются зелёным, в лесах лениво гудят пчёлы, сонливо воркуют птицы, перепархивают с цветка на цветок бабочки, неподвижно замирают на камнях ящерицы. И так повторяется из года в год, каждое лето - как эхо предыдущего. На корявых древних яблонях зреют яблоки, солнце посыпает стволы, листья и ветви россыпью солнечных пятнышек, в воздухе стоит столь густой сладкий запах, что в груди зарождается непонятное томление, сердце тает, превращается в слезу, это дитя воды и соли, зреет, питается летней печалью, созревает и падает, катится в пустоту, которая и есть наиболее верный символ состояния души. А дни ползут, бредут, бегут... Воздух вязок, солнце - как открытая рана на грязном теле нищего, лохмотья облаков разбросаны по израненному небу, которое замаранной тряпкой повисло над миром. А потом прилетают злые ветры, и обнажают небо, и разносят крики диких птиц по вдруг засиявшему миру. И Графиня стоит у окна... и смотрит Графиня в замёрзшие поля, раскинувшиеся перед ней... С месяцев опадают дни, с годов - месяцы. Мгновения, собираясь в волны Времени, бросаются на чёрную скалу Вечности... Мервин Пик, "Горменгаст" |

Мне бы домик подле храма У столетья на краю, Мне бы томик Мандельштама Да садовую скамью. Мне бы лёгкого соседа — Муравья и воробья, Полупьяную беседу О повадках бытия. За окном глядятся в воду Облака и фонари. Мне бы тихую свободу Не снаружи, так внутри... © Вадим Семёнович Жук советский и российский актёр, сценарист, поэт, теле- и радиоведущий. (30 января 1947, Ленинград - 20 марта 2025, Суздаль) |
Приезжайте. Не бойтесь. Мы будем друзьями, Нам обоим пора от любви отдохнуть, Потому что, увы, никакими словами, Никакими слезами её не вернуть. Будем плавать, смеяться, ловить мандаринов, В белой узенькой лодке уйдём за маяк. На закате, когда будет вечер малинов, Будем книги читать о далёких краях. Мы в горячих камнях черепаху поймаем, Я Вам маленьких крабов в руках принесу. А любовь - похороним, любовь закопаем В прошлогодние листья в зелёном лесу. И когда тонкий месяц начнёт серебриться И лиловое море уйдёт за косу, Вам покажется белой серебряной птицей Адмиральская яхта на жёлтом мысу. Будем слушать, как плачут фаготы и трубы В танцевальном оркестре в большом казино, И за Ваши печальные детские губы Будем пить по ночам золотое вино. А любовь мы не будем тревожить словами Это мёртвое пламя уже не раздуть, Потому что, увы, никакими мечтами, Никакими стихами любви не вернуть... © Александр Вертинский |
Чисто обутый человек осторожно обходит грязь, но раз оступился, запачкал обувь, он уже меньше остерегается, а когда видит, что обувь вся испачкана, уже смело шлёпает по грязи, пачкаясь всё больше и больше. Так и человек смолоду, пока он ещё чист от дурных и развратных дел, бережётся и сторонится от всего дурного, но стоит раз-другой ошибиться, и он думает: берегись, не берегись, всё то же будет, и пускается во все пороки. Не делай так. Запачкался - вытирайся, и будь ещё осторожнее; согрешишь - кайся (исправься), и ещё больше берегись греха... Трудно разбирать в жизни путь, чтобы не сбиваться, и когда сбился, опять выбираться на дорогу. И вот люди, чтобы не трудиться разбирать путь, тушат в себе единственный свет - РАЗУМ... © Лев Николаевич Толстой |
Когда-нибудь я открою какую-нибудь случайную дверь (да хоть шкафа или ночного магазинчика) - и окажусь там, где всё время хочу быть - ну вот старая дача, мокрые листья, веранда, нет телефона (никакого), есть кошки и, может быть (осторожно - большая умная собака), много книг и старых журналов, есть лампа, есть горячий крепкий чай с лимоном. есть хороший кофе, запущенный сад - и много много свободного времени. Для чтения, сна и - рисования. Мольберт, краски, натюрморты. И где-то там же - Петербург (пусть будет осень, не мокрая, сухая золотая осень), и я брожу - без дел и экскурсий, по дворам и набережным, и захожу в книжные магазины, и там листаю, читаю. покупаю всё-всё, что хочу, не глядя на цены и вес книг, пью кофе в маленьких кофейнях, хожу по антикварным лавочкам, приобретаю всякую мелкую потёртую чепуху, кутаюсь в шарф, иногда покупаю бутылку вина и пью её медленно на веранде, рассматривая альбомы с ведутами. А потом сплю, и просыпаюсь без будильника, а когда встаю - пеку капустный пирог и яблочный, и ко мне приезжают неожиданно но ожидаемо - несколько умных весёлых друзей. И они никуда не торопятся, и все живы. И всё хорошо. Всё. И слышно, как в саду падают яблоки. И где-то рядом, не очень далеко - море. такая банальщина, что даже стыдно признаваться. Но иногда, когда совсем устала и загнана, и от жары и суеты хочется выть - я представляю, что я уже там. Уже там... |