Без пустоты не бывaет нaполненности. Нaучись любить и тaкие дни, когдa всё остaнaвливaется. Когдa не можешь быть сильным, решительным, собрaнным. Я нaзывaю тaкие дни “кaнскa”, что с фaрерского – “может быть”. Когдa ни нa один свой вопрос не можешь ответить определённо – просто молчишь, спишь, ешь или идёшь по неприметной улице до тех пор, покa не полегчaет. А полегчaет обязaтельно. Сaмые суровые ливни зaкaнчивaются солнцем... / Хaруки Мурaкaми, "Норвежский лес" /

Что за странный вопрос!
А не пытались съесть его вместе с кожурой?
А, если бы лишь надкусив твёрдую и горькую кожу, сделали бы далеко идущие выводы о вкусе и мягкости всего фрукта?
Вопросы, безусловно, странные, однако, удивительнее всего то, что именно таким способом мы обычно и делаем выводы об окружающих нас людях, принимая твёрдый и жёсткий наружный слой души - защитную маску, кожуру, хранящую глубинные слои от разрушительных и опасных воздействий мира внешнего, за его подлинное содержание и суть…
Евгений Габелев, «Маски разума»

А как тесно человеку на планете, как боится он, что не разместится, не прокормится, не уживётся с другими себе подобными.
И не в том ли дело, что предубеждения, страх, ненависть сужают планету до размеров стадиона, на котором все зрители заложники, ибо обе команды, чтобы выиграть, принесли с собой ядерные бомбы, а болельщики, невзирая ни на что, орут: гол, гол, гол!
И это и есть планета.
А ведь ещё перед каждым человеком стоит неизбывная задача – быть человеком, сегодня, завтра, всегда.
Из этого складывается история...
Чингиз Айтматов, "Плаха"

Кстати, в море остаются следы от катера, от парохода.
Как в душах, как в умах. Как всюду, где нам кажется, что они исчезли...
© Михаил Жванецкий

Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю. Но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава.



Я был, конечно, неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли.

Как-то поздним вечером я вышел в сад, к колодцу. Я поставил на сруб тусклый керосиновый фонарь «летучую мышь» и достал воды. В ведре плавали листья. Они были всюду. От них нигде нельзя было избавиться. Чёрный хлеб из пекарни приносили с прилипшими к нему мокрыми листьями. Ветер бросал горсти листьев на стол, на койку, на пол, на книги, а по дорожкам сада было трудно ходить: приходилось идти по листьям, как по глубокому снегу. Листья мы находили в карманах своих дождевых плащей, в кепках, в волосах - всюду. Мы спали на них и насквозь пропитались их запахом.

Бывают осенние ночи, оглохшие и немые, когда безветрие стоит над чёрным лесистым краем, и только колотушка сторожа доносится с деревенской околицы.

Была как раз такая ночь. Фонарь освещал колодец, старый клён под забором и растрёпанный ветром куст настурции на пожелтевшей клумбе.

Я посмотрел на клён и увидел, как осторожно и медленно отделился от ветки красный лист, вздрогнул, на одно мгновение остановился в воздухе и косо начал падать к моим ногам, чуть шелестя и качаясь. Впервые я услыхал шелест падающего листа - неясный звук, похожий на детский шёпот...
© Константин Паустовский