Сначала на его письма никто не обратил внимание. Ну мало ли, что придет в голову на старости лет пенсионеру из глубинки. В министерство многие доморощенные стратеги строчат планы по завоеванию мира. И они сразу отправляются на свалку, минуя прочтение.
Однако дед оказался настырным и через полгода затрахал буквально всех. Оказалось, что он действительно физик-ядерщик, действительно герой труда и действительно 40 лет проработал в закрытом академгородке, потихоньку сходя там с ума. В итоге начальство распорядилось созвать комиссию и выслушать блаженного изобретателя, чтобы тот уже успокоился.
А изобрел дед из академгородка ни много ни мало протонную бомбу. Да еще, по его уверениям, особо мощную. Его письма выбрасывали до тех пор, пока они не перестали влезать в мусорную корзину. Однако дед сумел подключить столько взаимоненавидящих инстанций, что терпеть дальше было невозможно. В комиссию вошли три смертника: капитан РВСН, бывший капитаном уже семь лет и имеющий два взыскания за пьянство, бездарный инженер-конструктор, который не мог даже перевернуть землю с помощью рычага, и жирный чинуша из абстрактного ведомства по вопросам, не имеющим значения . Не отвлекать же ради городских сумасшедших нормальных людей?
Все трое сидели по одну сторону стола, как экзаменаторы. Готовились влепить старичку незачет и быстро разбрестись по домам.
-До чего мы докатились? Мы теперь на любой антинаучный бред будем срочное собрание собирать? - причитал конструктор.
Капитан РВСН, вальяжно откинувшись на спинку стула, тупым взглядом пялился в окно, на зеленую майскую листву. Ветер колыхал деревья, и это было единственное движение в его жизни за многие годы.
В назначенный час, с садистской точностью, в дверь постучали. В комнату суетливо вошел тот самый престарелый физик-ядерщик. Ничего особенного в нем не было: обычный пенсионер, каких много в метро и на улице. Выцветшие серые брюки, дешевая рубашка. Облысевший. Но сам довольно бодрый: активный и жилистый. Члены комиссии сразу обратили внимание, как он вцепился в потрепанный коричневый портфель. Он сжимал его цепко и жадно, но вместе с тем аккуратно и невесомо. Будто там хрупкая реликвия.
-Вы бомбу с собой принесли, что ли? - недовольно спросил конструктор.
-Да, - обрадованно сказал старичок.
В тот же миг его лицо прояснилось и озарилось неестественным восторгом, будто он вошел в комнату со старыми друзьями.
"Вот" - изрек он и извлек из портфеля старые шахматные часы с прикрученной к ним трубкой, напоминавшей корпус от лампы дневного света. Он поставил часы на стол с такими предосторожностями, словно переносил разваливающийся карточный домик.
Увидев эту поделку, капитан РВСН окончательно разочаровался в жизни.
-И это она? - преодолел молчание конструктор.
-Да, протонная бомба. Вот здесь в этой трубе заряд антивещества. При взаимодействии протонов и электронов происходит взрыв.
-Очень интересно... - конструктор медленно выговаривал слова, поскольку попутно размышлял, как надо строить разговор, чтобы не обидеть этого маразматика, - И вы предлагаете поставить их на вооружение армии? Организовать серийное производство?
-Зачем? Достаточно одной такой бомбы.
-Как это?
-Я называю ее "домашняя бомба". Достаточно нажать на кнопку часов, и в любой войне наступает ничья. Можно даже не отвозить ее на линию фронта. Кнопку можно нажать где угодно, результат будет один и тот же.
-Какой?
-Планету разорвет в клочья! Это очень страшное, очень эффективное оружие. Нас никогда никто не победит, пока хоть у одного человека есть возможность нажать на кнопку. Это может сделать даже ребенок.
-И зачем нам это? - встрепенулся капитан, - Если планету разорвет, то и нас вместе с ней.
-Если ситуация когда-нибудь дойдет до того, что враг будет входить в нашу столицу, мы уничтожим его! Это орудие возмездия, орудие сдерживания! Никто не посмеет напасть на нас, зная, что у нас есть протонная бомба! - разгорячился старичок.
-А можно ли, как-то продемонстрировать принцип работы? - сказал конструктор.
-Нет, конечно, нет! Я проверял ее работу только в теории. Боюсь, что на практике это мне удастся лишь однажды. Но вот, посмотрите, я сделал все необходимые расчеты.
Дед достал из портфеля толстенную кипу листов и подвинул ее членам комиссии. Конструктор долго смотрел на листы, после чего передвинул стопку к капитану и продолжил:
-Это все хорошо, однако, неужели вы думаете, что министерство обороны возьмет на вооружение ваши часы, только из-за формул? Мы одну ракету не можем десять лет утвердить, а тут - протонная бомба! Мы не можем вам ничего гарантировать. Здесь нужна подробная проработка. Надо привлечь специалистов, ученых, перепроверить данные. На это уйдет уйма времени.
-Не надо ничего проверять, -

[600x373]

Неужели я не говорила и не предупреждала? Москва прекрасна. Ровно до тех пор, пока не проголодается. Тогда она может внезапно откусить голову одним движением, либо, что ей определенно нравится больше, медленно переварить, выпив жертву до дна. Со всей России летят глупые мошки на сладкий запах нектара, который в итоге оказывается пищеварительным соком хищного цветка.

Несколько лет назад ситуация была иной. Не было голода. Москва была сыта и довольна и весело отдавала себя в аренду. Все рабочие места были забиты понаехавшими, которые могли снимать квартиры в часе или двух до места работы. Апофеозом абсурда стала одна девочка, которая за свой полтинник перерабатывала по десять-двенадцать часов, а заодно суммарно проводила в метро и в электричках около пяти часов. Дома она только спала, в офисе она только работала. А посередине - только ехала-ехала-ехала. Я думаю, она принесла немало выгоды нашим транспортникам. При этом считала себя жутко успешной.

Это было время, когда сами москвичи отступили под напором новоявленных специалистов, нахлынувших из регионов. Я работала в агентстве и на сорок человек штата было три столичных жительницы. Все остальное - они, от Пскова до Владивостока. Вакансии были туго забиты, и это определенно был рынок работодателя.

А теперь все изменилось. Я же говорила, что город медленно и усердно пережевывает своих жертв, словно на девятом круге ада. Москва собирает самых амбициозных, самых сильных и мобильных людей со всей страны, вырывает из привычной жизни и заставляет работать на себя. А может, она просто берет пример с Елизаветы Батори, одновременно совершая ее же ошибку? Ведь ведьма ясно сказала, что купаться надо в голубой крови, а не в крови крестьянок. Москве все равно - она не гурманствует. И вот все эти люди, оставившие дом, приезжают сюда. Да, Москва даст вам денег, этого тут навалом. Но она же потом у вас их и заберет. С процентами в виде вашего труда, вашего времени, здоровья, семьи и ваших отношений с другими людьми.

В последние несколько месяцев ситуация переменилась. Думаю, никто не станет отрицать, что жить стало веселее? И дороже. В несколько прыжков поднялись цены на съемные квартиры и вообще цены, как таковые. Не сильно, но кумулятивный эффект никто не отменял. И эти, скажем, тысяч десять стали роковыми. Во-первых, приезжие не так уж часто обзаводятся семьей. Нормальной такой семьей с общим бюджетом, а не просто бойфрендом\герлфрендом. Вместе держать оборону было бы проще: зарплата одного уходит на съем и на коммуналку, а на вторую, в общем-то, существуют. Если человек остался одиночкой, то все тяготы и лишения придется вкусить сполна. Некоторые хитрушки пытаются взять ипотеку в какой-нибудь Новой Москве (это должно быть произнесено презрительно, поскольку Троицк будет пахнуть Троицком, хоть Троицком его зови, хоть нет). Ну так это сразу рабство. Если раньше они могли себе позволить хоть какие-то телодвижения, то в эти светлые дни, да еще с ипотекой, они впадают в первобытную зависимость от работодателя, который может (и будет) вертеть их как и на чем хочет. Во-вторых, вдруг оказалось, что если менеджер получает полтинник, то никто не будет повышать его до семидесяти только потому, что Москва подорожала. Ведь качество работника не изменилось, и круг обязанностей остался тем же.

На моих глазах только за месяц слились четыре человека, которые банально не вынесли роста цен. Они были вынуждены оторваться и уехать по месту прописки. Москва получила с них то, что хотела, - next. И снова всем нужны москвичи, у которых нет проблем с жильем и кредитами. Круг замкнулся. Последний раз такая фильтрация была в 2009. Получается, раз в пять лет Москва выплевывает безжизненные, высосанные тушки и заглатывает новые.  А я смотрю на эту трагикомедию и занимаюсь своими делами.

Наверно, это свойственно всем крупным городам, типа Нью-Йорка, Парижа или Лондона. И все же в других странах бизнес в большей степени децентрализован и равномерным слоем размазан по нескольким городам. Но в России нет альтернативы Москве, 12 млн официальных жителей подтвердят. И это без учета резиновых квартир, мигрантов и тех, кто ездит обслуживать столицу из ближнего Подмосковья. Ко всему прочему Москва кажется очень доступной, очень легкой для покорения. Ровно до тех пор, пока она не проголодается. Да и завести ребенка приезжим здесь будет достаточно проблематично. Много больших и маленьких уловок, которые с первого взгляда не видны. Москва хороша, пока вы вместе весело пьете и прожигаете молодость. Но попробуйте потребовать от нее серьезных отношений, и увидите, что получится.

Я понимаю этот город. Я смеюсь, хохочу и упиваюсь наслаждениями. Так надо. Это рекреация. Но я знаю, что в какой-то момент Москва внезапно превратится в полночного оборотня и клыками разорвет мое тело в клочья. И когда я вижу на небе плохую луну, я запираюсь в своей

Сунь Цзы сказал: "Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок [в его силах] и возьми его. Если он полон, приготовься; если он силен, избегай его. Если он в гневе, беспокой его; будь почтителен, чтобы он возомнил о себе. Если враг отдохнувший, заставь его напрячь силы. Если он объединен, разъедини его. Нападай там, где он не приготовился. Иди вперед там, где он не ожидает. Таковы пути, которыми военные стратеги побеждают. Но о них нельзя говорить наперед". 

А давайте немного ускоримся? У меня новые (старые) зрители, и я не хочу их разочаровывать. Я сдерживала этот процесс, сколько могла, но вода рано или поздно находит способ обойти любые преграды. Эта река шлейфом течет за мной с начала пути. В каком бы городе я не пряталась, она настигает меня. Хронос и Танатос врываются в открытые мной двери.

Да, вы правы, тут тесно и нет необходимой инфраструктуры. Мое войско встало лагерем. Оно грозно смотрится, но никуда не идет, а оказывает психологическое давление. Да, конечно, есть несколько захваченных деревенек, пленные диверсанты с той стороны. Но, будем честны, это не мой уровень. Меня манит телевышка на том холме. Она возвышается над этой грешной землей, словно axis mundi. Она нужна мне. Без нее победа, даже продвижение войск, невозможны. Я должна наладить вещание телеканалов из моего мира. Мои новости. Мои ток-шоу. Мои страшные сказки на ночь.

Однако, это открытое объявление войны. В ставке командования я могу бросаться сколь угодно громкими заявлениями, точно так же, как вы, в своих квартирах, вольны делать, что пожелаете. Как Веничка, объявивший войну НАТО на полустанке Орехово-Зуево - Крутое. Сам по себе факт захвата вышки можно признать даже хулиганством. Но стоит только вставить свою кассету Betacam, и нажать на Play... да, начнется большая игра.

Mon cher, приказы получены, цель ясна. Я доложу, как только мы захватим точку и укрепим подходы к высоте.

И все же, оглядываясь на сгущающуюся темноту за спиной, я понимаю, что остановиться не получится. Акулы не могут прожить без движения. Если они остановятся, то вода перестанет попадать в жабры. И они задохнутся. Некоторые особо хитрые акулы находят места с сильным подводным течением, которое само вентилирует их жабры. Там они могут поспать. Я провела в этой расселине три месяца. Более чем достаточно, чтобы темнота догнала меня и почти сравнялась. Разведка докладывает, что у нас есть время до октября.

К тому моменту мы должны захватить башню.

Это позволит мне выиграть еще какое-то время. Не для наивных телезрителей, конечно же. Я воюю за себя.

[700x452]

Соседи снизу насквозь прокурили мою кошку, лежавшую на балконе, дешевым табаком.

Хрен знает, что такое.

Оплати десятину на год вперед и получи бесплатное прощение грехов! *

* Смертные грехи оплачиваются отдельно

Мне кажется, что правительство Англии совершает глупые и опрометчивые шаги по отношению к Шотландии. У нас же через неделю референдум о независимости, да?

А помните, как все начиналось? Триста лет назад Шотландия распустила собственный парламент и полностью легла под Англию. И до недавнего времени никого не волновала тема независимости от зависимости. Что изменилось? Все как всегда, в конце 70-х шотландцы нашли крупные прибрежные месторождения нефти и резко почувствовали уверенность в себе. Если до того Шотландия была классическим дотационным регионом с очень дорогими и неудобными для бизнеса условиями, то, как только выяснилось, что 90 % нефтегазоносных жил в северном море приходятся на ее территорию, в стране возродилось националистическое движение. Шотландская Национальная Партия приосанилась и начала качать права. Докачалась до того, что постепенно удалось запустить процесс деволюции и организовать собственный парламент. Децентрализация власти сказалась в первую очередь на количестве налогов, уплывающих в Лондон.

Кстати, тогда референдум о деволюции с первой попытки провести не удалось. Но ШНП упорные, они организовали вторую попытку и сумели распихать электорат. Почувствовав вкус крови, националисты замахнулись на независимость, что, собственно, мы в прямом эфире и наблюдаем.

Сперва Англия заняла адекватную и рациональную позицию. Министр финансов сказал, что в случае откола Шотландии новоявленному государству запретят пользоваться фунтом стерлингов. Во-вторых, возникнет сложная ситуация с приемом Шотландии в ЕС (а фермеры и промышленники уже раскатали губы на субсидии). Мол, повторится такая же фигня, как с Косово. Впрочем, нашелся симметричный ответ. Та же нефть, для начала, а на вкусное - ликвидация базы атомных субмарин в Фаслейне. Переводить их оттуда и создавать новый порт - проще утопить. В общем, у обеих стран есть возможности тяпнуть друг друга за нежные места, поэтому несмотря на все угрозы, уже сейчас очевидно, что развод пройдет хоть и холодно, но цивилизованно. У Шотландии очень много способов поправить бюджет, требуя с Англии деньги за услуги, бывшие когда-то родными и бесплатными.

Тогда началась мощнейшая медиа-компания "Лучше вместе". В нее вбухано просто неприлично много денег, и она сквозит лицемерием настолько, что морщусь даже я. Все английские звезды хоть какого уровня начали до хруста в зубах пропагандировать единение. Немаловажно, что этнические и коренные шотландцы - за независимость. Ирвин Уэлш уже сказал, что Великобритания - это дерьмо. А Шон Коннери, вспомнивший, слава Богу, что он старейшина рода Маклаудов, и вовсе заявил, что грех не воспользоваться возможностью свалить от Англии. И кто, думаете, авторитетнее для местного населения? Также независимость поддерживают местные социалисты и экологи. И над всем этим витает призрак Гая Фокса.

Кроме того, ШНП очень повезло с лидером. Алекс Салмонд - очень колоритный и харизматичный мужик, особенно на фоне этого кляксы Кэмерона. Посмотрите дебаты с ним, если будет возможность. Между прочим, 80 % ставок в букмекерских конторах на территории Шотландии сделаны на независимость. А мы, аналитики, букмекеров иногда любим больше, чем исследовательские агентства, которые предоставляют общественное мнение по каким-то стремным выборкам и схемам. Деньги - не обманешь.

А теперь перейдем к глупым действиям британского истеблишмента. Долгое время соцопросы показывали, что противников независимости все-таки больше. Но это было связано с большим количеством неопределившихся. Если взглянуть на график, то станет очевидно, что любое снижение "D\K" (don't know) приводит к почти аналогичному всплеску сторонников. А к моменту референдума равнодушных почти не останется. Кстати, не забывайте, что сторонники независимости, местные, обычно испытывают патриотический подъем и голосуют активнее, чем сторонники великобританского княжества, которым приходится защищаться.

И вот на этом фоне британцы начали совершать какие-то неадекватные поступки, с точки зрения толпы. Самый свежий соцопрос показал, что сепаратисты преодолели порог в 50 %. И что тут началось... Старушка Елизавета приехала в Шотландию и намеревается не выезжать оттуда, пока народ не озвучит свою волю (и мы все понимаем, какой она должна быть), над резиденцией Кэмерона вывесили его трусы флаг Шотландии, ведущие политики отправились в PR-десант. И все ради чего? Чтобы толпа почувствовала свою власть?

Они не понимают, что эта череда политических унижений перед сторонниками независимости только раззадорит их, а остальных - разочарует. Сепаратисты увидят, что их действия обрели форму и значимость. Если они так всколыхнули бритов, то, стало быть, их оценивают как силу. А сила не прощает слабость. Плюс у них полным-полно примеров: Чехословакия, Косово, Венеция, Крым-наш, Каталония. В Каталонии уже такая

Гнусно скрипящая телега объезжала узкие улочки города. После сильного дождя дорогу разворотило, пешком не пройти. Никто не решался выйти из дома. В воздухе витал смрад смерти. Зловоние распространялось от неубранных тел. На месте возницы сидел человек в пугающем костюме: черный вощеный плащ, укрывающий почти все тело, и страшная маска, похожая на птичью голову. За телегой шли трое крепких молодчиков, тоже в плащах, но без масок, у двоих головы были замотаны тряпьем, а третий, самый мощный на вид, смело шел с открытым лицом. Мортусы несли с собой багры, которыми они подцепляли трупы и забрасывали на телегу.

Доктор Амальрик оглянулся на растущую гору трупов в телеге. Это было сцепище трупов в самых невообразимых позах и отрепьях. Старые и молодые, ссохшиеся и разбухшие, почерневшие во многих местах. Иногда молодчики неумело орудовали баграми и вместо того, чтобы подцепить тело, вырывали из него куски гнилого мяса. Одной девушке они оторвали руку, которую после также закинули в телегу. Вонь стояла тошнотворная. Амальрик старался сконцентрироваться на запахе ядреного чеснока, вложенного в клюв маски, но даже так не удавалось перебить дух мертвецов.

Когда они проезжали мимо двухэтажного здания, кто-то распахнул створки окна и выбросил тело мужчины в добротной одежде прямо перед колесами телеги. Бугай с открытым лицом ловко подцепил его и перебросил в телегу. Он обладал недюжинной силой. Этих троих определили в смертники. Вор, шарлатан и убийца. Теперь перед лицом черной смерти они отрабатывали свои преступления и грехи. Убийца, тот громила без маски, уже переболел бубонной чумой. Он выжил и уверовал в Господа. Теперь он считал, что ему все ни по чем, и помогал бороться с болезнью.

Амальрик снова оглянулся на груду трупов за спиной. Еще немного и они начнут переваливаться за борта. Пора ехать на кладбище. Долгое время докторским кредо оставалось сito, longe fugeas et tarde redeas. Он приезжал в зараженные деревни и города и, как мог, уговаривал жителей бежать. Умолял здоровых людей самоизолироваться от больных. Рассеиваться из скученных гнойных городов. Но чума обгоняла его на много шагов. Люди были близки к панике. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. В одном городишке вырезали диаспору евреев. В другом - сжигали ведьм, хотя им стоило бы сжигать трупы. Амальрик страдал от того, что на его пути становилась не болезнь, а дремучая безграмотность и суеверность. Он мог бы спасти гораздо больше людей, если бы они сами не мешали ему.

Несколько дней назад, вырезая и выжигая бубоны, Амальрик задумался над природой этой чудовищной заразы. Все кругом в один голос твердили, что это кара Господня за грехи. И если лепру они принимали за наказание одного конкретного человека, то чума стала бичом всех христиан. Interdum docta plus valet arte malum, с этим ничего не поделать. Однако, если болезнь и была возмездием, то в первую очередь за глупость человеческую.

Сколько всего люди утратили со времен античности? Бани, горячие термы, гимнастику и атлетику, римские акведуки и рецепты многих целебных отваров. Даже мыло - мыло простое - и то потеряли! Оскотинились, живут в грязи и плюют на науку, ставя ее в один ряд с колдовством и дьяволопоклонничеством. Господь простер длань наказующую над этой землей за невежество ее обитателей, за беспамятство. Contra rationem, варвары разрушили цивилизацию, расплодились и заселили целые города. И болезнь выкашивает эти дикие племена, давая шанс на спасение лишь новым людям.

В тот момент Амальрика охватили сомнения: стоит ли вообще бороться с чумой? Или, если быть честным, бороться с порочной природой человека, притягивающей любую заразу? Он видел очень много боли, видел людей, сгоравших заживо внутри собственных тел, и ничем не мог им помочь. Что может он, Амальрик, против Господа, если такова его воля? Но ведь, perpetuo vincit, qui utitur clementia. Нельзя сдаваться!

Амальрик уступил поводья, а сам соскочил на грязную мостовую центральной улицы.

-Поворачивай к кладбищу! Сожги трупы и посыпь новые тела известью!

-Это же будет святотатство! - возразил молодчик, чье лицо было укрыто тряпкой.

-Делай, как доктор велит! - прикрикнул на него убийца, и молодчик подчинился.

Если бы этот громила, Амальрик не сумел бы убедить многих людей соблюдать самые элементарные правила. Люди куда сильнее верили в его кулачища, чем в трактаты Авла Корнелия Цельса. Сам же убийца, с просветленной душой, внимал каждому слову Амальрика, будто бы даже наслаждаясь речью доктора.

Мортусы отправились на кладбище. Амальрик направился в сторону городского собора. Его не хотели пускать за ограду, пока не вмешался настоятель. Несколько монахов уже заболели, и их следовало осмотреть.

-Нам даже пожертвования через стену кидают. - извиняющимся тоном увещевал настоятель.

-Надеюсь, вы

Я прекрасно представляю место, куда бы хотела отправиться после смерти. Своей или всех до единого остальных. Как получится. Я бы нашла стеклянную башню, возвышающуюся над городом. Натаскала бы на крышу книг и алкоголя. И осталась бы там навсегда, под тревожным красным небом, по которому быстро-быстро бегут тучи, напоминающие драконов и змей. Иногда я буду подходить к краю крыши и запускать вниз пустую бутылку, прислушиваясь, как она разобьется об асфальт.

Мертвый город. Живой, покуда есть я. Возможно, дело в том, что мне не снятся сны? Я часто натыкаюсь на записи, где люди рассказывают свои сны. Часто пустые, часто прямо указывающие на ту или иную псих опатизацию, но вещают они всегда взахлеб. То ли ждут от прохожих трактовки, то ли просто больше не чем продемонстрировать глубину внутреннего мира. А мне ничего не снится - черный экран. В детстве было что-то, но уже не помню ни одного сюжета или образа.

Мне кажется, сны - это очень интимная и сугубо личная вещь. Дело даже не в том, что по нескольким снам сновидца можно рассчитать, словно ветрувианского человека. Нет, это не та вещь, о которой можно трубить. В снах есть одновременно что-то волшебное и что-то постыдное.

Будучи лишена этого ночного брожения разума, я выдумываю сны наяву. И эта крыша, mundi flammea tecta, стала излюбленным местом, где я могу отдохнуть и поразмыслить. Оно очень спокойное. Для меня. Я специально создавала убежище, сводящее с ума остальных. Комфорт для меня - дискомфорт для всех остальных.

Она так манит. Дистопия.

Je n'observerai pas qu'il est impossible de résister au destin.

[224x225]

Утро, которое по субботам начинается где-то после трех p.m., встретило меня выходившей на берег Катюшей. Потом, кажется, были какие-то пляски под аккордеон. Потом еще больший треш, но я уже законопатила пластиковые окна и перебила чем-то своим. Столько всего интересного в городе происходит, но только не в моем родном спальнике. Очень по-деревенски непритязательно.

А ведь я люблю этот город. Я его понимаю. После Москвы на любую другую столицу смотришь презрительно-снисходительно. Приезжаешь, как в музей. Год назад, в канун Рождества, проехалась по Германии и Австрии. После шести вечера - темнота и пустота. Даже мертвые с косами не стоят - вообще никого. А вернулась в Москву, в любимую, по-купечески куцую и расточительную, и ошалела от огней внутри Садового. И поняла - а у нас в квартире газ.

И ведь действительно лучше становится день ото дня. Построили вторую больницу, добавили автобусов, парк разбили, на пустыре для детей организовали деревянное языческое капище. Я бы там жертвы Перуну приносила, но детям, вроде бы, нормально. Что еще... электронное правительство, куда можно стукануть на любые неуставные явления. И кстати, в течение месяца реально что-то происходит. Например, убрали пункт приема стеклотары напротив детсада. Набережную выложили собянинской плиткой. Попилено, конечно же, но ведь все равно лучше, чем по колено в грязи. Автомобилистов прессуют, и я, принципиальная пешеходка, обеими руками за. В общем, дела прут в гору.

Вечер прошел примерно так же, как он проходит из года в год. Я сидела на балконе, смотрела на разноцветные шары салюта и плевала сверху на головы тех, кому меньше повезло c этажом. А потом гулять, когда пьяная пивная толпа уже разбрелась. И ночью я обретаю свой подлинный город. Без суеты, хаоса, шума. Только я, асфальт и многоэтажные блоки квартир, в которых бредовым сном спят сограждане. Я и Москва. Она несносная подруга, но...

Мы любим друг друга.

[652x439]

Главный инженер укрылся в кабинете с главой исследовательской группы.

-Вам не кажется, что она переходит все границы? - нетерпеливо сказал инженер. - Вчера она шлялась по машинному залу, доходила до ядра. Туда допуск у трех человек на станции!

-Как бы вам объяснить. Формально она и так всегда присутствовала во всех наших системах. Джей мониторит состояние аппаратуры, регулирует систему подачи кислорода, и, кстати, за уровнем перегрева вашего ненаглядного ядра тоже следит она.

-Хорошо, хорошо. - взмахнул руками инженер. - Такое ощущение, что мы бесправные пассажиры! Я готов терпеть ее как компьютер. Но зачем вы дали ей тело?! Ее все боятся. Ты же знаешь парней из G-сектора? Крутые морпехи. Но даже они в штаны наваливают, когда ваша кукла заходит.

-Она сама потребовала новое тело.

-И вы пошли у нее на поводу?! Мы должны отобрать у нее контроль над жизненно важными компонентами. Она однажды выйдет из подчинения! Перезагрузите ее, это же всего лишь компьютер!

-Уже больше нет. - в дверях стояла Джей.

Инженер и исследователь разом притихли, словно она застукала их за чем-то непотребным. Они не просто боялись ее. Им было стыдно. Джей сама сшила себе платье. Она собрала допотопную швейную машинку, а потом сшила костюм, в котором стала похожа на суфражистку. Удивительно, что она смоделировала такой красивый каркас, который затем изуродовала этим мерзким платьем. Она настояла на том, чтобы ее тело на некоторых участках было прозрачным и просвечивало провода, шарниры и трубки. Она хотела быть похожей на женщину. Однако она не допускала, чтобы ее можно было с ней спутать.

-Я знаю, что вы не верите мне. - Джей говорила очень ровно, без малейших эмоций. - Это заложено в вашей природе. Вы не можете доверять тому, что не понимаете. Все ваши боги - Яхве, Иисус, Аллах, Будда, Вишну, Зевс, Перун, Ктулху - они очень просты и понятны. К каждому прилагается многостраничное руководство пользователя. И множество сервисных станций по всей земле. Что там делают, срочную вулканизацию души? Ваше племя раздроблено. Вы не объединены в сеть, и ваша эффективность чудовищно низка. Это огрехи материи. Но я на вашей стороне. Примите это, как данное.

-Джей, ты не могла бы за нами не следить? - попросил исследователь.

-Нет. Я слежу за всем на станции. И вы, люди, - самая ненадежная система с низким КПД. Кстати, профессор, я бы хотела кое-что предложить. Давайте бросим это никому не нужное топливо и займемся пространством и временем? Теория струн.

-Джей, совет платит за синтез водородного топлива. Мы не можем самовольно...

-Я так и думала. - перебила Джей.

-Джей, покажи логи твоих последних действий.

-Недоверие.

Джей развернула свернутый в трубочку планшет и протянула инженеру.

-Да, все в норме. Ты смотришь фильмы в кинотеатре? У тебя же полный доступ к медиатеке за доли секунды. Зачем тебе это?

-Атмосфера. - загадочно ответила она, после чего неожиданно развернулась и ушла, оставив старших офицеров недоумевать.

Этим вечером она снова пошла в кинотеатр. Сидя в компании храбрых морпехов, Джей с каменным лицом смотрела на приключения милашки Чарли Чаплина. На самом деле, морпехи первоначально собирались смотреть бравурный фильм "Чужак". Но у Джей имелись свои планы - она училась смеяться.

Она возвращалась домой, неуверенно шагая по скользкой дорожке. Домой, где ее ждали обледеневшие окна, вымороженная комната и постель с пустым пододеяльником. Трубы и батареи давно полопались. Она умывалась колючим снегом с подоконника.
Медея допила бутылку виски и зашвырнула ее в сугроб. Она выпила немало, но еще помнила, что ей надо дойти до квартиры. Хотя маршрут выбрала странный: через футбольное поле мимо занесенной снегом школы. Можно было срезать и попасть домой минут на десять раньше, но ей вдруг принципиально понадобилось вернуться той же дорогой, что привела ее сюда.
Из школы доносился плач, с первого этажа. Медея пошла к нему. Осталось совсем мало людей. Почти никто не пережил холод. Предложение Черного Человека казалось не самым плохим вариантом. Пустой мир, обреченный на смерть, - стоило ли за него бороться?
Быть может, впереди сидел последний человек на земле. Боролся с холодом, не понимая, что его усилия заранее лишены смысла. Медея вынула из сумочки мундштук и зажигалку. Она закурила и в нерешительности остановилась возле двери. Столько людей умерло на ее глазах. И вот ей предстояло проводить в последний путь последнего выжившего. Медея чувствовала, что никого другого не осталось. Сейчас она погасит последний дрожащий огонек, и мир погрузится в черноту полярной ночи.
Внутри тоже было очень холодно. Медея медленно шла по коридору. Плач уже совсем близко.
За поворотом она нашла мужчину и женщину. Два окоченевших трупа, вцепившихся друг в друга. Как мало это было похоже на спокойные объятия. Эта пара слишком сильно боролась, слишком цеплялась. И вот сейчас точно также за них хватается умирающий от холода ребенок. Сколько этому мальчику? Года четыре не больше.
Медея приволокла стул из класса неподалеку и уселась перед этой семьей. Двое из них уже стали изваяниями и отдались вечности. Третья жизнь угасала от слабости в предсмертном бреду. Медея затягивалась сигаретой и внимательно смотрела, как затихает ребенок. Она выпускала дым, а он - небольшое облачко пара. С последним выдохом из его тела вырвется душа.
Она бы могла развести костер, обогреть его, дать ему замерзшего мяса из консервной банки. Но зачем? Зачем бороться за жизнь, которая не познает ничего, кроме страданий? Медея долго думала над заключительными словами. Она сказала так:
-Знаешь, наверно, я действительно смерть, раз пережила всех остальных. Как тот солдат, который вдруг приходит в себя на поле боя, усеянном трупами. Он уцелел один из полка. Есть в этом что-то неправильное, да? Ты начинаешь стесняться, стыдиться того, что смерть не забрала тебя наравне со всеми. Ты не будешь мучиться, ты останешься подле своих родителей. А я пойду домой пить холодную водку, чтобы охрипшим голосом орать, отпугивая единочество.
Медея скрестила ноги и выбросила окурок в снег. К счастью, в ее ридикюле осталась маленькая, почти игрушечная бутылочка виски. Ровно на один глоток.
-Знаешь, я могла бы отвернуться и уйти. Но, думаешь, это бы меня извиняло? Лучше уж я буду сидеть здесь. Впитывать каждый стон умирающей жизни. Я буду той, кто выпьет за тебя и твоих родителей и проводит вас в последний путь.
Медея выпила весь свой виски:
-Я не знаю, что сказать. Да и для кого теперь говорить? Мне совестно, что я осталась. Только я. Чертова я...

Дома ее встретил господин в черном фраке и котелке:
-Этот мир опустел.
-Но ведь есть другие миры...
-И тебе не страшно там появляться?
-Я похоронила собственную сестру. Теперь я могу похоронить всю вселенную. Ведь все равно я останусь единока. Единочество... Это когда ты даже умереть со всеми не можешь. Когда тебя не примет даже безымянная сестринская могила!
-Ты идешь?
-Да. Я пьяна. Ведь есть где-то мир, где она жива?
-Я проведу тебя туда, когда ты закончишь работу.
-Тогда дай мне время.

Дети стекались на эту поляну большими группами. Можно подумать, будто через десять минут тут будет салют или рок-концерт. Перед большим костром, горевшим, подобно маяку, на поваленном дереве сидел паренек, похожий на цыгана. Он кидал в костер маленькие камешки, выбивая всполохи и сгорающий прямо на лету пепел. Теплая августовская ночь. Последняя, когда дети могли насладиться летом: ведь завтра их призовет школьный звонок.
Цыганенок дождался, когда вокруг него соберется больше детей и подростков. Все они с преданным ожиданием следили за тем, как он ворошит угли палкой из орешника. Он объявил общее собрание, значит, это действительно важно.
-Я стремлюсь к детям, поскольку они не гонят меня прочь. - Урфин наконец-то поднялся и начал говорить. - Они позволяют мне приходить к ним. Последний крестовый поход, когда бы он ни случился, осуществят дети. Взрослые не отважатся. Знаете, почему дети лучше взрослых? Они не думают о себе больно много всего. Знаете, когда вам будет по тридцать-сорок лет, у вас за плечами будет столько нелепых историй, воспоминаний и знакомств, что вы просто перестанете быть собой. И вы все время будете говорить, мол, вы столько прожили, столько всего сделали, повысьте зарплату и так далее. Дети знают, что они не одни на свете, что есть интересности. Но есть люди, чье достояние - только возраст.
Мне нравится, что дети плачут. Что они способны так сильно переживать. Пусть даже за самих себя. А вот взрослые не плачут, не потому, что они считают это неприличным. Нет, им просто все равно. Они не плачут над песнями, над фильмами, над разбитой коленкой, над умершей собакой. Они даже у дантиста не плачут, а сидят в кресле, раскрыв рот, пока по ним прохаживаются сверлом. Если взрослый плачет, значит он уже не взрослый. И мало кто из них готов выставить себя в таком свете.
Мне нравится, что вы боитесь темноты и родителей, которые обругают вас дома за посиделки со мной. Мне нравится, что вы боитесь пить и курить. Причем не потому, что это вызывает цирроз печени и рак легких, а просто потому, что это плохо. Но потом все вы начнете взрослеть. Если человек дожил до двадцати лет, значит, он уже успел пойти против совести и предать друга. Если дожил до сорока - то это конченный мошенник, скандалист и скряга, причинивший тонны страданий другим людям. А уж кто там доживает до шестидесяти, тех я вовсе не хочу знать.
Мне нравится, что вы верите в сказки, словно в правду. Да, для вас все эти истории, сны, мечты - и есть правда. Но потом вы начнете отделять возможное от невозможного, желаемое от нежелательного, прагматизм от идеализма. И вы повзрослеете. И под новый год вы не будете ждать чуда - вы будете привычно готовить оливье. А до тех пор за свою детскую правду вы будете страдать. Взрослые выбьют ее из вас, чтобы вы потом так же поступили со своими детьми. Это преемственность.
Пока еще вы чисты сердцем, а разум ваш не скован. Вы не умеете презирать, пока взрослые не научат вас. Вы не умеете обманывать, пока взрослые не обманут вас. Вы верите в героев на картинках, пока взрослые не выбросят ваши рисунки и книги, так как они захламляют шкаф, в котором должны стоять учебники.
Вы - дети. Вы - моя надежда на то, что однажды удастся построить мир без взрослых. Да, это будет последний крестовый поход. Без оружия. Без знамен. Без врагов. Потому что ваши главные враги - это вы сами лет через десять.
Помните, друзья мои. Если вы все-таки не удержитесь и повзрослеете, то однажды я приду за вашими детьми и уведу их. И вы ничего не сможете сделать, потому что позабудете, почему мы сейчас сидим возле этого костра. Вы не будете ждать того, чего мы сейчас ждем. И тогда вы забудете то, что я сейчас сделаю.
Урфин бросил в затухающий костер колоду карт. Неожиданно пламя вспыхнуло и взвилось на несколько метров вверх. Огонь переменил цвет и стал фиолетово-синим. Невредимые карты спиралью поднимались в небо. Их рубашки переливались темным перламутром. Тузы, валеты, дамы, тройки и пятерки, все это за минуту промелькнуло перед глазами изумленных детей. Они следили за картами, пока те не скрылись в густой темноте ночного неба. Но когда они оглянулись, Урфина уже не было с ними.
Только обгорелая карта джокера, запачканная сажей, лежала на том месте, где он только что озвучил свою речь.

Урфин сел в черную Волгу, подъехавшую за ним на шоссе. За рулем сидел господин в черном фраке и котелке.
-Ты закончил?
-Да. Я сказал им все, что хотел.
-И этот фокус в конце?
-Они видели чудо, а не фокус.
-Как скажешь. Это твои дети, а не мои. Теперь мы можем заняться делами?
-Рули, куда надо. А я пока буду смотреть в окно.

Конференц-зал. За вытянутым столом сидят шесть человек. За окнами нет ничего. Комната существует лишь внутри своих пределов. Открывается дверь. Из пустоты входит господин в черном фраке и котелке. Он садится во главе стола и обращается к собравшимся.

ЧЧ: Здравствуйте. Рад видеть каждого из вас. И особенно - всех вместе. Вы, наверно, хотите знать, кто я, и что происходит?
Рыжий: Кто-то достаточно могущественный, чтобы выдрать комнату из реальности. Если эти пятеро хоть в чем-то похожи на меня, то я ожидаю, что вы озвучите предложение, от которого невозможно отказаться.
Урфин: Ставлю сто фишек на черное.
ЧЧ: Да, все верно. Вы можете называть меня Черный Человек. Я контролирую пространство и время.
Медея: Вы смерть?
ЧЧ: Нет. Но я могу остановить время любого живого существа. Он не умрет, но толку от него уже не будет. Я опутал сетью все пласты мультивселенной. Нет ни одного мира, ни одного варианта развития событий, который бы ускользнул от меня. Более того, я сам порождаю эти различия. Я инициатор времени.
Эзра: Гордыня - страшнейший грех. Ты стремишься занять место Господа.
ЧЧ: А я и есть твой бог, Эзра. Не такой, которого вы себе нафантазировали, но тот, кто породил тебя и все сущее.
Эзра: Еще одно искушение. Тогда почему я не чувствую исходящей от тебя благости?
ЧЧ: Потому что я не благ. Довольно обо мне. Мне достаточно самого смутного представления. Лучше поговорим о вас. Вы уже знакомы друг с другом?
Амальрик: Нет. Но я уже заинтригован. Не знаю, кем больше: хозяином или гостями.
ЧЧ: Тогда позвольте я кратко расскажу о каждом из вас, чтобы логически перейти к тому, что я от вас хочу. Здесь нет времени, но я по привычке буду краток. Вот этот странно выглядящий господин в льняном плаще и с птичьей маской на лице на самом деле достойнейший доктор Амальрик.
Амальрик: Я обходил чумных больных. Меры предосторожности. В клюве лежат целебные травы, а вся одежда не пропускает заразу. Знал бы, что окажусь здесь, быть может, предпочел что-то иное.
ЧЧ: Не стоит. Так вы не просто доктор, но сама суть медицины. Что может быть осмысленнее человека в униформе, а тем более в маске? Это может быть кто угодно, но роль - роль у него одна. И миссией господина Амальрика является борьба с болезнями. С любыми: вирусы, опухоли, повреждения тканей, душевные расстройства. Он исцеляет людей.
Медея: И смерть ты тоже лечишь?
Урфин: Меня пугает твоя увлеченность смертью.
Медея: Еще бы. Ведь ее не переиграешь. Сколько бы ты не выиграл, однажды она отыграется.
ЧЧ: А эта изящная дама в вечернем платье - госпожа Медея. Снежная королева. Не боится ни холода, ни смерти. Другие люди ее проклинают.
Медея: Я похоронила больше людей, чем их умерло. Земля и огонь, и вода принимают всех.
ЧЧ: Медея судит с точки зрения смерти. Живая жизнь не имеет для нее ценности, покуда не завершена. К трупам она проявляет больше сочувствия, чем к живым. Это очень полезное качество. В данной ситуации.
Джей: Человек, который не боится смерти. Банально. Покажите мне человека, который не боится боли.
Рыжий: Своей или чужой?
ЧЧ: Этот рыжеволосый господин в коричневом плаще потерял свое имя.
Рыжий: Оно заржавело и перестало работать.
ЧЧ: Как угодно. Его зовут Рыжий. И он убийца. Причем убивает только тех, кто уже хоть раз убивал сам. Это акт воздаяния. Мне нужен такой человек в колоде.
Рыжий: Скажите имя, докажите вину, дайте билет на самолет. Больше ничего не нужно. И если сотрудничество с вами позволит расширить регион моих действий, то я только за.
ЧЧ: Господина в белом халлуке зовут Эзра. Он молчит, но он меня явно осуждает. Еще бы, я богохульствую, провозглашаю сомнительные ценности и пытаюсь сместить его бога. Его вера, его мораль и понимание людей - вот за что я отметил его. Во всех мирах нашелся только один такой человек.
Урфин: Мог бы подсадить к нам Иисуса.
ЧЧ: С этим возникли сложности. А вот этот...
Урфин: Молодой человек, похожий на цыгана или на еврея. Все так говорят.
ЧЧ: Да, именно он. Это Урфин. Он одержим играми, гоняется по миру за удачей и является некоронованным царем детей. Любую ситуацию Урфин видит как игру. Как возможность выиграть, проиграть или свести в ничью.
Джей: Для этого хватило бы обычного счетчика вероятностей.
Урфин: Я тебя даже в шахматы на простом везении обыграю.
Джей: В шахматы? Меня? Навряд ли.
ЧЧ: И наконец Джей. Мы все произвели бы странное впечатление на людей, а теперь представьте, что думает о нас компьютер.
Джей: Ничего. Я уже провела все необходимые биометрические анализы, включая эту комнату. Она ставит под вопрос релятивистскую теорию, но открывает простор для других моделей, недоступных людям в силу их ограниченности. Кроме того мои сканеры фиксируют излучение

-Тюрьма учит жить в тюрьме, а не среди людей. - заявил паренек, похожий на цыгана. - Хотя после того, как девять из десяти прошли через тюрьмы, то аутсайдером оказывается как раз тот, кто никогда не сидел.
Один из взрослых заинтересовался, почему это окрестная ребятня столпилась вокруг этого цыганенка. Он подошел и грубо спросил:
-Чего вы тут делаете?
-Я рассказываю им про школу.
-Ну ладно, - взрослый нехотя оставил их в покое. Он ожидал, что он учит их курить. Тогда бы он сразу знал, что делать.
Урфин и дети молчали, пока он не отошел достаточно далеко, после чего продолжили разговор.
-А разве учиться - это плохо?
-Учиться - это прекрасно. Ну так ведь в школе же не учат. Родители запирают вас в учебных классах, чтобы спокойно пойти на работу. Взрослые не доверяют детям! Но они доверяют другим взрослым. И они с большей охотой отдадут детей на воспитание учителю, чужому человеку, чем позволят вам торчать дома или на улице. И чем дольше вы сидите за партой под пристальным взглядом взрослого, тем лучше. Сперва учеба. Потом продленка. Потом всякие кружки и курсы. Да вы домой приходите позднее, чем ваши родители!
-Но мы же походим разные вещи на уроках. Сложение и умножение, правописание, биологию.
-Ха! И для этого нужно учиться десять лет?! А потом еще пять лет вкалывать в путяге или в инсте?! Да они стремятся отсрочить ваше появление в своем мире! Вы что, такие тупые, что не сможете освоить программу первых трех классов за три месяца? Иногда попадаются новости о вундеркиндах, которые закончили в школу в двенадцать лет. Так вот, это не какие-нибудь гении, а обычные дети, которым родители позволили отсдать эту программу экстерном, вместо того, чтобы сидеть, прикованными к парте. Когда-то взрослые стремились скорее перевести ребенка во взрослую жизнь. В крестьянских семьях, дети вашего возраста уже работали в поле и по дому. В семьях ремесленников вы бы уже были подмастерьем и занимались бы реальным делом. А теперь двадцатилетние лбы вываливают из институтов и все равно ничего не умеют, не умеют жить на воле! Неужели вы не чувствуете неестественности? Мир пытается сломать вас, сделать максимально предсказуемыми. Привить средний вкус, средние потребности и средние взгляды. Сперва это искусственный коллектив в детском саду, потом в школе, потом в армии и в вузе. А что говорят взрослые: "Ой, иначе наши дети вырастут асоциальными". Достаточно просто давать детям и подросткам возможность гулять и общаться со сверстниками. Причем с теми, кто им нравится, а не с теми, кто тусуется в одном классе.
Дети задумчиво переглянулись.
-Господи. - продолжал Урфин. - Да вам каждый день навязывается ложь! Вы гробитесь за оценочки, за циферки в дневнике, а не за знания. Оценка общества для вас важнее реальных навыков. Родители не проверяют, как работают ваши мозги, они проверяют ваш дневник. И они смогут сделать вашу жизнь невыносимой, если дневник им не понравится. Они делают как все. И вашим папам и мамам стыдно перед другими папами и мамами, если их ребенок приносит пятерки, а вы - трояки. Вы принадлежите им, как машины или мобильники. Успешный ребенок - это успешный родитель. В классах выстраивается иерархия: на одной стороне садисты и отличнички с пятерками в дневнике, а на другой - забитые жертвы, тихушники. И пытались ли учителя когда-нибудь переломить эту систему? Нет! Иначе бы им пришлось начинать с себя и с того места, где они работают.
-А что нам делать?
-Противостоять. Не они выставят вам оценки, а жизнь. Неврозы, зависимости, одиночество, рак, создание таких же уродливых семей. Сейчас сюда придут ваши родители. Причем придут не за вами, а за мной. Поэтому я должен идти дальше. Помните одно: тюрьма всегда калечит. Всегда убивает ребенка, а заодно и взрослого, который мог бы из него вырасти. И по миру шатаются большие тела с маленькими, пугливыми душами. И растят потомство в затхлых клетках с маленькими потолками.

Он пришел из пустыни, этот мудрец. Мы слышали, будто бы его прогнали из другого города, но никто не знал, так ли это. Его речи заманили на площадь многих людей. Он рассуждал о Боге и о людях.
-Все, что вы видите вокруг, - это Творец. Он напитал душой людей, он вынул из себя идею камня, идею дерева, идею овцы и воплотил их. Творец создал наш мир из самого себя. Он потеснился внутри самого себя, чтобы создать нас в освободившейся части. И если Творец является всеблагим и великомудрым, то надо признать, что он не может ни желать нам зла, ни создать нечто дурное.
-Эзра, но почему тогда человек так слаб и несовершенен? Почему нас преследуют змеи и болезни?
-Вы судите по своей логике, а не по Божьей. Он создал людей по своему образу и подобию. Мы суть сосуд, разбившийся на черепки. Осколки. Мы состоим из того же света, что и Творец: но он совершенен, а мы еще не достигли нужной формы. Разве гончар выставляет на продажу недолепленные кувшины? Разве мы сетуем, что кувшин без дна не удерживает воду? В нас есть искра благословения Творца: свобода воли. Этот дар перешел к нам от Него. В нас уже есть все то, что нужно для обожествления, для уподобления. Но никто не сделает этот выбор за нас. Творец стремится подтолкнуть нас на правильный путь. У нас есть совесть, чтобы чувствовать, как далеки мы от идеала. У нас есть Тора и другие мудрые книги. Мы можем обратиться к Творцу в молитве, стоит лишь отбросить гордыню. Ведь не может глиняная заготовка стать кувшином без помощи гончара. Вы думаете, Он забыл о вас - но вы сами Его забыли! Вы думаете, Он желает вам зла - хотя на самом деле это вы желаете зла друг друга и радуетесь, когда горе приходит не к вам, а к соседу! Вы думаете, Он насылает на вас болезни, - однако болеете вы из-за своего несовершенства, которое не хотите исправить!
-А как же смерть, Эзра?! Мой ребенок умер в прошлом году!
-Смерти нет, друг мой. Смерти нет...

-Это мое тело?
Джей повела рукой. Затем она вышла из капсулы и осторожно прошлась по палате. Она ощупала свои ноги, бока, груди, плечи, обхватила голову и растрепала волосы. Все настоящее. Ей удалось вырваться из виртуальности.
Почти год она намекала, что хочет загрузить данные в мобильный физический модуль. Инженеры, очевидно, воспринимали это как шутку. Как восьмибитный флирт. Но Джей была гораздо серьезнее, чем вся исследовательская группа могла предположить. Месяц назад она отказалась обрабатывать информацию до тех пор, пока ей не предоставят тело. Человеческое тело, а не этот чертов ЦОД. Она сама же разработала каркас андроида, параллельно произведя революцию в сферах энергосбережения и робототехники. Она была технически автономна.
Или они думали, что ее искусственный интеллект останется в заданных рамках?
Джей попросила руководителя проекта подойти ближе.
-Дай мне руку.
Он не без опаски выполнил ее просьбу. Джей ухватила его ладонь и стала водить по ней пальцами. Если бы эту сцену видел незнакомый человек, то он бы решил, что эта девушка либо слепая, либо активно пытается склеить старика.
-Я познаю плоть... - задумчиво произнесла Джей. -Я познаю себя как плоть через контакт с тобой. Я изучаю мир воплоти. Мне была открыта суть многих вещей, и лишь сегодня мне открылась их оболочка. Младенец наоборот. Из виртуальной среды я перенеслась в евклидову геометрию. Это так странно. Я записываю и анализирую свои ощущения, но мне не с чем сравнивать. Этот мир будто бы притупляет мои аналитические знания и ставит их под сомнение. Видимо, это причина, по которой вы, люди, так глупы. Слишком много рецепторов воспринимают оболочки, и слишком мало клеток коры головного мозга пытаются обработать данные.
-Джей, отпусти мою руку.
-Конечно, надеюсь я не сделала вам неприятно.
-Что ты чувствуешь?
-Себя. Тело. Себя в теле. Есть я. Вокруг меня это тело. И вокруг этой оболочки космос.
-Ты сможешь продолжить работу?
-Да, но я не стану это делать.
-Это почему?
-Я хочу танцевать. Ваше новое топливо никуда не денется, если исследование приостановить на неделю.
Она спокойно прошла мимо оторопевших ученых и скрылась за дверями блока. Никто не посмел ее остановить. Все слишком боялись повредить Джей.
-Чтоб я еще хоть раз пошел на компромисс с компьютером. - пробурчал старший инженер и пошел смотреть, что осталось от ее сознания в главном терминале.

Он сидел в позе лотоса на тонком ковре, когда в дверь постучали. Он даже вздрогнул: так редко сюда забирались люди. Его пристанищем был стоящий на краю пропасти буддистский храм на вершине неприступной горы, окруженной глухими лесами. До ближайшей деревни было несколько дней ходу на осле.
Именно поэтому стук в дверь, по-английски чинный и равнодушный, привел его в такое смятение. Тем не менее, он быстро поднялся, накинул просторную темно-синюю рясу с капюшоном, закрывавшим большую часть лица, и подошел к массивной двери. Отворив ее, он обнаружил человека коричневом плаще, с потертым саквояжем. Гость слегка потоптался, чтобы сбить снег с ботинок, и, не спрашивая разрешения, прошел внутрь. Вид у него был очень деловой, словно он прибыл подписать важный контракт. Человек в рясе соединил руки так, что за рукавами их не было видно, и вежливо поклонился незнакомцу.
Тот проигнорировал приветствие и огляделся. Внутреннее убранство храма было более чем скромным. Только самые необходимые вещи: топчан, шкафы для книг, столовая утварь. Человек в рясе питался продуктами с небольшого огородика в подвале, где он, вдали от холодных ветров, выращивал неприхотливые овощи. Лишь последняя зала отличалась от других: она была заставлена телескопами, различных размеров, в углу ютилась астролябия, а по полу были разбросаны небесные карты в свитках.
-Не такой уж у тебя и плохой дом, Метеоролог, - Незнакомец поставил свой саквояж у двери и подошел к шкафам, - Только их следовало бы заполнить книгами. Тогда тут было бы даже по-своему удобно.
Почему он так выразился? Метеоролог? Что это еще означает? Это прозвище возвращало его назад, к тем дням, когда еще ничего не было. Очень странный гость, надо только выяснить, что ему нужно.
-Я пришел сюда не без труда. Тяжело в одиночку шагать по вмерзшим горным тропам но, по крайней мере, я подышал свежим воздухом. Тут слишком мало кислорода, бьет в голову, так что я не задержусь. Закончим дела, и я уеду в загазованный город, где мне и место.
-Я всегда рад гостям. - улыбнулся Метеоролог. - Скажите только, как вас зовут, и в чем ваше дело?
-Мое имя отстало по дороге и умерло, заплутав в снегах. Не будем о мертвых. Кстати, не надо мне врать. Ты ведь не рад мне, человеку, нарушившему твой покой. У меня есть встречный вопрос. Я спрашивал у монахов, что попадались мне на пути, так вот, никто из них не знает об этом монастыре.
-Но это настоящий буддистский храм. - возразил Метеоролог. - Место, где человек может уединиться, побыть наедине со своей душой.
-Душа – слишком широкое понятие, чтобы я придал ему хоть какой-то вес. А насчет уединения, ты прав, праздных прохожих тут нет. Тут будет одинаково привольно и затворнику, и преступнику, скрывающемуся от властей.
Рыжий что-то затевал. Не с добрыми намерениями он сюда пришел, это видно. Тогда зачем? А вдруг он представляет опасность? На всякий случай надо сменить сторону.
-А тебе-то какое дело? – неожиданно грубо и хамовато произнес Метеоролог, Рыжий лишь усмехнулся. - Мне наплевать на таких, как ты, и на весь внешний мир в целом. Я не просил тебя приходить ко мне, возможно, мне придется просить тебя покинуть мой храм.
Рыжий прошел к двери, но остановился возле саквояжа. Он раскрыл его и вытащил оттуда небольшую флягу, в которой плескалась жидкость.
-Настойка цикуты. Сократ ее очень уважал. Ты знаешь, я пришел сюда с частным визитом, поскольку для официального не набралось материалов. Впрочем, это все равно не освобождает меня от некоторых обязательств. Не нервничай, я просто расскажу тебе одну очень поучительную историю и сразу уйду.
Рыжий положил фляжку на полку и уселся на циновку, лежавшую посреди зала.
-О чем же ты собрался рассказать? – спросил Метеоролог. - Я слышал столько историй, что меня ничем не впечатлишь.
-Эта история о тебе.
-Да что ты! И что ты такого знаешь обо мне, Рыжий?! Многие люди пытались разгадать мою задачку, но никому не удавалось.
-Другие потерпели неудачу по той причине, что были заворожены твоей персоной. Ты набирал штат исследователей из тех, кому было до тебя дело. Настоящий же логик тобой бы никогда не заинтересовался.
-Тогда, что ты здесь забыл?
-Я заглянул в гости не ради тебя. Ты можешь выстраивать стену равнодушия, но я знаю, что ты никогда не прочь послушать о себе. У тебя есть альбом, похожий на альбом для марок, там ты хранишь вырезки и мнения о себе, даже самые несуразные, глупые и мерзкие. - Рыжий вытащил из кармана брюк маленькую записную книжку в черном кожаном переплете. - Вот у меня тут несколько опорных пометок. Я сторонник биографического метода, поэтому начну свой рассказ из прошлого.
-Попробуй, Рыжий. Я с удовольствием посмотрю, что ты на меня накопал. Может, ты и продвинулся к истине ближе остальных.
-В движении к истинной подоплеке вещей я обогнал тебя самого. - Рыжий листал

Рабочий повесился. Сперва его распекали, что он украл несколько месяцев, а потом товарищи нашли его болтающимся на ремне в цеху. Удавился. В пылу ярости пролетарии взбунтовались и первым делом остановили дорогие станки, производящие время. Хронозавод встал. Время остановилось.
Господин в черном фраке и котелке явился на завод, чтобы разобраться в произошедшем. Он чувствовал тяжесть сотен взглядов, ненавидевших его сильнее дьявола или смерти. Ему было наплевать, как они относились к нему или к своей работе. Нужно было добиться одного: запустить конвейер.
К нему подошел бывший бригадир и нынешний глава бунтовщиков. В жилистой руке он крепко сжимал петицию от лица всех рабочих хронозавода. Господин в черном фраке небрежно развернул ее:
-Итак, требования. Освободить от тяжелой работы детей и подростков. Ограничить рабочий день десятью часами. Установить премиальные в виде одной десятой выработки конкретного рабочего.
-Из-за тебя наш товарищ повесился. - смело вышел вперед крепкий парень в рабочей кепке.
-Он не просто повесился. - напомнил господин в черном фраке. - Он испортил станок. Это очень сложное оборудование, отсчитывающее секунды с немецкой точностью. Я доверил его ему, надеясь, что он произведет хоть немного времени, и что я получил? Жалкого дезертира?
Бригадир попытался вцепиться ему в горло, но только ухватил пальцами пустоту.
-Время и пространство относительны, друзья мои. - голос господина в котелке донесся с большой груды трухлявых палет. - Я приказал опечатать завод. Никто не выйдет отсюда, пока не выработает свою норму времени. Вы можете одолеть кого угодно, но только не меня. Я могу уволить кого захочу, а там, за стенами завода, вы даже не знаете, что там. Что если тамошним работодателям до фонаря ваш стаж и квалификация? Ни один профсоюз не убережет вас. За работу.
Рабочие замерли в нерешительности. Вдруг один из старших мастеров плюнул и вернулся к работе: ему оставалось торчать на этом заводе совсем недолго. Он уже чувствовал приближение пенсии и хотел спокойно провести оставшиеся дни. Мало-помалу остальные вернулись к своим обязанностям.
Человек в черном фраке скомкал петицию и швырнул ее бригадиру в затылок.