Умер мой учитель и большой Друг - Владимир Немухин.
Один из столпов "шестидесятых-бульдозерных", представитель неофициального искусства, считавшийся классиком второй волны русского авангарда, - скончался в Москве на 91 году жизни.
Ушла эпоха 60-х....
Немухин — один из лидеров Лианозовской группы (творческое объединение поставангардистов, существовавшее с конца 1950-х до середины 1970-х годов). Кроме того, живописец был одним из организаторов «Бульдозерной выставки» (1974 год, выставка картин на открытом воздухе в московском районе Беляево). В 1980-е годы Немухин долгое время жил в Германии, с 2005 года постоянно проживал в Москве. В 2008 году мастер стал почетным членом Академии художеств России. В мае 2015 года состоялась первая в России масштабная ретроспектива его работ.
Не буду публиковать фотографии его картин, которые при желании можно найти в интернете, а поставлю несколько из камерных, домашних зарисовочек, когда-то подаренных мне.
Терпкий горьковатый черный чай…
Душу греет сутки напролёт…
Есть он или нет «Собачий Рай»?
Где же он? Да знать бы наперёд…
Кружку я в руках сильней сдавлю…
Так, что заскрипит цветной фарфор…
Сердцем всем до дна тебя люблю…
Пес, с нелепой кличкой «Светофор»…
Ты – четвероногий пешеход…
С серою разбитою судьбой…
Ты сидишь на зебре круглый год,
Провожая каждого домой…
Дом твой - перекресток всех дорог…
Сон твой всё не сбудется никак…
Если бы Господь хоть как-то мог
Скрасить одиночество собак…
Радуга всего из трёх цветов…
Каждый цвет душе его знаком
Только я уверена, готов
Пес ее отдать за новый дом…
Он сидит по разным берегам…
Магистраль ему - родная мать…
И асфальт, что так привык к ногам
Лапы научился узнавать…
Здравствуй, Светофор, ну как живешь?
На, поешь... (котлеты принесла)...
Ты всю жизнь надеешься и ждешь
Этого счастливого числа...
Слушай, Светофор, а я хочу…
Я тебя хочу позвать с собой…
Душу твою лаской полечу….
Собирайся, брат, пойдем... пойдем домой!
Молча Светофор поднял глаза…
Молча морду положил в ладонь…
И из глаз горячая слеза
Обожгла мне сердце как огонь…
Пес вдохнул ноздрями пыль дорог…
И уткнулся скромно мне в башмак…
Если бы Господь хоть как-то мог
Скрасить одиночество собак!!!
Яркий разноцветный, словно май…
Коврик в коридоре для него…
Есть он или нет «Собачий Рай»
Знать, нам не дано, увы, всего…
Радостью полна его душа,
Но в глазах по-прежнему минор…
Спи, родной, не буду я мешать…
Спи, мой добрый верный Светофор…
Евгения Потёмкина
Я подойду к нему поближе,
А он подальше отбежит.
Чего ты испугался, Рыжик?
Неужто поздно нам дружить?
Но в дружбу верит кот не слишком,
Себя погладить не даёт.
Меня считает он врунишкой
И сам ни капельки не врёт.
Наверняка, его смешного
Успел обидеть человек.
Боится Рыжик боли новой,
А с прежней до сих пор в родстве.
Еду, конечно, принимает,
Но зорко бдит по сторонам,
Ведь осторожность соблюдает,
Людей изменчивость познав.
Его понять совсем не трудно,
Его труднее не понять.
И мы порой встречаем грубость,
Не чая грубость повстречать.
И мы порой тех обижаем,
Кто с нами ласков и открыт,
Кто нам довериться решает,
А получает только "Брысь!"
Легко плюём в чужие души,
Бездушьем осквернив свои,
Закон Любви спешим нарушить,
Как будто зло нужней Любви...
Как будто зло для сердца ближе,
Чем милосердная Любовь.
Прости меня, трущобный Рыжик,
За братьев, причинивших боль...
Богдан Филатов
Пес был стар. Даже по человеческим меркам количество прожитых псом лет выглядело весьма солидно, для собаки же подобная цифра казалась просто немыслимой. Когда к хозяевам приходили гости, пес слышал один и тот же вопрос:
– Как ваш старик, жив еще? – и очень удивлялись, видя громадную голову пса в дверном проеме.
Пес на людей не обижался – он сам прекрасно понимал, что собаки не должны жить так долго. За свою жизнь пес много раз видел хозяев других собак, отводивших глаза при встрече и судорожно вздыхавших при вопросе:
– А где же ваш?
В таких случаях хозяйская рука обнимала мощную шею пса, словно желая удержать его, не отпустить навстречу неотвратимому.
И пес продолжал жить, хотя с каждым днем становилось все труднее ходить, все тяжелее делалось дыхание. Когда-то подтянутый живот обвис, глаза потускнели, и хвост все больше походил на обвисшую старую тряпку. Пропал аппетит и даже любимую овсянку пес ел без всякого удовольствия – словно выполнял скучную, но обязательную повинность.
Большую часть дня пес проводил лежа на своем коврике в большой комнате. По утрам, когда взрослые собирались на работу, а хозяйская дочка убегала в школу, пса выводила на улицу бабушка, но с ней пес гулять не любил. Он ждал, когда Лена (так звали хозяйскую дочку) вернется из школы и поведет его во двор. Пес был совсем молодым, когда в доме появилось маленькое существо, сразу переключившее все внимание на себя. Позже пес узнал, что это существо – ребенок, девочка. И с тех пор их выводили на прогулку вместе. Сперва Лену вывозили в коляске, затем маленький человечек стал делать первые неуверенные шаги, держась за собачий ошейник, позже они стали гулять вдвоем, и горе тому забияке, который рискнул бы обидеть маленькую хозяйку! Пес, не раздумывая, вставал на защиту девочки, закрывая Лену своим телом.
Много времени прошло с тех пор… Лена выросла, мальчишки, когда-то дергавшие ее за косички, стали взрослыми юношами, заглядывающимися на симпатичную девушку, рядом с которой медленно шагал громадный пес. Выходя во двор, пес поворачивал за угол дома, к заросшему пустырю и, оглянувшись на хозяйку, уходил в кусты. Он не понимал других собак, особенно брехливую таксу с третьего этажа, норовивших задрать лапу едва ли не у самой квартиры. Когда пес выходил из кустов, Лена брала его за ошейник, и вместе они шли дальше, к группе березок, возле которых была устроена детская площадка. Здесь, в тени деревьев, пес издавна полюбил наблюдать за ребятней. Полулежа, привалившись плечом к стволу березы и вытянув задние лапы, пес дремал, изредка поглядывая в сторону скамейки, где собирались ровесники Лены. Рыжий Володя, которого когда-то пес чаще всех гонял от Лены, иногда подходил к нему, присаживался рядом на корточки и спрашивал:
– Как дела, старый?
И пес начинал ворчать. Ребят на скамейке собачье ворчанье смешило, но Володя не смеялся, и псу казалось, что его понимают. Наверное, Володя действительно понимал пса, потому что говорил:
– А помнишь?..
Конечно, пес помнил. И резиновый мячик, который Володя забросил на карниз, а потом лазал его доставать. И пьяного мужика, который решил наказать маленького Толика за нечаянно разбитый фонарь. Тогда пес единственный раз в жизни зарычал, оскалив клыки. Но мужик был слишком пьян, чтобы понять предупреждение и псу пришлось сбить его с ног. Прижатый к земле громадной собачьей лапой, мужик растерял весь свой педагогический пыл, и больше его возле площадки не видели…
Пес
Знаешь Бог, гениальное – просто…
Ты старался добру научить…
Я читала Псалом девяностый,
Чтоб от злобы себя защитить…
Мне казалось, что я заражаюсь
Тем недугом, который вокруг.
Здесь о ненависть я спотыкаюсь…
Во врага превращается друг…
Только небо – спасительный остров…
Я в него погружаюсь на миг…
И читаю Псалом девяностый,
Чтоб спасти и себя, и других…
Голоса окружают в маршрутках,
В магазинах, и в парках, дворах,
Призывая к войне – это жутко.
Если так – человечеству крах…
Эй, братва кошачая, давай-ка, валерьянку в рюмочки налей!
Ваша ненаглядная хозяйка празднует сегодня юбилей!
Кто сказал, что будет чай с печеньем?!- Приготовьтесь, - будет развлеченье:
Вместе покатаемся на шторах, и порвём обои в коридорах,
Вместе мы потыгыдымим вволю на огромных комнатных просторах,
Торт из шпрот, букет свежайших килек, розочки из докторской колбаски,
Наш банкет пройдёт в кошачьем стиле - вот что ждет нас в юбилейной сказке!
Юбилей, юбилей! – валерьяночки налей!!!
Над коробкой бумажной всё та же тоска,
Это к лучшему даже - а как же? - пожалуй что так.
Будет время теперь поразмыслить о пользе потерь,
И о том, как под дверью скребёт неопознанный зверь.
А погодка за дверью - ещё и не так поскребёшь:
Стоит глянуть в окно - как опять начинается дождь,
И всё капает, капает, капает, - будто назло,
И своими бездарными каплями губит стекло.
Узнаю - тот же почерк пустых вечеров...
Узнаю - тот же прочерк, и вновь ничего...
Только топчется, топчется зверь у дверей -
Рыжеватый, усатый, простуженный зверь.
Он охрип - как подпорченный влагой кларнет,
Он сипит - вместо "мяу" выходит дуэт
Двух безродных шипящих, - и те-то не сразу услышишь...
Я уже у дверей: - Мистер зверь, не угодно ль под крышу?
Он, войдя, осторожно обнюхает новый порог,
Пожует обнаруженный в туфле тряпичный шнурок,
И, оставив цепочку следов посередке ковра,
Заберется на старый диван и уснет до утра.
... И возможно, тогда я впервые себе не совру.
И возьму из коробки бумажной простой карандаш.
И возможно, тогда же простые слова подберу:
И мелодию эту простую - а проще куда ж?
Александр Щербина
Всё новое - хорошо забытое старое, эту истину знают все. И то, чем занимались наши прабабушки, сейчас открывается нами заново. Давайте же сегодня поговорим о наших увлечениях, и о том, насколько полезно для души и даже тела иметь какое-либо хобби. Поговорим о некоторых видах рукоделия.
Когда у человека есть увлечение, он не знаком с проблемой «лишнего» времени. А ведь именно от этого страдают многие вышедшие на пенсию люди. Когда уже нет необходимости ежедневно спешить на работу, образуется просто катастрофически много свободного времени. И, к сожалению, не все пенсионеры могут им распорядиться «как следует». Очень часто люди сосредоточиваются на своих недомоганиях и болезнях, чем только усугубляют их.
Тем же, кто ещё до выхода на пенсию имел увлечение, переход от активной трудовой деятельности к «заслуженному отдыху» даётся намного легче. Это с психологической точки зрения. Но, оказывается, определённые виды хобби помогают даже лечить довольно серьёзные заболевания. Об этом много написано, вспомним о доступном лечении и мы.
Каждому сегодня известно, что на теле человека имеется довольно много активных точек, воздействуя на которые можно управлять своим состоянием (как физическим, так и психическим). И очень много таких чувствительных точек находится на наших «золотых ручках». О таком понятии как "мелкая моторика", с помощью которой мы активизируем эти точки, теперь знают все.
Занимаясь каким-либо видом рукоделия, мы то и дело массируем эти активные точки, что не может не сказаться на нашем состоянии и самочувствии. И действенность такого своеобразного самомассажа подтверждена научно.
Вязание на спицах: лечит сердечно-сосудистые заболевания, заболевания системы пищеварения, зубные и головные боли, воспаления почек, благотворно действует при сотрясениях мозга, травмах позвоночника, расстройствах нервной системы. Способствует скорейшему выходу из депрессии, помогает «держать удар» при серьёзных жизненных потрясениях.
Вязание крючком: отлично помогает при головных, ушных, зубных болях. Лечит кардиологические и простудные заболевания, болезни печени и почек, заторможенность нервных процессов, склероз, остеохондрозы, боли из-за старых травм и повышенную утомляемость.
Вязание на «вилке»: Замечено, что этот вид рукоделия благотворно влияет при головных болях «нервного» происхождения, болях из-за старых травм, особенно «на погоду». Ускоряет процессы восстановления при нервном и физическом истощении организма, устраняет сухость кожи, улучшает состояние волос и ногтей. Помогает справиться с нарушениями в работе вестибулярного аппарата, лечит носовые кровотечения и плохую свёртываемость крови. Способствует избавлению от навязчивых страхов и идей, тормозит процессы старения организма.
Вышитое кружево: помогает при лечении сердечно-сосудистых заболеваний, судорог, послестрессовых заболеваний, хронических заболеваний без обострения. Лечит аномальные изменения голоса, различные фобии, бессонницу, раздражительность, упадок сил, нарушения в работе вестибулярного аппарата. Помогает справиться с полнотой, вызванной нарушениями в работе нервной системы.
Плетение кружев на коклюшках: это редкое по нынешним временам увлечение помогает преодолеть такие недуги как головные боли воспалительного характера, ушные и зубные боли, внутренние раны и язвы, экземы, воспаления мочевой системы, воспалительные заболевания носа, судороги ног, стенокардию и раздражительность. Кроме того, помогает справляться с различными комплексами, снять испуг, снимает шум в ушах и предупреждает развитие старческой глухоты, замедляет общее старение организма.
Игольное кружево: помогает при опущении внутренних органов, дисбактериозе, аллергиях на определённые продукты и ткани. Отмечено положительное воздействие при судорогах мышц шеи и лица, ухудшении зрения в связи с нервными потрясениями.
МОЯ ЛАДОНЬ ПРЕВРАТИЛАСЬ В КУЛАК!
![]() |
|
* * *
Только будьте со мною, родные мои.
Только будьте со мною.
Пусть стоят эти зимние, зимние дни
Белоснежной стеною.
Приходите домой и гремите ключом
Или в дверь позвоните,
И со мной говорите не знаю о чём,
Обо всём говорите.
Ну хотя бы о том, что сегодня метёт
Да и солнце не греет,
И о том, что зимой время быстро идёт
И уже вечереет.
Лариса Миллер
2005
"Найн. Русиш"
"Недавно был в Берлине. Вечером зашел в бар, не в «Элефант», как Штирлиц, но чем-то похожий. Сижу пью кофе. А у стойки три молодых и очень пьяных немца. Один все время что-то громко вскрикивал и порядком мне надоел. Я допил кофе, поднялся. Когда проходил мимо стойки, молодой горлопан чуть задержал меня, похлопал по плечу, как бы приглашая участвовать в их веселье. Я усмехнулся и покачал головой. Парень спросил: «Дойч?» («Немец?»). Я ответил: «Найн. Русиш». Парень вдруг как-то притих. Я удалился. Не скрою, с торжествующей улыбкой: был доволен произведенным эффектом. Русиш, ага.
А русский я до самых недр. Образцовый русский. Поскреби меня — найдешь татарина, это с папиной стороны, с маминой есть украинцы — куда без них? — и где-то притаилась загадочная литовская прабабушка. Короче, правильная русская ДНК. Густая и наваристая как борщ.
И весь мой набор хромосом, а в придачу к нему набор луговых вятских трав, соленых рыжиков, березовых веников, маминых колыбельных, трех томов Чехова в зеленой обложке, чукотской красной икры, матерка тети Зины из деревни Брыкино, мятых писем отца, декабрьских звезд из снежного детства, комедий Гайдая, простыней на веревках в люблинском дворе, визгов Хрюши, грустных скрипок Чайковского, голосов из кухонного радио, запаха карболки в поезде «Москва-Липецк», прозрачных настоек Ивана Петровича — весь этот набор сотворил из меня человека такой широты да такой глубины, что заглянуть страшно, как в монастырский колодец.
И нет никакой оригинальности именно во мне, я самый что ни на есть типичный русский. Загадочный, задумчивый и опасный. Созерцатель. Достоевский в «Братьях Карамазовых» писал о таком типичном созерцателе, что «может, вдруг, накопив впечатлений за многие годы, бросит все и уйдет в Иерусалим скитаться и спасаться, а может, и село родное вдруг спалит, а может быть, случится и то и другое вместе». Быть русским — это быть растерзанным. Расхристанным. Распахнутым. Одна нога в Карелии, другая на Камчатке. Одной рукой брать все, что плохо лежит, другой — тут же отдавать первому встречному жулику.
Русский человек мыслит колоссальными пространствами, каждый русский — геополитик. Дай русскому волю, он чесночную грядку сделает от Перми до Парижа. Какой-нибудь краснорожий фермер в Алабаме не знает точно, где находится Нью-Йорк, а русский знает даже, за сколько наша ракета долетит до Нью-Йорка. Зачем туда ракету посылать? Ну это вопрос второй, несущественный, мы на мелочи не размениваемся.
Лет двадцать назад были у меня две подружки-итальянки. Приехали из Миланского университета писать в Москве дипломы — что-то про нашу великую культуру. Постигать они ее начали почему-то — через водку. Приезжают, скажем, ко мне в гости и сразу бутылку из сумки достают: «Мы знаем, так у вас принято». Ну и как русский пацан я в грязь лицом не ударял. Куражась над ними - наливал и себе, и им - по полной рюмке, опрокидывал: «Я покажу вам, как мы умеем!». Итальянки повизгивали: «Белиссимо!» — и смотрели на меня восхищенными глазами рафаэлевских Мадонн. Боже, сколько я с ними выпил! И ведь держался, ни разу не упал. Потому что понимал: позади Россия, отступать некуда. Потом еще помог одной диплом написать. Мы, русские, на все руки мастера.
Больше всего русский ценит состояние дремотного сытого покоя. Чтоб холодец на столе, зарплата в срок, Ургант на экране. Если что идет не так, русский сердится. Но недолго. Русский всегда знает: завтра может быть хуже. Пословицу про суму и тюрьму мог сочинить только наш народ. Моя мама всю жизнь складывала в буфете на кухне банки с тушенкой — «на черный день». Тот день так и не наступил, но ловлю себя на том, что в ближайшей «Пятерочке» уже останавливаюсь около полок с тушенкой. Смотрю на банки задумчиво. Словно хочу спросить их о чем-то, как полоумный чеховский Гаев. Но пока молчу. Пока не покупаю.
Свою страну всякий русский ругает на чем свет стоит. У власти воры и мерзавцы, растащили все, что можно, верить некому, дороги ужасные, закона нет, будущего нет, сплошь окаянные дни, мертвые души, только в Волгу броситься с утеса! Сам проклинаю, слов не жалею. Но едва при мне иностранец или — хуже того — соотечественник, давно живущий не здесь, начнет про мою страну гадости говорить — тут я зверею как пьяный Есенин. Тут я готов прямо в морду. С размаху. Это моя страна, и все ее грехи на мне. Если она дурна, значит, я тоже не подарочек. Но будем мучиться вместе. Без страданий — какой же на фиг я русский? А уехать отсюда — куда и зачем? Мне целый мир чужбина. Тут и
«В неверии были зачаты,
в неверии выжили мы…
Отрицание. Как жить отрицая?
Как пойти, отрицая себя? Как уберечь, отрицая Тебя, Его, Себя»?»
Трудно поверить, но эти мучительные вопросы звучат в дневнике человека, который стал членом Союза художников СССР, не достигнув и тридцатилетнего возраста, который писал грандиозные картины о суровом труде строителей нового мира без Бога, художник, которого приветствовала советская номенклатура и критика. Приветствовала до той поры, пока душа художника не почувствовала жажду другой глубины и другого смысла.
Сегодня - об одном из Белых Ангелов России.
У Виктора Попкова никогда не получалось жить «слегка», работать «слегка». Эта трата себя по максимуму шла с детства: в школе — сплошные пятерки и в семье прозвище «головастый», в Суриковском институте, когда однокурсники делали в качестве дипломных по три-четыре работы, Попков готовил тринадцать, а став профессиональным художником, даже в заказных работах выжимал себя до капли.
Детство Попкова — заводская коммуналка в подмосковном городе Мытищи, недалеко от станции Челюскинская Ярославской железной дороги. Родители, вчерашние жители деревни, перебрались сюда в тридцатые годы. Трудный быт, нужда — мать одна поднимала детей: отец погиб в начале войны. Мать Попкова, Степанида Ивановна, вспоминала, как Виктор мальчишкой, впервые увидев на улице художницу за мольбертом, немедленно стал проситься к ней в ученики, и мать, простая, безграмотная женщина, внутренним чутьем доверяя сыну, не препятствовала его желанию, и вскоре они вместе со своим другом поступили в заводскую художественную студию. Судьба Попкова — это случай ясно выраженного, с детства услышанного призвания.
Он вошел в искусство в конце пятидесятых, в короткий период хрущевской оттепели, когда «после долгой и суровой сталинской зимы» оптимисты ожидали реформ в политике — либерализации режима, а в искусстве ощущался приток свежего воздуха, желание выйти за рамки официально утвержденного, закостенелого сталинского соцреализма. Режиссер МХАТа Леонид Леонидов еще в тридцатые годы записал в своем дневнике: «Что такое реализм? Это правда. Что такое соцреализм? Это правда, которая нам нужна». Вернее было бы отметить — правда, которая была нужна властям и которая прямолинейно утверждалась через искусство.
Оттепель навеяла иллюзии, что можно жить и творить свободнее — тогда развенчали культ личности Сталина, реабилитировали многих деятелей искусства и науки, репрессированных при сталинском режиме. Появилась возможность читать Ахматову, Есенина, которые не печатались в тридцатые-сороковые годы, познакомиться с современными течениями западноевропейской живописи — словом, стало возможным прикоснуться к культурной традиции, доступ к которой был перекрыт жестким идеологическим контролем в годы сталинского правления.
Это было время романтиков, социального оптимизма, когда сотни тысяч юношей и девушек отправлялись на освоение целинных земель, на ударные стройки коммунизма под аккомпанемент окрыляющих песен вроде «Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым».
Попков вместе с другими художниками тоже ездил на ударные стройки — Иркутскую ГЭС, Братскую ГЭС, делал бесконечные этюды, наброски, «высматривал жизнь». На целине написал ряд картин из серии «Люди целины». Ранние работы Попкова «Весна в депо» (1958 год), «На работу» (1958 год), серия «Транспорт» (1958 год) вполне соответствовали официальным идеологическим установкам времени — объявлять в искусстве о великих победах коммунизма, прославлять людей труда — строителей новой жизни. В этом не было для него внутреннего конформизма, не было ни интеллектуальных, ни нравственных соблазнов. «Художник призван писать о больших явлениях жизни» — такая формула есть в дневнике Попкова, тогда он искренне восхищался грандиозным масштабом строек, стремился «воспеть» энергию труда, молодости, и сам он в то время имел «крылья» юности, был увлеченным, открытым новым веяниям в обществе.
В 1961 году Попков
ИНФОРМАЦИОННОЕ ОРУЖИЕ (ГОЛЛИВУД, ОСКАР, ШОУ-БИЗНЕС)
[510x483]Люди с одинаковым стандартом поведения в одинаковой ситуации примут одинаковое решение. Значит, кто формирует ситуацию и стандарты, тот формирует поведение. Фактически это и есть неограниченная власть.
Завоевание мира происходит в два этапа. Первый шаг: разрушение традиционного сознания, слом вертикальных связей поколений, хранящих традиционное понимание мира.
Второй шаг: на расчищенной «поляне» насаждается единый рационально-потребительский тип сознания. Общество превращается в стадо, стремящееся к одной цели — увеличить потребление.
Разрушить внутренние связи могут информационные боеголовки, начинённые «взрывчаткой»: агрессией, эгоизмом, цинизмом, порнографией и прочим. Чтобы взорвать мировое сознание, нужно наладить массовое производство такой продукции.
Вопрос решается нетрадиционным способом. Борец за власть над миром не собирается сам производить «бомбы». Он понуждает к тому своих жертв.
Например, американская академия киноискусства есть инструмент понуждения. Она раздаёт Оскары, которым творческие туземцы радуются точно так же, как раньше радовались стеклянным бусам. Никто из туземцев не задаёт вопрос: за что его наградили. Со всех сторон ему все в один голос твердят: мол, за талант. Что ещё человеку для счастья надо?
Русская печь уникальна по своей сути. Печка на Руси согревала, кормила, освещала, стирала, сушила, лечила, прогнозировала погоду и заклинала мороз.
Русская печь никогда совсем не гасла. Она потихоньку теплилась в своем уголке при индустриализации, электрификации, газификации, и всегда была объектом пристального внимания ввиду своих замечательных качеств. Являясь очень важным элементом быта, русская печь по праву заняла свое заслуженное место в истории.
В разных уголках России русские печки имели разную форму, иногда встречались очень необычные экземпляры, но основные размеры все же соблюдались довольно строго. Русская печь - это массивная конструкция, ширина её составляла – 2 аршина (около 142 см), длина – 3 аршина (около 213 см), а высота от пола до лежанки – 2,5 аршина (около 180 см).
Курная русская печь (печь без дымовой трубы), использовавшаяся в Древней Руси на протяжении долгого времени была прообразом известной «русской печки». Когда же избы стали топить «по-белому», то пришлось озаботиться материалом для труб. Поскольку по трубе прямо из топки шли горячие газы, ее вынуждены были делать из огнеупорного материала – из битой глины или кирпича. Чтобы как можно лучше улавливать выходящий из печи дым, непосредственно перед устьем печи труба расширялась, образуя так называемый кожух. За сходство с предметом женской одежды, его еще прозвали епанчой. Впоследствии для устойчивости епанчу стали подпирать снизу двумя стойками, которые опирались на припечек. Возможно, что именно эти шестики и дали новое название припечку, который стали называть шестком.
Шесток – полочка перед устьем печи, на которой хозяйка могла держать в тепле приготовленную пищу. На шестке в сторонке сгребались раскаленные угли, предназначенные для следующей топки.
У простой русской печи шесток в основном предназначается для горшков и чугунов,которые отсюда вносятся с помощью ухватов в печь. Во время варки чугунки время от времени выставляют на шесток, чтобы проверить степень готовности варева и добавить что-либо. Сюда же хозяйка выдвигает их в конце варки перед тем, как отправить на стол.
Хотя в основном шесток служил подставкой для печной посуды, в некоторых случаях его использовали в качестве открытого камина. Например, нужно подогреть варево, а печь давно остыла – не затапливать же ее снова. На выручку и приходил шесток. На нем размещали небольшую кованую треногу, называемую таганком. Сверху на обод таганка ставили чугунок, кастрюлю или чайник. Устье печи закрывали заслонкой таким образом, чтобы ее ручка была повернута в сторону топки. Открыв вьюшку, под треногой разжигали небольшой костерок из коротких чурочек. Если таганком обзавестись не пришлось, из подпечка доставали два кирпича и ставили их на ребро на некотором расстоянии друг от друга. Между кирпичами также разводили костерок, а сверху ставили посудину с пищей или чайник с водой.
В боковой стене печи делались неглубокие ниши – печурки, где обычно сушили мокрые рукавицы и лучину для растопки. В теплом опечье в холодное время держали домашнюю птицу.
В русской печи обжигали глиняную посуду. В русской печки обжигали не только посуду, но и игрушки. Причем игрушки обжигались, как правило во время обычной топки.
В крестьянских избах печь располагали в углу избы, слева или справа от входа. Это не исключало установки дополнительных печей, но их использовали только для обогрева.
УКЛАДКА ДРОВ
Мало кто знает что в Русскую печь необходимо по особому укладывать дрова.
Дрова для того, чтобы они прогорали одновременно и давали хорошие угли, стараются наколоть и подобрать одинакового размера, без больших сучков. При этом, чтобы угли получились равномерными, дрова больше не подкладывают, а стараются протопить печь одной партией дров, держа жар от углей, как можно дольше. Чтобы растопить русскую печь дрова укладывают колодцем.
Укладывается от 7 до 13 поленьев, длинной деревянной лопатой, желательно как можно дальше от устья. Первое полено укладывается поперёк печи. Три следующих вдоль печи дальними концом на первое полено.5,6,7 поперёк второго,третьего, четвёртого
Живущий во Франции художник Нильс Глейен является большим почитателем высокой моды.
Во всяком случае, все его модели презентуют зрителю такие наряды, что сразу становится ясно - без кутюр не обошлось.
[539x700]
Источник: © Fishki.net
В самый первый раз греческий ювелирный дизайнер Лито Каракостаноглоу (Lito Karakostanoglou) использовала для создания ожерелий и сережек настоящих жуков. А потом она начала путешествовать в Индию, Нью-Мехико, Китай и Марокко (и вообще по всему миру) в поисках великолепных камней и оригинальных органических материалов.
Так получилась изящная коллекция зооморфных ожерелий из рубинов и черных, белых и коричневых алмазов.
Лито родилась в 1972 в Греции, обучалась маркетингу и рекламе в Бостоне. А в 1999 в Афинах она открыла свое ателье-магазин, в котором продавала свои уникальные ювелирные шедевры для частной клиентуры. В 2004 году она переехала в Париж и два года изучала там скульптуру и технический рисунок.
Красота, правда?
ЗАГОВОР НА ДЕНЬГИ - НА КОТА.
Если у вас есть кот, его и заговорите. Как он "запоет" свою песенку, гладьте его, крестите и наговаривайте на него:
Кот-коток,
мягкий бочок, сладкий голосок!
Коток мурчит, как ручей журчит.
Напой мне, коток,
Денюжку серебряную да денюжку золотую,
Как ручей намывает золотой песок.
Завяжу слово узлом - не срубить топором.
Аминь.
ВАРИАНТ НА КОШКУ
Есть для кота - будет и для кошки.
Кисонька-мурысенька,
мягкий бочок, сладкий голосок!
Кисонька мурчит, как ручей журчит.
Напой мне, кошка, денежек лукошко,
Денюжку серебряную да денюжку золотую,
Как ручей намывает золотой песок.
Завяжу слово узлом - не срубить топором.
Аминь.