Евгений Евтушенко
---
Очарованья ранние прекрасны
Очарованья ранами опасны...
Но что с того - ведь мы над суетой
к познанью наивысшему причастны,
спасенные счастливой слепотой.
И мы, не опасаясь оступиться,
со зрячей точки зрения глупы,
проносим очарованные лица
среди разочарованной толпы.
От быта, от житейского расчета,
от бледных скептиков и розовых проныр
нас тянет вдаль мерцающее что-то,
преображая отсветами мир.
Но неизбежность разочарований
дает прозренье. Все по сторонам
приобретает разом очертанья,
до этого неведомые нам.
Мир предстает не брезжа, не туманясь,
особенно ничем не осиян,
но чудится, что эта безобманность -
обман, а то, что было, - не обман.
Ведь не способность быть премудрым змием,
не опыта сомнительная честь,
а свойство очаровываться миром
нам открывает мир, какой он есть.
Вдруг некто с очарованным лицом
мелькнет, спеша на дальнее мерцанье,
и вовсе нам не кажется слепцом -
самим себе мы кажемся слепцами...
10-11 апреля 1963
Коктебель
Максимилиан Волошин
(Из цикла «Париж»)
Как мне близок и понятен
Этот мир – зеленый, синий,
Мир живых, прозрачных пятен
И упругих, гибких линий.
Мир стряхнул покров туманов.
Четкий воздух свеж и чист.
На больших стволах каштанов
Ярко вспыхнул бледный лист.
Небо целый день моргает
(Прыснет дождик, брызнет луч),
Развивает и свивает
Свой покров из сизых туч.
И сквозь дымчатые щели
Потускневшего окна
Бледно пишет акварели
Эта бледная весна.
<1902>
На старых каштанах сияют листы,
Как строй геральдических лилий.
Душа моя в узах своей немоты
Звенит от безвольных усилий.
Я болен весеннею смутной тоской
Несознанных миром рождений.
Овей моё сердце прозрачною мглой
Зелёных своих наваждений!
И манит, и плачет, и давит виски
Весеннею острою грустью...
Неси мои думы, как воды реки,
На волю к широкому устью!
<1905>
Художник: Головин Александр Яковлевич. Каштаны цветут. Картон, гуашь. 84х47. Воронежский областной художественный музей имени И.Н. Крамского.
Юлиус Векселль
(1838-1907)
Бриллиант на мартовском снегу
На снежном сугробе прозрачный
Блестит бриллиант изо льда,
Ни слезы, ни жемчуг не могут
Так ярко сиять никогда.
Таинственной грустью томимый,
Он блещет небесным огнем
И смотрит, как солнце восходит
В прекрасном сиянье своем.
И, страстно лучу поклоняясь,
К ногам его никнет с мольбой,
Целует его и, растаяв,
Дрожит непорочной слезой.
О, славная участь - любовью
К высокому вечно сгорать,
Сиять в его славе и, видя
Улыбку его, умирать!
Перевод: Дмитрий Семеновский
Александр Блок
Как мимолетна тень осенних ранних дней,
Как хочется сдержать их раннюю тревогу,
И этот желтый лист, упавший на дорогу,
И этот чистый день, исполненный теней, —
Затем, что тени дня — избытки красоты,
Затем, что эти дни спокойного волненья
Несут, дарят последним вдохновеньям
Избыток отлетающей мечты.
5 января 1900
Художник: Джон Эткинсон Гримшоу
Он заплатил за нелюбовь Натальи.
Всё остальное – мелкие детали:
Интриги, письма – весь дворцовый сор.
Здесь не ответ великосветской черни,
А истинное к жизни отвращенье,
И страсть, и ярость, и души раздор.
А чья вина? Считайте наши вины
Те, что умеют сосчитать свои,
Когда уже у самой домовины
Сошлись концы любви и нелюбви.
И должен ли при сём беречься гений?
О страхе должен думать тот, другой,
Когда перед глазами поколений
В запал курок спускает нетугой.
Белла Ахмадулина
Из глубины моих невзгод
молюсь о милом человеке.
Пусть будет счастлив в этот год,
и в следующий, и вовеки.
Я, не сумевшая постичь
простого таинства удачи,
беду к нему не допустить
стараюсь так или иначе.
И не на радость же себе,
загородив его плечами,
ему и всей его семье
желаю миновать печали.
Пусть будет счастлив и богат.
Под бременем наград высоких
пусть подымает свой бокал
во здравие гостей веселых,
не ведая, как наугад
я билась головою оземь,
молясь о нем — средь неудач,
мне отведенных в эту осень.
Белла Ахмадулина
Декабрь
Мы соблюдаем правила зимы.
Играем мы, не уступая смеху
и придавая очертанья снегу,
приподнимаем белый снег с земли.
И будто бы предчувствуя беду,
прохожие толпятся у забора,
снедает их тяжелая забота:
а что с тобой имеем мы в виду?
Мы бабу лепим - только и всего.
О, это торжество и удивленье,
когда и высота и удлиненье
зависят от движенья твоего.
Ты говоришь:- Смотри, как я леплю.-
Действительно, как хорошо ты лепишь
и форму от бесформенности лечишь.
Я говорю:- Смотри, как я люблю.
Снег уточняет все свои черты
и слушается нашего приказа.
И вдруг я замечаю, как прекрасно
лицо, что к снегу обращаешь ты.
Проходим мы по белому двору,
прохожих мимо, с выраженьем дерзким.
С лицом таким же пристальным и детским,
любимый мой, всегда играй в игру.
Поддайся его долгому труду,
о моего любимого работа!
Даруй ему удачливость ребенка,
рисующего домик и трубу.
Иосиф Бродский
Откуда к нам пришла зима,
не знаешь ты, никто не знает.
Умолкло все. Она сама
холодных губ не разжимает.
Она молчит. Внезапно, вдруг
упорства ты ее не сломишь.
Вот оттого-то каждый звук
зимою ты так жадно ловишь.
Шуршанье ветра о стволы,
шуршанье крыш под облаками,
потом, как сгнившие полы,
скрипящий снег под башмаками,
а после скрип и стук лопат,
и тусклый дым, и гул рассвета…
Но даже тихий снегопад,
откуда он, не даст ответа.
И ты, входя в свой теплый дом,
взбежав к себе, скажи на милость,
не думал ты хоть раз о том,
что где-то здесь она таилась:
в пролете лестничном, в стене,
меж кирпичей, внизу под складом,
а может быть, в реке, на дне,
куда нельзя проникнуть взглядом.
Быть может, там, в ночных дворах,
на чердаках и в пыльных люстрах,
в забитых досками дверях,
в сырых подвалах, в наших чувствах,
в кладовках тех, где свален хлам…
Но видно, ей там тесно было,
она росла по всем углам
и все заполонила.
Должно быть, это просто вздор,
скопленье дум и слов неясных,
она пришла, должно быть, с гор,
спустилась к нам с вершин прекрасных:
там вечный лед, там вечный снег,
там вечный ветер скалы гложет,
туда не всходит человек,
и сам орел взлететь не может.
Должно быть, так. Не все ль равно,
когда поднять ты должен ворот,
но разве это не одно:
в пролете тень и вечный холод?
Меж ними есть союз и связь
и сходство — пусть совсем немое.
Сойдясь вдвоем, соединясь,
им очень просто стать зимою.
Дела, не знавшие родства,
и облака в небесной сини,
предметы все и вещества
и чувства, разные по силе,
стихии жара и воды,
увлекшись внутренней игрою,
дают со временем плоды,
совсем нежданные порою.
Бывает лед сильней огня,
зима — порой длиннее лета,
бывает ночь длиннее дня
и тьма вдвойне сильнее света;
бывает сад громаден, густ,
а вот плодов совсем не снимешь…
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
А.С. Пушкин. Отрывок из романа «Евгений Онегин».
Фото моей казанской подруги Г.Ф. Соколовой.
Это цитата сообщения komor_valerya Оригинальное сообщение
КАК ИТАЛЬЯНСКИМ МАСТЕРАМ УДАВАЛОСЬ СОЗДАВАТЬ ИЗ МРАМОРА ТОЧАЙШИЕ ВУАЛИ
«Мраморная вуаль» в 18 веке
Сама техника «эффекта вуали» в скульптуре известна еще со времен Древней Греции, но пик ее популярности пришелся на 1700-е годы. Первым скульптором, возродившим мраморную вуаль, был неаполитанский мастер Антонио Коррадини.
Самой известной его скульптурой с «эффектом вуали» является «Целомудрие» (Pudizia), представляющая собой надгробный памятник матери князя Раймондо, подарившей ему жизнь ценою собственной жизни - умершей вскоре после родов.
Скульптура представляет собой фигуру женщины, с головы до ног облаченную в тончайшую прозрачную ткань. Автору удалось невозможное – достоверно и точно отобразить в камне каждую складку прозрачной ткани, сквозь которую просвечивают очертания лица и тела женщины. Работа признана шедевром мировой скульптуры и считается венцом творчества самого родоначальника «эффекта вуали».
Они не были красавицами, но вдохновили поэтов на создание прекрасных стихотворений, ставших впоследствии романсами.
Александр Сергеевич Пушкин
К *** (Я помню чудное мгновенье…)
Анна Петровна Керн
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
1825
***
Михаил Юрьевич Лермонтов
Из-под таинственной, холодной полумаски
Варвара Александровна Лопухина
Из-под таинственной, холодной полумаски
Звучал мне голос твой отрадный, как мечта.
Светили мне твои пленительные глазки
И улыбалися лукавые уста.
Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит, и шеи белизну.
Счастливец! видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну!..
И создал я тогда в моем воображенье
По легким признакам красавицу мою;
И с той поры бесплотное виденье
Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.
И все мне кажется: живые эти речи
В года минувшие слыхал когда-то я;
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья.
1841
***
Алексей Константинович Толстой
Средь шумного бала, случайно
Мне всегда казалось, что рай должен быть чем-то вроде библиотеки.
Хорхе Луис Борхес.
Австрийский художник Рудольф фон Альт (28 августа 1812 - 12 марта 1905).
… Вот фонари, под вывеской молочной
коричневые крылышки дверей.
Вот улица, вот улица, не редкость -
одним концом в коричневую мглу,
и рядом детство плачет на углу,
а мимо всё проносится троллейбус...
Иосиф Бродский. Май 1961. Из поэмы «Гость».
О, как ты пуст!
В осенней полумгле
Сколь призрачно царит прозрачность сада,
Где листья приближаются к земле
Великим тяготением распада.
О, как ты нем!
Ужель твоя судьба в моей угадывает вызов
И гул плодов, покинувших тебя
Как гул колоколов тебе не близок?
Великий сад!
Даруй моим словам
Стволов круженье, истины круженье,
Где я бреду к изогнутым ветвям
В паденье листьев,
в сумрак вожделенья.
О, как дожить
до будущей весны
Твоим стволам,душе моей печальной,
Когда плоды твои уносят,и только пустота
твоя реальна.
Нет! Уезжать!
Пускай когда-нибудь
Меня возьмут громадные вагоны
Мой дальний путь
и твой высокий путь
Теперь они тождественно огромны.
Прощай, мой сад !
Надолго ль? Навсегда!
Храни в себе молчание рассвета
Великий сад,
роняющий года
На горькую идиллию поэта.
---
Иосиф Бродский, Сергей Сиделев.
Я вижу, вы любите книги. Это всегда заметно по тому, как люди их держат.
Уильям Сомерсет Моэм. Бремя страстей человеческих.
В моем шкафу теснится к тому том,
И каждый том на полке – словно дом,
Обложку – дверь откроешь второпях –
И ты вошел, и ты уже в гостях…
Как переулок – каждый книжный ряд,
А весь мой шкаф – чудесный книгоград.
Когда ты будешь в этот город вхож –
Из прошлого в грядущее пройдешь,
Заглянешь в страны и во времена,
Любая книга – время и страна…
Здесь, в комнате, из года в год
Все человечество в ладу живет.
Давид Кугультинов. Книгоград
---
The Reader. Harold Knight (1874–1961)
Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович (1869, Киев — 1954, Москва) — русская поэтесса, переводчица, мемуаристка.
Лампады алой мое сияние
Как сердца пронзенного кровь
Перед Спасом Благого Молчания
Зажигает любовь.
Все, чем сердце пронзенное полно,
Все, чего не постигнуть уму –
Тебе, Господи, Спасу Безмолвному,
Тебе одному.
При жизни Варвары Григорьевны был издан только один сборник – «Монастырское» (1923). Рукописи 4000 стихотворений хранятся в московском музее Марины Цветаевой.
Он боялся жизни. О, не за себя! О себе он точно забыл, когда взял первый попавшийся жребий личного устроения, пережив “крушение своих наваждений”. Он боялся жизни за всех людей – прошедших, настоящих и будущих, за общий всем жребий ничтожества, страдания, смерти и темноты загробных судеб. Он как бы поднял на свои плечи ту ночь короля Лира (недаром Шекспир был так близок ему), когда под рев степной бури, под грохот грозы Лир говорит: “Нет виноватых. Я заступлюсь за всех”. О смерти же он не раз говорил: “Это последний и, может быть, самый верный шанс узнать, бессмертны мы или нет”. И еще: “Если бы оказалось, что за смертью нас ничего не ждет, что нет ни Бога, ни бессмертия души – не стоило бы после этого жить ни одной минуты”.
Из дневника Варвары Малахиевой-Мирович
«Человек, из-за которого мы „боролись”, сам переживал в это время — отчасти на почве той нашей борьбы — огромный идейный кризис. В житейской области он предоставил нам решать, кому из нас выходить за него замуж. Перед сестрой он чувствовал вину, как перед девочкой, которой „подал ложные надежды” своим чересчур внимательным и нежным отношением (я в это время была за границей и сама поручила сестру моральной опеке его). С моей стороны уязвила и пугала этого человека неполнота моего ответа на полноту его чувства. И все это перенеслось для него в философское искание смысла жизни и в тяжелую нервную болезнь, которая привела его в одну из заграничных лечебниц и потом на целые годы за границу. Я „уступила”, наконец, его сестре, но он за год заграничной жизни встретился с женщиной, которая с величайшей простотой и безо всяких с обеих сторон обязательств привела его на свое ложе. Она стала его женой. Он стал крупным писателем. Сестра заболела душевно [болезнь длилась 18 лет] и окончила свои дни в психиатрической лечебнице. А я по какой-то унизительной живучести осталась жить и без него, и без сестры, и „без руля и без ветрил”».
Из дневника Варвары Малахиевой-Мирович
Наталья Громова. Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021.
Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом
Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
«Вышел на арену — так смеши!» —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.
Владимир Высоцкий. Енгибарову — от зрителей
Желтая роза
Всю жизнь меня окружали цветы. Я сам часто дарил цветы, но чаще дарили мне (не потому, что хороший, просто такое уж у меня ремесло). Мне кидали их на сцену. И все их я помню и люблю.
И гордые гладиолусы, которые молчали даже тогда, когда ломались их хрупкие стебли, и скромные гвоздики, такие счастливые, когда их поднимаешь над головой, печальные и добрые георгины, болтливые ромашки, томные лилии, желанные пунцовые розы, готовые даже в счастливые для вас минуты исподтишка выпустить свои шипы, и многие-многие другие. Я их все люблю и помню. Но одну желтую розу я люблю и помню больше всех. Это была желтая роза с опаленными лепестками, с лепестками, сожженными по краям. Среди тысяч и тысяч цветов я люблю одну желтую розу, отмеченную пламенем, и не за то, что обожжена (с кем этого не бывает?), а за то, что огонь шел изнутри.
Леонид Енгибаров. Последний раунд. Сборник рассказов.
***
Леонид Георгиевич Енгибаров (1935, Москва — 25 июля 1972, там же) — клоун-мим, выступавший в амплуа «грустный клоун», писатель. Народный артист Армянской ССР (1971).
***
Художник Алексей Антонов.
Александр Блок
Когда ты загнан и забит
Людьми, заботой иль тоскою;
Когда под гробовой доскою
Всё, что тебя пленяло, спит;
Когда по городской пустыне,
Отчаявшийся и больной,
Ты возвращаешься домой,
И тяжелит ресницы иней, -
Тогда — остановись на миг
Послушать тишину ночную:
Постигнешь слухом жизнь иную,
Которой днём ты не постиг.
Обстоятельства смерти Александра Блока до сих пор горячо обсуждаются. Версий много: от сумасшествия до убийства. Одно ясно: смерть Блока 7 августа 1921 года, когда поэту было всего сорок лет, стала чем-то "знаковым".
Марина Цветаева
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.
Однажды во время прогулки, моя казанская подруга Галина Соколова, запечатлела понравившиеся ей уголки природы. И меня они впечатлили. Покорило их неброское очарование. Решила сохранить на память "кусочек" лета.
Это цитата сообщения Galyshenka Оригинальное сообщение
Растения нашего сада. Гортензия
Ничего нет приятнее, чем писать пост о цветах, да еще о тех, что растут в твоем саду. Пышный, богатый цветок гортензии во всем своем разнообразии и многообразии даже самый скромный садик сделает роскошным. Не удивительно, что им украшают не только дачи но и дворцовые парки.
Растение получило свое название благодаря некой принцессе Священной Римской империи, которую по всей видимости именовали Гортензией. Научное название гортензии Hydrangea, в переводе с латинского означает «сосуд с водой». Обусловлена подобная аналогия ботанического названия высокой влаголюбивостью декоративной культуры. В азиатских странах можно встретить еще одно неофициальное название гортензии – «адзисай», что в переводе означает – «фиолетовое солнце».
Кстати, большая часть разновидностей рода Hydrangea в дикой природе встречается на Дальнем Востоке.
В роду семейства гортензиевых насчитывается около сотни видов и еще больше сортов. Эти растения в естественной среде и в садах представлены небольшими деревцами, кустарниками и лианами, и вечнозелеными, и листопадными видами. Последние пользуются большей востребованностью в широтах и с мягким климатом, и с достаточно суровым, как наш, при условии, что цветы приходится укутывать от зимних холодов. Но некоторые сорта гортензии, приспособились и к морозам.
В общем гортензия, цветок, который благодаря своему видовому разнообразию, не перестает удивлять и восхищать, и им хочется любоваться и любоваться.