Подлинная история Сулеймана Кануни

[570x507]Часть 12

Абсолютная апология Роксоланы

Поговорим о Роксолане (Хуррем), а в заключительной части попытаемся дать жесткую, я бы сказал – сухую, но по возможности объективную оценку всего правления Великолепного Султана.

[more = ДАЛЕЕ ДЛЯ МЕДИА-НЕЗАВИСИМІХ ЗРИТЕЛЕЙ]

Что до Хуррем, то сегодняшняя статья будет насквозь апологетической, то бишь я, автор, добровольно беру на себя функции адвоката Александры (Анастасии) Лисовской. Естественно, это совершенно не  нужно самой Хуррем, ТАМ у нее и судьи, и адвокаты куда круче. Наверное, не слишком необходимо сие и для установления исторической истины. История – это Вам, господа, не математика, в итоге каждый останется при своем. А вот политологически обыграть образ Сашеньки Лисовской – попытаемся.

Успех сериала «Великолепный век» – ощутимая реалия

О Хуррем ведь много всего понаписано. Роман Загребельного «Роксолана» еще при жизни писателя – и не токмо на Украйне, во всем Союзе – был признан классикой. Загребельный наполучал почетнейших премий, по-моему, даже Ленинскую, стал академиком, и все такое прочее… И это при том, что светлый лик Сашеньки Лисовской как-то слабо вписывался в каноны  соцреализма: рабыня, знаете ли, наложница, султанша потом.

Но никакого ажиотажа вокруг Роксоланы – даже в пределах Украинской ССР – отнюдь не возникло. Не была ажиотажа и когда – уже в незалежной – Украине вышел сериал о Хуррем с лицензионной украинской красуней Ольгой Сумской в главной роли. Посмотрели, позевали… То же и у турок. Ведь «Великолепный век» – второй сериал, снятый о Хуррем на родине Сулеймана Великолепного. Первый, снятый в начале сего столетия, то есть лет десять тому назад, вообще никакого эффекта не произвел (даже внутри Турции). И вдруг такой триумф!

 И не токмо в землях, кои принадлежали (территориально) к Великой Империи Оттоманов, но и в странах соседних. И хотя в Греции название сериала перевели как «Сулейман Великолепный» («Ο Σουλεϊμάνος ο Μεγαλοπρεπής»), совершенно ясно, что основной нерв повествования – это Хуррем, ее судьба. (Может быть, даже и Ибрагим; но в любом случае сам Сулейман, несмотря на блестящую игру Халида Эргенча, больше роль представительская, как бы репрезентативно украшающая). Сужу, по крайней мере, на основе тех серий, которые сам видел.

К тому же есть одно НО: только сериальная Хуррем на огромном пространстве от Италии и Хорватии и до Таджикских гор вызывает столь неоднозначные чувства. К иным – путаным психологически – героям и героиням, к тому же Паргалы, к Хатитдже, к Нигяр, все же отношение более спокойное. Подчеркиваю – путаным психологически, постоянно преступающим какие-то каноны, кои, как и положено канонам, были для них обязательны.

Есть в сериале и цельные натуры, у которых мир ясен и чист, такие и на смерть легко пойдут: тот же Бали-бей Малкочоглу, та же Дайе или Насух-эфенди Матракчи. Да, пожалуй, и поэт-мусульманин Фидани, ненавидевший Ибрагима как «скрыто-православного»?!

А вот среди прочих, не мольеровски однозначных, а по-шекспировски сложных фигур сериала, Роксолана явно выделяется.

Роксолана: самое начало

Роксолана – изначально нехорошая, в отношении Сашеньки Лисовской презумпция невиновности почему-то вообще не действует. Уже известный нам Ахмет Рефик Алтынай (1880 – 1937) в своем труде «Женский Султанат» прямо обвиняет Роксолану во всех мыслимых и немыслимых грехах. «….(Хюррем Султан) желала завладеть Падишахом с помощью своей красоты и стать единственной Султаншей во Дворце и в Государстве. Чтобы осуществить эту мечту, она не гнушалась ни обманом, ни предательством, ни убийством». Да из чего беснуетесь Вы столько, господин Ахмет Рефик Алтынай?! Ну хотела Роксолана с помощью красоты подчинить своему влиянию Сулеймана, ну так и что? Разве то же самое не делали сотни одалисок на протяжении всей истории Блистательной Порты?

Не у всех получалось, честно говоря, ни у одной не вышло так, как у Хуррем, ну так это история иная… Хотела быть единственной – ну и что? Любая женщина этого хочет, тем более не забудем, Хуррем, в смысле Александра – Анастасия, вообще дочь православного священника, и ей все эти гаремные установления должны были казаться дикостью. Что, не так?

Спустя несколько столетий французские просветители – и Вольтер, и Монтескье, и Дидро – утверждали, что у мусульман институт брака ВООБЩЕ отсутствует. Они отрицали полигинию, то бишь многоженство, как форму брака, полагая единственно возможной формой такового лишь моногамную семью. Естественно, и новоявленной мусульманке Хуррем все эти гаремно-исламские традиции – как минимум – резали глаз.

Что же до того, что для осуществления своих планов Хуррем «не гнушалась ни обманом, ни предательством, ни убийством», то тут и возражать неохота. Знаете, уважаемый читатель, несколько позже Хуррем, но в том же XVI столетии на Британских островах жили две дамы: Елизавета I Тюдор, королева Английская, и Мария Стюарт, королева Шотландская. Вот уж где, мои дорогие, были и предательство, и обман. Куда там Махидевран и Хуррем!

Кончилось все сие тем, что Елизавета, лицемеря – по решению какого-то суда лондонского муниципалитета?! – послала Марию Стюарт, законную королеву, монархиню, в конце концов, помазанницу Божию – на плаху. И были Елизавета Тюдор и Мария Стюарт не какие-то рабыни – вроде Махидевран и Хуррем – отнюдь,  монаршие особы, и к тому же – двоюродные сестры!

Однако Ахмет Рефик Алтынай не успокаивается: «Султан Сулейман был просто инструментом в руках Хюррем, который делал все, что она пожелает… После вереницы убийств он исчезал в объятиях Хюррем и начиналась эпоха султаната Нурбану».

[570x551]

«Завещание» Мехмета II Фатиха

Что до султаната Нурбану, то я и сам, как некогда уже поминал, не слишком в курсе всей этой истории, а вот все прочее ясно. Однако не будем забывать, что Сулейман отнюдь не был самым кровавым османским султаном, и более того, отнюдь не был самым жестоким правителем своей эпохи вообще. 

Эпоха Сулеймана – это и эпоха Тахмаспа в Персии (кровь там лилась рекой – и это я еще мягко сказал). Ну ладно, это мусульмане, но и в христианских странах: в Англии – Генрих VIII Тюдор, во Франции – Варфоломеевская ночь. Да и в Московии с 1533 по 1584 годы правил Иоанн IV Васильевич Грозный. Вы знаете, уважаемый читатель, с каким пиететом я отношусь к этому – доподлинно – великому государю, но обвинить Грозного в мягкосердечии тоже был бы, конечно, перебор.

Во многом внутридинастическая жестокость Сулеймана Великолепного была обусловлена тем решением, кое принял его прадед, Мехмет Завоеватель, тот самый, который в 1453 году захватил Константинополь. И до Мехмета Фатиха в вопросе о преемственности престола у турок царил натуральный кровавый беспредел, но Мехмет всех превзошел.

У иных народов бытовали по сути три системы наследования трона, простые и понятные.

Первая – МАЙОРАТ – то есть переход престола от отца к старшему сыну. Не будем углубляться в историю, мол, у каких народов и при каких обстоятельствах, суть ясна: от отца – к старшему сыну.

Вторая система –МИНОРАТ – и тоже без экскурсов; от отца к сыну МЛАДШЕМУ.

И, наконец, третья, ЛЕСТВИЧНАЯ система, самая путаная (от церковнославянского «лествица» – лестница). Это когда престол идет от монарха к следующему по возрасту (как правило, к следующему по возрасту БРАТУ).  Система лествичная – весьма рискованная, поскольку состарившемуся дяде могут противостоять уже весьма взрослые племянники – дети его старшего брата. Однако в любом случае – система ПОНЯТНАЯ.

И, наконец, даже если все три системы по какой-то причине не срабатывают, остается хоть сомнительное, но все же решение: полагаемся целиком и полностью – НА МОНАРШУЮ ВОЛЮ!

Так сделали русские, когда Петр Великий принял решение о назначении монархом собственного преемника, какого угодно преемника, лишь бы тот (та) имели хоть какое-то отношение к монаршей же семье. В результате на русском престоле оказалась неведомого происхождения прачка Марта Скавронская (жена самого Петра) – Екатерина I, ее незаконнорожденная дочь Елизавета, и даже едва не стала самодержицей(!!!) София, кажется, Долгорукая (или Катерина?), и только на том основании, что была невестой (!) умершего Петра II, сына Алексея и внука Петра Великого.

Слава Богу, что спустя три четверти века, Павел своим «Указом о единонаследии» изничтожил сей театр абсурда, живший по каким-то малопонятным законам. Но у турок ведь и этого-то не было! Просто каждое восшествие на престол сопровождалось массовым избиением шах-задэ, кроме одного-единственного. Того, кто и становился султаном. В этом смысле даже «Завещание» Мехмета Завоевателя было шагом вперед. Написал – и сам же засомневался; так ли?

Ну, а о чем, собственно, сказал-то в нем (в «Завещании» – Я.Т.) воинственный султан? Мехмет рассудил следующим образом: восходя на престол законный шах-задэ (в смысле самый законный, законнейший), то есть попросту старший, ОБЯЗАН был уничтожить всех своих братьев. Поэтому, когда сегодня поклонники сериала рассуждают о Мустафе и о том, какие кровавые планы были у «жестокосердой» Махидевран по поводу детей Хуррем, сии поклонники НЕПРАВЫ. Дело не в персоналиях, дело в соблюдении принципа историзма.

Ситуацию –любую – мы об этом уже говорили, надо оценивать из реалиий того времени, кое описываем. Не из сегодняшних! Иначе у нас Божественный Леонардо глупее любого первоклашки; он ведь не только не умел компьютер включить, но даже и об электричестве имел сомнительное представление. Как говорится, не тычьте мне, пожалуйста, вашим Пушкиным. Малограмотный пиит – он даже Достоевского не читал!

Так вот по реалиям того времени, когда было принято решение об исцелении – чрез муки – несчастного Джихангира, младшего сына Сулеймана и Хуррем, расклад был таков. Сулейман теряет сознание, его состояние резко ухудшается, и знаменитый врач-еврей, который был во Дворце, заявляет, что шансов на исцеление султана маловато, да и те сомнительные. Немедленно все дворцовые крысы перебегают на сторону Махидевран и Мустафы – и ждут смерти Сулеймана!

Мустафа держится, скажем так, с холодком, дистанцируясь от  всего и вся – на деле предоставляя матери, ее наперсницам и башибузукам, изничтожить все потомство Хуррем. А новый султан (то бишь Мустафа – Я.Т.) потом вылез бы, как ни в чем не бывало – в белоснежном халате!

Надо отдать должное Хуррем: она не впала в отчаяние, а из-за всех сил попыталась перетянуть на свою сторону всех, кого могла. А это были те, кто не хотел самовластия Махидевран:  от самой Валиде и до главных евнухов – Сюмбюля-аги и Гюль-аги. Более того, в решающий момент Хуррем поддержал даже Ибрагим-паша (Паргалы). Тут Исмаил Хани Данишменд приводит, на мой взгляд, целый ряд блестящих мотивировок: блестящих в плане интуиции, продемонстрированной турецким историком. Во-первых, отмечает Данишменд, Ибрагим опасался полагаться на Мустафу, несмотря на то, что с раннего детства его воспитывал. 

Умный грек понимал, что любовь к Махидевран, любовь к матери, отягощенная своего рода комплексом вины за отца, всегда пересилит в сердце юного султана привязанность к ментору. Ибрагим знал, что ничего умного от Махидевран ждать нельзя, но дров она может сходу наломать больших. Второе – даже если Ибрагим и хотел бы СТОПРОЦЕНТНО поддержать Мустафу, то ему пришлось бы столкнуться с собственной женой. Не знаю точно, как там, в сериале, но в книгах Алтыная и Данишменда отношения Хатитдже и Мустафы – заурядные, я бы сказал, дежурные отношения тетки и племянника. И все тут . Да и к Махидевран Хатитдже не была привязана. Она дружила с Гульфем (ну ладно, это совсем уж другая истрия).

А вот Роксоланой любимая сестра Сулеймана всегда искренне восхищалась, завидовала ее (цитирую одного русского критика из «Литературки») «ВОЛЕ К ЖИЗНИ», и честно говоря, побаивалась русской фаворитки своего брата. Но то Хуррем. А вот племянницу Михримах, дочь Сулеймана и Хуррем, которая – по мнению турецких исследователей – была еще красивее общепризнанных красавиц, то бишь Махидевран и собственной матери, Хатитдже просто обожала. По мнению Валиде Айше Хафса Султан – не менее, нежели собственных близнецов.

И сие не могло не сыграть свою роль: Хатитдже приютила и Хуррем, и всех ее сыновей, и Михримах в своем собственном Дворце (он же Дворец Ибрагима, как Вы понимаете). И теперь уже Махидевран и Мустафе пришлось бы уничтожать потомство славянской султанши во дворце любимейшей сестры Сулеймана. Трудно представить себе, чтобы Валиде отнеслась к этому спокойно. Да и Паргалы не смог бы устранившись, умыть руки.

И, наконец, в-третьих. Хатитдже, как и Валиде Айше Хафса Султан – ее мать, попросту боготворила Сулеймана. Она, как и Валиде, любила его безо всяких оговорок, и не видела в Великолепном Султане никаких недостатков. Для нее, как и для ее матери, Сулейман был не столько султаном – светским владыкой, сколь халифом –  владыкой духовным, то бишь наместником Аллаха в сем бренном мире. Нельзя не согласиться с этим удивительно верным замечанием Исмаила Хани Данишменда. При этом от себя подчеркну, что отнюдь не имею в виду, что Сулейман был мужчиной, коего и могли любить лишь мать или сестра. Отнюдь.

(Кстати, у другой полнородной сестры – Бейхан, также дочери Селима Явуза и Валиде Айше Хафса Султан, отношения с Сулейманом были – хуже некуда. Ну да ладно, постараемся все же не уклоняться от магистральной линии нашего повествования).

Но вот настал момент, когда после трагедии с его младшим сыном Джихангиром, султан Сулейман впал в «бессознательное» (привожу сей, видимо, малограмотный с врачебной точки зрения термин, поскольку НИГДЕ упоминания о «коме» не встретил). И любить его, кроме Хуррем, вообще некому: все прочие одалиски его сераля играли роль наружного декора. Они вообще никакими наложницами не были, поскольку не то что годами – десятилетиями, на них никто и внимания не обращал. Сулейман жил вполне законным, я бы посмел выразиться – вполне христианским – браком с Хуррем, и всем прочим обитательницам своего сераля (кроме Гульфем и Махидевран, разумеется) был вообще мало ведом. А поскольку и Гульфем, и даже Махидевран были от султанского ложа Бог весть когда отставлены, то кроме Роксоланы и говорить не о ком.

А Хуррем, обожая Сулеймана – тут и сомнений быть не может! – видела и его слабости. И эти слабости совершенно ясно вскрыла в своей как бы «переписке», а вернее – обмене стихотворными посланиями с мужем. И вот тут надо отметить следующее. Славянская султанша обладала не только куда более практическим умом, нежели все при дворе (исключая ее главного оппонента Паргалы), но и была куда более цельной натурой, чем все прочие члены династии – от Сулеймана и Мустафы и до Валиде и Хатитдже. И вот здесь не забудем и Ибрагима с его путаным-разорванным сознанием.

Как же так? – изумится внимательный читатель.  Да немногим выше автор статьи толковал о том, что цельные натуры в сериале – это Бали-бей Малкочоглу, это Дайе-хатун и т.д. Где они и где Хуррем? Да, мои дорогие, но ведь Бали-бею и Дайе было куда проще. Сделал дело – готов принять достойную смерть. Верной дорогой идете, товарищи.

Еще краше – Фидани. Жил, писал яркие религиозные стихи. Пришли бандиты Ибрагима-паши (кяфира – грека Феодора из Парги) и придушили Фидани. И все; Фидани вошел в пантеон больших (очень больших!) турецких, вообще исламских поэтов. Пред Александрой Лисовской такой широты выбора и в помине не было!

А посему и начнем следующий раздел с истории о честном кади, о любви матери к сыну-горбуну и о правах Джихангира на престол.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

ИСТОЧНИК http://www.nashagazeta.gr/podlinna-istori-sulyemana-kanuni-7/нис Тиктопулос