Моление о кошках и собаках,
О маленьких изгоях бытия,
Живущих на помойках и в оврагах
И вечно неприкаянных, как я.

Моление об их голодных вздохах…
О, сколько слез я пролил на веку,
А звери молча сетуют на Бога,
Они не плачут, а глядят в тоску.

Они глядят так долго, долго, долго,
Что перед ними, как бы наяву,
Рябит слеза огромная, как Волга,
Слеза Зверей… И в ней они плывут.

Они плывут и обоняют запах
Недоброй тины. Круче водоверть —
И столько боли в этих чутких лапах,
Что хочется потрогать ими смерть.

Потрогать так, как трогают колени,
А может и лизнуть ее тайком
В каком-то безнадежном исступленье
Горячим и шершавым языком…

Слеза зверей, огромная, как Волга,
Утопит смерть. Она утопит рок.
И вот уже ни смерти и ни Бога.
Господь — собака и кошачий Бог.

Кошачий Бог, играющий в величье
И трогающий лапкою судьбу —
Клубочек золотого безразличья
С запутавшейся ниткою в гробу.

И Бог собачий на помойной яме.
Он так убог. Он лыс и колченог.
Но мир прощен страданьем зверя. Amen!
…Все на помойной яме прощено.

1963
© Вениамин Блаженный

На работе, дома, над трупом дня
Удержи, сынок, удержи меня.

Я стою на ногах, видит бог, стараюсь…
Из-за вёсен приветливо машет старость.
Покажу, оттопырив, ей средний палец:
Нас не скоро ещё заберёт усталость.
Жизнь пока не сточила об нас ножи —
Ты держи меня крепче. Держи, держи.

Я ломаю графики злой простудой.
Кто-то просит меня не быть — а я буду!
В череде яичниц, молочных каш,
Заусенцев, мыльниц, больниц, продаж,
Среди путаниц, горя, безвестья, лжи —
Ты, пожалуйста, крепче меня держи.

Мы взакрепь с тобой проросли друг в друга.
Нас сличает мир по надбровным дугам,
По манере речи и форме рук,
По посадке плеч, по надлому губ.
Так, пока Земля путь еще вершит —
Я держу… И ты тоже меня держи.

© Таирит

Мне хочется лётчицкий шлем —
громоздкий, старинный, с очками,
и в шлеме над лесом проблем
подняться, махая руками,
оставшись самою собой,
ни птицей не став, ни пилотом,
подняться над сонной толпой,
над топким зелёным болотом
и сверху увидеть, как ты
сидишь на пеньке с пирожками,
и рухнуть к тебе с высоты
в нелепейшем шлеме с очками,
в плечо тебе стукнуться лбом,
почувствовав запах повидла,
чтоб выпали вдруг из обойм
все пули большого калибра,
и лопать с тобой пирожки,
и думать: «Какое же счастье,
что острая лопасть тоски
на миг перестала вращаться!»

© Ника Невыразимова

Как жаль, что смолоду не вёл я дневника.
Он исполнял бы роль такого чердака,
Куда возможно заглянуть без риска рухнуть,
И где хранится восхитительная рухлядь.

Он был бы банком, принимающим в залог
Пыль и печаль моих запутанных дорог,
И выдающим баснословные кредиты —
Часы, что заново быть могут пережиты.

Он был бы кладбищем, где у родных могил
Мы греем душу, не имея больше сил
Жить в обнищавшем настоящим настоящем,
Уму и сердцу ничего не говорящем.

Он был бы многим для меня, когда бы был,
Но без него я очень многое забыл.
Ушедших лет несовместимые осколки
Ищу, обшаривая ящики и полки…

© Геннадий Толин

Чтоб жизнь перевернуть, много-ль в мире надо,
Порой, миг роковой вдруг примет оборот…
И прошлое сорвется, унылым листопадом,
В преддверии зимы… А сердце счастья ждёт…

И грянут холода, медлительно и строго,
И вытеснит тепло, кристально колкий лёд…
И каждый кто идёт, промёрзшею дорогой,
Не встретивши тепла, с надеждой счастья ждёт…

И даже кто привык, к руке судьбы шершавой,
И тот кто без надежды, смотрит наперёд…
Окислившись в сердцах, скрипит душою ржавой,
Быть может проклиная, сердце счастья ждёт…

Рассветом и закатом, дни календарь листает,
И время не секундочки, не сжалится, не ждёт…
Поверьте мне весна, когда-то наступает,
Лишь потому что сердце, моё и ваше ждёт…

© Дорвес

Говорили: бесполезно,
Не дотянешься, не сможешь.
Будь хоть сотню раз железной,
Хоть сними с себя же кожу,
Дуй на цветик-семицветик,
Башню выстрой из развалин —
Никому ещё на свете
Звёзды в руки не давались.
Никому — и всё тут. Слышишь?
Так что даже не пытайся.
Не карабкайся на крышу,
Не тяни навстречу пальцы.
Отыщи чего попроще —
И живи в глуши уездной.
Можешь плакать, если хочешь,
Только это — бесполезно.
Хочешь, спорь, а хочешь, требуй,
Свят закон и непреклонен.

…Я стою под тёмным небом,
Звёзды
жгут
мои
ладони.

© Дарёна Хэйл

Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече, солнцем, что жжёт висок.
Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй,
спешно украденный под дождём из острых взглядов-пуль.

Можно тебя на короткий вдох,
выдох, мурашек бег?
Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот.

Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?
Куртку неловко стащив с плеча, молча отдать тебе.
трогать ботинком осколки льдин, времени сбросив счёт.
По переулкам пустым бродить до покрасневших щёк.

Можно тебя на недолгий срок
в комнате для двоих?
Следом руки украшать бедро, выстроив ровный ритм.
Звёзды ловить, захватив балкон, кутаясь в темноту,
и перекатывать языком вкус твоих губ во рту.

Можно тебя, крепко сжав ладонь,
вывести за порог?
Выменять скучно-спокойный дом на пыль больших дорог.
Взять напрокат развалюху-додж и превратить в постель.
Громко смеясь, выносить под дождь жар обнажённых тел.

Можно тебя приучить к себе
и приручить тебя?
Мнению, обществу и судьбе бросить в лицо снаряд.
Делать лишь то, от чего в груди будет пылать пожар,
юными, смелыми обойти весь необъятный шар.

Можно тебя без тревог и мук,
без бесполезных фраз?
Знаешь, я всё говорил к тому:
можно тебя сейчас?

Джио Россо

Не забудь, уходя, пристрелить свою белую лошадь.
Пусть не дрогнет рука, когда ты будешь жать на курок.
Милосердие в сердце своём ты должна уничтожить
Или спрятать в укромное место на длительный срок.

Не забудь, уходя, придушить свою серую кошку,
Что доверчиво и беззаботно ласкалась к тебе.
Ты давно уже жалость свою растеряла по крошкам.
Так убей её, чтобы она не скучала! Убей!

Не забудь, уходя, отравить свою рыжую псину.
Пусть не воет она от тоски, когда ты вдруг уйдешь.
Вспомни, как ты любила чесать ей мохнатую спину.
Ты же любишь её очень сильно, а значит убьешь!

Не забудь, уходя, сжечь свой дом из гранитного камня.
И свой маленький сад уничтожь до последнего пня.
И ещё одну вещь не забудь: я прошу — обещай мне,
Что, когда ты решишь уходить, ты прикончишь меня.

© Иван Манаев

И тишину опять пугать шагами,
И полночь прогонять зажжённой спичкой,
И закурить.
И пожимать плечами,
Сравнив невольно совесть с истеричкой.

А за окном метут метлой метели,
Февраль в бою, как настоящий профи,
Бьёт по лицу…
И холодно в постели.
И греет только очень горький кофе.

И ни звезды, ни лунного мерцанья —
Как будто в мире только ночь и вьюга.
И шорохи.
И грусть непониманья,
В которой топим мы всю жизнь друг друга.

А стены прячут наши сны и страхи,
Прижались тени спинами к обоям,
И лезет мысль
С упорством черепахи —
А всё-таки тебя я не достоин…

И ни конца, ни края у сомнений,
И ночь длинна, и не спастись от муки,
Но может быть…
Придёт весна прощений,
В которой мы спасёмся от разлуки…

© Юрий Егоров

Приучи вставать себя в шесть утра,
Наблюдай за рассветом, иди в рассвет.
Будет пятница, вторник или среда,
Представляй, что тебя в этом мире нет.
Слейся с шорохом автомобильных шин
За прозрачным стеклом твоего окна,
Будь, как атом, невидим и нерушим,
Будь лишь отблеск, фотон, радиоволна.
Чтоб понять, ЧТО есть вещь, нужно ею стать —
Чтоб понять, чем ты плох, стань своим врагом.
Не спеши осуждать, разрушать, ломать,
Разберись для начала в себе самом.
Если вдуматься, нет ни добра, ни зла.
Только пиксели, точки и общий вид.
Посмотри на себя из того угла,
Из которого враг на тебя глядит.
Ты увидишь, что, в общем-то, ты не прав,
Да и в поисках истины смысла нет.
Посмотри на часы, видишь, шесть утра —
Это самое время идти в рассвет.

© Алиса Степанцова

Это цитата сообщения галина5819 Оригинальное сообщение

Пекинская капуста в кляре с овощами вкусный рецепт

Я очень люблю капусту всех видов, потому что она не только вкусная, но и полезная. Часто делаю салаты из белой и синей капусты, варю крем-суп из брокколи, отвариваю цветную капусту и т. д. Также люблю делать капустные листья в кляре. В этот раз я тоже захотела приготовить капусту в шубке, но решила взять не белокочанную капусту, так как она сейчас твердая, а пекинскую. Честно говоря, этот рецепт пекинской капусты является моей полной импровизацией. В начале готовки я не знала, получится ли у меня то, что я хочу. Должна сказать, что результат меня порадовал - и я теперь могу посоветовать данный рецепт всем желающим. Я указываю рецепт на 5 листов. Если вы будете делать больше, то увеличьте кол-во продуктов.

Дрались за каждую конфету, как в ту войну за Сталинград, трехлетняя сестрёнка Света и пятилетний братик Влад.
Он оторвал всем куклам ноги, соорудив из них забор к своей игрушечной дороге, за что был изгнан в коридор и в темный угол там поставлен. Она в ответ его спецназ брала из тумбочки горстями и отправляла в унитаз.
Он бил по голове подушкой. Она плевала ему в чай. Он обзывал её подружек. А Светка бегала стучать на все его проделки маме. Он злился и жестоко мстил. Росли заклятыми врагами сестра-стукач и брат-дебил. И это не моя оценка, они друг друга звали так.
Но после памятной той сценки прошло все с чистого листа.

Светлана шла домой из школы: двенадцать лет, коса, рюкзак. Влад шёл на секцию футбола, и прямо на его глазах его сестренку окружила большая стайка гопоты. «Гони рюкзак!» — кричали. «Живо!» — с косичек дёргая банты.
И Влад вскипел, как будто чайник, забытый кем-то на огне. А Светка плакала, кричала. Рюкзак болтался на спине, и очень сильно дёрнул лямку один из тех, кто нападал. Упала в грязь его Светланка. Напавший получил фингал, потом второму в челюсть пяткой Влад умудрился зарядить. Но третий и четвёртый с пятым остервенело стали бить, куда придётся, чем попало. И не отбиться — ну никак! Светланка потихоньку встала, открыла молча свой рюкзак, и извлекла на свет красивый, блестящий тренерский свисток. И свистнула, что было силы. И побежали наутёк все пять напавших отморозков, вопя «атас! Бежим! Менты!». А Влад и Света в эту осень нашли друг в друге те черты, которых раньше и не знали: он за неё во всём горой. Он всех на клочья растерзает, кто обижает их с сестрой.

Он еле-еле встал из грязи. Конечно, Светка помогла. Синел фонарь под красным глазом, сестрёнка рядышком брела, и он держал ее за руку. И ей хотелось так идти, с дебилом-братом, будто с другом, не умоляя: «отпусти». И он хотел идти с ней рядом, пускай стукачка, черт бы с ней. Она цела, и в том награда. А шрамы сделают сильней.
И Светка думала, что с братом как никому ей повезло.
Забыли в той грязи ребята годами скопленное зло.

© Мальвина Матрасова

Катя ест булочку с маком и смотрит в окошко. Фикус зацвёл, старый пудель слегка приболел. Лужи с газоном в одно размешали дорожки. Катя выводит на мутном окне букву «Л».

Пудель приходит, чихает, садится к ней в ноги. Жалобно просит, чтоб булка досталась ему. Бабка с тележкой, ругаясь, плывет по дороге. Палец выводит узор с буквой «Ю» по окну.

Колька с четвёртого долго заводит «девятку». Не завелась, так бывает всегда в ноябре. Катя сдувает со лба непослушную прядку, пальцем рисуя пузатую круглую «Б».

Алла Петровна выходит гулять с доберманом. Бабка с тележкой садится тележкой на мель. Сверху соседи включают негромко «нирвану». Катя задумчиво пишет опять букву «Л».

Бабку с тележкой спасают из вязкого плена. Алла Петровна кричит на собаку свою. Катя сидит у окна, подпевая Кобейну и выводя на стекле аккуратную «Ю».

Пудель урчит, смачно чавкает булочкой с маком. Бабка с тележкой преодолевает газон. Катя финалит свой текст восклицательным знаком, и под окном, наконец, появляется он.

Он улыбается, смотрит на Катины окна. Катя, набросив пальтишко, спускается вниз.
Катя ждала его долго, мучительно долго:

Всю жизнь.

Вечер, их двое, и лужи покрылись ледочком. Бабка уснула давно, и погасли огни.

Чтоб получалось всё так, как ты хочешь

люби

© Мальвина Матрасова

Есть такие женщины: матушки-гусыни. Рюкзаки заплечные с дочерью и сыном, колбаса по акции, пять рецептов щей, жизнь на три локации, шкаф на семь вещей.

Есть такие тётеньки: белка в колесе. И швеи, и плотники поголовно все. В сутках каждый день у них двадцать шесть часов, только нету времени иногда на сон.

Есть такие особи: чёрные пантеры. Знают сотню способов, сохранив манеры, кровью не запачкавшись, разорвать на части всех, кто вдруг отчается поискать в них счастье.

Есть ещё обычные скользкие гадюки. С виду-то приличные, но внутри — все суки. Прыгнут и вонзят, как нож, острые два зуба, так, что тут уж не спасёшь — жертва врежет дуба.

Есть немало львиц, орлиц, куриц и кукушек. Обезьян, овец, ослиц, кошек и индюшек. Я сама живу внутри, в этом зоопарке. Только ни себя, ни их мне совсем не жалко.

Ведь у нас, забор в забор, прямо рядом с нами — здоровенный скотный двор, только вот с самцами. Боров едет на козле, мерзко ржут шакалы, правый — кто подлей и злей, остальных здесь мало. У оленя на рогах пёс, убитый в драке. Чтоб остаться на ногах — не мычи, не крякай. Бей. Кусай. Терзай и рви. Нападай оравой. Всё в дерьме, в грязи, в крови.

Звери и их нравы.

Я, пока нас не несут в яблоках на блюде, предлагаю всем, кто тут, вспомнить, что мы — люди.

© Мальвина Матрасова

Чем гаже совесть, тем чище платье.
Дороже тачки, моднее сумки.
Тем чаще ночью, в твоей кровати,
без приглашения и без стука приходят молча
лежать в ботинках те,
о которых ты днём не помнишь.
И тут хоть вой, хоть взрывайся криком —
тебе никто не придёт на помощь.
Чем чище мысли, тем больше грязи бросают в спину.
В лицо боятся.
Тем больше рядом роится мразей,
все — в масках ангелов или агнцев.
И распознать их не так-то просто, а вступишь —
разом по грудь увязнешь.
Чем чище мысли, тем ниже ростом ты,
встав на дно этих грязных ямищ.

Закон весов: либо пачкай душу,
оставив чистой свою обёртку, а можешь плюнуть,
но стать снаружи облитым грязью, избитым плёткой
и сохранившим стерильной совесть.
А сделав выбор, не смей ни разу жалеть о нем,
понимая, что есть закон весов и обмена грязью.

© Мальвина Матрасова

Вот тебе карандаши и блокнот. Садись, пиши: «Я на свете всех милее, всех румяней и белее. Всех умней, стройней, успешней я мужчин, детей и женщин. У меня есть руки-ноги, мне открыты все дороги, я люблю и я любима. Жизнь моя неповторима в каждом дне и каждом часе, и в любом из них прекрасна». Если счастье — это дверь, то, пожалуйста, поверь, способ отыскать ключи:

Записала — заучи

Заучи, как трижды три: ты прекрасней всех внутри, и снаружи всех прекрасней, потому что ты есть счастье.

Если вдруг утратят смысл все слова твои и мысли, твой блокнотик изотрется и закроют тучи солнце, жизнь слетит с откоса вниз, ты забудешь свой девиз — не ищи тому причин.

Сядь. Подумай. Помолчи.

И в углу своей души

отыщи

карандаши.

© Мальвина Матрасова

Зима пришла! Пора готовить к лету обвисший зад и подуставший пресс. Я в инстаграме видела диету, великих натворившую чудес: там с ней такие пышки стали няши, без всяких бёрпи, просто на еде, что я готова год питаться кашей без сахара и фруктов, на воде.
Вот, первый день, сегодня на кефире. Сижу, хлебаю, хочется котлет. И очень вкусно пахнет по квартире сегодняшний (не для меня) обед. Листаю хмуро фотки в инстаграме, смотрю на эти попы и грущу. Клянусь себе, что тоже к лету стану такой же, если «нет» скажу борщу.

Борщу, котлетам, хлебу, макаронам, эклерам, шаурме сказала «нет». Сижу в углу и поедаю скромно свой постный (без заправки) винегрет. А все вокруг едят, без остановки! Планируют меню на Новый год. А я сижу в углу и ем морковку, и жду, когда мой хиленький живот покроет сеткой мышц, сквадратит прессом. Сегодня третий день — прогресса нет. Слежу за инстаграмом с интересом, спасибо за советы, интернет.

Четвёртый день, как хочется пельменей! Жую овёс, и злюсь на всё вокруг. Как жалко, что нельзя одновременно, чтоб был живот и сыт мой, и упруг. Соседка, вроде, делает солянку — закрою окна, чтоб не пахло в дом. Сегодня полчаса стояла в планке, а пузо все не крепнет. Вот облом.

На пятый день приснилась ночью пицца. С грибами, колбасой и ветчиной. А утро началось мое с пшеницы пророщенной и грудки отварной. Домашние меня обходят боком, стараются не трогать, не смотреть. Из форточки пронзает, будто током: соседка жарит рыбу. Вроде, сельдь.

К шестому дню я, кажется, привыкла. И мюсли, вроде, ничего на вкус. На ужин будут брокколи и тыква. Настрой отличный! Я всего добъюсь!

Сломалась на фиг в ночь на воскресенье. Проснулась в кухне, прямо на полу. Все щёки перемазаны вареньем, а пальцы нежно теребят халву. Пустая упаковка от салями, надкушенный прям сквозь пакет батон… я удалилась к черту в инстаграме.
Останусь с колбасой и с животом.

© Мальвина Матрасова

Железная леди. Ни капли эмоций.
Глаза цвета меди, каре цвета солнца.
Поджатые губы. Холодные пальцы.
Не ходит по клубам. Не любит смеяться.
Умеет планировать. Любит работать.
Прекрасно лавирует на поворотах.
Имеет достаток, почёт, перспективы.
Короче, есть всё, чтоб считаться счастливой.

Пучок цвета мыши и нет макияжа.
Никто не услышит, никто не расскажет о том,
как проходят ее дни и ночи.
Так скучно, что слушать никто не захочет:
уборка в квартире, жаркое на ужин,
в субботу прогулка с ребёнком и мужем,
короче, рутина. Всё очень стандартно.
И все перспективы сгорели на старте.

И первая, сев в дорогущее кресло,
поставит тихонечко Элвиса Пресли.
Набросит халат из чистейшего шёлка,
закурит, и взвоет израненным волком.
Зачем это кресло, хай-фай и диваны,
когда не с кем вместе достигнуть нирваны?
Зачем перспективы, почёт и достаток,
когда несчастлива с макушки до пяток?
Она разучилась смеяться и плакать.
Железная леди, желейная мякоть души
за глазами ее цвета меди.
Хоть вой, хоть кричи — но никто не заметит.

А эта, вторая, укроет в кроватке
дешевеньким пледом любимые пятки.
Наварит назавтра борща и компота.
Уснёт, не дождавшись супруга с работы.
Он тихо войдёт, поцелует в макушку,
нальёт себе чая в любимую кружку
с отколотой ручкой и красным цветочком.
Допьёт, улыбнётся на спящую дочку, и ляжет
под бок к самой лучшей на свете своей
нежелезной и вовсе не леди.
А утром опять все помчится по-новой:
железная будет стальной и суровой, успешной,
красивой, почти безупречной.
Пока не вернутся к ней Элвис и вечер.
А эта, вторая, с пучком и компотом,
закажет билеты в кино на субботу,
вздохнёт без тоски о больших перспективах,
и будет жить дальше — без них, но счастливой.

© Мальвина Матрасова

Не потому ли бога проглядели,
что не узрели бога, между нами?
И право, никого он в самом деле
не вылечил, не накормил хлебами.
Какой-нибудь безумец и бродяга —
до пят свисала рваная дерюга,
качалось солнце, мутное, как брага,
и не было ни ангела, ни друга.
А если и была какая сила,
ее изнанка — горечь и бессилье
от знанья, что конец всего — могила.
Не для того ли бога и убили,
чтобы вина одних была громадна,
а правота других была огромна.
…Подайте сотню нищему, и ладно,
и даже двести, если вам угодно.

© Борис Рыжий

Его такого тихого с рыбалки принесли,
Он ни словечка не сказал ей. Умер, как уснул.
Она родного прибрала, прикрыла зеркала,
И тихо-тихо плакала, когда осталась с ним.

Соседка очень помогла во всём, давай ей Бог,
И документы выправить, и в церковь, и в сельпо…
Она сидела с ним, ждала, — а вдруг проснётся? Вдруг…
Соседи заходили в дом, шептали — вот, судьба…

Она и не заметила, как третий день пришёл,
Его на кладбище снесли, зарыли глубоко.
Потом вернулись помянуть, сидели допоздна…
Она посуду убрала, все стулья — по местам.

Как натоптали мужики… Да что же это, Бог?!
Как натоптали мужики! — кричала, что есть сил.
Как натоптали мужики, — и билась головой
Об этот грязный, грязный пол.
Он не придёт домой.

© Copyright: Маргарита Шмерлинг, 2011