Ты ведь счастлив? Скажи, что да. Напиши мне письмо в ответ.

— «Здравствуй, Эми. Слова — вода, потому сохраню секрет. В черствых буднях теряю сон, очень часто курю кальян. Я оброс, как судья Самсон, но, клянусь, никогда не пьян. В понедельник иду к Люсиль, а во вторник уже домой. Мне порой не хватает сил, чтобы просто побыть собой. Словно робот строгаю жизнь, где константой прописан план, на повторе «чувак, держись», но, как видишь, один провал. Надоело смотреть в асфальт, надоело листать букварь лишь в надежде найти слова, что вернут меня в тот январь. Моя Эми. иди ко мне. Я без света совсем пропал. С каждым годом сильней, темней зверь во мне завывал и знал, что я сам допустил тот крах, и мне карма дает расчет. Ты спала на моих руках, а теперь ты одна и.

черт.

Зачеркнет.
Уберет листок.
Написал бы и не солгал, только гордость стучит в висок.

И в конверте две буквы:

да.

© Ёжик Эни

Волонтёры находят их у помоек:
облезлыми, грязными,
с ожогами, переломами, язвами,
пятнами от чернил.
Сокрушаются «да за что же их?»,
гладят по хребтам переплетов кожаных
и несут
в приют для бездомных книг.

Хозяин приюта три месяца щей не ел,
у него проблемы с деньгами и помещением,
в кармане — одни счета.
Он целыми днями чистит, шьёт и разглаживает,
если при этом бы шли продажи, но нет.
Не берут ни черта.
И писали в газету,
и рекламу давали уже —
никакого толку.
Но зато, когда он засыпает среди стеллажей,
книги тихо урчат на полках.

© Дана Сидерос

изобразить взаимный интерес, похлопать по плечу и улыбнуться,
смахнуть слезу, зевнуть и отвернуться… вам все равно — со мною или без?

под «передоз» сиропа и халвы, под пустозвон взаимных реверансов
мы так легко не оставляем шансов чему-то настоящему, увы.

фантомный мир имен и голосов — заполнен силиконом и тоскою, —
зато всегда на месте, под рукою… вопрос — насколько ты к нему готов.

на том конце, от скуки, просто так… перебирая пальцами лениво,
нас кто-то вновь дозирует под пиво, как мы кого-то тоже — под коньяк.

порой в лицо — захлопнутая дверь, а впрочем, нет причин для пессимизма,
здесь все почти как в той, реальной, жизни -приобретений меньше, чем потерь.

а я сижу на дне своей норы и размышляю: как могло случиться,
что я не соизволил научиться перед игрою — правилам игры?

но снова за соломинку, за нить… как тот осел — настырный и упрямый.
ведь может кто-то болен тем же самым? и мне удастся с ним поговорить?


© Сила Кориолиса

Когда смеются с потаенной завистью
Цинично над влюбленными людьми,
Не верьте им, озлобленным по слабости,
Простите им — им хочется любви!

Когда вам врут заумно-снисходительно,
Что это мол лирическая бредь,
Не верьте им, потерянным и мстительным,
Не дай вам Бог поверить хоть на треть!

Не верьте тем, кто рвется в одиночество,
Иль тем, кто втихаря от милых жен,
Вам страстно шепчет, что чего-то хочется…
А хочет он любви, по ней тоскует он!

Когда сидят в прокуренных компаниях,
И девочек целуют до крови,
Болтая то, что им так больше нравится
Не верьте им, им хочется любви!

Когда окурков большинство с помадою
И плещется лишь алкоголь в крови,
Не верьте ей, хохочуще-обманутой,
Ей горестно, ей хочется любви!

И если я смеюсь над этой девушкой,
Стыдя ее: Да брось ты, не реви!
Не верьте мне, ведь я бываю мелочна,
Но мне по правде хочется любви!

Не верьте всем ничтожным и пророчащим,
Кто прячется за слабости свои,
Не верьте им, они ведь люди в общем-то,
Поэтому и хочется любви!

Автора не нашла(

нет времени для «любить», но много для «сомневаться».
за рёбра зашит рубин (от блеска немеют пальцы):
он вроде бы как горит и, кажется, даже светит —
у лестницы в сентябри я медлю, хватая ветер
иссушенным жаждой ртом: чего я хочу? не знаю.
…сожги меня под мостом, кого-нибудь согревая.
развей меня выше гор, где дышится слишком сложно.
представь меня как простор — и втисни его подкожно,
представь меня с ноготок — и вырасти в хризантему.
пусти мне по венам ток… а впрочем, он там всё время.
он вроде бы как идёт и даже не убивает:
смертелен любой исход, а выгляжу как живая.
но только не каждый жив, кто боек и надоедлив.
у лестницы в сентябри я каждое лето медлю,
не зная, куда и как, зачем, и к чему, и как же…
но если предсказан шаг и сердцу тут не прикажешь,
и если судьбу творим мы сами, того не зная,
то чёртовы сентябри однажды меня сломают
и после — поверх рябин, под ливень многоголосый
растает в руках рубин, стекая сквозь пальцы в осень,
а ток прекратит бежать по венам, от страха ломким.
я — кончик карандаша. узор на краю тесёмки.
я с краю и малость за: недолго висеть осталось.
за рёбра зашит вокзал — там столько перебывало,
что мест не хватает всем. я рвусь на куски по шрамам…
букетиком хризантем вручи меня самым-самым,
а пару себе оставь — поставь умирать на столик,
ведь правда, она проста: чем дольше ты дружишь с болью,
тем проще о ней забыть, смириться и даже сжиться.
за рёбра зашит рубин, по форме похож на птицу —
но знают календари, что птицам — я лгать не буду, —
у лестницы в сентябри
пора
улетать
отсюда.

© Дарёна Хэйл

«Мне нравится, что Вы больны не мной,» —
Цветаева писала строки Минцу.
Ей быть не суждено его женой,
Ему не стать её прекрасным принцем.

Мне нравится, что Вы больны не мной…
Как много в этой фразе сладкой боли.
Как странно не дышать своей весной,
Покорно привыкая к новой роли.

Смириться, не приняв победный бой, —
Таков сюжет лиричных грустных песен…

Меня же факт, что Вы больны не мной

Чертовски,

Дико,

До усрачки

Бесит!


© Лисёнкова

Опять судьбы злорадный слышим смех.
Бьет одиночество не в бровь, а в глаз:
Мы спим, обняв подушку вместо тех,
Кто спит, обняв подушку вместо нас.

© Дядя Дима

А сильные люди ломаются тихо,
С улыбкой на бледном лице…
Вовек не признав для пиара шумиху,
Лакейскую жизнь при дворце…
Они не скрывают, что счастливы были,
Свободу души испытав.
И люди из глины — таких не любили
За прочный негнущийся сплав…

А сильные люди, от боли шатаясь,
Других никогда не винят
За то, что для выгоды те прогибались
И совесть меняли на блат…
За то, что врагами друзья становились,
Успехов, побед не простив,
За то, что паденьями друга гордились,
При этом себя опустив.

А сильные люди не словом спасают,
А молча решают дела…
Хоть крест иногда непосильным бывает,
Ломаются оба крыла,
Но всё же тащить на себе продолжают
Тот крест, что не дан слабакам.
И сильных людей сам Господь поднимает
Из завистью вырытых ям…

А сильные люди не ноют, не учат,
Являясь примером уже…
Для них не беда, что над городом тучи,
Важнее, что солнце в душе…
Кто хочет — добьётся! Кто верит — тот сможет!
Прощавший — достоин любить…
Хоть сильные люди ломаются тоже,
Но в силах себя починить…

Ирина Самарина-Лабиринт, 2017

календарь поменяет картинку. июльский смог
разлетится осколками ливней тебе под ноги.
осень в блогах и парках читается между строк.
август — лучшее время всему подводить итоги.
август — лучшее время искать себя в поездах,
в самолетах, пустых электричках, на автострадах.
от скитаний, казалось бы, что тут за польза, да?
ведь уверенность в завтрашнем дышит и так на ладан.
август — лучшее время сквозь сон вспоминать о том,
что за годы твоя голова забросала хламом,
пропустила раз сто через ржавое решето,
искаженные мысли на сердце пролив бальзамом.
август сизые тучи сгоняет в твоё окно
и черемухой спелой язык говорливый вяжет.
видишь, плавно вращается солнца веретено,
превращая лучи в золотую паучью пряжу?
нити нежно вплетутся в листву, обернут стволы,
ровной гладью по небу пройдут у порога ночи,
и коснутся тебя острым кончиком той иглы,
что стежок за стежком осень раннюю нам пророчит.
календарь поменяет картинку, а ты — наряд.
август пахнет туманами, сливой и тёплым ветром.
осень прячет под шляпой из фетра лукавый взгляд,
приближаясь к тебе километр за километром.


© Леша Самолетова

А с возрастом становится плевать
На то, что столько боли за плечами.
Все чаще холодна моя кровать,
Все реже этот факт меня печалит.

А с возрастом давление извне
Становится не бременем, а ватой.
Все легче отвечать кому-то нет,
И после не считаться виноватой.

А с возрастом выводится на ноль
Баланс минут прощаний и приветов.
Дороже пиджаки и алкоголь,
Дешевле неуместные советы.

Я больше не участвую в борьбе
За чье-то одобрение, умнею.

Мне хочется понравится себе.

Но это, к сожалению,

Труднее.


© Лисёнкова

Листья падают битыми картами,
Ударяются лицами оземь,
Да вороны над полем каркают.
Осень.
День как день (утром дождь накрапывал),
Но под сердцем кинжал без ножен.
И тоску на тоску стократно я
Множу.
Небо синими тучами с проседью,
Будто наскоро сшито из тряпок.
Как хочу я тебя от осени
Спрятать.

© Вячеслав Иванов

Письма от ангела

1.
Господи, здравствуй. Пишет Твой ангел Фима.
То есть, Ефимий, но речь сейчас не об этом.
Мне бы пару советов необходимо –
Как обратить человека в адепта света.

Господи, я тут искренне озабочен,
Сам не пойму, как все это восприемлю –
Ей уже двадцать лет, и она не хочет
Ни в монастырь, ни в скит, ни в святую землю.

Кошку чумную добыла где-то на даче,
Кошка была на сносях и совсем плохая,
Роды прошли неудачно – сидит и плачет,
А вокруг меня котята порхают.

Кошка поправилась, кстати, и плачет тоже.
Словом – печаль, и духовность не прирастает.
Мне потерпеть? А это точно поможет?
Я запишу. Спасибо, перьев хватает!

2.
Господи, здравствуй, Ты снова мне очень нужен.
Я среди плевелов не наблюдаю злака.
Чуть отвернулся, она поссорилась с мужем,
А потом притащила домой собаку.

Я ведь ее в скуфейке так ясно вижу,
Даже на ссору с мужем махнул рукою,
Думал – от мужа подальше, к скиту поближе,
А она с собакой. Ну что ж такое!

Лечит собаку и плачет, и снова лечит,
Или изводит с собакой вдвоем печенье.
Я ведь не ангел, взирать на такое вечность!
То есть… конечно, ангел… прошу прощенья…

Может, сначала собаку, а после ссора…
Недоглядел, опять хожу виноватый.
В рай относил котят, думал – буду скоро.
Задержался. Искал им кошачью мяту.

Кошка состарилась вдруг, оказалось больно –
Видеть, как тварь перед смертью терзает страхом…
Я потерплю, я все-таки добровольно,
Все-таки, ангел, пускай не догнал с размахом…

3.
Господи, здравствуй, точнее, хорошей ночи.
Тут у нас мирно, ни знамений нет, ни знаков.
Кошка со мной, но летать упорно не хочет.
Муж вернулся и ходит гулять с собакой.

Наши пути, мне сдается ныне – тернисты,
Так что креплюсь, берегу душевные фибры.
Господи, может ей все же надо в буддисты?
Там у монахов живут премилые тигры.

Ну, разумеется, в доме коты, и много.
Про монастырь я уже и мечтать забросил.
Муж возвратился вовремя, слава Богу,
То есть, Тебе, что кошачьих три, а не восемь.

Горе-адептка моя то уснет, то плачет,
То огурец из рассола макнет в сгущенку.
Мужу приснился – пускай огурцы не прячет,
Ей-то виднее, что нужно сейчас ребенку.

Дел оказалось внезапно всяких и много,
Так что прости, побегу подправлять эфиры,
Надо к утру отвести от нее изжогу,
И уберечь от хвостатых запас кефира…

4.
Боже! У нас несчастье! Такое горе!
Вроде нелепо, но сам не могу не плакать.
Недоглядел! И устроил слезное море…
Сбило машиной бедную нашу собаку.

Господи, я виноват в безделье и лени!
Господи, гнев ниспошли мне Твой в изобилье!
Вот он, бедняга, сидит у меня на коленях,
Воет и откусить пытается крылья.

Хочет обратно. Быть может, можно обратно?
Может, как с Лазарем? Мы отчаянно просим…
С Лазарем необходимость? Что же, понятно…
Значит не нужно? Прости, мой маленький песик.

Бедный мой песик, мой старый песик печальный –
Мы – не фигуры в делах спасения мира,
Значит не промысел, Боже, значит – случайность,
Значит, я плохо вчера настроил эфиры.

Дети рыдают, мне слышно даже отсюда,
Как там она, бедолага, страшно представить…
Господи, я уж отправлюсь – с ними побуду,
Пса-то, наверно, на кошку можно оставить?

5.
Господи, извини, тороплюсь немножко!
Все напишу попозже, в деталях, с гаком!
Мы сейчас в подвал за приблудной кошкой,
А потом в приют за новой собакой!

6.
Господи, здравствуй! Давно не писал, заботы.
Выдалась пара минут, строчу на коленке.
Осень, что ныне спустилась в наши широты,
Чудно щедра изобилием рыжих оттенков.

Рыжей рябины за окнами шум нескончаем,
Рыжее солнце рассыпало блики повсюду,
Рыжий жених изнывает на кухне над чаем,
Рыжие дети родились у нашей приблуды.

Я над корзинкой сижу, воздыхая и млея,
Рыжие дети толкутся под пузом у мамы,
Господи, слушай, вот как Ты такое умеешь,
Чтобы забавно и нежно, и золото прямо?

Плачет опять. Это, кажется, неодолимо.
Свадьба – хорошее дело, чего разрыдалась?
Боже, она назвала светло-рыжую Фимой…
Ей подсказали, а, может сама догадалась?

7.
Господи, здравствуй. Как здешние дни быстротечны
В этом Творенье, подверженном тлену, и все же,
Все же прекрасном, иначе откуда о вечном
Людям известно порой больше ангелов, Боже.

Дни протекают над нами и полнятся светом,
Свет протекает сквозь все наши лета и зимы…
Муж заходил за собакой в прошедшее лето,
Так что со мною теперь только рыжая Фима.

В заводях неба, где замки из облачной пены,
Наши прогулки до райских ворот и обратно,
Фима решила дождаться ее непременно.
Это понятно. О, Господи, как же понятно…

Как же порою мне хочется, чтобы разлуки
Не было, даже на время. Но хватит, не буду.
Завтра, похоже, приедут из города внуки.
Может, мы с Фимой осилим несложное чудо.

Будет и вечер, и чай на веранде, и ветер,
Плещущий в ивах на склоне почти у обрыва,
Рыжую Фиму она краем глаза заметит,
Света коснется, и утром проснется счастливой.

8
Господи, здравствуй. Ну, как она? Привыкает?
Встретила пса и мужа и снова плачет?
Господи, у нее привычка Читать далее...

Это цитата сообщения Omnia_transeunt Оригинальное сообщение

"Без всяких брошенных невзначай..."

[658x436]

Пока мы друг друга настойчиво мучаем
И держим обиду на весь белый свет,
Я, дико стесняясь, но пользуясь случаем,
Хочу передать тебе этот привет.

Пока ты там думаешь мысли глубокие,
Пока ты во всем обвиняешь меня,
Мы официально с тобой одинокие.
Мы все одинокие день ото дня.

Пока это слово внезапно ожившее
Ты ищешь, хотя бы в одном словаре,
Мы официально с тобой разлюбившие.
Мы жертвы, сгоревшие на алтаре.

Пока ты по тщательной закономерности
Воруешь у нас за рассветом рассвет,
Я, плавно снимая с себя пояс верности,
Хочу передать тебе этот привет…


© Златенция Золотова

смотри, какая здесь темнота — луна под бархатным колпаком. скривив невесело угол рта, умело травишься табаком. вокруг отличнейший антураж: промозглый ветер, противный дождь. и кожа щёк до того бела, что мнится, тронешь — как лист прорвёшь. давай, соври, что ты камень, сталь, что ты не сломлен, не слаб сейчас. и что не липнет к тебе печаль, как к материнской груди дитя. за ворот свитера льёт вода, стекает прямо на теплый бок, а в пальцах, что холоднее льда, трясётся спичечный коробок. и где-то там, в глубине зрачков, где волны плещутся о гранит, сигналом бедствия, громким SOS, твой внутривенный огонь горит.
так замечательно быть для всех, одним за всех, за тебя — никто. ты отгоняешь, как муху, смех, предпочитая лежать пластом. и рухнет небо, и рухнет мост, в конечном счёте, так рухнешь ты. шагай по городу, мистер Фрост, тащи на тросе припай и льды. пусть ''как бы'' хочется теплоты, и ''как бы'' хочется стать водой, но за кулисами мрак и стынь, и ты подмостков гнилых король.
смотри, какая здесь темнота — куда черней твоего пальто. огромный город шуметь устал, гоняет тени в пустом метро. а ты, дружище, ещё дитя, не ровня тяжести вековой. запомни: всё на земле — пустяк, пока ты жив и стоишь прямой. беги легко мимо грубых фраз, насмешек колких, чужой молвы, и мимо тех любопытных глаз, что кожу скальпелем с головы. достань огонь из глубин зрачков, вспоров алеющий капилляр, и растопи ледяной покров, свой айсберг-груз подари морям. стань крепче, звонче, ещё сильней, не верь бессмысленной болтовне, и вопреки беспроглядной тьме, иди по солнечной стороне.

© Джио Россо

Я уважаю экстремалов — зацеперов, трейсеров, паркурщиков, руферов, селферов и прочих! Они избрали наилучший способ избавления общества от дебилов.

Иду сейчас из магаза, выходной, ветра нет, вчера свежий снежок выпал…
Неожиданно сзади, ну ясно что: ррр-гав-гав-гав и зубы клацают в пяти см от пятки.
Ессно — легкое серцебиение типа тахикардии.

Впереди по тропинке добрая хозяйка со стандартной фразой:
— Вы не бойтесь, она не кусается, просто дурачится.
Ну ладно, думаю, хорошо бесплатный экстрим…

Иду дальше, равняюсь с хозяйкой и ору изо всех сил ей в ухо: ГАВГАВГАВ.
Она от неожиданности села в сугроб, глаза круглые, лицо бледное.
Говорю:
— Да не волнуйтесь вы, я не кусаюсь, только дурачусь.
Пока до дома дошел, так хорошо на душе было…

Да люблю я тебя, люблю!
Просто сдержанная в эмоциях.
Просто чувства в себе коплю
В несуразно-огромных порциях.

Да боюсь за тебя, боюсь!
Просто внутренне. А снаружи я,
Как всегда, молодцом держусь,
Словно нет на меня оружия.

Я по-прежнему на плаву
И не спорю с упрямым норовом.
Я живу без тебя, живу!
И, по-моему, это — здорово.

И молчу о тебе, молчу,
Я же страшно высокомерная!
Недосказанность тайных чувств.
Я с собой унесу, наверное…


© Златенция Золотова

Заезженная улица. Такси.
Поблекшая опавшая листва.
Ну что же ты стесняешься? Спроси.
Проглатываешь с воздухом слова.

Я - спину прямо, но на шее груз,
Ты - взглядом, словно лезвием ножа.
А в голове моей играет блюз
И тихо едет крыша не спеша.

Ну что же ты, как нА голову снег?
Я думала отвыкла - это ложь.
Когда родной до боли человек
Одним своим касаньем вводит в дрожь.

Когда услышишь мельком его бас,
Когда пьянит глазами, как вино,
Не верится никак, что больше НАС
Не будет никогда, что суждено

Ему направо, а тебе вперёд,
Что не соприкасаются пути,
Что у подъезда он тебя не ждёт,
Что не исправит ничего "прости",

Что между вами тридцать две стены
И их не одолеешь напролом,
Что вы друг-другу больше не нужны,
Разрублены все нити топором.

Что ничего уже не возвратишь,
Что слово "есть" сменилось словом "был".
Со временем мучительная тишь
Сменяет безрассудный юный пыл.

И ты разделишь горести на три,
Отпустишь их без тихого "прощай",
Всё как-то устаканится внутри...

До новой встречи... где-то... невзначай...

Наталья Кургалина

опять непогода. и тучи свинцово набухли,
нависли сосцами голодной, но пьяной волчицы.
уснуть не могу. мой мозг лихорадит. как пули
меня расстреляли упавшие капли. не снится
ни море, ни солнце, ни парус. пробоина в сердце —
на дне я. пытаюсь дышать по привычке, но воздух
горчит, раздирая мне лёгкие — спирт вместе с перцем…
куда меня? в колбу? в архивные файлы? под гвозди
в коробку для ценного хлама. в забытые детские песни…
и всё в этом мире подвластно зыбучим законам —
куда повернёшь, обязательно что-нибудь треснет —
не жизнь, так опять же полотнище неба. драконом
поднимется злость на свою безответную нежность,
за то что прощаю, когда и простить невозможно…
себя ненавижу за огненность. лучше быть снежной,
холодной, как льдина, почти нереальной и ложной.
но дождь монотонно меня упрекает в безверье —
мол, если болит, то наверное, всё ещё живо…
и что остается? оставить сомненья за дверью,
укрывшись от мира в себе, и листать дальше чтиво
почти криминальное. кто-то советует — водки!
но это не лечит. потерянный ключик… я роюсь в отмычках,
ища панацею от боли в забытых находках.
но я не хочу быть в твоих недрузьях… ни в привычках.