Что мы знаем с тобой о зиме? Что мы всё-таки знаем?..
Пережить её легче, согревшись жасминовым чаем,
Говорить проще с ней на её же воздушном наречьи,
Сочиняя стихи, укрывая озябшие плечи...

Приглушив лунный свет на балконе, в прихожей и в спальне,
Отпуская “мурашки” гулять под одеждами втайне,
Потерявшись нечаянно в снах, перепутанных числах,
Тишине, у которой украдены всякие смыслы...

Что ещё знаем мы? Ну, что самые длинные ночи
В снежных, мягких пижамах летают по городу, впрочем,
Это слухи всего лишь и басни смешные, не больше –
Ночи спят в одеялах (так сны снятся ярче и дольше)…

Жжённый сахар, хурма, штрудель, цедра, малина, корица,
Ароматный бисквит, джем из спелой клубники… страницы
Книг уютных… и плед, словно облако, легкий и тёплый…
Кружева, арабески и гжель на обветренных стёклах…

И холодное солнце совсем, что ни капли не греет…
Ой, о чем я? – веснушки и те рисовать не умеет!.. )
Мармелад с тонким вкусом душистого, сочного лета
И лавандово-вьюжные платья морозных рассветов…

Сто сердечных причин сделать вечер послушным и кротким,
Слушать блюз, слышать нежность, альбомы листать, печь шарлотку,
Пить какао, тихонько мурча, сластью всё подытожить…
Время влажного шепота и в волосах, и на коже…

Белым снам и метелям, похоже, конца нет и края,
Снег идёт и идёт, невесомо кружится, не тает…
Это меньше, чем где-то три тысячных (дробью запишем)
Из того, что известно о зимних историях… Тише!..

Наверху, видно, пишут по белому белым конспекты,
Пудрят сладким туманом аллеи, бульвары, проспекты…
В тёплых мягких пижамах летают по городу ночи…
О зиме – это всё, остальное пока в междустрочьях...

Мария Савина прослужила на сцене Александринского театра более сорока лет и долгие годы была в театре признанной примой, или, как говорят сами актеры, «премьершей». За удивительное мастерство, покорявшее публику многих российских городов, Савину называли «петербургской Сарой Бернар».

Родилась Мария 30 марта 1854 года в Каменец-Подольске. Ее отец, Гавриил Николаевич Подраменцев, был учителем чистописания и рисования, но очень увлекался любительскими спектаклями. Играя в таких спектаклях перед узким кругом знакомых лиц (как говорится, все свои), он имел некоторый успех, что вскружило ему голову. В те годы театр был в большой моде, и Гавриил Николаевич, бросив гимназию, решил добиться успеха на театральных подмостках. Он придумал себе сценический псевдоним – Стремлянов, и «устремился» к вершинам актерской славы. Его пример оказался столь заразительным, что вслед за ним на сцену пошла его жена, Мария Петровна, тоже не обладавшая ни талантом, ни даже небольшими способностями. Вот так и получилось, что родители Маши стали весьма посредственными провинциальными актерами.

В поисках работы новоявленные Стремляновы с дочерьми (у Маши была младшая сестра Елена) переехали в Одессу. Увлечение театром, а главное, театральной жизнью, не оставляло Марии Петровне времени на воспитание девочек, и впоследствии Савина вспоминала о своей матери: «Кроме пощечин, брани, упреков в ничегонеделании, я ничего от нее не видела, и с каждым годом было хуже». Живя в семье, девочка была одинокой и нелюбимой.

Когда Маше исполнилось восемь лет, ее поместили в частный пансион, а затем в интернат женской гимназии. Почти все время она проводила вдали от дома и родных, что совсем ее не огорчало.
Но была в ее жизни одна радость – она играла на сцене разных девочек и мальчиков и даже маленькую Эсмеральду. Эти выходы доставляли ей огромное удовольствие, и вскоре игра перешла в серьезное увлечение театром.
Марии было тринадцать лет, когда родители разошлись. Дочерей они поделили: отец взял Машу, а мать – Елену. В подростковом возрасте Мария стеснялась выходить на сцену, поскольку ужасно переживала из-за своей тогдашней внешности: «Как известно, тринадцать лет – самый неблагодарный возраст, – вспоминала она много позже. – Я была очень худа и ужасно смугла, узкие плечи, длинные руки, коротко остриженные светлые волосы, неправильные черты, ноги в больших (на рост) башмаках, уродски сшитое по тогдашней моде платье (всегда ситцевое, а стало быть, и измятое), длинная гусиная шея и пальцы в чернилах. Вот мой портрет».

У многих христиан считается доброй традицией крещенское купание в проруби , несмотря на то, что этот праздник приходится на 19 января, самую стужу. А кто не поддерживает подобного экстрима, тот просто идет в церковь и берет там целительную святую воду, освященную самим Иисусом.

Икона «Крещение Господне» посвящена этому светлому празднику, венчающему Святки. Она визуализирует эпохальные события, произошедшие два тысячелетия назад: Крещение Иисуса и сопутствующее ему Богоявление. Именно тогда миру открылась истина о тройственной природе Христа: человек, Бог и Святой Дух.

История и описание иконы «Крещение Господне»

Богоявление Господне не сразу выделилось в самостоятельный праздник: изначально оно было логическим финалом святок. Поэтому первые иконы и фрески соответствующей тематики были предельно лаконичны: они изображали только Иоанна Крестителя и Иисуса. Иногда в композиции присутствовали даже языческие образы. Одним из первых образцов подобной иконописи являются древние фрески, обнаруженные в катакомбах Рима.

Крещение Господне. Фреска. III век н.э. Катакомбы св. Каллиста, Рим.

Конечно, сохранились крещенские фрески не слишком хорошо, ведь первые из них относятся аж к III столетию, то есть, заре христианства. Обратите внимание: Спаситель здесь присутствует в образе ребенка, хотя по Евангелию, он крестился в 30-летнем возрасте. Некоторые исследователи связывают это несоответствие с тем, что Рождество и Крещение были единым длительным праздником, и у верующих создавалось впечатление, что Иисус крестился младенцем. Другие богословы считают это отсылкой к вневременному существованию Господа.

Ее биография вобрала в себя все сложности того странного времени. Она стала ученым тогда, когда женщин всеми силами не допускали в науку. Более того – она стала известным математиком в те времена, когда считалось, что женщина в принципе не может постичь эту дисциплину, предназначенную исключительно для мужского ума. И в то же время она до последних дней оставалась женщиной – талантливой, одаренной и страдающей от одиночества и отсутствия любви.

Софья Ковалевская – один из тех случаев, когда корни всей будущей жизни следует искать в раннем детстве. «Я получила в наследство, – писала она, – страсть к науке от предка, венгерского короля Матвея Корвина; любовь к математике, музыке, поэзии – от деда по матери, астронома Шуберта; личную свободу – от Польши; от цыганки-прабабки – любовь к бродяжничеству и неумение подчиняться принятым обычаям; остальное – от России». Ее отец, артиллерийский генерал Василий Васильевич Круковский возводил свой род к польским шляхтичам Корвин-Круковским, происходящим от дочери короля Матвея Корвина, известного своей просветительской деятельностью: после долгих хлопот и восьми прошений он и его братья были записаны в дворянские книги как Корвин-Круковские. Василий Васильевич был женат на немке-лютеранке Елизавете Федоровне Шуберт, обаятельной и веселой нравом красавице, весьма образованной – она знала четыре языка и была превосходной пианисткой. Она была дочкой генерала от инфантерии, академика, известного геодезиста и математика Фёдора Фёдоровича Шуберта и внучкой еще более известного астронома Фёдора Ивановича Шуберта. В 1843 году у них родилась дочь Анна, а через семь лет, 3 января 1850 года, – Софья. Говорят, генерал так надеялся на рождение сына, что первые несколько лет совершенно не интересовался дочерью. Детьми занималась няня, не имевшая никакого представления ни о педагогике, ни о требованиях гигиены: зато она, желая покрепче привязать к себе Софью, внушила ей, что родители ее не любят. Для маленькой девочки это выглядело правдоподобно: старшую Анюту, умницу и красавицу, ей всегда ставили в пример, а основное внимание родители уделяли младшему, долгожданному сыну Федору, на пять лет младше Софьи. Девочка росла замкнутой и стеснительной, и единственным способом для нее добиться внимания родителей стала хорошая учеба – Софья сама научилась читать, и после все схватывала быстрее избалованной и ленивой Анюты.

XVIII век с балами и ярмарками подходил к концу, наступал следующий, на троне менялись цари, бульварные газетки писали о модах и дуэлях, втиралась в доверие русскому сердцу гуманистическая западная либеральная мысль, охлаждалась русская душа к вере, надвигались войны и революции. В это время в глухом тамбовском лесу на камне с воздетыми руками стоял день и ночь монах, приклоняя Божию милость к земле русской.  

Через сто лет «Пасху запели посреди лета», мощи этого монаха поднял Божий Помазанник. Их встреча стала предвестницей страшных бурь на нашей земле, теперь оба они – Царь-мученик и убогий Серафим – оба молят Бога за Россию, стучат молитвой в наши души, призывая заблудших к покаянию. 

Мощи Угодника Божия прп. Серафима хранятся в Дивеевском женском монастыре и стали одной из самых почитаемых святынь Русской Церкви.

Годы жизни святого подвижника

• Родился: 19 июля (1 августа по новому стилю) 1754 г., Курск.
• Умер: 2 января (15 января по новому стилю) 1833 г. (78 лет), Свято-Успенская Саровская пустынь.

На рабочем столе императора всегда стояли цветы, собранные его детьми во время прогулок по Гатчинскому парку. За этим столом Александр Александрович подписывал самые жесткие указы, стучал по нему кулаком так, что министры от страха теряли дар речи. Но потом грозный государь бросал взгляд на подснежники в милой вазочке - и преображался, прятал в бороду улыбку. Единственной слабостью Александра III была его семья. В его письмах к сыну столько любви! А как затосковал император, когда понял, что дочь стала взрослой... Но обо всем по порядку.

Александр III c детьми в Гатчинском парке 

Сколько прошло уже лет, а до сих пор появляются личные вещи Императора, его детей, сестер.

Недавно я нашла заметку о том, что на аукционе в Женеве в 2011 году были выставлены письма Императорской семьи - письма детей императора Александра III, они писали своему швейцарскому наставнику Фердинанду Тормейеру!
Кто такой Тормейер? Почему он был настолько близок детям Александра III?

Этот швейцарец в молодости иммигрировал в Россию. В августе 1886 года его назначили преподавателем французского языка и воспитателем детей Александра III.
На следующий год он уже получает российскую награду – орден Станислава II-й степени, через 3 года его награждают орденом Святой Анны II-й степени.
В 1890 году Ф.Тормейер уже имеет чин коллежского советника – это очень высокий чин в дореволюционной России.

В 1856 году в Россию впервые приезжает молодой, но уже необычайно популярный в Вене композитор Иоганн Штраус. По контракту, подписанному им на довольно выгодных условиях с Дирекцией Царско-Сельской железной дороги, Штраусу предстояло в течение летнего сезона дирижировать своим оркестром шесть раз в неделю в павловском павильоне "Воксал". Одиннадцать сезонов в общей сложности Штраус был ангажирован в Павловске.

Здание Павловского вокзала в дворцовом парке

"Живут лишь в России!" - так пишет Штраус на родину из яркого нарядного Павловска. Композитор был восторженно принят русской публикой и стал украшением короткого северного лета. Темпераментная фигура молодого музыканта, его манера дирижировать, его внешность - все заставляло говорить о нем, обсуждать, критиковать, восторгаться... "Северная пчела", "Отечественные записки", "Искра", "Голос" и другие издания публиковали статьи, карикатуры, фельетоны о молодом маэстро.

Еще в 1853 году на семейном совете было решено, что Иоганн не может разорваться между гастролями, сочинительством и выступлениями в Вене.
А поскольку без волшебного слова «Штраус» оркестр, доставшийся ему после отца, терял для публики всю свою ценность и очарование, то Иоганна должен время от времени подменять брат Йозеф. Тот совершенно не собирался делаться музыкантом — но выбора не оставалось. С тех пор на афишах писали просто «Штраус», без имени, и публика зачастую не знала, кого именно из братьев она будет слушать этим вечером. Да и не слишком интересовалась узнать: Йозеф был тоже очень талантливым скрипачом и дирижером и тоже писал вальсы, по стилю похожие на те, что сочинял брат. С тех пор как Иоганн стал по полгода проводить в России, работы у Йозефа поприбавилось. Он был слаб здоровьем и в конце концов переутомился.
И тогда на помощь пришел еще и младший брат, Эдуард. Он тоже дирижировал, играл на скрипке и сочинял вальсы. Эдуард нравился публике еще и потому, что был чрезвычайно красив, и Иоганн теперь иной раз шутил, представляясь «старшим братом того самого красавца Штрауса».

Со временем, когда личный интерес к Павловску был утерян, Иоганн стал отправлять туда Йозефа. В одну из таких поездок музыканты по дороге взбунтовались, Йозеф наспех набрал новых. Дело кончилось трагически. На репетиции оркестр сбился с ритма, и с Йозефом случился обморок. Он упал с эстрады в зал, очень неудачно. Его едва довезли до Вены, где он и умер от сотрясения мозга. Вскоре и Эдуард покинул «семейную фирму Штраусов, торговцев музыкой оптом и в розницу» — ему показалось, что Иоганн приписал себе кое-что из произведений покойного брата...

Это была огромная сумма! К тому же эти деньги предлагались за работу в одном месте, что измотавшемуся Штраусу представлялось особенно привлекательным.

Концертно-танцевальный зал при Павловском вокзале был устроен для завлечения публики в Павловск: бывшую резиденцию Павла I его сын, император Николай, задумал превратить в место загородных прогулок петербуржцев. Правда, до того, как там водворился Штраус, затея с вокзальными концертами шла не слишком успешно. Но теперь… Публика наводняла концертную площадку с утра до вечера и готова была прихватить еще и ночь. Иной раз Штраус прерывал игру на середине музыкальной фразы, заслышав звонок на последний вечерний поезд из Павловска. Но бывало, и это не помогало: последний поезд уходил пустым, а публика несмолкающими аплодисментами вынуждала маэстро продолжить концерт.

Павловский музыкальный вокзал - концертный зал, где выступал Штраус

Так продолжалось десять лет подряд, сезон за сезоном. Со временем он стал легко откликаться на Ивана Страуса (павловские мужички поступили с ним так же, как поступали со всеми обрусевшими немцами: переименовали на русский манер).

В середине XIX века по Европе колесили с концертами одновременно трое Штраусов. Все они сочиняли вальсы, подписывая их одинаково — только фамилией. Имели схожую манеру исполнения. Многие считали троих братьев одним человеком, а то и путали их с четвертым Штраусом — отцом. В венских газетах острили: «Фирма Штраус. Торговцы музыкой оптом и в розницу».

Это был риск… Готовясь к своему первому публичному выступлению, 19-летний Иоганн доводил себя до изнеможения: как его примет публика? Да и вообще, придет ли кто-то его слушать? Заказывая афиши («15 октября 1844 года в казино Доммайера в 6 часов пополудни Иоганн Штраус (сын) представит музыку собственного сочинения. Иоганн Штраус (сын) рассчитывает на доброжелательность и покровительство уважаемой публики»), он в последний момент велел напечатать слово «сын» мелким шрифтом. В конце концов, послушать его отца, знаменитого и до сей поры единственного Иоганна Штрауса, короля вальсов, неизменно собирались полные залы… А уж когда молодой музыкант узнал, что на день его долгожданного дебюта назначен праздник по поводу открытия железной дороги, связавшей Вену с Грацем, он чуть было совсем не пал духом… Но его опасения были напрасны!

Зал казино Доммайера оказался полон. Те, кому не досталось столиков, покупали билеты без мест, чтобы слушать концерт стоя. Причем вовсе не потому, что кто-то, не разглядев мелкий шрифт на афишах, пришел по ошибке. Напротив! Жители Вены ломились в тот вечер в казино, чтобы посмотреть, выдержит ли Иоганн Штраус-младший сравнение со знаменитым Иоганном Штраусом-старшим…

Иоганн Штраус-старший

И он выдержал! Вальс, первоначально называвшийся «Сердце матери» и посвященный Анне Штраус, но по ее же совету переименованный в «Надеющийся на благосклонность» (это должно было подчеркнуть скромность дебютанта и задобрить публику), 
вызвал шквал аплодисментов и был повторен на бис четыре раза.

Стихотворение «В дороге» было написано И.С. Тургеневым в ноябре 1843 г., как полагают исследователи, под впечатлением разрыва романтических отношений писателя с Татьяной Александровной Бакуниной, сестрой известного революционера-анархиста Михаила Бакунина ...

Знакомство Тургенева с Бакуниной произошло в июне 1841 г. после его возвращения из Берлина, где писатель изучал философию Гегеля. Семья Бакуниных жила в то время в своем тверском имении Премухино. Татьяна была младшей дочерью в семье и, - по свидетельствам современников, - имела тонкую, экзальтированную натуру, склонную к идеализму и мечтательности.

Красивая, начитанная блондинка с синими глазами, казалось, была создана для молодого Тургенева. При первой их встрече ей показалось, что она ждала его всю жизнь. Молодые люди с самого начала увлеклись друг другом: долгожданные встречи и прогулки, беседы и жаркие споры сменялись томительными разлуками, заполняемыми оживленной перепиской.

Не плачь, только не плачь!
Всё у тебя получится.
Жизнь - не жестокий палач,
Хоть и приходится мучиться.
Поверь! Просто поверь:
Кому-то ещё больнее.
В новый рассвет дверь
Открой и шагай смелее.
Упал - вставай и иди.
Почувствуешь: станет легче.
Пусть светят тебе в пути
Огни маяков и свечи.
Жалей, но не себя
И не того, что было,
В сегодня живи, любя.
Ведь только в любви - сила.
Прости. Просто прости
Всех, кто тебя обидел,
Руки не подал в пути
И боль твою не увидел.
Пусть даже сердце в крови,
Не смей никогда сдаваться.
Живи! Просто живи.
И снова учись улыбаться!

Настроенье: купить бы дом,
И чтоб рядом текла река,
Чтоб над крышею дым столбом
Уходил, струясь, в облака.
Чтобы в доме топилась печь,
А в углу - ухват для горшков,
Коромыселко чтоб на плечи,
Россыпь круглых половиков.
На завалинке - серый кот,
Под приступкою - домовой,
И кукушечка счёт ведёт
В старых ходиках день-деньской.
Занавесок строчёных узор,
Под божницей - лампады свет,
Да гармоники перебор,
Да цветов полевых букет.
Песен льющихся перелив,
Несказанная тихая грусть...
Или радость... И я - счастливая...
Настроение моё: Русь!

Современники называли ее гениальной, но, пожалуй, ни об одной другой русской артистке не ходило столько слухов — о бесчисленных романах, диком нраве, сумасшествии. Ей приписывали шпионаж в пользу России и связь с большевиками, называли даже Красной Жизелью по самой знаменитой, прославившей Спесивцеву роли. Режиссер Алексей Учитель снял об Ольге фильм «Мания Жизели», весьма, впрочем, далекий от настоящих реалий жизни балерины.

«Дорогая Зинуша, вчера меня перевезли сюда из клиники. Ферма большая, выстроена на пожертвования. Тут есть очаровательная церковь, и я могу молиться и быть близкой Богу. Конечно, трудно возвращаться к жизни после двадцати лет пребывания в госпитале, прическа моя устарела, волосы побелели, забыла, как наводить красоту, румянец, пудриться. Ах, Зюка, старость не радость».
Это пишет сестре из Нью-Йорка в Ленинград Ольга Спесивцева, та, которую многие считают самой выдающейся русской балериной, выше даже самой Анны Павловой. Великий учитель танца Энрико Чеккетти говорил: «В мире появилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Павловой, вторая — Спесивцевой. Но вторая ближе к солнцу». В 1963 году, когда написано это письмо, ей уже шестьдесят восемь лет, давным-давно отгремела слава, состарились партнеры, изменились и мир, и балет, а сама Ольга Александровна прожила страшную и трагическую жизнь.

В пансионат под Нью-Йорком (сама Ольга называла его фермой), устроенный младшей дочерью Толстого Александрой Львовной для одиноких соотечественников, Спесивцеву, хрупкую, высохшую, пугливую, полуживую, привез ее верный поклонник — писатель Дейл Эдвард Ферн, единственный человек среди сотен почитателей Ольги, кому она была небезразлична.

Эта малоизвестная история началась в тот день, когда двадцатичетырехлетний Дейл Эдвард Ферн наткнулся на фотографию Ольги Спесивцевой в роли «Жизели» и потерял покой: он влюбился в образ великой балерины и во что бы то ни стало решил разыскать ее. В 1952 году случай свел Ферна с вдовой Вацлава Нижинского, который много танцевал со Спесивцевой. Ромола кое-что знала о судьбе давным-давно исчезнувшей с горизонта Ольги: та в психиатрической клинике, дела ее совсем плохи. Ферн кинулся в эту клинику. Картина, которую он застал, потрясла его воображение.

Санитарка долго гремела ключами, чтобы отворить дверь палаты с зарешеченным окном. Там Ферн увидел похожих на зверушек людей в одинаковых серых халатах и среди них у окна маленькую тихую седовласую женщину — Ольгу Спесивцеву, вернее пациентку № 360446. По-английски она практически не говорила, знала лишь отдельные слова, и от Ферна испуганно шарахнулась, решив вероятно, что он хочет причинить ей зло. Недоверчиво покосилась на сладости и фрукты, которые он принес с собой. Никто из персонала бесплатной лечебницы для неимущих понятия не имел, кто такая эта неприметная покорная старушка, и когда потрясенный Ферн показал фотографии и пожелтевшие от времени газетные вырезки, они сильно смутились. Дейлу Эдварду удалось найти для Ольги русскоговорящего врача, и наконец ее стали хоть как-то лечить. Ферн навещал Спесивцеву каждое воскресенье в течение десяти лет и чуть ли не каждый день писал ей письма на плохом французском, который она немного знала. В складчину с друзьями покупал Ольге еду, сладости, духи, одежду, чтобы поддержать и порадовать.

Самое удивительное, что Спесивцева, проведя в лечебнице в общей сложности двадцать один год, окончательно выздоровела. К ней полностью вернулись рассудок и точная на детали память о прожитой жизни. Тогда-то Ферн и перевез Ольгу Александровну из клиники в пансионат Толстой, где ее окружали соотечественники, русский язык, русская еда, русская церковь. Она после многолетнего перерыва смогла наконец возобновить переписку с сестрой, оставшейся в Петербурге — Зинаидой Папкович-Спесивцевой.

...Хлопья нечаянной вечности...
Счастья простого...
Ты на Земле остаешься со снегом вдвоем...
Медленно-медленно...
Тихо...
Просторно-просторно
Падает снег, размышляя о чем-то своем...

Роберт Рождественский

У Переверзевых зажигают елку постоянно в сочельник.

С тех пор как Диночка Переверзева начала помнить себя, рождественская елка у них в семье всегда устраивается в сочельник. И всегда очень торжественно, шумно и людно. Целый день весь дом готовится к торжественному вечеру.

Диночка, мамуся и папочка украшают елку. Елка эта бывает непременно огромная, под потолок, и непременно красивая, как и подобает быть красивой, роскошной, пахучей и зеленой волшебнице леса. От нее вкусно-превкусно пахнет хвоей и лесным воздухом, который появляется в натопленных комнатах барских домов раз в год, в сочельник. С утра начинается усиленное передвижение в квартиру Переверзевых из кондитерской, из игрушечного магазина, из фруктовой. Какие-то таинственные сверточки, какие-то картонки и тюрички, мешочки и опять тюрички и картонки извлекаются то и дело из огромнейших корзин проворными руками мамуси, папочки, самой Диночки, мисс Фанни — Диночкиной гувернантки, и старой Астафьевны — Диночкиной няни, которая вынянчила и самою Диночку, и мамусю, и чуть ли не мамусину маму.

К восьми часам все уже готово: елка сияет, сверкает, блестит и благоухает в ожидании гостей, которые съезжаются в восемь. И тут-то начинается настоящее торжество.

В этот сочельник Диночка уже "почти взрослая". Ей четырнадцать лет. Вся она хрупкая, как веточка, тоненькая и беленькая, как снежная королева. Папочка так и называет свою беленькую большую девочку — Снежной королевой. А мама всякий раз, как Диночка возвращается из гимназии с мисс Фанни, говорит, целуя ее:

— Не нравится мне, что ты такая бледная, Динуша. Малокровие это, лечиться надо.

И Диночка лечится: усердно принимает рыбий жир, пилюли, мясной сок и еще какие-то целебные порошки в облатках.

Но в сочельник Диночка неузнаваема. Щеки ее раскраснелись, лицо оживлено сияющей улыбкой, синие глаза горят. Ну, совсем как вишенка и ничуть не "снежная королева".

Нынче съехалась пропасть гостей, гораздо больше, нежели в предыдущие годы. Еще бы! До сих пор все они были маленькие: и сама Диночка, Вава Зноева, и Саша Майкова, и Мери Щербет, и Воля с Максом, и братья Гронверские, и вся эта зеленая молодежь, что наполняет сейчас гостиную Переверзевых, посреди которой высится огромная елка.

Какая она прелесть, эта елка! Сколько роскошных вещей навешано на ее зеленых ветвях! Как красиво сверкают в лучах бесчисленных электрических лампочек все эти чудесные безделушки!

Но странно! Собравшиеся юные гости и их молоденькая хозяйка так мало интересуются в этом году елкой. Все они важно расселись по креслам и диванам, как взрослые молодые люди в ожидании танцев, и ведут "взрослую же", «всамделишную» беседу.