
***
Интервью - Орхан Памук
Насколько я знаю, в вашем новом романе «Рыжеволосая женщина» (выйдет по-русски в конце ноября ) действие разворачивается за пределами Стамбула. Неужели вы решили расстаться со своей литературной метрополией?
— Не совсем. Этот роман рассказывает о человеке, который занимается рытьем колодцев, и о его подмастерье — вместе они пытаются найти воду на пустоши возле Стамбула. Задача это непростая, тем более, что мастер ни на йоту не готов отступиться от своих средневековых принципов — и в том, что касается методов поиска, и в технологиях, которыми он пользуется, и в том, как он строит отношения с учеником. Для меня это прежде всего текст о власти авторитета и о развитии цивилизации, о соотношении традиции и новации, о доверии и дисциплине, а еще о том, как важны мифы и древние тексты, обосновавшиеся в наших головах. Но не забывайте: пустошь, на которой ищут воду мои герои, расположена неподалеку от Стамбула. Через тридцать лет этот участок оказывается проглочен бесконечно расширяющимся городом, то есть «Рыжеволосая женщина» начинается за пределами Стамбула, а заканчивается внутри его, потому что город как бы проглатывает мой текст.
— Есть известная фраза о невозможности писать стихи после Освенцима. А как вы думаете, можно ли вообще писать хоть что-нибудь сегодня, когда привычный жизненный уклад меняется и весь мир сотрясают тектонические сдвиги небывалой силы? Как вы со всем этим справляетесь?
— Думаю, что Адорно — если не ошибаюсь, именно он автор этого высказывания — был неправ. Он явно полагал, что мы, писатели и вообще художники, обращены исключительно вовне — что мы смотрим на происходящее вокруг и откликаемся на него в своем творчестве. Но это не совсем так. Писатели и художники точно так же откликаются и на ту поэзию, которая звучит у них внутри. В каждом из нас живет поэт, и когда читатель видит наши книги, этот поэт как бы выходит на поверхность, обнажает себя. Да, книга — всегда ответ на происходящее снаружи, но в не меньшей мере она откликается на то, что происходит у художника внутри. Я не думаю, что сегодня, когда мир и моя страна охвачены политическими репрессиями, когда пишущие люди оказываются в тюрьмах, я должен прекратить писать книги. Я не готов отказаться от своих попыток создать по-толстовски совершенное предложение, строчку, абзац. В мире действительно происходит много ужасного, и упомянутые вами тектонические сдвиги в самом деле выглядят пугающе, но не забывайте, что искусство предлагает выход из всего этого. И на самом деле, когда тебя терзает тревога, особенно интересно фокусировать свое раздражение и гнев, переплавлять их в отточенные и безмятежные тексты, в которых как будто бы нет ни малейшего следа породившей их бури.
Интервью организовано при участии «Ясной Поляны». |