Не в малой степени беспокоит то, по меньшей мере на уровне слов, отрицание мира. Демократия понемногу двигается в сторону насилия. Война, в воображении националиста, предлагает как минимум некую форму эмоционального и общественного единения, которую не дают коммерция или демократия. Одна из любопытных чёрт национализма состоит в том, что хотя он апеллирует к великим битвам и героям, чаще всего он разжигается поражениями и страданиями, которые формируют идентичность сильнее, чем победы. Для патриотов-романтиков Великобритания никогда не была "более британской", чем при эвакуации из Дюнкерка или под немецкими бомбами "Блица". На более физиологическом (буквально) уровне давно замечено, что ранения, полученные в бою (где это происходит ожидаемо и по понятной причине), не заставляют на самом деле страдать в той степени, в какой представляется обычному гражданину в мирное время. Война придаёт страданию смысл.

Той изнеженности, той погоне за приятными ощущениями, которые понижают дух народа, схваченного растущим благосостоянием и увлечённого деятельностью в сфере усилившихся мирных отношений.

Способность воздушных бомбардировок вселять ужас в гражданское население - центральная задача стратегического применения авианалётов состоит в постепенном ослаблении психологической стойкости гражданского населения. С самой первой бомбы, сброшенной с самолёта итальянского пилота над Ливией в 1911 году, через "Блиц" Второй мировой войны и ковровые бомбардировки Северного Вьетнама в 1965 - 1968 годах этот способ ведения боевых действий всегда предполагал нанесение ущерба разуму не в меньшей степени, чем телу.
Для страны, ставшей жертвой бомбардировок, мораль гражданского населения становится ценным источником сопротивления. Боевой дух граждан можно рассматривать как критически важный ресурс для войны. Однако это также означает расширение военных технологий эмоциональной координации на гражданское население.
При наличии достаточной общей культурной идентичности, боль и страдания можно представить источником не только страха, но и славы.

Inga and Svetlana LISICYNS are two sisters. Inga is older as Svetlana on six years. Inga is devorsed, Sveta is married on Yuriy long time ago.
Inga has two dauthers from her former husband: first older girl Karolina (differently - Lika) who is eleven and second girl - Tanya (is seven). Tanya likes cooking and boiling. Tanya LISICYNA dreams to get to work a shief-condictioner after school. Lika*s interesses are childish yet.
Yuriy and Sveta have two twins children - Igor and Katya. Both twins are eight. Igor and his friend Dyenis as always like beeing engaged in gym hard athletic and cycle machines. Katya LISICYNA gladly listens to political news on TV and she also gladly reads textbooks about humanitar disciplins.
Dyenis and Lika are same age classmates, but he loves her cousin Katya. Katya LISICYNA and Dyenis fall in love with each other long two years ago. Igor LISICYN hasn*t had any girlfriend yet. Lika and Tanya don*t have any boyfriends either.
Igor*s and Katya*s mother Svetlana had born some one child in this year. This is a boy who and Yuriy called Vadim. So Yuriy and Sveta LISICYNS have three children in their family now.

Инга и Светлана ЛИСИЦЫНЫ - 2 сестры. Инга старше Светланы на 6 лет. Инга в разводе, Света до сих пор замужем за Юрием. У Инги от "бывшего" остались 2 дочери: старшая из них Каролина (или иначе - Лика) ей 11 лет, младшая дочь - Таня (7 лет). Таня любит стряпать и готовить еду. Таня ЛИСИЦЫНА мечтает пойти работать поваром-кондитером после окончания школы. Интересы у Лики - совсем ещё детские.
Юрий и Света имеют двух детишек близнецов: Игоря и Катю. Обоим близнецам по 8 лет.
Игорь и его старший друг Денис всё так же с охотой занимаются в тренажёрном зале тяжёлой атлетикой и велотренажёрами. Катя ЛИСИЦЫНА так же охотно слушает политические новости по телевидению и ещё читает учебники для взрослых по гуманитарным предметам.
Денис и Лика - ровесники-одноклассники, но он любит не её, а её двоюродную сестру Катю. Катя ЛИСИЦЫНА и Денис сильно влюблены друг в друга вот уже 2 года. Игорь ЛИСИЦЫН до сих пор всё никак не может встретить "единственную" себе подружку. У Лики и Тани тоже нет любимых парней.
Мама Игоря и Кати Светлана в этом году родила ещё одного ребёнка - мальчика, которого она и Юрий назвали Вадим. Так, у Юрия и Светы теперь трое детей в семье.

Как работает система контроля в частной жизни. Как Вы отреагируете, например, на то, что человек, состоящий с Вами в отношениях, разработал подробный перечень правил семейного счастья? В него наверняка войдут "НИКОГДА НЕ.." и "ВСЕГДА". (Я, lisicynlisicyn, допускаю любые варианты). Скажем, что - пытаться постоянно жить по всем таким-то правилам нам всем наверняка будет хлопотно, а то и унизительно. Более того, Ваш спутник или спутница не смогут угадать, когда Вы делаете что-то от чистого сердца, а когда как дурак в прямом смысле ставите галочку в списке.
Представьте, что произойдёт, если вместо этого Вы попробуете следовать простым принципам вроде упомянутых в Послании коринфянам, п. 13. (Это Я напишу и даже ПРОПИСНЫМИ буквами):

ЛЮБОВЬ ДОЛГОТЕРПИТ, МИЛОСЕРДСТВУЕТ.

ЛЮБОВЬ НЕ ЗАВИДУЕТ, ЛЮБОВЬ НЕ ПРЕВОЗНОСИТСЯ, НЕ ГОРДИТСЯ.

ЛЮБОВЬ НЕ ИЩЕТ СВОЕГО.

ЛЮБОВЬ НЕ РАЗДРАЖАЕТСЯ, НЕ МЫСЛИТ ЗЛА.

ЛЮБОВЬ НИКОГДА НЕ СДАЁТСЯ И НЕ ТЕРЯЕТ ВЕРЫ.

ЛЮБОВЬ ВСЕГДА НАДЕЕТСЯ, ВСЁ ПЕРЕНОСИТ.

Жизнь в соответствии с этими принципами наверняка будет более трудной и одновременно вдохновляющей, чем простое следование набору правил. Вы ставите высокие цели, но при этом получаете больше свободы для импровизации и роста. Стандартизация закладывает основы приемлемого поведения, но одновременно ограничивает свободу человека.








ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ...

Бедный Федотка, сиротка.
Плачет несчастный Федотка:
нет у бедняги того,
кто пожалел бы его -
только мама, да тётя, да дядя,
только папа, да дедушка с бабушкой.




ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Идёт кисонька из кухни,
у неё глазоньки опухли.
- Что ты, кисонька, плачешь? -
- Как же мне, кисоньке, не плакать:
повар пеночку слизал да на кисоньку сказал.






ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Племянник его, сын его родной сестры, Паша, Пахом, как выяснилось впоследствии, попал в анашистскую компанию. Ни родители, ни Виктор Никифорович, не знали об этом.
Как-то Паша отпросился у родителей съездить в Рязань к деду, у которого он часто бывал. Дней через пять после его отъезда Виктор Никифорович получил телеграмму от следователя транспортной прокуратуры Джаслибекова с какой-то далёкой казахстанской станции. В телеграмме сообщалось, что его племянник Паша находится под стражей - его задержали в связи с преступным провозом наркотиков по железной дороге.
Виктор Никифорович сразу понял, почему именно ему а не родителям адресовал следователь Джаслибеков телеграмму. Паша боялся отца, человека резкого и крутого. Виктор Никифорович немедленно вылетел в Алма-Ату, а оттуда через сутки добрался на поезде до той степной станции. Застал он Пашу в отчаянном состоянии. Ему грозил немедленный суд и приговор со сроком не менее трёх лет в колонии строгого режима. Суд был неизбежен - состав преступления налицо.
Виктор Никифорович пытался, как мог, втолковать племяннику, что другого исхода, к сожалению, нет, что по закону за преступлением следует наказание. Всё это происходило в присутствии Джаслибекова. И вдруг Джаслибеков говорит:
- Виктор Никифорович, если Вы поручитесь, что Ваш племянник впредь не повторит подобное преступление, Я отпущу его под свою ответственность. Мне кажется, что именно Вы сможете наставить его на путь истинный. Если же он ещё раз попадётся с провозом анаши, его будут судить как рецидивиста. Вот решайте сами.
Ну конечно, Виктор Никифорович несказанно обрадовался, тут же поручился за Пашу, и тогда Джаслибеков сказал:
- А Вас, Виктор Никифорович, Я бы попросил поднять в прессе разговор на эту тему. Мы боремся с самими преступлениями, когда они уже совершены или в процессе совершения. Очень хорошо, что Вы, в частности, сразу откликнулись, незамедлительно приехали и тем очень помогли мне, а многие родственники - и таких большинство - не приезжают вовсе. И так попадает человек 15 лет от роду в колонию строгого режима. А что там с ними происходит, чему они там научатся? Никчёмными, искалеченными людьми они выйдут оттуда. Сами понимаете, тюрьма не от хорошей жизни. Душа болит, на всё это глядя. А они всё едут и едут, прут от Архангельска до Камчатки. Всех ведь не пересудишь.
И ещё много чего узнал Виктор Никифорович в тех местах.

Мурманские молодчики - один постарше, Петруха, лет двадцати, и второй совсем ещё мальчик, шестнадцати лет, звали его Лёней, но и он, Лёня, отправлялся на промысел уже во второй раз и даже кичился этим.
Петруха где-то на строительствах разных работал, а как лето наступало, отправлялся в примоюнкумские края, знал места, богатые анашей. Дома у него мать была престарелая пьющая. Братья разъехались, кто куда.
У его напарника Лёньки дела семейные обстояли ещё хуже. Матери не знал. Определён был в Дом малютки. А когда ему было года 3, какой-то мурманский капитан заявился с женой в приют и взял по всем правилом мальчишку на усыновление. Детей своих у них не было. А через 5 лет жена капитана укатила с кавалером куда - непонятно. Капитан запил, перешёл на портовые работы. Лёнька учился в школе кое-как. Отбился от рук, ушёл от капитана насовсем. Жил как хотел. И вот уже второй сезон отправлялся гонцом за анашёй, да и сам пристрастился к этому зелью дурному, а ведь ему всего 16 лет, и впереди вся жизнь...

Сколько ни вдавайся в эти причины на личном уровне, толку от этого мало, если не вовсе никакого. Тут необходимо написать целый социологический трактат, а лучше всего открыть дискуссию - в печати и на телевидении.
Никто из высших в СССР не заинтересован в том, чтобы о подобных вещах говорилось в открытую, и объяснялось это всегда соображениями якобы престижа нашего общества, хотя, по сути дела, речь шла прежде всего о нежелании рисковать лишний раз своим положением, зависящим от мнения и настроения других лиц. Для того, чтобы поднять тревогу о неблагополучии в какой-то части общества, нужно было ещё не бояться поступить во вред себе.




ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Анализируя внешнюю политику государства, можно опираться на различные методологические подходы. Американский исследователь Г. Аллисон выделяет 3 основные модели формирования внешней политики. Первая модель КЛАССИЧЕСКАЯ, в которой внешняя политика представляется результатом сознательной рациональной деятельности актора (государства в целом, правительства и=или их руководителя). Вторая модель представление о внешней политике как следствии комплекса организационных актов и процессов; третья модель ВНЕШНЯЯ политика как результат политического торга ведомств и их лидеров, происходящего внутри правительства. Государство рассматривается как единое целое и отождествляется с одним человеком. Такое понимание политики верно по отношению к Древнему миру и Средневековью. Такое понимание внешней политики оправдано и в случаях с диктаторскими авторитарными и тоталитарными режимами, при которых внешнеполитический курс определяется одним человеком вождём или диктатором, при минимальном участии ближайшего окружения.
Бюрократическая теория внешней политики основывается на идеях теории организации, дополняя их признанием того, что наблюдаемая внешняя политика государства всегда есть итог сложных отношений между ведомствами, участвующими в выработке, принятии и осуществлении внешнеполитического курса. Эти сложные взаимодействия либо встроены в систему разделения властей (в демократиях), либо в систему придворных интриг (при авторитарном или тоталитарном политическом устройстве). Например, Г. Киссинджер пишет: "Не существует такой вещи, как американская внешняя политика. Серия шагов, приведших к определённому результату, возможно, даже не планировалась ради достижения этого результата".
В американской политической психологии особое внимание привлекли фигуры уже давно умершего Рональда Рейгана и его предшественника на президентском посту Джимми Картера (жив ли он ещё, Я не знаю). Оценивая личность Д. Картера, его коллеги отмечали его высокий интеллект, феноменальную память, исключительную работоспособность. Однако столь высокие качества не помогли К. в полной степени справиться со своими президентскими обязанностями. К. отличался весьма жёстким мышлением: придя к какому=либо выводу или оценке, он с большим трудом менял своё мнение, даже если его неправота становилась очевидной. Ещё в момент вступления Дж. К. на должность президента США специалисты делали прогнозы что его личные качества и обуревающие его фантазии могут привести американскую внешнюю политику к серьёзным проблемам. В итоге так и случилось. Конец президентского срока К. был отмечен такими событиями, как кризис вокруг американских заложников в Ираке и возобновлением конфронтации с Советским Союзом.
В отличие от Дж. К. Рональд Рейган не отличался высокой работоспособностью. До прихода в Белый дом он слабо разбирался в международной политике и даже гордился тем, что после Библии не прочитал ни одной книги. Несмотря на это, в период его президенства американская экономика вышла из кризиса, Соединённые Штаты добились серьёзных внешнеполитических успехов, определивших исход холодной войны. Очевидно, личные качества Р. оказались наиболее адекватными той ситуации, в которой ему пришлось действовать. Склонность к национализму, этноцентризму, антикоммунизму были главными чертами его личности.

Внешняя политика самым тесным образом связана с дипломатией. Но различия между ними всё же существуют. Дипломатия это не сама внешняя политика, а совокупность методов и способов её осуществления.
Есть ещё понятие ИММУНИТЕТЫ это изъятия представительства и его сотрудников из юрисдикции и принудительных действий со стороны государства пребывания. Объём и характер иммунитетов и привилегий для дипломатических представительств сводятся: к неприкосновенности помещений представительства, к иммунитетам имущества и средств передвижения (от обыска, реквизиции, ареста и исполнительных действий ); к освобождению от всех государственных налогов, сборов и пошлин; к неприкосновенности архивов и документов представительства в любое время и независимо от их местонахождения; к праву на беспрепятственное сношение со своим центром.
Дипломатические представительства а также их сотрудники, не только пользуются указанными правами, но и несут определённые обязанности в отношении страны пребывания. В обязанности представительств входит: использование служебных помещений только для официальных целей, ведение всех официальных сношений через ведомство иностранных дел и другие ведомства. Сотрудники представительств обязаны уважать законы страны пребывания, не вмешиваться в её внутренние дела, не заниматься профессиональной и коммерческой деятельностью в целях личной выгоды.

Я зову вчерашний дождь -
прожитый день тихо угас...
Где он, мой случайный гость -
где он теперь? где он сейчас?

Я зову вчерашний дождь,
чтобы не знать новых потерь...
Где он, мой случайный гость?
где он сейчас? где он теперь?

На 13 съезде партии было оглашено "Письмо к съезду" В. И. Ленина, в котором он дал характеристику некоторым членам ЦК. О Зиновьеве и Каменеве Ленин писал, что их "октябрьский эпизод" не является случайностью. Ленин указал также на "небольшевизм" Троцкого, далее Ленин писал о нём, что он человек, чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела. Бухарина Ленин характеризовал как схоласта, который "никогда не учился и никогда не понимал вполне диалектики".
Ленин в письме дал также характеристику И. В. Сталину. Ленин подверг критике его недостатки. Он писал: "Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть... сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью". В. И. Ленин предлагал обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который... отличается от тов. Сталина именно тем, что более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью, но это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.
Ленин хотел критикой ведущих членов ЦК "помочь им изжить недостатки" (конец цитаты).

Письмо Ленина обсудили делегации съезда. Они учли непримиримую борьбу И. В. Сталина с троцкизмом и троцкистами, поскольку тех они шибко ненавидели (комментарий мой - lisicynlisicyn). Принимая ещё и заверения И. В. Сталина исправить свои недостатки, указанные в письме Ленина, делегации высказались за оставление И. В. Сталина на посту генерального секретаря ЦК партии.
Критика Лениным отрицательных личных качеств Сталина обязывала его как коммуниста осмыслить эту критику и устранить свои недостатки. Она тем более обязывала Сталина сделать это, ибо он был руководящим деятелем партии и всегда подчёркивал свою верность и преданность ленинизму и Ленину.

Как мы сейчас уже знаем, товарищ Сталин не устранил и не исправил своих "недостатков".

- Роковая Катя! Завтра достану деньги и отдам тебе твои 3 тысячи, и прощай - великого гнева женщина, но прощай и любовь моя! Кончим! Завтра буду доставать у всех людей, а не достану у людей, то даю тебе честное слово, пойду к отцу и проломлю ему голову и возьму у него под подушкой, только бы уехал Иван. В каторгу пойду, а три тысячи отдам. А сама прощай. Кланяюсь до земли, прости меня. Нет, лучше не прощай: легче и тебе и мне! Лучше в каторгу, чем твоя любовь, ибо другую люблю. Убью вора моего! От всех вас уйду на Восток, чтоб никого не знать. ЕЁ тоже, ибо не ты одна мучительница, а и она. Прощай!
P.S. А тебя обожаю! Осталась струна и звенит. Убью себя, а сначала всё-таки пса. Вырву у него три и брошу тебе. Хоть подлец пред тобой, а не вор! Жди трёх тысяч. У пса под тюфяком, розовая ленточка. Не Я вор, а вора моего убью. Катя, не гляди презрительно: Димитрий не вор, а убийца! Отца убил и себя погубил, чтобы стоять и гордости твоей не выносить. И тебя не любить.
PP.S. Ноги твои целую, прощай!
PP.SS. Катя, моли Бога, чтобы дали люди деньги. Тогда не буду в крови, а не дадут - в крови!
Раб и враг
Д. КАРАМАЗОВ.-





Старик (Ф.П.) уже знал, что старец Зосима спасавшийся в монастырском ските, произвёл на Алёшу особенное впечатление.
- Этот старец, конечно, у них самый честный монах. - Ф.П. был вполпьяна и вдруг улыбнулся своею длинной, полупьяною, но не лишённою хитрости и пьяного лукавства улыбкою. - А ведь Я так и предчувствовал, что ты чем-нибудь вот этаким кончишь, ты именно туда норовил. Ну, а если не спросят, к чему нам навязываться, не так ли? Ведь ты денег, что канарейка, тратишь, по два зёрнышка в недельку...

Знаю, знаю. Это как один француз описывал ад: "Я видел тень кучера, которая тенью щётки чистила тень кареты". Ты, голубчик, побудешь у монахов, не то запоёшь. А впрочем, ступай, доберись там до правды, да и приди рассказать: всё же идти на тот свет будет легче, коли наверно знаешь, что там такое. Да и приличнее тебе будет у монахов, чем у меня, с пьяным старикашкой да с девчонками... хоть до тебя, как до ангела, ничего не коснётся. Ну авось и там до тебя ничего не коснётся - ум-то у тебя не чёрт съел. Погоришь и погаснешь, вылечишься и назад придёшь.
И он расхныкался. Он был сентиментален. Он был зол и сентиментален.

Стихи. Мораль для подрастающих поколений.

Уж какая ж эта ножка,
ножка, вспухшая немножко!
Доктора к ней ездят, лечат,
и бинтуют, и калечат.

Не по ножкам Я тоскую, -
пусть их Пушкин воспевает!
По головке Я тоскую,
что идей не понимает.

Понимала уж немножко,
да вот ножка помешала!
Пусть же вылечится ножка,
чтоб головка понимала.




Хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ-хэ...

Границы, поделившие Америку надвое, на либералов и консерваторов, городских и деревенских, на людей с высшим образованием и без него, по всей видимости, также проявляют себя в состоянии здоровья граждан. Исследование 2015 года, опубликованное Энн Кейс и Энгусом Дитоном, показало увеличение смертности среди белых американцев средних лет не испанского происхождения, вызванное рядом факторов, в том числе передозировкой наркотиков, сердечными заболеваниями, алкоголизмом и суицидом. Последующий анализ показал, что отмеченные Кейс и Дитоном тенденции имели место в первую очередь в сельской местности, особенно в экономически отсталых регионах, пострадавших от закрытия заводов и шахт.
Никакая другая страна в мире не испытала похожего роста смертности, какой обнаружили Кейс и Дитон в США XXI века. Единственный пример такого роста после Второй мировой был в России начала 1990-х годов, где падение коммунизма и массовая безработица среди мужчин привела к скачку гибели молодых людей. В основном это было связано с растущим потреблением очень дешёвого, некачественного и опасного для здоровья алкоголя. Ожидаемая продолжительность жизни в России обрушилась с 70 лет в 1989 году до 64 в 1995-м.
В Великобритании ожидаемая продолжительность жизни росла на протяжении почти ста лет, пока не прекратила рост в 2010 году. Разрыв в продолжительности жизни также стал расти с 2012 года, после некоторого сокращения в начале 2000-х. Это привело к ситуации, когда житель Челси может рассчитывать дожить до 83 лет, в то время как старожилу Блэкпула приходится ориентироваться на 74. Особенно озадачивает то, что пока уровень смертности среди молодых людей стабильно снижался на юге Англии, на севере он рос с 2011 года.

Последствия урезания публичных расходов, введённого в начале финансового кризиса, были замечены по всему миру в виде роста частоты смертей и падения общего уровня здоровья, особенно на юге Европы. Исследование 2011 года показало, что примерно 10000 самоубийств по всему миру были вызваны мировым финансовым кризисом. Европейский аскетизм возымел серьёзные психологические последствия, ударившие по возможностям людей с инвалидностью вести достойный образ жизни и проявившие себя в падении показателей питания и общественного здоровья. Прирост продолжительности жизни во Франции сошёл на нет после 2011 года. США - единственная страна, где частота материнских смертей при родах росла последние 30 лет. Считалось, что эта тенденция связана с растущим числом рожениц, уже имевших к моменту родов проблемы со здоровьем.

Живя в обществе под управлением централизованного технократического государства, мы пренебрегаем своими мечтами о героизме и экзистенциальной драме, ожидая взамен стабильного улучшения в части физического и экономического комфорта. Подобно купцам 17 века, современная медицина изображает мир в прозаической, фактической форме, неспособной отразить надежды, страхи и смысл, связанные с нашим физическим состоянием. Но условия прогресса предполагают, что безопасность, здоровье и благосостояние важнее фундаментальных верований или культурного романтизма. Если эти показатели снижаются, хотя бы и для конкретных слоёв населения, нам не следует удивляться, что они же охотнее прочих отворачиваются от современного проекта прогресса.
У того, как люди встают на сторону популистских движений, в особенности авторитарного толка, есть бессознательная, телесная сторона. Она подогревается социальным неравенством здоровья, как оказалось, типичным для ряда националистически настроенных сообществ. К примеру, на президентских выборах 2017 года Марин Ле Пен привлекла на свою сторону столько молодёжи, сколько не смогли большинство партий Европы с похожей идеологией, но все эти молодые люди проживали в регионах, где уровень здравоохранения и продолжительности жизни был ниже среднего.

Ожидание, если не надежда, что демократия может быть пространством, где люди взаимодействуют посредством разумного, словесного диалога, оказывается под угрозой, когда мы осознаём, что человек в одинаковой степени подвержен влиянию как своих предпочтений и ценностей, так и физического состояния.
Тем не менее растущая политическая важность для современного нам реакционного популизма таких вещей, как проблемы со здоровьем, возраст и смертность, указывает на то, что имеет место кое-что ещё. Опыт ощущения собственного физического распада провоцирует у людей нужду в совершенно ином политическом устройстве - таком, при котором эксперты и технократы окажутся не у дел.

- Скажи ты мне, Алексей: что сей сон значит?
- Какой сон?
- А вот земной-то поклон твоему братцу Дмитрию.
- Не знаю, Миша, что значит.
- Так Я и знал, что он тебе это не объяснит. Мудрёного тут, конечно, нет ничего. Вот и заговорят все в городе и по губернии разнесут: "Что, дескать, сей сон означает?" По-моему, старик действительно уголовщину пронюхал. Смердит у вас.
- Какую уголовщину?
Ракитину видимо хотелось что-то высказать.
- В вашей семейке она будет, эта уголовщина. Случится она между твоими братцами и твоим богатеньким батюшкой. Вот отец Зосима и стукнулся лбом на такой случай. Потом что случится - расславят, запомнят: преступление, дескать, предугадал, преступника отметил.
- Какое преступление? Какому? - Алёша стал как вкопанный. Остановился и Ракитин.
- У этих честнейших, но любострастных людей есть черта, которую не переходи. Не то - не то он и папеньку ножом пырнёт. А папенька пьяный и невоздержный беспутник, никогда и ни в чём меры не понимал - не удержатся оба, и бух оба в канаву...

Пусть он и честный человек, Митенька-то; но он - сладострастник. Вот его определение и вся внутренняя суть. Это отец ему передал своё подлое сладострастие. Алёша, ведь и ты - КАРАМАЗОВ!! В вашем семействе сладострастие до воспаления доведено.
- Ты про эту женщину ошибаешься. Дмитрий её... презирает, - как-то вздрагивая, проговорил Алёша.
- Грушеньку-то? Нет, брат, не презирает. Уж когда невесту свою въявь на неё променял, то не презирает. Тут, брат, нечто, чего ты теперь не поймёшь. Тут влюбится человек, то и отдаст за неё собственных детей, продаст отца и мать. Будучи честен, пойдёт и украдёт; будучи кроток - зарежет, будучи верен - изменит. Тут, брат, презрение не помогает: и презирает, да оторваться не может.

- Ты сам КАРАМАЗОВ, ты КАРАМАЗОВ вполне - стало быть, значит же что-нибудь порода и подбор. По отцу сладострастник, по матери юродивый. Чего тут договаривать, всё ясно.

- Твой брат Иван, единоутробный? Ведь и он - КАРАМАЗОВ!! Брат этот твой Иван от братца Митеньки невесту себе отбивает, да ещё как: с согласия самого Митеньки, потому что Митенька сам ему невесту свою уступает. Ну, и этой цели Иван кажется что достигнет. Вот эти люди самые роковые и есть!
Слушай дальше: Митеньке теперь пересекает дорогу старикашка отец. Ведь тот по Грушеньке с ума вдруг сошёл, ведь у него слюна бежит... Он только из-за неё одной в келье сейчас скандал такой сделал!! В таком случае и Митенька свою цену имеет; денег у него нет, но зато способен жениться. А этого брат твой Иван и ждёт: и и Катерину Ивановну приобретёт, по которой сохнет, и 60 тысяч её приданого тяпнет. Ведь Я наверно знаю, что Митенька сам и вслух кричал в квартире пьяный, что недостоин невесты своей Катеньки, а брат Иван - так вот тот достоин. А сама Катерина Ивановна такого обворожителя Ивана Фёдоровича под конец не отвергнет; ведь она уж и теперь между двумя ими колеблется.
- Почему ты всё это знаешь? Почему так утвердительно говоришь? - резко и нахмурившись спросил Алёша.
- Значит, ты сам соглашаешься, что Я правду сказал.
- Ты Ивана не любишь. Иван не польстится на деньги.
- А красота Катерины Ивановны? Не одни же тут деньги.
- Иван выше смотрит. Иван не денег, не спокойствия ищет. Он мучения, может быть, ищет.

Ракитин был в сильном раздражении. - Я Грушеньке не могу быть роднёй, публичной девке! У меня тоже честь есть, Алексей Фёдорович! Где ты мог это слышать?
- Извини меня ради Бога, какая она публичная? Я так слышал, что она твоя родственница. Ты к ней часто ходишь.
- Если Я её посещаю, то на то могу иметь свои причины, ну и довольно с тебя.

Идея прогресса стояла в центре политического и философского мировоззрения Просвещения, охватившего Европу во второй половине XVIII века и достигшего своего зенита во время Французской революции в 1789 году. Согласно ему, история считалась разворачивающимся повествованием, которое человек теперь мог искажать в угоду своим целям благодаря чудесам современной науки. "Мы находимся на пути из прошлого, окутанного подозрениями и невежеством"... Но где же свидетельства того, что участвует вся нация?

Как и всякое коллективное устремление, подобный "....." национального прогресса требует определённого содействия. Если мы хотим воспринимать "экономический рост" или "увеличение продолжительности жизни" как достойные цели на национальном уровне, нам необходимо принять что они, улучшения могут наступить усреднённо и в совокупности, а не для каждого отдельного члена общества в равной мере. Сам факт того, что уровень детской смертности находится на историческом минимуме, не значит, что дети больше не гибнут. Существовать в современном индивидуалистическом обществе значит жить в постоянном потоке прогнозов и оценок рисков, которые все дают понять, как обстоят дела в целом, но ничто из этого не гарантирует конкретного исхода для нас лично.
В большинстве случаев мы готовы с этим мириться. Мы можем верить, что правительство повысило безопасность на дорогах, изучив статистику ДТП, но при этом сознавать, насколько велик для нас шанс погибнуть в автокатастрофе. Эти и прочие примеры неизбежно выводят за скобки какие-то личные перспективы, в том числе искренние чувства. Статистика склонна предполагать, что именно численные совокупные и усреднённые показатели имеют политическое значение, но было бы наивно считать, что людям недоступны иные политические и моральные приоритеты и нет других способов осознать (нацию личность и т.п.)
С общепринятой точки зрения рабочая сила - это относительная однородная масса работников, ожидающая трудоустройства? Что-то реальное статистика отражает. Самые простые отличия в ней между теми, кто работает (трудоустроен), кто в поиске работы (безработный), и теми, кто не работает и не ищет работы (иждивенец).
Неполная занятость - это когда люди имеют какую-то работу, но её недостаточно. Они часто оказываются на неподходящей работе, не защищённые социально, с зарплатой недостаточной чтобы покрыть содержание дома и семьи. Им эта работа не придаёт особого достоинства и улучшений по ходу жизни, делая индивида всё большим скептиком в отношении заявлений о прогрессе или "экономическом росте".

В экспертном взгляде на экономику нет ничего интуитивного, часто он как раз противоречит интуиции. Основное положение экономики гласит, что там, где каждый "за себя", общий итог для общества (НЕ АБСОЛЮТНО КАЖДОГО члена общества?) будет положительным. Исходя из такой концепции, бедняку не стоит испытывать неприязнь к богачу, коль скоро прибыль одного не является убытком для другого.
Рациональное с точки зрения экономиста, данное утверждение ПСИХОЛОГИЧЕСКИ наивно. В нём игнорируется тот факт, что экономика - это ещё и игра статусов, влияющих на "нашу" самооценку. Чувство неприязни, направленное на городские "элиты", отражает основные моменты того, как вы переживаете неравенство как моральный стимул. Люди, переживающие "относительную депривацию", не обязательно были бы бедные (на деле многие из них были довольно богатыми), но они ощущали, будто их кто-то обскакал.
Психологический ущерб от неравенства не является прямым: он проявляется через повседневные переживания, подрывающие самооценку человека. Это чувство в одинаковой степени сильно и у богатых и у бедных.

После утечки нефти в Мексиканском заливе в 2010 году корпорация ВР потратила несколько миллиардов долларов на выплату внесудебных компенсаций местным рыбакам. Но для одного владельца креветочной фермы этого оказалось мало:
- Если они хотят уйти от ответственности - заявил фермер - просто раздавая деньги - что ж, денег у них очень много. Значит, на самом деле они не собираются выучить этот урок.-
На первый взгляд фермер просто жаждал мести. Если же принято во внимание, тогда принципы правосудия и справедливого воздаяния в экономике действуют так же естественно, как и везде, и ущерб не сбалансировать только деньгами. Ведь сила закона ко всем должна применяться в одинаковой степени. Однако подобное часто не в состоянии понять наш всё более технократический правящий класс.

То, как неравенство и несправедливость влияют на нас физически и эмоционально, - может нанести наибольший ущерб надеждам на научно управляемое общество. Когда "наши" физические тела направляются политическими и экономическими силами - именно тогда чувства на самом деле встают во главе политики.

Выступая в феврале 2002 года на пресс-конференции по Ираку, тогдашний министр обороны США Дональд Рамсфелд представил публике философский анализ, с тех пор ставший его неотъемлемым наследием:
- Как мы знаем, существуют известные известные - вещи, о которых мы знаем, что знаем их. Мы ещё знаем, что есть известные неизвестные; иными словами, мы знаем, что есть вещи, которых мы не знаем. Есть ещё неизвестные неизвестные - это когда мы не знаем, что чего-то не знаем. И если посмотреть на историю нашей страны и других свободных стран, именно последняя категория склонна быть сложной.
Эта тройственная классификация Рамсфелда стала поводом для шуток, кого-то поразила, а кого-то даже впечатлила. Однако она не принимала во внимание важнейшую для войны четвёртую категорию, которая занимает службы и безопасности и разведки: неизвестные известные. Это то, что кто-то где-то знает, но которое "мы" (кем бы мы ни были) на данный момент узнать не можем. Если посмотреть немного под другим углом, существование оружия массового поражения в Ираке, о котором давал свой комментарий Рамсфелд, было "неизвестным известным". Иными словами, кто-то точно знал правду об программе вооружения (или её отсутствии), просто это был не Пентагон.

Часто говорят, что одной из первых жертв всякой войны является правда. Если придерживаться стандартов науки XVII века, согласно которым знания экспертов открыты для научных исследований и отделены от эмоций и политики, война действительно может нанести истине огромный ущерб. Однако война также была катализатором для множества важнейших научных и технологических прорывов прошлого века. Электронно-вычислительные машины явились продуктом скачка исследований во времена Второй мировой войны, в то время как последовавшая за этим кибернетика выросла из усилий, предпринятых для разработки более точных противовоздушных орудий. В контексте Холодной войны новыми областями пополнились психология и экономика (в частности, теория игр). Наконец, многим из "нашего" (здесь имеются в виду страны блока НАТО) научного понимания климата "мы" (НАТО) обязаны военным США и их усилиям в части шпионажа за ядерным арсеналом "русских" и изучением радиоактивных осадков после ядерных испытаний.

Факты такого рода являются "известными известными", извлечёнными из большего "известного неизвестного", которое мы ( и русские, и НАТО и т.д.) зовём "природой" или "обществом". В свою очередь секреты ( "неизвестные известные" ) хоть и могут быть необходимы для обеспечения безопасности или военного преимущества, они никогда не дают надёжной основы для мира. Влияние и популярность теорий заговора в американской общественной жизни отчасти является признаком того, какой властью обладают военные и разведывательные ведомства над государством и, в более широком смысле, гражданским обществом США.
Нет смысла отрицать, что статистика играет незаменимую роль в современной войне, особенно начиная со Второй мировой. Изначальная потребность в измерении общенациональной продуктивности экономики (теперь известной как ВВП) проявилась именно в то время и была вызвана тревогой, что итог войны в конечном счёте будет зависеть от того, какая сторона имеет большие производительные силы. Воздушные бомбардировки обострили проблему, так как в том числе они имели своей целью гражданскую и промышленную инфраструктуры, на которые опирается всё остальное общество. Экономическая статистика раскрывает факты огромной потенциальной важности. Статистические методики также сыграли центральную, хоть и противоречивую роль в предоставлении данных для принятия решений во время Вьетнамской войны, в частности по выбору конкретных тактик и целей для бомбовых ударов.

something you used to be able to do - что вы умели делать когда-то
I could read books. - Я умел (и умею) читать книги.

something you would like to be able to do - что бы вам хотелось сделать
I*d like to live in Pervouralsk. - Я хотел бы жить в городе Первоуральске.

something you have never been able to do - чего вы никогда не делаете
I*ve never smooked. - Я никогда не курю.

Если бы вам нужно было представить общество в цифрах, с чего бы вы начали? Стартовая задача - определить, какие именно политические обстоятельства заслуживают расчётов. Споры моралистов издавна вращались вокруг вопроса о том, что следует считать, а что нет. Феминистки, например, давно критикуют официальные экономические данные за то, что они не учитывают очень важный вид труда, - так уж исторически сложилось, что женского: работу по поддержанию домашнего очага. Итак, каков должен быть первый шаг в представлении общества в цифрах?
Бенджамин Франклин говорил, что в жизни есть только 2 неизбежные вещи: смерть и налоги. Одной из первых задач статистики было постичь науку о смерти. Это вполне логично, если принять во внимание, какой высокой была смертность во времена научной революции.

Томас Гоббс определил одну самую основную человеческую черту, которая является общей для всех людей: мы все опасаемся за свои жизни. Что бы мы ни ценили, кроме этого, будь то искусство, религиозные убеждения, моральные принципы, собственная физическая неприкосновенность всего дороже. Задача правительства, как определил Гоббс, заключается в защите жизни и минимизации смерти. В интересах собственного населения задача современного правительства заключается в минимизации насилия и конфликтов в своих границах.

Однако в середине 17 века насилие было не единственной угрозой человеческой жизни, и даже не самой важной. В те времена примерно 40% европейских детей не доживали до пятнадцати лет из-за таких болезней, как скарлатина, коклюш, грипп, оспа и пневмония. Регулярные эпидемии чумы в значительной степени влияли на численность населения, особенно в крупных городах вроде Лондона, что в свою очередь оказывало негативное воздействие на экономическую активность и способность правительства собрать армию, когда это было необходимо. Смерть косила общества волнами и всплесками, а люди лишь гадали о закономерностях подобных явлений.
С 1652 года лондонские приходы собирали информацию об умерших путём отправки по домам "поисковиков", как правило старух, которые ходили по городу, регистрируя мёртвые тела и узнавая обстоятельства смерти. Раз в неделю они обходили улицы, выкрикивая "выносите ваших мёртвых", чтобы потом решить непростую задачу осмотра погибшего. Записи о причинах смерти были туманны и часто сводились к простому "от старости" или "внезапно", хотя иногда попадались и несколько более медицинские предположения вроде "от запора" или "от заворота кишок". Качества этим сведениям не прибавлял и тот факт, что поисковики не чурались взяток, позволяя семьям удержать в тайне и не допустить попадания в публичные сводки таких причин смерти, как сифилис.
В 1650-х годах Джон Граунт стал всё больше интересоваться этими "биллями о смертности". Он осознал, что эти документы могли бы со временем послужить для более математического дисциплинированного анализа, если бы только их можно было собрать вместе и системно изучить. Обработав сведения о смертности со всего Лондона за последние 70 лет, Граунт сумел определить закономерности, которые в ином случае не были бы заметны, опровергая прежние теории о том, как эпидемии перемещаются и что способствует их вспышкам.
В 1662 году он представил свои изыскания в Лондонском королевском обществе, а затем они были опубликованы под заголовком "Естественные и политические наблюдения над списками умерших".

Угрожавшая населению Лондона чума вынудила короля Карла II изыскивать технические способы предсказания вспышки прежде, чем та случится. Граунт считал, что его таблицы смертности могут позволить это. Хотя его помощь так и не была в полной мере использована, он представил королю экспертные фактические оценки населения Лондона в том виде, в каком раньше не бывало. Они включали в себя рождаемость, хотя свидетельства о таковой были значительно слабее, чем о смертности. Философский вопрос Гоббса о том, как добиться минимальных условий для жизни, стал превращаться в научный.

Есть ряд причин, по которым государства заинтересованы в здоровье, многочисленности и долголетии своего населения. Это влияет на их способность эффективно вести войну. Что ещё интереснее, это влияет на потенциал нации в части производства богатств посредством коммерции и сельского хозяйства - а эти богатства можно облагать налогами. Эта идея впоследствии станет отправной точкой для экономической науки.
В своих работах Уильям Петти и Джон Граунт отталкивались от предположения, что даже несчастные случаи, которым подвержены люди и их семьи, подчинены законам, на которые можно было пролить свет - если бы только удалось собрать достаточно данных в стандартизированной форме, чтобы потом применить к ним математическую модель. Оба они в большой степени полагались на аналогию между человеческим телом и "политическим телом" общества.
Подобные проекты опирались и ныне опираются на ряд ключевых предположений. В первую очередь, что отдельные люди могут восприниматься как предсказуемые или механические тела в рамках значительно большей Читать далее...

По мере того как религиозные войны 17 века утихали, стал намечаться ряд тенденций, свидетельствующих о том, что доверие могло бы быть достигнуто между специалистами по бухгалтерскому учёту. Способность купечества взаимодействовать мирно и честно (при этом участники часто не были знакомы друг с другом) явилась подтверждением силы технологий отчётности. Распространение коммерческой деятельности воспринималось как явление нового образа жизни, свободного как от насилия, так и от государственного контроля. Купцы получили возможность вести бизнес на огромных расстояниях и взаимодействовать, минуя культурные и религиозные границы, без риска сомнений в их честности. Честное слово сменилось честной отчётностью. Занимаясь в основном рутинными материями фактов и схем бухгалтерии, эти странники приходили к мировоззрению и стилю жизни мирному и прозрачному, хотя и в какой-то степени лишённому глубинного метафизического смысла.
Здесь важную роль играет предосторожность. Чтобы обеспечить возможность проведения экспериментов и наблюдения за ними должным образом, потребовались своды правил. Был изобретён общепринятый метод документирования экспериментов. Члены Лондонского королевского общества были вправе спорить на теоретические темы, но обязались соблюдать методики проведения экспериментальных работ по всей строгости. не позволялось оспаривать то, что наблюдал и доказал другой член общества.

Чтобы защититься от обвинений в предвзятости учёным издавна приходилось убедительно разделять свои возможности к наблюдению и личные амбиции. В частности, они попытались отвергнуть предположение Гоббса согласно которому человеческим существам свойственны спесь и склонность считать свои впечатления более достоверными, чем чужие. Лондонское королевское общество установило слегка сомнительный этический приоритет скромности и старалось не привлекать лишнего внимания. В непреклонном, пуританском неприятии излишеств, общество в своём первоначальном уставе заявило, что "во всех экспериментальных докладах... суть фактов следует излагать кратко, безо всяких прелюдий, оговорок или риторических прикрас". Это позволило учёным придерживаться идеи того, что они всего лишь наблюдают и фиксируют явления природы, не преследуя личного прославления.

однако хотя от учёных не ожидали тщеславия, они были обязаны относиться друг к другу с глубочайшим уважением. Полное неприятие насилия было одной из основ.
Статус "джентльмена" предполагал высокую степень моральной ответственности. Если джентльмен давал слово, то делал всё, что было в его силах, дабы сдержать его. Преувеличение и нечестность в изложении фактов были противны джентльменской традиции в той же степени, что и нарушение честного слова. Обвинить другого джентльмена во лжи было наиболее серьёзным прегрешением из всех возможных. Эта норма действует в британском парламенте и поныне, запрещая депутатам обвинять друг друга во лжи.
Данный риторический стиль гражданской и - что важнее - мирной полемики был принят в рядах Лондонского королевского общества, где его использование давало участникам возможность вежливо обсуждать научные вопросы, не опускаясь до грубой ссоры. Родился новый стиль речи и спора, позволявший одному учёному критиковать теоретические выводы и суждения другого, не выдвигая претензий к чертам характера и намерениям последнего. Подобные нормы этикета, эволюционировав, превратились в современные правила научных выступлений и обеспечили недопущение личных предпочтений и чувств в область несогласия. Привнесение их туда путём предположения, что эксперт руководствуется некими личными амбициями или обидами, лежит в основе стратегии тех, кто желает подорвать авторитет научного сообщества.

Гоббс рьяно отвергал убеждения Бойля. Однако во множестве отношений их стремления были похожи. В период затишья после завершения ряда жестоких конфликтов на религиозной почве оба деятеля стремились найти некую нейтральную и надёжную основу для светского общества, с которой все могли бы согласиться независимо от чувств и мнений. Для Гоббса это было современное государство, чья законная сила изгонит из политики страх и насилие. Для экспертов вроде Бойля или представителей торгового сословия это были методики беспристрастного наблюдения, измерения и классификации. В обоих случаях цель была одна: добиться мирного соглашения и избежать разрушительных последствий моральных и теологических распрей. Их поиск предполагал найти что-то чего нельзя было бы оспорить, но при этом не Бога.
Общим для них был и политический подход: оба требовали от широких масс позволить узкому кругу элит производить суждения от их лица. Гоббсовский суверен был бы представителем общественности в деле определения справедливости, а научное сообщество - в определении бытия. Остальные же полагались бы на эти элиты в производстве для нас общего природного и социального окружения, которое всякий был бы готов (в принципе) принять. Профессионалы от науки, закона и экономики обучены использовать язык каждой области в строгом, Читать далее...

Невозможно представить себе демократию, в которой не было бы разногласий. Большинство из нас рассматривает способность порождать и сохранять мирный диспут как позитивный атрибут политической системы. В то же время никакой конституционный строй не выживет, если ВСЁ считать вопросом мнений или обсуждений. Прежде чем станет возможен демократический процесс, должна быть некая общепризнанная отправная точка, с которой будут считаться все. Чтобы мирная политическая дискуссия стала возможной, что-то должно оставаться вне политики. Например, экономика и статистика. Когда всё работает как надо, цифры, отражающие ВВП, инфляцию, прирост населения, здравоохранение, продолжительность жизни, безработицу и разрыв в доходах, предстают простыми и неоспоримыми фактами. Статистика же приносит пользу, ограничивая поле демократического разногласия. Описывая объективные характеристики экономики и общества, она позволяет гражданам и политикам соглашаться по меньшей мере в том, какой мир их всех окружает.
Это ещё одно наследие научной революции, произошедшей в 17 веке. Образование правительства в то время опиралось не только на систематическое ведение учёта силами централизованной администрации, но также на появление начинающих экономистов и счетоводов.

Однако наблюдается всё больше признаков того, что статистика и экономика теряют свою способность прекращать споры. С точки зрения широких масс населения стран Запада, статистика служит интересам элит, предлагая такое видение мира, которое приемлемо и приносит выгоду лишь привилегированным культурным прослойкам. В Великобритании эмоциональные последствия иммиграции вызывают массовое недоверие к официальным данным: 55% граждан считают, что правительство СКРЫВАЕТ правду о числе иммигрантов в стране, притом у старших поколений этот показатель ещё выше.
Чем вступать в политические дебаты с моральной или политической позиции, проще привести выкладки какого-нибудь экспертного или экономического анализа и надеяться, что аудитория поленится пойти и проверить его. Эти цифры вполне могут быть получены из достоверных источников, таких как статистические агенства или университеты, но впоследствии стать ещё более сомнительными по мере перехода по цепочке упоминаний в СМИ и в политических заявлениях.
В Великобритании 90% населения доверяет Национальной статистической службе, но лишь 26% согласны, что правительство честно представляет данные, полученные оттуда.
С учётом падения доверия также и к СМИ, способность цифр обеспечивать в широких массах согласие и доверие в опасности, коль скоро очень немногие обладают навыками и временем, чтобы опираться на оригинальные источники и экспертный анализ.

По вопросу иммиграции аналитический центр British Futures провёл опрос фокус-групп на тему того, как лучше всего поступить с иммиграцией в Великобританию. Они узнали, что аргументы опирающиеся на статистические данные (к примеру, что миграция является положительным фактором для ВВП), чаще вызывали гнев, когда люди немедленно отвечали, что эти цифры сфабрикованы правительством в целях проведения либеральной промигрантской политики. Однако качественные, анекдотические или культурные свидетельства (к примеру, истории о поселении в стране конкретных мигрантов) вызывали обратную, куда более тёплую реакцию. Когда в 2014 году Найджел Фарадж, тогдашний лидер Партии независимости Соединённого Королевства, выступавшей против иммиграции, сказал, что в политике есть важные вещи помимо роста ВВП, его сочли сумасшедшим. Через каких-то пару лет это утверждение стало общим местом по всему политическому спектру.

Так или иначе, в начале 21 века статистические предсказания не всегда приносили пользу. Тем не менее, общественное доверие к цифрам получало ущерб по мере того, как статистические прогнозы и заявления оставляли желать лучшего.
Правдивы ли ещё цифры? Дают ли они по-прежнему адекватное представление о ситуации? Ответ сильно зависит от того, кто и как произвёл расчёты. В какой-то степени здоровый скептицизм в отношении экспертизы и количественных показателей с точки зрения демократии не вреден и позволяет сместить споры и разногласия в области, ранее доступные только экономистам и техникам. Неприязнь к экспертам предполагает новые политические возможности. Демократия, без сомнения, становится более живой, захватывающей, хотя и более рискованной, по мере того как падает авторитет статистических свидетельств. Эмоции при вторжении в политику открывают более широкие перспективы. Недовольные этим эксперты хотят прекратить спор. Но сложно сказать, чем это закончится.

Английская гражданская война закончилась в 1651 году. Через три года после Вестфальского мира подошла к концу и Тридцатилетняя война. Заметным признаком последовавших десятилетий стала скорость, с которой появилось современное понятие государства, обладающего множеством характеристик, известных сегодня. Вестфальский мир породил основной принцип современных международных отношений: всякое государство признаётся полным и неоспоримым сувереном в пределах своих общепризнанных границ. Отход от него означал перемещение из состояния "мира" в состояние "войны" без всяких юридических градаций между ними. Появилось чёткое понимание того, в каких случаях правильно ( или неправильно) применять силу.
До тех пор армии как правило состояли из подданных и наёмников монарха, набирались и оплачивались по мере возможности и управлялись по воле своего венценосного покровителя, как на родине, так и за рубежом. Военных использовали в различных ситуациях, но для них не существовало никакой разницы между миром и войной. Солдаты пускали в ход доступные им средства, чтобы вымогать ночлег и пищу у местного населения (в том числе соотечественников), сея страх на своём пути. Однако в Англии 1680-х годов корона стала зависеть от парламента, который должен был разрешить монарху собрать и оплатить армию, а солдаты стали размещаться за государственный счёт. Военные получили новые и определённые обязанности в период мирного времени - поддерживать общественный порядок, подавлять бунты и препятствовать контрабанде - наподобие того, что потом станет ответственностью полиции. Инструменты насилия были приведены под ограничения со стороны закона и парламента. Проще говоря, государство стало превращаться в бюрократию администраторов, письмоводителей и счетоводов, какой мы его теперь знаем.
Главным катализатором для столь быстрого роста административных возможностей являлось желание монарха воевать, пусть даже под контролем закона и парламента. Там, где когда-то властью короны можно было собрать и обеспечить войско по мере потребности, часто обещая солдатам и спонсорам будущие трофеи, военное дело стало подотчётно более системному фискальному и парламентскому надзору. Потребовались прозрачная система налогообложения и профессиональная армия. Члены парламента запрашивали свидетельства того, как расходуются военные средства, и оформленный балансовый отчёт. Если же государству для войны требовалось занять крупную сумму денег, заём следовало формально зафиксировать, пользуясь теми бухгалтерскими методами, которые изобрели торговцы.

В 1694 году был основан "Bank of England", призванный собрать дополнительные средства для войны с Францией и ставший доверенным посредником между коммерсантами и королём Вильгельмом III. Параллельное развитие воюющего государства и рыночного капитализма привело к тому, что последний стал совершенствовать ряд методов ведения учёта, призванных убедить кредиторов в платежеспособности заёмщика. Примитивные формы экономического и общественного учёта позволили королю воевать и дальше, но теперь в более точной, фактической, поддающейся учёту манере.

Однако рост роли экспертизы в правительстве отразился не только на новых способах ведения и оправдания войны. Под конец 17 века стал расцветать интерес к общественному применению математики - и не только из-за появления новых рабочих мест в области государственных финансов и налогообложения. Вне государственной сферы, часто под крышами кофеен, развивалась новая интеллектуальная культура, в центре которой находилось решение задач с помощью математики. Работающие над новыми методами анализа данных в поисках следующей "большой идеи", а также отталкиваясь от примера финансовой отчётности, показавшей новые социальные возможности, даваемые использованием чисел для отражения общественной жизни, они сочетали это с верой в математику. К началу 18 века это привело к тому, что джентльмены и их клубы создавали целые библиотеки "полезного знания", справочной литературы и периодики с фактами и диаграммами, используя эти библиотеки как для справок, так и в качестве символа статуса.

Пока в Англии на протяжении 1642-1651 гг. бушевала гражданская война, философ Томас Гоббс жил во Франции, где работал над серией философских сочинений. Кульминацией этой работы стал шедевр Гоббса - "ЛЕВИАФАН". К моменту написания этой книги Гоббс уже разменял седьмой десяток и вёл весьма насыщенную жизнь. Гоббсу довелось жить во времена самых долгих и кровавых религиозных войн, когда-либо бушевавших в Европе.
Начавшаяся в 1618 году Тридцатилетняя война разгорелась на почве разногласий между католическими и протестантскими германскими княжествами, но втянула в свою орбиту также Швецию, Данию, итальянские государства и Польшу. Сошедшиеся на полях сражений армии вели себя жестоко и непредсказуемо, не упуская случая пограбить и подвергнуть насилию попавшихся под руку мирных граждан. На момент заключения Вестфальского мира в 1648 году, заложившего основы современного нам понимания национального суверенитета, война унесла жизни восьми миллионов человек.

Во Францию Гоббса привела простая и универсальная эмоция: страх. Благодаря своим политическим связям и положению он имел возможность наблюдать вблизи, как в Англии на протяжении 1630-х гг. нарастали противоречия между парламентом и королём. И хотя Гоббс пытался придерживаться нейтралитета в этом конфликте, одна из его работ, опубликованная в 1640 г., была истолкована как выступление в защиту короля. Гоббс, кстати, имел тесные связи с королевской семьёй, что позволит ему стать учителем математики принца Уэльского, будущего короля Карла II, когда оба они окажутся в изгнании во Франции. Гоббс всё больше подозревал, что его труды могут быть истолкованы как атеистические, и в 1640 г. покинул Англию.
Политическая и религиозная обстановка в Европе середины 17 века была такова, что ряд интеллектуальных и философских направлений были весьма рискованными. Поставить под сомнение политический авторитет церкви (что и делал Гоббс) означало навлечь на себя обвинения в атеизме.
Под знаменем одной истины против другой бушевали настоящие битвы. Гоббс, не испытывавший ничего кроме неприязни к этим "школярам", был убеждён, что философия и наука призваны создавать основу для мирного сосуществования, а не для жестокого конфликта. Уже по этой причине его идеи сегодня стоит воспринимать всерьёз.

Гоббс был глубоко впечатлён открытиями анатомов, вроде Гарвея, и астрономов, таких как Иоганн Кеплер и Галилей. Главным залогом научного прогресса он считал принятие математики и геометрии в качестве основы для всякого утверждения. Идёт ли речь о вращении планет или циркуляции крови (или, как мы увидим позже, обращении денег), в основе всегда одно и то же: законы математики, управляющие движущимися силами. Геометрия раскрывает базовые правила физической реальности. Однако Гоббс не собирался привлекать для объяснения математики и геометрии теологию. Разум должен оперировать только светскими понятиями.
Обращаясь к разуму, английский философ верил, что философия могла бы направлять научный интерес. Наука же в те времена называлась "натурфилософией", поскольку ещё не исключила из своего ведения чисто философские проблемы - вроде вопросов о природе причинно-следственных связей или свободы. "Рассуждать" означало мыслить строго определённым образом, нельзя понять ни движение планет, ни работу человеческого тела, если при этом не будет уделено пристальное внимание причинам и следствиям, связующим каждое физическое движение со следующим. Гоббс был оптимистично убеждён, что его квазиматематический метод работает и считал, что на вопросы натурфилософии могут быть получены ответы, с которыми каждый сможет (и должен будет) согласиться. Если консенсуса удастся достичь в базовых вопросах истины, конфликты исчезнут.

Что касается разделения разума и тела, здесь Гоббс взял многое у Декарта. Пережить ощущение (например, изменение температуры или цвета) не значит в самом деле обрести знание в той же степени. Наши ощущения окружающего мира суть лишь напоминание о том, что человеческое тело само по себе является физическим объектом, подчинённым законам геометрии, как и вся остальная природа. На мой глаз попадает свет, отчего в глазу происходят изменения, создающие ощущение, называемое нами зрением. Удовольствие и боль относятся к нервной системе и позволяют телу механически реагировать на различные раздражители. Мы вольны изучать эти законы, - как Гарвей анализировал кровообращение, - но не должны относиться к ощущениям как к чему-то достоверному и однозначному. Хорошее понимание математики и рационализм на основе причинно-следственной связи позволят учёным пролить свет на фундаментальные законы природы. Но Гоббс думал, что они это смогут лишь в том случае, если приложат максимум усилий к интеллектуальному суждению, а не к тому, как явления выглядят. Разум как бы отталкивает ощущения в сторону.
Но что, если бы люди не внимали рассудку? Что, если бы они предпочитали верить глазам и внутреннему чутью? Этот самый страх подтолкнул Гоббса к тому, чтобы покинуть пределы философии природы и перейти в поле Читать далее...