Вы всё время очень нравственно уходите от ответа на вопросы, которые меня мучают.
- Пастор, Я ставлю вопрос, а вы, не отвечая, забиваете в меня гвозди. Вы как-то очень ловко превращаете меня из спрашивающего в ответчика. Вы как-то сразу превращаете меня из ищущего в еретика.
- Послушайте... во имя блага вашей паствы - мне нужно, чтобы вы связались с моими друзьями. Адрес Я вам дам. Я доверю вам адрес моих товарищей... Пастор, вы не предадите невинных...
- Вам было страшно то время, которое вы провели у нас в камере, в тюрьме?
- Разумеется.
- Разумеется. Вам бы не хотелось попасть сюда ещё раз, если предположить чудо? Если мы вас выпустим?
- Нет. Мне вообще не хотелось бы иметь с вами дела.
- но если Я поставлю условием вашего освобождения сохранение со мной добрых отношений, чисто человеческих?
- Чисто человеческие добрые отношения с вами для меня будут просто естественным проявлением моего отношения к людям. В той степени, в какой вы будете приходить ко мне как человек, а не как функционер национал-социалистской партии, вы и будете для меня человеком.
- Но Я буду приходить к вам как человек, который спас вам жизнь.
- Вы хотите помочь мне по внутреннему свободному влечению или строите какой-то расчёт?
- Я строю на вас расчёт.
- В таком случае, Я должен убедиться, что цель, которую вы преследуете, добрая. Поскольку у меня уже возникает масса вопросов к вам.
- А вы спрашивайте.
- Либо вы чересчур доверяетесь мне и просите у меня поддержки в том, в чём не можете просить поддержки ни у кого, либо вы меня провоцируете. Если вы меня провоцируете, то наш разговор пойдёт по кругу.
- Что вас убедит в том, что Я вас не провоцирую?
- Только взгляд в глаза.
- Пастор, кто у вас жил месяц тому назад?
- У меня жил человек.
- Кто он?
- Я не знаю.
- Вы не интересовались, кто он?
- Нет. Он просил убежища, ему было плохо, и Я не мог ему отказать.
- Он говорил вам, что он марксист. Вы спорили с ним как с коммунистом. Он не коммунист, пастор. Он им никогда не был. Он мой агент, он провокатор гестапо.
- Ах, вот оно что... Я говорил с ним как с человеком. Неважно, кто он: коммунист или ваш агент. Он просил спасения. Я не мог отказать ему.
- Вы не могли ему отказать, и вам не важно, кто он... А если из-за того, что вам важен "просто человек", абстрактный человек, конкретные люди попадут на виселицу - это для вас важно?!
- Да, это важно для меня...
- А если - ещё более конкретно - на виселицу первыми попадут ваша сестра и её дети, - это для вас важно?
- Это же злодейство!
- Говорить, что вам не важно, кто перед вами - коммунист или агент гестапо, - ещё большее злодейство. Причём ваше злодейство догматично, а поэтому особенно страшно.
- все детали мы оговорим.
- А где гарантия, что сестра и её дети не попадут на виселицу?
- Я освободил вас из тюрьмы?
- Да.
- Как вы думаете, это было легко?
- Думаю, что нет.
- Как вы думаете, имея на руках запись вашего разговора с провокатором, мог бы Я послать вас в печь?
- Бесспорно.
- Вот Я вам и ответил. Ваша сестра будет в безопасности. До тех пор, пока вы будете делать то, что вам предписывает долг человека. Если вы поведёте себя иначе, Я ничего не смогу сделать для того, чтобы спасти вас и вашу сестру.
И последнее: кто бы ни спросил вас о нашем разговоре...
- Я стану молчать.
- Даже если вас будут спрашивать об этом под пыткой?
- Я буду молчать.
- Хочу вам верить... Как вам кажется, кто из нас двоих больше рискует?
- Мне кажется, что больше рискуете вы.
- Правильно.
- И хочу повторить ещё раз: всё может статься с вами. Всё. Если вы проявите малейшую неосторожность, вы не успеете даже понять, как окажетесь в подвале Мюллера. Но если случится это - знайте: моё имя, хоть раз вами произнесённое, хоть в бреду или под пыткой, означает мою смерть, а вместе со мной - неминуемую смерть вашей сестры и племянников. Это не угроза, поймите, это реальность, а её надо знать и всегда о ней помнить.
"Дорогой брат, спасибо за ту заботу, которую ты о нас проявил. Мы теперь живём в горах и не знаем, что такое ужас бомбёжек. Мы сыты и чувствуем себя в полной безопасности. Молим бога, чтобы несчастья, обрушившиеся на твою голову, скорее кончились Твоя Анна".
- Какие несчастья? - спросил пастор.
- Мне пришлось сказать ей, что вы были арестованы... Я был у неё не как Штирлиц, но как ваш прихожанин. Здесь адрес: когда всё кончится, вы их найдёте. Вот фотография.......