Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Это моя грусть, это мое ушедшее детство, мое прошлое, моя меланхолия, сладко-горькая...моя путаница в голове...и при всем этом мне хорошо от этой песни!

Ты мне больше не лги о любви,
Это сказка, выдумка, ложь!
и душу ты больше мне не трави,
Чтобы потом вонзить в нее нож!
ты мне больше не лги о любви,
Чтобы потом смешать с потоками грязи,
Теплых слов, но пустых, ты не говори!
О великой, земной и небесной связи!

Слушать этот музыкальный файл

Пройдут века, померкнут звезды,
И, может, кончится пора людей...
И тот гениальный чародей,
Что ненароком мир весь создал,
Вдруг глянет на свое творенье,
Ужаснется и сомкнет ладони без былого сожаленья:
Ломать – не строить,
Не так уж много надо времени и сил!
А, может, он о нем забыл?
А, может, он и вовсе не проснется,
И мир холодной бездной обернется,
Сам виной тому лишь Человек,
Который сам решил писать закон природы,
Хотя, еще вчера, казалось бы, зависел от погоды...
Но время шло, и он решил, что он и есть Творец!
А, может, так и есть?
Тогда в самом начале Мира
Сразу был его конец!

Сжигает ночь остатки дня,
Сжигает часть моей души,
И тогда лунный свет проникает в меня,
И спасти от гибели темной спешит.
Ложатся облака повязкой на глаза,
И вот уже нет пути назад!
Ночь вонзает острый нож
В прекрасную дневную ложь,
Глаза закрыты, на устах улыбка,
Все неподвижно, зыбко,
И в темноте украдкой
Жизнь превращается в загадку...

Иногда приходит такое настроение, как будто никому на свете ты не нужен... И вами жизненно необходимо доказать самим себе, что это не так. Тогда вы выходите на улицу, идете по вечернему городу, идете куда глаза глядят... Чтобы доказать, что вы нужны хотя бы этому самому городу!
Идететкуда глаза глядят, куда ноги несут... И сами не замечаете, как оказываетесь в до боли знакомом месте – баре. вы садитесь за отдельный столик, заказываете себе выпивку, что–нибудь закусить...и ждете сигнала. Сигнала от города. И вы получаете этот сигнал. Город высылает вам делегата. Сегодня это женщина. Она сидит за соседним столиком, выпускает дым большим красным ртом и вдруг посылает вам такой длинный тягучий оценивающе–заинтересованный и вполне определенный взгляд... Вы в недоумении оборачиваетесь, нет, позади никого, взгляд может быть обращен только вам. И тогда вы показываете на себя рукой и как бы спрашиваете глазами: «Это вы мне?»))
И, получив утвердительный знак, посылаетеитакой же вполне определенный взгляд...
И вот вы уже сидите с ней за одним столиком, рассказываете ей всякую чушь, прекрасно зная, что это чушь – этот анекдот рассказал вам сегодня таксист, и вы точно так же, как она сейчас, из вежливости посмеялись с ним...
Приходит момент, когда вам нужно выйти, и по той траектории, по которой вы добираетесь до туалета, вы отчетливо понимаете: вам уже достаточно, даже более чем, все!хватит уже! Потом вы стоите перед умывальником, моете руки, смотрите на себя в зеркало и видите, что ваша физиономия вытянулась от алкоголя, и на ней такая глупая улыбка, как приклеенная, которую вы забыли снять, заходя в туалет...и глаза...совершенно трезвые, потому что глаза – это зеркало души, а как душа человека может быть пьяной???
И тогда вы отчетливо понимаете, что лучше всего для вас было бы потихоньку расплатиться с барменом и уйти через черный ход...потому что вы до мельчайших подробностей знаете, что произойдет с вами и этой женщиной с красным ртом в ближайшие несколько часов... Улыбка в миг слетает у вас с лица, но тут хлопает дверь, кто–то заходит, и вы слышите сзади: «Мужик, ну ты че, до дыр руки мыть будешь?» И вы снова одеваете приклеенную улыбку, возвращаетесь за столик к вашей даме, вы говорите ей: «ну, на чем мы с вами остановились?»)))
А дальше все понятно: чаевые, щедро брошенные на стол, руки, волосы, поцелуи, объятия на заднем сидении в такси, вы едете к ней домой, а дальше там, тем более все понятно!
И вот вы стоите под душем, утром, уже у себя дома, и вам стыдно... Стыдно не за ночь с женщиной, имени которой вы не помните, остался только номер телефона... Стыдно за те надежды, с которыми вчера выходил из дома. И тут ты одергиваешь себя вопросом: ну а что? Что ты хотел найти ночью в баре? Женщину, с которой бы вы прожили всю жизнь, нарожали бы семерых детей, и умерли бы в один день? Нет! Ты что хотел, то и получил, поэтому скажи спасибо городу, одевайся и иди на работу!))))

Крупными каплями дождя срывает желтые листья с уснувших берез, легкий порыв ветра тут же подхватывает их и кружит в веселом хороводе... Я смотрю на это, любуюсь, и вдруг понимаю, что в другое время прошел бы мимо, не обратив внимания, есть ведь дела поважнее, да и кому охота мокнуть под холодным осенним дождем? К тому же, когда ты мокрый и злой, тебе чаще всего не до зрелищ, скорее бы домой, в теплое, к кружке горячего чая...

Я начал раскладывать карты на столе перед собой.
На одной из них был нарисован хитрый маленький человечек с острым
носом, смеющимся ртом и копной соломенных волос. Он был одет в нечто,
напоминающее костюм эпохи Ренессанса желтых, красных тонов. На нем был
длинный плащ и обтягивающая короткая кожаная куртка. И я знал его. Его звали
Рэндом.
Со следующей карты на меня смотрело бесстрастное лицо Джулиана. Его
темные волосы свисали ниже плеч, в голубых глазах не отражалось ничего. Он
был полностью покрыт белыми доспехами, именно белыми, а не серебристыми или
с металлическим оттенком, и выглядел так, как будто с ног до головы был
покрыт эмалью. Я знал, однако, что несмотря на кажущуюся легкость, даже на
декоративность, доспехи эти невозможно было пробить, и они смягчали
практически любой удар. Это был тот самый человек, которого я победил в его
излюбленной игре, за что он бросил в меня стакан с вином. Я знал его, и я
его ненавидел.
Затем я увидел смуглого, темноглазого Каина, одетого в черный и зеленый
сатин, с треуголкой, небрежно сдвинутой набекрень, из которой торчал плюмаж
перьев. Он стоял ко мне в профиль, откинув одну руку в сторону, вывернув
носки сапог, и на поясе его висел кинжал, в рукоять которого был вставлен
большой изумруд. Я не был уверен, как к нему отношусь.
Следующим был Эрик. Красивый по любым стандартам мужчина с волосами
настолько черными, что они даже отливали голубизной. Борода его курчавилась
у всегда улыбающегося рта. Одет он был в простой кожаный камзол, кожаные
чулки, плащ и высокие черные сапоги, на красном поясе висела серебряная
шпага, скрепленная большим рубином, а высокий стоячий воротник и манжеты
тоже были оторочены красным. Руки его, с большими пальцами, заткнутыми за
пояс, выглядели сильными и уверенными. Пара черных перчаток свисала с пояса
у правого бедра. Это он, я был уверен, пытался убить меня в тот день, и это
чуть было ему не удалось. Я смотрел на него и чувствовал, что где-то я его
боюсь.
Затем появился Бенедикт, высокий и суровый, худой телом и лицом, и с
мощным умом. Его цвета были желтые, оранжевые и коричневые и это странным
образом напоминало мне копны душистого летнего сена. У него был сильный
волевой подбородок, карие глаза и каштановые волосы, которые никогда не
вились. Он стоял рядом с гнедым конем, опираясь на копье, увенчанное
гирляндой цветов. Он редко смеялся. Мне он нравился.
Когда я перевернул следующую карту, дыхание мое на секунду
остановилось, и сердце чуть было не выпрыгнуло из груди. Это был я. Я знал
себя и, глядя на карту, у меня возникло ощущение, что я гляжусь в зеркало.
Зеленые глаза, черные волосы, весь в черном и серебряном.
На мне был плащ, и он был слегка подвернут, как бывает от порыва ветра.
На мне были одеты черные сапоги, такие же, как у Эрика, и на боку у меня
тоже висела шпага, только она была тяжелее, хотя и не такая длинная, как у
него. На руках моих были перчатки, черные с серебристым отливом. Застежка
плаща на шее была сделана в форме серебряной розы.
Я -- Корвин.
И высокий, мощный мужчина смотрел на меня со следующей карты. Он был
похож на меня, только подбородок его был тяжелее, и я знал, что он больше
меня, хотя и значительно медленнее. О его силе ходили легенды. Он был одет в
серый с голубым обтягивающий костюм с широким черным поясом посередине, и он
стоял и смеялся. Вокруг его шеи на тяжелой цепи висел серебряный охотничий
рог. У него была коротко подстриженная борода и небольшие усики. В правой
руке он держал кубок с вином. Я почувствовал к нему внезапную привязанность.
Тогда я вспомнил его имя. Жерар.
За ним следовал человек с большой светлой бородой и огненными волосами,
весь разодетый в красные и желтые шелка. В правой руке он держал шпагу, а в
левой -- кубок с вином, и сам дьявол плясал у него в глазах, таких же
голубых, как у Флоры и Эрика. У него был узкий подбородок, но этот
недостаток скрывала борода. Шпага его была выложена золотым орнаментом. Он
носил два больших кольца на правой руке и одно -- на левой: изумруд, рубин и
сапфир соответственно. Это, я знал, был Блейз.
Затем появилась фигура, похожая на Блейза и на меня. Мои черты лица,
хотя и более мелкие, мои глаза, волосы Блейза и без бороды. На нем был
охотничий зеленый костюм и сидел он на белой лошади лицом к правой стороне
карты.
В нем чувствовались одновременно и сила, и слабость, воля и
нерешительность. И я тоже и одобрял, и не одобрял этого человека, относился
к нему хорошо, но не любил его. Звали его Брандт. Я знал его имя, как только
посмотрел на карту. Сразу же.
Да, я знаю их всех, причем хорошо, -- неожиданно понял я, -- помню их
всех со всеми достоинствами и слабостями, знаю, в чем их сила и как можно их
победить.
Потому что они Читать далее...

Над обрывом стояла высокая женская фигура с поднятыми к небу руками, длинные белые одежды, вздуваемые ветром, делали её призрачной и бестелесной.
— Валькирия, — прошептал он ледяными губами. И понял, что замерзает. Холодная смерть уже сломала волю к движению, сковала мышцы. В ледяной воде ему стало тепло и мягко, как в пуховой постели. Разве что под животом шуршал гравий — река выбросила его на отмель и теперь волокла, как бревно. А умирать было легко и приятно, ибо чудилось, как, не касаясь земли, с высокой кручи к нему медленно слетает Валькирия — вьются волосы по небу! И очарованный этой невесомостью, он сам будто бы наливался тяжестью, каменел и примагничивался к земле. Неожиданный приступ кашля сломал его пополам, изо рта ударил фонтан воды. Он не удержался на ногах, упал сначала на колени, потом на четвереньки; где-то в глубине сознания заметалась стыдливая и беспомощная мысль, что он оказывается перед Валькирией в таком неприглядном виде, бессильный, жалкий и раздавленный земным притяжением. Изрыгнув воду из лёгких, он едва отдышался и поднял слезящиеся глаза…
Вместо подземной богини, вместо таинственной Девы, поднимающей павших воинов с поля брани, он увидел Ольгу, сбегающую вниз по берегу в расстёгнутом белом халате. Она безбоязненно пронеслась по мелководью, схватила за руку:
— Саша! Боже мой! Саша! Вставай!
— Где… Валькирия? — хрипло дыша, спросил он. — Я видел… На обрыве…
— Что ты, милый, — она встала на колени и стремительно, чуть касаясь губами, стала целовать его лицо. — Что ты!.. Тебе почудилось! Вставай! Иди за мной!
Русинов встал на колени, обнял её ноги:
— Ты — Карна? Признайся мне, Карна?!
Она вдруг отшатнулась, роняя его в воду, схватилась за свои волосы.
— Почему ты назвал меня так? Я не Карна! Смотри, это мои космы! Я не Карна! Не накликай беды!
— Страга сказал — собака приведёт… Она привела к тебе!
— Ну, хорошо, хорошо, — вдруг сдалась она. — Я — Валькирия! Вставай! Поднимайся на ноги!
Неуправляемое тело вдруг стало послушным. Он медленно распрямился, но идти не смог. Тогда она запустила руку под свитер и начала растирать солнечное сплетение. Русинов чувствовал лишь толчки её ладони, потом возникло тепло, в одной точке, будто искрой ожигало…
— Иди! — велела она. — Ступай за мной!
— Где собака? — спросил он. — Со мной была овчарка…
— Иди! — крикнула она звенящим голосом. — Беги за мной! Не смей отставать!
Русинов чуть не задохнулся, пока они поднимались на высокий берег, но Ольга, не давая ему перевести дух, потянула к бане. Там он повалился на скамейку, ватный, безвольный и противный себе. Она же, наоборот, стала весёлой и дерзкой.
— Сейчас согрею тебя! — приговаривала она, стаскивая с Русинова мокрую одежду. — Ты парился когда-нибудь с девушкой, а? Нет?.. С Валькирией? Сейчас узнаешь, почему передо мной восстают мёртвые!
— Сам, сам, — вяло сопротивлялся он. — Мне бы отдышаться — я нахлебался воды…
— Лежи, утопленник! — приказала она и содрала, выворачивая наизнанку, липнущую к телу рубаху. — Потом ты мне всё расскажешь… Боже, посмотри, на кого похож! Кощей Бессмертный! Одни кости!..
В жарко натопленной бане он наконец стал ощущать холод и не мог справиться с крупной, лихорадочной дрожью. Ольга помогла ему перебраться на полок, подложила в изголовье распаренный веник.
— Теперь закрой глаза и слушай мои руки, — приказала она. — Не бойся уснуть. Когда я разбужу тебя, ты уже будешь здоровым и сильным.
Русинов ощутил, что веки слипаются, а ещё через мгновение перестал ощущать её руки. Душа замерла, как бывает, если самолёт падает в воздушную яму, и скоро полное чувство невесомости освободило его от земной тяжести и холода. Ему начал сниться сон, а точнее, сон-воспоминание, единственный эпизод из младенчества, который давным-давно опустился в глубины памяти. Однажды он выбился из пелёнок и замёрз — был, наверное, месяцев пяти от роду. Зыбка висела на очепе возле материнской кровати, он чувствовал близость матери, кричал и никак не мог докричаться; полусонная, она протянула руку и покачивала его в надежде, что ребёнок успокоится. Он уже кричал так, словно погибал в ту минуту, и, наконец, привёл её в чувство. Мать взяла его на руки и приложила к груди. Стремительный поток благодатного, спасающего тепла вместе с молоком проник в рот и охватил всё его существо. Он не помнил вкус молока: в тот миг не был голоден. Эта великая жажда, нестерпимая тоска по материнской груди, сопровождала его всё детство…
Теперь ему чудилось, будто он приник к груди и втягивает в себя поток восхитительной, трепещущей энергии. И не было ни стыда, ни ощущения неестественности происходящего; напротив, его чувство благодарения как бы вдохновляло Деву-кормилицу, возбуждало в ней неуёмную материнскую радость и восторг.
Ещё он понимал, что совершается нечто неподвластное ни разуму, ни привычной житейской логике; неверующий, он осознавал божественную суть этого действа и желал в каком-то неведомом сладострастии единственного — чтобы не прерывался удивительный сон…
— Ну, хватит, вампир, — услышал Читать далее...

Он лежал в открытом стальном контейнере в специальной металлической упаковке, снабжённой петлями для строп и ручками, раскреплённый мягкими растяжками, как драгоценный груз, и по виду напоминал бочонок средней величины. Тут же, в контейнере, был установлен радиометр, показывающий лишь чуть повышенный фон.
«Дремлющий ангел» дремал, как непорочное дитя…
Арчеладзе склонился над ним, словно над колыбелью. Вынести его отсюда и погрузить в джип нечего и думать: потребуется минимум четыре человека. Под упаковкой была свинцовая капсула весом килограммов в двести, если судить по объёму.
Вспомнил, как впервые вошёл в четвёртый энергоблок Чернобыльской АЭС, точнее, на пульт. Был запечатан в специальное снаряжение так, что сам весил не меньше этого бочонка, и шёл, будто космонавт по Луне. А всё оказалось лишним…
Человек вообще делает много лишнего, и в основном для того, чтобы уберечь хрупкую и короткую жизнь. А надо-то так мало — повиноваться року. Кому суждено сгореть, тот не утонет. И наоборот…
Стоит лишь отдаться на волю судьбы, как немедленно высвобождается своя собственная воля. И сила её сравнима разве что с энергией ядерной реакции! Не жди смерти и не бойся её — и ты готов уже совершить дела великие и бессмертные.
— «Дремлющий ангел»? — то ли спросила, то ли прокомментировала Дара, склоняясь над контейнером с другой стороны.
Арчеладзе расстегнул пряжки мягкого крепежа и стал отвинчивать барашки жёстких металлизированных ремней, охватывающих тело «Дремлющего ангела». Под ними оказались длинные строчки инструкции, рекомендующей правила подъёма и передвижения заряда.
— Вдвоём нам не вынести его отсюда, — прочитала его мысли Дара.
— Нет, не вынести, — подтвердил он и принялся расстёгивать самозажимные замки металлической упаковки.
— Что ты собираешься предпринять? — ещё без всякой насторожённости спросила она.
— Повинуюсь року.
Это подстегнуло её на резкий и властный тон.
— Ты повинуешься мне, Гриф!
Он разъединил упаковку на два сегмента, высвободил её и выбросил из контейнера.
— Я выхожу из-под твоей власти. Уходи отсюда. Твоя помощь больше не требуется.
— Гриф?!
— Отставить! Я сказал, уходи!
Она услышала всё — холодную решимость и приговор. Зашла с другой стороны.
— Эдуард! Эдик… То, что ты хочешь сделать — делать нельзя. Ты без меня не выйдешь из города!
— С этим «ангелом»? — сухо усмехнулся он. — С ним я выйду откуда угодно. Даже если по бокам будут стоять шпалерами все «легионы смерти». Они несут её другим, но сами слишком любят жизнь.
— Эдик, милый…
— Всё! — рявкнул Арчеладзе. — Ты отводила глаза охране, а я отводил их от стыда. Не хочу прятаться под твоим плащом. Уходи! Слишком мало времени на дискуссии.
— Не уйду! — в ней вновь заговорила Дара. Арчеладзе ощупал свинцовую капсулу, нашёл углубление, из которого можно было вывернуть стопорное кольцо, соединяющее обе крышки.
И внезапно почувствовал, как немеют руки, спина, и голова начинает падать на грудь. Он стиснул кулаки и сам сжался вместе с ними, как делал это на чердаке.
— Закрой глаза, — приказала она.
Арчеладзе резко выпрямился — Дара отшатнулась.
— Вот этого не нужно, — тихо попросил он. — Не делай глупостей.
— Хорошо, ухожу… Прощай.
— Я уже простился с тобой, — он зацепил кольцо зубом пряжки и выдернул его из гнезда.
Брякнула разбитым замком входная дверь.
Он выждал пару минут — пусть уйдёт подальше, — затем снял обе свинцовые крышки. Радиометр заверещал, замигала лампа опасного уровня излучения. Гриф попытался поднять заряд в оболочке, но не смог оторвать даже от его мягкого ложа. Впрочем, какой смысл надрываться?.. Он осторожно вытолкнул «Дремлющего ангела» из свинцовой пелёнки — радиометр засвистел и красная лампа горела уже, как поминальная свеча. Бережно поставив совсем не тяжёлый белый цилиндр на пол, он извлёк из отдельного бокса, устроенного в контейнере, взрывное устройство, будильник «ангела» — цилиндр чуть меньше размером. Немедля соединил их.
«Дремлющий ангел» предназначался для спуска в скважину, на что указывало специальное приспособление, чтобы закрепить трос, и имел универсальный химический взрыватель, действующий как мгновенно, так и с замедлением. Стоит свернуть колпачок и утопить красный металлический стержень, как «ангел» проснётся.
Или поставить ему будильник на определённое время…
Он не был изготовлен специально для горы Сатвы, иначе бы не стояло маркировки, свидетельствующей о мощности, типе ядерного вещества, дате и стране, где изготовлен. Вероятно, спешили, взяли стандартный заряд…
Арчеладзе снял бушлат, завернул «Дремлющего ангела», как дитя, и вынес во двор. Три минуты потребовалось, чтобы освободить джип от мёртвых охранников и погрузить туда свою ношу. Сначала он связался с Воробьёвым. С момента выхода с обсерватории условились о полном радиомолчании, опасаясь перехвата, и потому «грибник» уже изнывал от ожидания.
— Ты где находишься, Гриф? Нас тут плотно обложили, и пришлось уйти с базы, — затараторил он.
— Володя, у нас порядок, — сказал Арчеладзе. — Выдвигайтесь вплотную к зоне Читать далее...

Слушать этот музыкальный файл

Это цитата сообщения Kitsune_no_kao Оригинальное сообщение

Баллада о Вересковом мёде .

Вересковый мед (англ. Heather Ale, дословно «Вересковый эль») — стихотворение (баллада) Роберта Льюиса Стивенсона (1880). В оригинале имеет также подзаголовок «Галлоуэйская легенда» (англ. A Galloway Legend), по названию местности Галлоуэй (англ.) на юго-западе Шотландии.
Стихотворение состоит из 11 восьмистиший (рифмуются только чётные строки), написано языком с оттенком стилизации под старину. Баллада повествует об истреблении королём Шотландии «маленького народа» (англ. dwarfish folk), прежде населявшего эти земли, — Стивенсон называет их также «пиктами». Двух последних представителей этого народа, отца и сына, доставили к королю, чтобы они открыли секрет приготовления сладкого хмельного напитка из вереска, причём им угрожают пытками и смертью на костре. Старик-отец просит, чтобы его сына избавили от такой мучительной смерти и лишь бросили со скал в море, а сам он взамен выдаст тайну приготовления «верескового мёда». Когда король соглашается и юношу бросают в волны, старик говорит, что ему-то костёр не страшен, а тайны он всё равно не выдаст.
Исторические основы баллады довольно сомнительны, поскольку пикты в действительности были не уничтожены, а ассимилированы скоттами в IX—X вв., — и сам Стивенсон замечал это в авторском примечании к публикации «Верескового мёда» в своей книге «Баллады» (1890). В то же время некоторые исследователи указывали на сообщения средневековых хронистов о последних пиктах, обитавших на окраинах Шотландии ещё в середине XV века, связывая балладу Стивенсона с какими-то преданиями, относящимися к тому времени[.

Смеюсь над приметой, не верю в пророчества,
Но знаю, что днем и в кромешной мгле
Самый когтистый зверь на земле -
Одиночество!

Эдуард Асадов


Есть два основных вида одиночества: это одиночество, когда ты и в самом деле один, на необитаемом острове или потерялся в тайге, и второе, самое страшное - это одиночество среди людей, когда ты ходишь на учебу, работаешь, у тебя есть семья, - казалось бы? - но при этом ты чувствуешь себя одиноким в этом мире. Тебя не понимают, как будто ты говоришь на каком-то иностранном языке, с тобой не хотят общаться, потому что ты нелюдимый бука и зануда, знающий только свою работу в этой жизни, и ничего более... Как только ты начинаешь говорить, тебе прямо или намеком дают понять, что это им неинтересно. Либо наоборот, ты встречаешь старых друзей, рад их видеть, хочется побежать навстречу, обнять и оторвать от земли, а тебе сдержанно подают руку для приветствия и буднично здороваются, как будто вчера только виделись... Поговорил с ним 5 минут, и понимаешь, что это не твои темы - или больше не твои темы для разговора. Тебе самому с ним неинтересно, как и ему с тобой.
Стандартно-вежливые штампы: "ну как у тебя дела?", "как живешь?", "как ты там вообще?" зачастую вовсе не означают, что человеку и впрямь интересно, как у вас на самом деле обстоят дела, он не ждет от вас расширенного ответа, ему достаточно простого "прекрасно!сам как?" Особенно если этот человек не звонил вам и не писал в течение полугода, прекрасно обходясь без вас, а тут вдруг "привет!как дела?"... Я однажды так и спросил в ответ: "Тебе на самом деле это интересно, или я тебе зачем-то понадобился вдруг?"))) Возникла пауза, которая убедила меня, что я попал в самое яблочко, человеку нужен был телефон и дата рождения нашего общего знакомого... Так что на вопрос How do you do? надо отвечать коротко: Fine? Thank you! или I'm OK, and what about you?)))

Как же я завидую людям, которые могут спать по 14 часов без передыху!!!
У меня вот предоставилась такая возможность, а нет, больше, чем положено, не судьба... Всю рабочую неделю мечтал о том, чтобы поспать до обеда, а вот хрен тебе, без десяти восемь утра, без всякого будильника, в субботу глаза мои открылись окончательно и бесповоротно на сегодняшний день, как бы грустно и обидно не было...все, пора вставать! Хотя и труба не зовет...

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Живешь ты себе, живешь своей обыкновенной жизнью, со всеми этими твоими учебой, работой, друзьями, вылазками на природу, в кафе–пиццерию, какими–нибудь другими увлечениями... И есть в твоей жизни некий ввсокий и светлый идеал этакого принца на белом коне... То есть, конечно, он существует только в твоей голове, мужчины, которые окружают тебя в жизни, и рядом с ним не стояли.
Но вот в твоей жизни появляется мужчина, конкретны такой, ну ничего общего с тем высоким и светлым идеалом не имеющий. Но этот мужчина идет на сближение, и вот он перед тобой, конкретный такой. И ты стоишь, смотришь на него и думаешь: «Нееет!ну совершенно не то что мне нужно!»
Но мужчина попался настойчивый, он знает, чего хочет, быть рядом с тобой, его становится много, очень много, он заполняет твое жизненное пространство, он везде: он встречает тебя на остановке после работы, провожает до дома, дарит цветы, конфеты, звонит и молчит в трубку – и ты понимаешь, что это он, потому что кто еще будет звонить и молчать?)))
И вот однажды приходит день, обыкновенный день, ты сидишь с друзьями в кафе, ешь пиццу, все хорошо, даже отлично, но...чего–то не хватает... Минуточку! А почему он сегодня мне не позвонил????
И как только ты об этом подумала,в эту самую секунду ты понимаешь, что ни о чем другом больше думать не можешь! Что весь твой огромный мир со всеми этими учебой, работой, друзьями, кафе и пиццей сузился вдруг до этого единственного человека, и что чтобы быть счастливой, тебе просто нужно сделать шаг ему навстречу... И ты делаешь этот шаг...
И вот вы вместе...месяц,два, полгода, год... Ивсе у вас хорошо. Но вдруг ты видишь, что он успокоился! Не то чтобы он тебя больше не любит или ты ему больше не нужна, просто: успокоился!может жить, работать, отдыхать с друзьями, нормально, с уверенностью, что ты у него есть и что ты будешь всегда! Тебя это не устраивает! И ты начинаешь устраивать скандалы, закатывать истерики, собирать вещи и уходить, чтобы тебя останавливали, возвращали, чтобы хоть ненадолго вернуть ту свежесть и новизну чувств, какие были, когда он только за тобой ухаживал... И тебя останавливают, возвращают...а потом устают возвращать...
И ты возвращаешься сама!))))