Документальный фильм французского режиссера Томаса Бальмеса «Малыши» является одним из самых известных. Два года Бальмес снимал жизнь обычных младенцев в Японии, Монголии, США и намибийском племени химба: от первого вздоха до первых шагов.

В фильме нет спецэффектов, острого сюжета, гонок на машинах и стрельбы. Режиссер снимал просто то, что ребенок делает в первый раз: вдох, улыбка, осознанный взгляд, первый шаг, первое слово. Рождаясь, человек познает мир, проникая все глубже и глубже в невидимую сущность вещей, познает их красоту и безобразность, их теплоту и холодность, исходящую от них любовь и опасность.

«Верою мы познаем, что Вселенная сотворена словом Божьим и что все видимое создано из невидимого», другими словами, верой мы проникаем в самую глубину, в сущность мира. Верой мы идем глубже того, куда может проникнуть разум, глубже того, куда могут проникнуть чувства, глубже красоты и любви, верой мы видим Того, Кто создал мир и его красоту и любовь.

Соломон говорит о «художественной» способности Творца: «Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею» (Притч. 8:27–30).

Если бы человек шел к познанию Бога путем доказательств, то этот путь был бы бесконечно долгим, потому что каждое новое открытие ставило бы новые вопросы, и так до бесконечности. Мы бы так никогда и не проникли бы в сущность вещей. Вера дана человеку наряду с разумом и чувствами; как природная способность человека познавать Бога вера сразу видит главное — что Вселенная сотворена словом Божьим и что все видимое создано из невидимого.

Парадокс такого разумного подхода к вере заключается в том, что вопрос неверия — это тоже вопрос веры. Например, если существование Бога доказать невозможно, то невозможно доказать и то, что Его нет. Современник Декарта Блез Паскаль этот парадокс выразил такими словами: «Непостижимо, что Бог есть, непостижимо, что Его нет… что мир сотворен, что он нерукотворен». Таким образом, вопрос веры — это вопрос выбора: верить или нет.

Хотя ученые и называют человека sapiens — разумный, но он также и человек credenti — верующий. Фразу Декарта можно переиначить: «Я верю, следовательно, существую». Вера как озарение не идет путем долгих рассуждений, не зависит от доказательств, она не нуждается в гипотезах, опытах и экспериментах. Вера не полагается на переменчивые чувства. Она сразу видит главное.

Без уверенности в реальности невидимого человек не может жить: без веры в настоящую любовь, в наступление лета, в преданность друзей, без веры в самих себя, что у нас все получится, в то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Мы верим, что ожидания осуществятся, что будет то, чего сейчас нет, верим и потому с уверенностью можем сказать: «Я верю, следовательно, существую».

В Иерусалиме у самой стены плача лежала оброненная кем-то записка, содержащая молитвенную просьбу о здравии родных, написанная на русском языке. Наверное, ее оставил кто-то из наших соотечественников, путешествовавших в Святую землю. Люди верят, что если приехать и помолиться на святом месте, то это придаст молитве особую силу.

Мы ищем способ, как усилить молитву, чтобы решить свои проблемы. В молитве Богу мы говорим о том, что у нас на сердце, что занимает наше сознание. Но вот о чем Господь учит молиться в первую очередь: «Да святится имя Твое».

В наставлении о молитве Господь учит краткости: «Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него». Сказано, что Он посылает необходимое для жизни «по умолчанию»: «Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Бог знает ваши нужды так, что даже «у вас и волосы на голове все сочтены» (Лк. 12:7). Все происходит по воле Божьей, и настоящая вера нужна не для того, чтобы изменить, а понять и принять Его волю, «благую и совершенную».

Потому не должны ли мы прежде прошения о наших нуждах молиться о славе святого имени Божьего в нашей жизни? Не должно ли это стать главной темой наших молитв и лейтмотивом нашей жизни? Апостол Петр говорит, что мы люди, «взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Петр. 2:9). А пророк Исаия возвещает: «Этот народ Я образовал для Себя; он будет возвещать славу Мою» (Ис. 43:21).

Другими словами, цель жизни христианина — раскрыть славу Всевышнего в этом мире. Об этом Спаситель говорит в Нагорной проповеди: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16).

Спустя двести пятьдесят лет после того как князь Владимир крестил своих подданных, на Руси все еще сохранялось язычество, и случившееся тогда монгольское нашествие (XIII—XV вв.) христианами воспринималось как наказание Божье за то, что поклонение богам языческих предков было не до конца изжито. Тогда же зародилось движение за возрождение христианского благочестия, которое выражалось в аскетических подвигах и молитвенной медитации. Те, кто стремился к духовному возрождению, уходили от людей, жили в пустынных местах, в лесу или на далеком севере, проводили свои дни в аскезе и созерцательной молитве.

В библейском понимании Божья святость — это не столько предмет для созерцания, сколько жизнь верующего. Цель избрания — быть «царством священников и народом святым» (Исх. 19:6). Эти слова впервые были обращены к обычным людям — израильтянам, которые в страхе стояли перед дымящейся горой и думали, что их ждет впереди. Искать святости — значит стремиться жить в согласии с волей Божьей: «не допускайте, чтобы жизнь ваша ныне складывалась под влиянием похотей, владевших вами».

Святость — не удел особых людей, мы все призваны к святости. Святость наша — это контраст жизни с миром. Быть святым означает идти против течения, жить не как все, ходить другими путями. «Как земледелец выходит на поле обрабатывать землю, купец приходит торговать в лавку, ученик идет в школу учится, судья приходит судить и искать правду, воин выходит на брань подвизаться против врагов и защищать свое отечество, так христианин входит в христианство, чтобы свято жить, угождать Христу Господу и верой в Него — у Него искать вечного спасения» (Задонский Тихон. Сокровище духовное, от мира собираемое).

«Маранафа» («Приди, Господи!») — призыв к Богу на арамейском языке, на котором говорил Иисус. Больше ста лет назад среди христиан Америки прокатилась волна религиозного пробуждения, смысл которого передает этот призыв к Богу: «Маранафа!» Родившаяся в этом пробуждении церковь приняла имя «адвентисты», что значит «ожидающие пришествия». Очевидец тех событий, Эллен Уайт, описывает то время следующими словами: «Многие с нетерпением ожидали пришествия Спасителя. Указанный час приближался, к нему готовились с особой торжественностью. Никто из тех, кто испытал эту надежду, никогда не мог забыть тех драгоценных часов ожидания. Когда до указанного часа осталось несколько недель, многие отложили все земные дела. Верующие напряженно всматривались в каждую свою мысль и чувство, как если бы они находились на смертном одре и только несколько часов отделяло их от вечного покоя.

Никто не шил себе специальной одежды для вознесения, но все сознавали необходимость приготовить душу для встречи со Спасителем; их белым одеянием была чистота души, освобожденной от греха искупительной кровью Христа. О, если бы дети Божьи и в наше время обладали тем же желанием исследовать свою душу, той же искренней и безусловной верой!» (Великая борьба. С. 373).

Пришествие Христа ожидалось со дней апостолов. Для апостольской церкви сама мысль о том, что Христос не вернется, была кощунственной: «Знайте прежде всего, что в дни последние появятся глумливые насмешники, идущие вслед похотей своих. Будут говорить они: „Иисус обещал вернуться. Где же Он?“» (2 Петр. 3:3, 4; ИПБ).

Со времени ожидания апостолами возвращения Христа прошло две тысячи лет. Но ожидание это вне времени: оно связано не с вычислением сроков, но с желанием быть со Христом. «Кто не любит Христа, — анафема, маранафа́». Мы каждый день продолжаем говорить «маранафа», потому что хотим быть с Ним.

Быть христианином — значит быть другим: другие интересы, другие друзья, другая одежда, другие привычки, другие слова. В светском обществе не очень любят, когда кто-то «другой». Все обращают внимание, относятся с предубеждением. Когда ты другой, это создает трудности. Апостол Петр писал свои послания, когда римская власть стала с подозрением относиться к христианам, потому что они отличались от всех.

Римский историк Тацит писал о христианах: «И вот, чтобы прекратить слухи [о том, что он сам поджог Рим. — Прим. авт.], Нерон подыскал виновных и подверг тягчайшим мукам людей, ненавидимых за их мерзости, которых чернь называла христианами. Прозвание это идет от Христа, который в правление Тиберия был предан смертной казни прокуратором Понтием Пилатом. Подавленное на некоторое время это зловредное суеверие распространилось опять, и не только в Иудее, где возникло это зло, но и в самом Риме» (Анналы, 44).

Апостол Петр обращается к истории исхода, когда из людей, потомков Иакова, когда-то по причине голода переселившихся в Египет, Всевышний задумал сформировать народ и назвал его по второму имени патриарха Иакова — Израилем: «Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля, а вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх. 19:5, 6).

Израиль — удел из всех народов, или избранный народ. Может показаться, что Всевышний избрал любимое дитя, чтобы его баловать: поселить в хорошем месте, оберегать от проблем. Но на самом деле он был избран, чтобы «слушаться голоса и соблюдать завет», жить по заповедям. Жизнь по заповедям и делает Израиль избранным народом. Это же апостол говорит о христианах, они — род избранный, царственное священство, народ святой.

В стремлении исполнить букву заповеди легко потерять ее дух. Исполнить — буквально значит исполнить формально, «для галочки», ради хорошей оценки, но не ради того, чтобы проникнуться ее духом, подчинить ей свою волю. Кант говорил о цели образования: «Научить думать, а не запоминать, не зазубривать, учить мыслить, а не мыслям». Важна не правильная галочка в тестовом задании, ее можно случайно угадать, — важно знание, которое воплощается в умении, в профессиональном навыке.

Евангелист Матфей рассказывает о некоем человеке, который искренне искал праведности и однажды спросил Спасителя: «Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» Господь ответил: «Соблюди заповеди». На что незнакомец возразил: «Всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?» Другими словами, все, чему учат раввины, я исполнил — правильные галочки стоят везде. В ответ Иисус переводит его взгляд с буквы заповедей на их цель: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною». Сказано, что, «услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение».

В Царство входит не тот, кто зазубрил, но кто научился мыслить, не тот, кто исполнил букву, но тот, кто стремится мыслить и жить в соответствии с духом заповеди. Греческое слово «совершенный» (те́лиос) является однокоренным со словом те́лос — цель. Иисус дает буквально «неисполнимые» заповеди, которые превышают возможности человека, чтобы мы не могли однажды остановиться и сказать: «Я достиг совершенства». Наше совершенство не в буквальном исполнении заповеди, но в самом движении к заданному ею идеалу, когда мы учимся мыслить в духе заповеди Христовой.

С тех пор как Христос произнес эти слова, прошли тысячелетия, но дискуссия об исполнимости Его заповедей продолжается. Заповеди Нагорной проповеди кажутся трудноисполнимыми, если вообще их можно исполнить, например повеление: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя».

В отличие от фарисеев, Спаситель дает заповеди не ради буквального их исполнения, но раскрывает дух, высокую цель Закона Божьего . Слова «дух» и «душа» на библейском языке обозначают тайну жизни, то, что делает человека живым: «Вдунул дыхание жизни, и стал человек душою живою». Живой чувствует, боится, надеется, падает, встает, терпит боль и радуется. Так и заповеди Христа — они даны для «духа» человека, для внутренней жизни, а не для буквального их исполнения, как делали фарисеи. Заповеди — как указание на цель, как источник духовной силы, как побуждение к покаянию, как светильник, освещающий путь.

Заповеди Христа по природе своей похожи на надежду: надеяться — значит прилагать усилия, подчинять жизнь надежде: «Когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении» (Рим. 8:25). Заповеди Христа даны, чтобы пробудить само стремление их исполнять, подчинить свою жизнь их духу, идти к совершенству, как мы идем к цели, которую освещает нам надежда.

В Нагорной проповеди Иисус дает заповеди, подобно Моисею у Синайской горы. Его слова: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» — это перифраз заповеди Торы: «Будьте предо Мною святы, ибо Я свят Господь» (Лев. 20:26). Соблюдение заповедей Торы для иудея — путь жизни, как сказано: «Старайтесь исполнять, дабы вы были живы» (Втор. 8:1). Иисус говорит, что соблюдение Его слов — это путь жизни: «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную» (Ин. 5:24).

Оппоненты Иисуса — фарисеи — искали «совершенства» в тщательном соблюдении Торы или, как говорит апостол Павел, «успокаивали себя законом». Живой испытывает жажду, голод, холод, хочет спать, быть любимым и любить. У мертвого нет нужд, он — в состоянии вечного покоя. Фарисеи достигли мертвого совершенства и уже не нуждались в милости Божьей — Его прощении и принятии.

Грешники, которых пришел спасти Христос, в лучшем положении — они нуждаются в милости, способны к покаянию, а значит, к движению вперед. Духовно живой надеется на Бога, сожалеет о проступках, учится на ошибках, прощает и молится о прощении, он меняется вместе с жизнью, растет в познании Бога и мира.

«Чем чище живешь, тем глубже, опаснее и неискоренимее страсть поклонения себе самому. Наоборот, если случается падение, и притом падение несомненное, так сказать, лицом в грязь, тогда появляется возможность должного отношения к себе; человек перестает быть самоистуканом, и ему дается возможность открыть окно, через которое можно сообщаться с Богом… У фарисеев мишура была очень блестящей…. Напротив, блудницы и грешники не знали за собой никаких ценностей, а только надеялись на Бога. У них нет мишуры, поэтому они идут вперед в Царство Небесное» (Павел Флоренский).

Кто «совершен» не жаждет, — он напился собственной праведностью. Вода жизни дается тем, кто жаждет ее.

Призыв Нагорной проповеди к совершенству, кажется, звучит как приговор для грешника. Наверное, есть те, кто достигли совершенства, но это никак не мы. Возможно, это праведники прошлого: библейские герои, первые христиане апостольской церкви, пионеры-адвентисты или мать Тереза, доктор Федор Гааз, все те, которым мы приписываем лучшие качества совершенных людей. И все же это не мы, ибо мы хорошо знаем себя и свои недостатки.

Реформатор Мартин Лютер писал о своем несовершенстве: «Я пытался соблюдать устав как только мог. Я был смиренным. Я постоянно составлял список моих грехов, вновь и вновь я исповедовал их. Я тщательно исполнял все наложенные на меня епитимьи, но совесть моя не успокаивалась… Я пытался исцелить мою совесть человеческими средствами, преданиями человеческими. Но чем больше я прибегал к этим средствам, тем более беспокойной и мучающей меня становилась моя совесть».

Свою неспособность достичь совершенства мы объясняем греховной природой: «Все согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3:23). Эта осознаваемая нами дистанция между небесным совершенством и реальностью жизни порождает чувство вины, духовной неполноценности. Христианин как бы определен быть «духовным неудачником».

Но призыв к совершенству в Нагорной проповеди — это не приговор несовершенному человеку, но путь спасения. Господь говорит: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мк. 2:17).

«Иисус желает, чтобы мы пришли к Нему такими, какие есть: со всеми своими грехами и немощами. Он желает, чтобы мы полагались на Него. Мы можем прийти к Нему со своими слабостями, порочностью, неразумием и пасть к Его ногам в раскаянии. По великой милости Своей Он заключит нас в объятия Своей любви, перевяжет наши раны, очистит нас от всякой нечистоты» (Уайт Э. Путь ко Христу. С. 52).

Кажется, что сегодня мы делаем слишком большой акцент на необходимости говорить: говорить в проповеди, говорить в молитве, говорить на субботней школе, говорить в молитвенном доме, говорить людям о Боге, говорить большими тиражами печатного слова.

Важно говорить из Слова Божьего; если перестанем, то камни возопиют. Но, прежде чем говорить, надо научиться слушать. Без слушания нет говорения. Говорение без слушания и есть пустословие, потому молиться прежде надо о даре молчания и слушания.

Мы думаем, что Богу нужны наши слова, но Ему нужны наши уши, наше внимание, наше послушание. Его не убедит наше красноречие: «Молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны» (Мф. 6:7).

Всегда лучшая молитва — это та, которую мы не можем выразить словами: «Ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим. 8:26).

Многословие мешает слушать, мешает вникать, мыслить глубоко. В многословии преобладают чувства, потому многословный часто жалеет о том, что сказал. В многословии человек расходует душевные силы на поверхностные эмоции, на то, что чувствует в этот момент, и потому нет сил для глубины, потому такой человек остается на поверхности.

Когда человек постоянно говорит, он теряет душевную теплоту, как зимой остывает комната, в которой часто открываются двери.

В первой главе Послания Иакова говорится, что духовность проявляет себя в том, как человек переносит испытания. Во второй главе отмечено, что духовность проявляется в делах милосердия. В третьей главе говорится, что духовное совершенство — в обуздании языка: «Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный».

Духовное совершенство или несовершенство являют себя в словах: «Язык мудрых сообщает добрые знания, а уста глупых изрыгают глупость… Кроткий язык — древо жизни, но необузданный — сокрушение духа… Сердце праведного обдумывает ответ, а уста нечестивых изрыгают зло» (Притч. 15:2, 4, 28).

Цирковой дрессировщик и акробат Аскольд Запашный смог исполнить уникальный цирковой номер: совершил прыжок верхом на льве на расстояние три метра и на высоте два метра. Но при всей сложности этого циркового номера кажется, что иногда прыжок на льве сделать проще, чем совладать со своим языком: «Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может» (Иак. 3:7).

Контроль над речью — признак мудрости, совершенства, духовной зрелости, потому что для этого нужно очистить свое сознание от скверного и заполнить его благим. Чтобы изменить слова, которые звучат, надо изменить слова, из которых мы состоим, по выражению апостола Павла, «облечься в нового человека»: «А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол. 3:8–10).