Из многочисленных встреч с аудиторией, интервью, вопросов СМИ и слушателей я сделал вывод, что большинству наших читателей интересны не столько научные теории или курьезные факты из жизни мировой или российской экономики, сколько короткие качественные, а не количественные ответы на прямые и простые вопросы – что было, что будет и чем экономическое сердце успокоится.
К сожалению, далеко не все вопросы имеют однозначные ответы. И вопрос «сколько будет стоить…» не имеет большого смысла – скорее всего, случайности и неизвестные нам еще обстоятельства будут влиять на стоимость активов сильнее, чем мы в состоянии предположить. Но тем не менее можно, по крайней мере, обозначить эти факторы и попытаться определить рамки возможного – даже в области вопросов в лоб.
В серии публикаций я попытаюсь собрать и ответить на такие часто задаваемые вопросы. Но прежде чем перейти к самим ответам, нужно сделать две важные оговорки. Во-первых, ответы базируются на сегодняшней ситуации и информации, доступной сейчас. Всегда есть риск, что ситуация поменяется и что мы не обладаем достаточной информацией для ее оценки. Во-вторых, основную часть экономических событий определяет не стихийное формирование спроса и предложения, подчиняющееся строгим законам, а личная или коллективная воля тех или иных управленцев, не всегда рациональных, часто некомпетентных, всегда преследующих свои личные, клановые, партийные и другие цели, далекие от задач балансирования экономики. Эти действия и их последствия намного сложнее предсказывать, но возможность таких нерациональных вмешательств нельзя сбрасывать со счетов.
Что произошло с экономикой России в XXI веке?
Экономика России за последние полтора десятилетия пережила классический ресурсный цикл и голландскую болезнь – явления банальные и хорошо изученные. Повышение цен на нефть в начале века создало эффект быстрого роста бюджетных доходов и позволило властям отказаться от стимулирования процесса расширения налоговой базы. Более того, возможность контролировать нефтяные потоки позволила власти консолидировать непрямой контроль за углеводородной индустрией, банковским бизнесом и через них – за всей экономической и политической жизнью страны, что существенно негативно повлияло на развитие любого ненефтяного бизнеса и на эффективность экономических и бюджетных решений.
Фактически к 2008 году бюджет России на 65–70% состоял (прямо или косвенно) из доходов от экспорта углеводородов, а корреляция темпов роста ВВП, доходов федерального бюджета и размеров резервов с изменениями цены на нефть достигла 90–95%. На этом фоне рубль за счет массивного притока нефтедолларов оказался существенно переоценен – в 2006–2007 годах его рыночный курс превышал расчетный инфляционный на 35%. Таким образом, на экономическое развитие России оказывали влияние три негативных фактора.
1. Власть в своем стремлении к контролю за финансовыми потоками сознательно ухудшала инвестиционный климат, отказываясь от защиты прав инвесторов и предпринимателей и даже дискриминируя инвесторов и бизнесменов. Это приводило к сокращению потоков инвестиций, к удорожанию денег, к снижению предпринимательской активности и даже к постоянно растущим потерям финансового и человеческого капитала – вывоз капитала из России за этот период составил более $1 трлн, да и лучшие бизнесмены и профессионалы постоянно покидали страну.
2. Стерилизация дополнительных прибылей в резервы увеличивала стоимость денег, снижая привлекательность инвестирования и делая невозможным развитие капиталоемких или медленно развивающихся отраслей.
3. Переоцененный рубль и популистские меры правительства, направленные на необоснованный рост зарплат, вместе с высокими налогами резко завышали себестоимость продукции, делая внутреннее производство нерентабельным.
В конечном итоге Россия деградировала практически во всех областях экономики, так и не создав конкурентной производительной сферы, несмотря на общий рост доходов за счет экспорта углеводородов и даже опережающий рост потребления. В структуре российского ВВП до 20% заняла добыча
