Ну-с, поехали, как говорится) И страшно, и интересно - что же все-таки скажете?
__________________________________________________
Гидеон проснулся резко, будто от толчка. Кажется, что-то с грохотом упало наверху или в соседней комнате, и этот звук разбудил его, напугав до того, что сердце с болью заколотилось в груди.
В глаза сразу же ударил яркий холодный свет из окна, какой бывает от свежевыпавшего снега, и тут же накатила тошнота вкупе со страшной, прямо таки ужасающей головной болью.
Голова гудела, как сотня барабанов, на которых дваштары* отбивают свою дикую музыку. Гидеон постарался отвернуться от окна и понял, что находится в кровати не один. Рядом посапывала, свернувшись под одеялом, какая-то незнакомая девушка; он мог видеть только ее макушку в рыжих завитках и краешек розового уха. Попытка вспомнить, что это за девушка, не привела ни к чему.
На полу в беспорядке валялась одежда, зелено поблескивала закатившаяся под кресло бутылка из-под вина. Стол был завален всяческим мусором вроде сырных корок, куриных костей, яблочных огрызков… Похоже, вечер удался на славу.
Кое-как завернувшись в одеяло, Гидеон с трудом сполз с кровати, доплелся до окна и задернул шторы. Глазам стало немного легче, хотя все равно голова была как чугунная, и страшно хотелось пить.
- Да-ари! Дари, ты где? - просипел Гидеон. - Дари!
После нескольких минут ожидания в комнате появился маленький щупленький человечек и с самым недовольным выражением на лице спросил, косясь в сторону кровати:
- Доброе утро, мастер. Чего изволите?
- Который час?
- Час пополудни пробили, мастер.
- Эль у нас есть?
- Есть, а как же, вчерась взял в "Королевском шуте", как знал ведь... Как ваше благородие дошли до такой жизни... Давненько так не набирались, как вчера, даже когда покойная леди...
Его бормотание стало неразборчивым. Гидеон уже привык к манере старика выражать свои суждения по любому поводу и не обращал на это внимания.
Шаркая задниками стоптанных туфель, Дари ушел за элем, всем своим видом показывая, как он относится к подобному в высшей степени непристойному поведению хозяина.
- Вы вчерась за полночь вернулись, - сказал он, ставя на маленький столик у окна кружку пенного. - И с девчонкой. Небось, подобрали ее возле борделя, наградит она вас дурной болезнью, ой наградит…
Гидеон только отмахнулся и услал слугу из комнаты.
После эля голова у него немного прояснилась и стали вспоминаться события вчерашнего вечера, которые хоть и расплывались, путались в памяти, но все же складывались в довольно четкую картину.
- Профессор Долмейн, знаете... Мы вынуждены... - Рукро Кьюри выглядел как побитая собака. Растрепанный, красный, мантия сбилась набок так, что золотая фибула оказалась под подбородком. Его беспомощные попытки уйти от прямого ответа были настолько смешны, что Гидеон улыбнулся.
- Довольно, ремм Кьюри, мне ясно, что Вы собираетесь сказать.
- Вы не подумайте... Милый мой друг, - ректор вдруг перешел на доверительный тон. - Войдите в мое положение. Я не имею права идти против распоряжений ремма Лайдена. Это так прискорбно, что лучшие наши умы... Но что поделаешь! - он картинно развел руками. – Вот, посмотрите, посмотрите!..
Рукро Кьюри подсунул Гидеону какую-то официальную бумагу, скрепленную печатью Серой Башни. Тот успел прочесть лишь несколько слов: "Опасный еретик... ставит под угрозу... ввиду чего необходимо..."
Ректор натянуто улыбнулся. Гидеон ответил холодной улыбкой, мечтая выбраться, наконец, из этого кабинета, давящего своей аляповатой роскошью. Тяжелые бронзовые фигуры лошадей, волков и медведей, расставленные во всех углах большой, но слишком загроможденной комнаты, его раздражали.
Ректор распинался о клириках, говорил горячо, приводил множество доводов, но все его слова скользили будто по поверхности воды, не касаясь Гидеона. Все эти разговоры были ему давно знакомы, он изучил их вдоль и поперек, и знал каждую реплику. "Я опасен, о да, - усмехнулся он про себя. - Опаснейший человек королевства".
Но среди туманных и сведенных в область полунамеков рассуждений Рукро Кьюри слух Гидеона нечаянно уцепился за имя Лионарда Мейта, объявленного ересиархом и месяц назад позорно казненного на площади Грани-до-Нур. Лионард был ему другом по школе, в последнее время имя несчастного трепал каждый, кому это было угодно. Или выгодно.
- Вы были другом Лионарда, а серые не могут простить такого знакомства...
- Хватит с меня, - Гидеон встал. - Я не намереваюсь слушать пустые разговоры, если меня уже сняли с должности профессора. Прощайте, господин Кьюри, и да хранит вас Светозарный.
Проходя в коридоре мимо мозаики, изображавшей Светозарного Азамула, он остановился, и некоторое время вглядывался в каноническое лицо с кротким мягким взглядом ясных глаз, всматривался в смиренную позу уставшего и печального человека, знавшего все скорби и радости мира. И лицо это было не таким, каким так часто изображают да и представляют его себе серые.
С конца коридора его окликнул какой-то крепкий малый из
Читать далее...