Полчаса до рейса полчаса до рейса
Мы почти у взлетной полосы
И бегут быстрее всех часов на свете
Эти электронные часы
Вот и все что было вот и все что было
Ты как хочешь это назови
Для кого-то просто летная погода
А ведь это проводы любви
Для кого-то просто летная погода
А ведь это проводы любви
И того что было и того что было
Нам с тобою снова не связать
Жаль что мы друг другу так и не успели
Что-то очень важное сказать
Вот и все что было вот и все что было
Ты как хочешь это назови
Для кого-то просто летная погода
А ведь это проводы любви
Для кого-то просто летная погода
А ведь это проводы любви
По аэродрому по аэродрому
Лайнер пробежал как по судьбе
И осталась в небе светлая полоска
Чистая как память о тебе
Вот и все что было вот и все что было
Ты как хочешь это назови
Для кого-то просто летная погода
А ведь это проводы любви
Для кого-то просто летная погода

Красиво живу я. Сижу в ресторане -
Балык, помидоры, грибочки, икра,
А рядом со мною - сплошные дворяне,
Корнеты, поручики и юнкера.
Погоны, кокарды, суровые лица,
Труба заиграет - и с маршем на плац -
Корнет Оболенский, поручик Голицын,
Хорунжий Шапиро и вахмистр Кац..

If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don't deal in lies,
Or being hated, don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise:

If you can dream -- and not make dreams your master;
If you can think -- and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build'em up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss;
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: "Hold on!"

If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings -- nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that's in it,
And -- which is more -- you'll be a Man, my son!

Жил Вовочка всю свою жизнь в детдоме и было ему там преимущественно погано. Будучи еще маленьким, но научившись кое-как выводить буквы, решил он перед Новым Годом написать письмо доброму Дедушке Морозу.
"Дорогой Дедушка Мороз! Живу я в детдоме, и нет у меня ничего. Мне очень хотелось бы на Новый Год кепочку, кедики, и фломастеры."
Подписал конверт "Дедушке Морозу", и бросил письмо в ящик. На почте письмо отослать не могли, поэтому вскрыли и прочли. Читали всем отделением (женщины плакали).
Решили - соберем сколько сможем, от своих оторвем, но нужно порадовать малыша хоть разок. Собрали сколько смогли - немного (с зарплатой-то напряг), купили только кедики и кепочку, на фломастеры не хватило. Со слезами умиления отослали Вовочке от имени Дедушки Мороза. Вовочка очень обрадовался и написал Дедушке Морозу благодарное писмо:
"Спасибо тебе дорогой Дедушка Мороз!
Получил я от тебя кедики и кепочку. А фломастеры, наверное, эти
С%$ки на почте сп%$здили!"

«Прости меня, Коба». Неизвестное письмо Н. Бухарина
27 декабря //19:21
Проект Diletant.ru публикует неизвестное письмо из личного архива И.В.Сталина.





Благодарим за предоставленные материалы Архив Президента Российской Федерации

Назад | Содержание | Вперёд
Сука Тамара

Суку Тамару привел из тайги наш кузнец – Моисей Моисеевич Кузнецов. Судя по фамилии, профессия у него была родовой. Моисей Моисеевич был уроженцем Минска. Был Кузнецов сиротой, как, впрочем, можно было судить по его имени и отчеству – у евреев сына называют именем отца только и обязательно, если отец умирает до рождения сына. Работе он учился с мальчиков – у дяди, такого же кузнеца, каким был отец Моисея.

Жена Кузнецова была официанткой одного из минских ресторанов, была много моложе сорокалетнего мужа и в тридцать седьмом году, по совету своей задушевной подруги-буфетчицы, написала на мужа донос. Это средство в те годы было вернее всякого заговора или наговора и даже вернее какой-нибудь серной кислоты – муж, Моисей Моисеевич, немедленно исчез. Кузнец он был заводской, не простой коваль, а мастер, даже немножко поэт, работник той породы кузнецов, что могли отковать розу. Инструмент, которым он работал, был изготовлен им собственноручно. Инструмент этот – щипцы, долота, молотки, кувалды – имел несомненное изящество, что обличало любовь к своему делу и понимание мастером души своего дела. Тут дело было вовсе не в симметрии или асимметрии, а кое в чем более глубоком, более внутреннем. Каждая подкова, каждый гвоздь, откованный Моисеем Моисеевичем, были изящны, и на всякой вещи, выходившей из его рук, была эта печать мастера. Над всякой вещью он оставлял работу с сожалением: ему все казалось, что нужно ударить еще раз, сделать еще лучше, еще удобней.

Начальство его очень ценило, хотя кузнечная работа для геологического участка была невелика. Моисей Моисеевич шутил иногда шутки с начальством, и эти шутки ему прощались за хорошую работу. Так, он заверил начальство, что буры лучше закаливаются в масле, чем в воде, и начальник выписывал в кузницу сливочное масло – в ничтожном, конечно, количестве. Малое количество этого масла Кузнецов бросал в воду, и кончики стальных буров приобретали мягкий блеск, которого никогда не бывало при обычном закаливании. Остальное масло Кузнецов и его молотобоец съедали. Начальнику вскорости донесли о комбинациях кузнеца, но никаких репрессий не последовало. Позднее Кузнецов, настойчиво уверяя в высоком качестве масляного закаливания, выпросил у начальника обрезки масляных брусов, тронутых плесенью на складе. Эти обрезки кузнец перетапливал и получал топленое, чуть-чуть горьковатое масло. Человек он был хороший, тихий и всем желал добра.

Начальник наш знал все тонкости жизни. Он, как Ликург, позаботился о том, чтобы в его таежном государстве было два фельдшера, два кузнеца, два десятника, два повара, два бухгалтера. Один фельдшер лечил, а другой работал на черной работе и следил за своим коллегой — не совершит ли тот чего-либо противозаконного. Если фельдшер злоупотреблял «наркотикой» – всяким «кодеинчиком» и «кофеинчиком», он разоблачался, подвергался наказанию и отправлялся на общие работы, а его коллега, составив и подписав приемочный акт, водворялся в медицинской палатке. По мысли начальника, резервные кадры специалистов не только обеспечивали замену в нужный момент, но и способствовали дисциплине, которая, конечно, сразу упала бы, если хоть один специалист чувствовал себя незаменимым.

Но бухгалтеры, фельдшера, десятники менялись местами довольно бездумно и, уж во всяком случае, не отказывались от стопки спирту, хотя бы ее подносил провокатор.

Кузнецу, подобранному начальником в качестве противовеса Моисею Моисеевичу, так и не пришлось держать молотка в руках – Моисей Моисеевич был безупречен, неуязвим, да и квалификация его была высока.

Он-то и встретил на таежной тропе неизвестную якутскую собаку волчьего вида: суку с полоской вытертой шерсти на белой груди – это была ездовая собака.

Ни поселков, ни кочевых стойбищ якутских вокруг нас не было — собака возникла на таежной тропе перед Кузнецовым, перепуганным до крайности. Моисей Моисеевич подумал, что это волк, и побежал назад, хлюпая сапогами по тропинке, – за Кузнецовым шли другие.

Но волк лег на брюхо и подполз, виляя хвостом, к людям. Его погладили, похлопали по тощим бокам и накормили.

Собака осталась у нас. Скоро стало ясно, почему она не рискнула искать своих настоящих хозяев в тайге.

Ей было время щениться – в первый же вечер она начала рыть яму под палаткой, торопливо, едва отвлекаясь на приветствия. Каждому из пятидесяти хотелось ее погладить, приласкать и собственную свою тоску по ласке рассказать, передать животному.

Сам прораб Касаев, тридцатилетний геолог, справивший недавно десятилетие своей работы на Дальнем Севере, вышел, продолжая наигрывать на неразлучной своей гитаре, и осмотрел нового нашего жителя.

– Пусть он называется Боец, – сказал прораб.

– Это сука, Валентин Иванович, – радостно сказал Славка Ганушкин, повар.

– Сука? Ах, да. Тогда пусть называется Тамарой. – И прораб удалился.

Собака улыбнулась ему вслед, повиляла хвостом. Она быстро установила хорошие отношения со всеми нужными людьми. Тамара понимала роль Касаева и десятника Василенко в нашем Читать далее...

Назад | Содержание | Вперёд
Ночью

Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал крошки с ладони. Не глотая, он ощущал, как слюна во рту густо и жадно обволакивает крошечный комочек хлеба. Глебов не мог бы сказать, было ли это вкусно. Вкус – это что-то другое, слишком бедное по сравнению с этим страстным, самозабвенным ощущением, которое давала пища. Глебов не торопился глотать: хлеб сам таял во рту, и таял быстро.

Ввалившиеся, блестящие глаза Багрецова неотрывно глядели Глебову в рот – не было ни в ком такой могучей воли, которая помогла бы отвести глаза от пищи, исчезающей во рту другого человека. Глебов проглотил слюну, и сейчас же Багрецов перевел глаза к горизонту – на большую оранжевую луну, выползавшую на небо.

– Пора, – сказал Багрецов.

Они молча пошли по тропе к скале и поднялись на небольшой уступ, огибавший сопку; хоть солнце зашло недавно, камни, днем обжигавшие подошвы сквозь резиновые галоши, надетые на босу ногу, сейчас уже были холодными. Глебов застегнул телогрейку. Ходьба не грела его.

– Далеко еще? – спросил он шепотом.

– Далеко, – негромко ответил Багрецов.

Они сели отдыхать. Говорить было не о чем, да и думать было не о чем – все было ясно и просто. На площадке, в конце уступа, были кучи развороченных камней, сорванного, ссохшегося мха.

– Я мог бы сделать это и один, – усмехнулся Багрецов, – но вдвоем веселее. Да и для старого приятеля...

Их привезли на одном пароходе в прошлом году. Багрецов остановился.

– Надо лечь, увидят.

Они легли и стали отбрасывать в сторону камни. Больших камней, таких, чтобы нельзя было поднять, переместить вдвоем, здесь не было, потому что те люди, которые набрасывали их сюда утром, были не сильнее Глебова.

Багрецов негромко выругался. Он оцарапал палец, текла кровь. Он присыпал рану песком, вырвал клочок ваты из телогрейки, прижал – кровь не останавливалась.

– Плохая свертываемость, – равнодушно сказал Глебов.

– Ты врач, что ли? – спросил Багрецов, отсасывая кровь.

Глебов молчал. Время, когда он был врачом, казалось очень далеким. Да и было ли такое время? Слишком часто тот мир за горами, за морями казался ему каким-то сном, выдумкой. Реальной была минута, час, день от подъема до отбоя – дальше он не загадывал и не находил в себе сил загадывать. Как и все.

Он не знал прошлого тех людей, которые его окружали, и не интересовался им. Впрочем, если бы завтра Багрецов объявил себя доктором философии или маршалом авиации, Глебов поверил бы ему, не задумываясь. Был ли он сам когда-нибудь врачом? Утрачен был не только автоматизм суждений, но и автоматизм наблюдений. Глебов видел, как Багрецов отсасывал кровь из грязного пальца, но ничего не сказал. Это лишь скользнуло в его сознании, а воли к ответу он в себе найти не мог и не искал. То сознание, которое у него еще оставалось и которое, возможно, уже не было человеческим сознанием, имело слишком мало граней и сейчас было направлено лишь на одно – чтобы скорее убрать камни.

– Глубоко, наверно? – спросил Глебов, когда они улеглись отдыхать.

– Как она может быть глубокой? – сказал Багрецов. И Глебов сообразил, что он спросил чепуху и что яма действительно не может быть глубокой.

– Есть, – сказал Багрецов.

Он дотронулся до человеческого пальца. Большой палец ступни выглядывал из камней – на лунном свету он был отлично виден. Палец был не похож на пальцы Глебова или Багрецова, но не тем, что был безжизненным и окоченелым, – в этом-то было мало различия. Ногти на этом мертвом пальце были острижены, сам он был полнее и мягче глебовского. Они быстро откинули камни, которыми было завалено тело.

– Молодой совсем, – сказал Багрецов. Вдвоем они с трудом вытащили труп за ноги.

– Здоровый какой, – сказал Глебов, задыхаясь.

– Если бы он не был такой здоровый, – сказал Багрецов, – его похоронили бы так, как хоронят нас, и нам не надо было бы идти сюда сегодня.

Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку.

– А кальсоны совсем новые, – удовлетворенно сказал Багрецов.

Стащили и кальсоны. Глебов запрятал комок белья под телогрейку.

– Надень лучше на себя, – сказал Багрецов.

– Нет, не хочу, – пробормотал Глебов.

Они уложили мертвеца обратно в могилу и закидали ее камнями.

Синий свет взошедшей луны ложился на камни, на редкий лес тайги, показывая каждый уступ, каждое дерево в особом, не дневном виде. Все казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. Это был как бы второй, ночной, облик мира.

Белье мертвеца согрелось за пазухой Глебова и уже не казалось чужим.

– Закурить бы, – сказал Глебов мечтательно.

– Завтра закуришь.

Багрецов улыбался. Завтра они продадут белье, променяют на хлеб, может быть, даже достанут немного табаку...

1954
Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 13 -

Было это в далеком уже,1997 году.

Батальон наш, как водится послали в Ливан, причем послали без зазрения совести, да и вообще послали...

В общем, наш сектор приняли (сектор, то бишь, участок "Зоны Безопасности") мы в декабре, где-то в 15 числах. Батальон артиллерийский, потому и батареи разместились по разным укреппунктам. Нам достался, честно скажу, названия не очень помню, по моему "Табак", ну не суть.

И пошла армейская жизнь в оккупированном краю. Жили тихо спокойно, только где то в 20 числах декабря в стане "русских" началось брожение, кому выходить на Новый Год, и т.д. и т.п. Я, так как был совсем зеленый, на это даже и не претендовал, да и интересно было встретить свой первый армейский НГ, да еще и в Ливане. Короче, кому надо, тот домой вышел, а я, кляня все на свете, остался дежурить.

Дежурства у нас были не тяжелые, сидели по двое, что бы не уснуть, да травили байки себе, чаи, кофе, в общем все по полной программе. И вот, в ночь с 31 на 1.выпало мне дежурить с хорошим парнем, Геной. Он вообще был разбитной, немного безбашенный, но время с ним летело на ура. И так, уходим на дежурство (Ливан - нравы первобытного общества), бутылка водки у Гены, плюс закуска. Ну, думаю, хоть отметим по-человечески. И понеслась душа в рай. Сначала травили анекдоты, потом, в 12 ночи, поздравили друг друга, выпили за пацанов, которые были тоже на дежурстве, но черт знает где...

Выпили, сидим, глаза трём... Пулемёт этот еще, крупнокалиберный, блин... короче, Гене, бутылке показалось мало... И откуда не возьмись появился, нет, не то что вы подумали, а просто коробок с "планом". Ну, пропадать, так с музыкой, такого НГ еще ни у кого не было, - решил я, и была не была. В общем, накурившись и нажравшись, как свинюки, мы сидим и смотрим вдаль. И все бы ничего, если бы в метрах 600 от нас не было бы деревни христиан. Оказывается они тоже (так выяснилось в последствии) справляли Новый Год. Правда, не так тихо и мирно как мы, а с шумом, свистом и стрельбой.

И вот как только те ребятки начали палить, у нас с Геной крышу в общем и посносило. Ломают нам весь кайф, да еще и пугают, типа вообще на "измену посадили". И Гена взялся за ручку пулемета... Что я ему кричал - сейчас вряд ли вспомню, ну суть была в том, что этих гадов надо давить. И Гена дал гари. Две очереди в сторону деревни. Там сразу все заткнулись, зато проснулся наш лагерь, и командир батареи дал приказ поднять джипы, плюс к тому же полная боеготовность орудий... Мы там почти уснули у себя, когда услышали такой шорох, что нам поплохело :)

В общем ущерб был совсем не большой. С Гениной легкой руки пострадал 1 курятник (разнесло к чертям собачьим), плюс 2 дома. Никто не погиб, 2 человека получили шок. Нам ничего не сделали, видно спросонья не догнали, кто и откуда стрелял. Хотя действовали мы по правилам: Стреляют - стреляй в ответ! Но было достаточно весело в ту ночь... Вот такой был НГ, зато есть что вспомнить, иногда...

Интересные факты о Новом Годе и Рождестве
А вы знали, что русскому Новому году уже триста лет!? Этот факт можно выявить из указа русского царя Петра I о том, что с 1700 года годы считать от Рождества Христова, а Новый год отмечать 1 января. В этом же указе говорилось: "По знатным и проезжим улицам у ворот и домов учинить некоторые украшения из древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых ..." А это означает, что и русской новогодней ёлке тоже триста лет!

Каждый понимает, что нынешние зимние праздники сильно отличаются от Петровского времени, но, все же, у нас сохранились некоторые языческие обряды и традиции. Вот например известное рождественское полено. Считается, что ещё древние викинги принесли этот обряд в Англию. На Рождество они спиливали огромное дерево, и весь год оно вылёживалось - сохло. И только на следующее Рождество его приносили в дом, и оно горело в очаге долго-долго. Если же гасло, не прогорев до пепла, хозяева ожидали беды.

Конечно, все мы знаем самую новогоднюю песенку, ведь так? Правильно, естественно, это "В лесу родилась ёлочка". А вы знаете, кто её автор? Её звали Раиса Адамовна Кудашёва. Учительница, библиотекарь и поэт, она написала множество стихов-песенок, сочиняла и сказки. Но только написанная в 1903 году и положенная на музыку композитором-любителем Л. Бекманом (который решил сочинить песенку для своей дочки) "В лесу родилась ёлочка" стала неотъемлемой частью русского детства, праздника, ожидания чуда. "И много-много радости детишкам принесла..."

Великобритании украшением стола является рождественский пирог. По старинному рецепту он должен быть начинен следующими предметами, которые якобы предсказывают судьбу на ближайший год: кольцо - к свадьбе, монетка - к богатству, маленькая подковка - к удаче.

В Великобритании дом принято украшать ветками остролистника и омелы белой. По обычаю раз в году, в канун Рождества, у мужчин есть право поцеловать любую девушку, остановившуюся под украшением из этого растения. Случается это не часто, и чтобы не терять времени зря, один человек решил украсить ветками омелы зеркало, чтобы можно было целовать всех девушек, остановившихся полюбоваться на себя.

В противоположность лютеранам, которые не соблюдают пост, католики Литвы накануне Рождества едят только постную пищу. Их Рождественский стол состоит из кусоча (кутьи), салатов, блюд из рыбы и других постных кушаний, не содержащих мясной пищи. Только на следующий день, в само Рождество после семейного посещения костёла, разрешается отведать жареного гуся.

Блюда, приготовленные из птицы (гуся или индейки) являются традиционным кушаньем Рождественского стола в Германии и Англии. В Англии обязательно подается к столу праздничный пудинг, украшенный веточками ели. В западных странах главным украшением праздничного Рождественского стола всегда была небольшая нарядно украшенная елочка.

Когда Джеймс Белуши еще не был известным актером, он подрабатывал в своем городке Санта Клаусом. Однажды у него отобрали водительские права, но он решил развести оставшиеся подарки по адресатам, понадеявшись на удачу. Конечно, его остановили на первом же перекрестке, обыскали, надели наручники (езда без водительских прав за границей считается тяжким преступлением), стали зачитывать права. Дети, проходившие мимо, с ужасом взирали на происходящее и, заливаясь слезами, кричали: «Санта Клауса арестовывают!»

Писатель О'Генри стал известным именно благодаря Рождеству. Тогда он носил имя Вильям Сидней Портер, точнее имя он тогда не носил, а имел номер 34 627 и был заключенным одной из американских тюрем. На свободе у него осталась дочка, которой он очень хотел подарить что-нибудь на Рождество. Денег, естественно, у заключенного не было, и он решил испытать судьбу. Он написал рассказ и отправил его в один из журналов. И Чудо не заставило себя долго ждать - рассказ был опубликован в рождественском номере, а человек, написавший его и подписавшийся О. Генри (это первое имя, которое пришло ему в голову), получил гонорар, а впоследствии и известность. Ну а маленькая дочка, конечно, не осталась в то Рождество без подарка.

Невзирая на различия у всех христианских народов мира, Рождество представляет собой радостный и светлый праздник, что соответственно налагает отпечаток на Рождественский праздничный стол.

У разных народов мира Рождественский стол отличается своими особенностями. Так, например, в протестантской лютеранской Дании главным блюдом Рождественского стола является жареный гусь с яблоками, а также сладкая рисовая каша с добавлением изюма и корицы. По обычаю кастрюлю с кашей оставляют открытой на всю Рождественскую ночь для того, чтобы гномы могли полакомиться Рождественским кушаньем и не вредили хозяевам дома в течение всего будущего года.

Этот Новый год будет последний, который она проведёт в одиночестве. Я получил разрешение на своё последнее желание, в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда не увижу её. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся Вселенная замрёт в ожидании первого дыхания, первой секунды Нового года, она нальёт себе в бокал шампанского, пойдёт к окну и увидит надпись «ОТПУСКАЮ».

-Перед тем, как умереть, наш пес совсем ослеп. Кот, с которым они вместе росли, стал его поводырем. Он терся у ног пса и бежал перед ним, громко мяукая, чтоб тот мог дойти за за ним до миски с едой.

Весёлая компания - трое парней и три девушки - ехали на золотые пляжи Флориды. Их ожидали ласковое солнце, тёплый песок, голубая вода и море удовольствий. Они любили и были любимы. Окружающим они дарили радостные улыбки. Им хотелось, чтобы все вокруг были счастливы.
Рядом с ними сидел довольно молодой человек. Каждый всплеск радости, каждый взрыв смеха болью отзывался на его мрачном лице. Он весь сжимался и ещё больше замыкался в себе.
Одна из девушек не выдержала и подсела к нему. Она узнала, что мрачного человека зовут Винго. Оказалось, что он четыре года просидел в нью-йоркской тюрьме и теперь едет домой. Это ещё больше удивило попутчицу. Почему же он такой унылый?
- Вы женаты? - спросила она.
На этот простой вопрос последовал странный ответ:
- Не знаю.
Девушка растерянно спросила:
- Вы этого не знаете?
Винго рассказал:
- Когда я попал в тюрьму, я написал своей жене, что буду долго отсутствовать. Если ей станет трудно меня ждать, если дети начнут спрашивать обо мне и это причинит ей боль... В общем, если она не выдержит, пусть с чистой совестью забудет меня. Я смогу это понять "Найди себе другого мужа, - писал я ей. - Даже можешь мне об этом не сообщать".
- Вы едите домой, не зная, что Вас ждёт?
- Да, - с трудом скрывая волнение, ответил Винго.
Взгляд девушки был полон сочувствия. Винго не мог не поделиться главным:
- Неделю назад, когда мне сообщили, что благодаря хорошему поведению меня отпустят досрочно, я написал ей снова. На въезде в мой родной город вы заметите у дороги большой дуб. Я написал, что если я ей нужен, то пусть она повесит на нём жёлтый платочек. Тогда я сойду с автобуса и вернусь домой. Но если она не хочет меня видеть, то пусть ничего не делает. Я проеду мимо.
До города было совсем близко. Молодые люди заняли передние места и стали считать километры. Напряжение в автобусе нарастало. Винго в изнеможении закрыл глаза. Осталось десять, затем пять километров... И вдруг пассажиры вскочили со своих мест, стали кричать и танцевать от радости.
Посмотрев в окно, Винго окаменел: все ветки дуба были сплошь усеяны жёлтыми платочками. Трепеща от ветра, они приветствовали человека, вернувшегося в родной дом.

...неумолимыми отметками времени,день за днём,ночь за ночью,убегают от нас во Вселенную последние мгновения теперь уже Старого года ..Мать - Земля завершает свой оборот вокруг Кормильца - Солнца ,ставя тем самым ещё одну точку в истории и историях...
В историях наших побед и поражений ,успехов и неудач ,в историях весёлых и грустных,смешных и печальных ,в историях ,вложенных в огромный разноцветный калейдоскоп ,который называется Жизнью...
И всё ближе, ярче и желаннее становится самый главный Праздник ,Праздник ,который ждут и любят ,о котором мечтают ,ради которого наряжают и украшают себя и свои жилища ,Праздник ,который взрывается громом салютов и криками радости в тот момент ,когда Большая Стрелка касается Малой и на трон вступает Новый Год!!!
Деды Морозы и Снегурочки ,Мушкетёры и Бравые солдаты Швейки ,Белые и Чёрные Ангелы ,Флибустьеры и Монахини - все будут на этом новогоднем балу танцевать и веселиться ,всех закружит весёлый вихрь Надежд и Любви !..
И Королевой этого бала будешь Ты!.. Я не знаю,в каком ты будешь платье ,но знаю,что оно будет необыкновенным ,я не знаю,какого цвета будут твои глаза,но знаю,что они будут вмещать в себя Галактику ,я не знаю,какого цвета будут твои волосы ,но знаю,что в них будут вплетены Звёзды,я не знаю,как будет звучать твой голос,но знаю ,что мне захочется петь ,когда я его услышу !..
И пусть наша новогодняя история будет такой же чарующе-неповторимой ,как всполохи Северного Сияния ,пусть будет такой же волнующе - неведомой ,как пение ветра в горах, пусть будет томяще-нежной ,как запах фиалок на рассвете...
Мать - Земля наша летит во Вселенной ... но никогда не повторяет Свой Путь...
Берегите Любовь...Она тоже не повторяется...
С Наступающим Новым Годом !!!:)

Под зимним небом, дымчатым и хмурым,
Шум и движенье с самого утра.
Рождаются чудесные фигуры
Сквозь вой пилы и стуки топора.

Здесь изо льда и снега строят сказку.
Столпились, ожидая, малыши…
Им верится: жизнь – книжечка-раскраска,
Смелее выбирай карандаши!

Сам Дед Мороз сюда на помощь прибыл!..
И до того с утра мороз окреп,
Что пышут паром ледяные глыбы,
Как будто свежевыпеченный хлеб…

Задолбало всё на свете!
Скоро праздник-Новый год!
Ну их на хрен-все диеты!
Я почти "Мисс Мира"! Вот!

И я вовсе не корова!
Я ещё других стройней!
А весы отдам свекрови,
Ей, змее, они нужней!

Я такая при фигуре,
И достоинств всех не счесть!
Как там, блин, в литературе?..
Возмешь в руку-маешь вещь!

На мне жёсткого нет места,
Мне диеты не с руки,
И с меня во время секса
Не сползают мужики!!!


Меня пекарь пёк,я знаю!
А худых строгал столяр!
В общем,я одна такая!
Уникальный экземпляр!

МЕСЯЦЕВ ГОДА

У древних славян год делился на двенадцать месяцев, названия которых были тесно связаны с явлениями природы.

Сечень (январь) — время вырубки леса;
лютый (февраль) — лютые морозы;
березол (март} — брали сок из берез;
цветень (апрель} — цветение садов;
травень (май) — зеленеет трава;
червень (июнь) — краснеют вишни;
липец (июль) — цветение липы;
сержень (август) — идет жатва;
вересень (сентябрь) — цветение вереска;
листопад (октябрь) — опадание листьев у деревьев;
грудень (ноябрь) — от слова "груда" — мерзлая колея на дороге;
студень (декабрь) — студено, холодно.

Многие древнеславянские названия месяцев года позже перешли в ряд славянских языков.

Размышления о празднике Новый Год


::: Ах, Новый Год :::
Для меня с детства праздник Новый Год всегда был чем-то очень особенным и "личным". Мохнатые ветви любимой новогодней елки, блестящие игрушки, глаз радующая мишура и разноцветное конфетти, ожидание новогодних сюрпризов....

Следующую торжественную ночь Новогоднего праздника я начинала ждать начиная с ... 1 января.

Детство давно ушло и кануло в небытие. Уже сама обзавелась малышом. Но настроение предвкушения праздника, любимого праздника Нового Года - осталось. Оно во мне по сей день, как отзвук доброй загадочной сказки.

В России считается, что как проведешь Новогоднюю Ночь, таким и будет последующий год. Не исключено, что это является одной из основных причин, почему Новому Году придают такое большое значение, даже в интернете уже за полтора месяца большинство рекламы так или иначе связано с празднованием Нового Года. На всевозможные темы, от "В чем встретить эту особенную ночь, что подать на стол, как украсить дом к Новому Году, что подарить...", до "Что обещает Новый год по предсказанию астрологов..."

В этот день очень рекомендуется по возможности хорошо выспаться, чтобы и выглядеть наиболее привлекательно и чувствовать себя наилучшим образом, бодро и свежо, несмотря на поздние часы. "Счастливого Нового Года!" - так начинают поздравлять друг друга во всем мире, начиная с первой минуты после двенадцати.... Телефон буквально разрывается у тех, чьи родные и близкие находятся вдалеке. Вы возможно и сами сталкивались - в эти счастливые часы даже СМС передачи перегружены и зачастую приходят с опозданием. И поэтому тот, кто дозвонился первым, считается очень удачливым.

Люди провожают старый год и, конечно, возлагают большие надежды на то, что готовит Год Грядущий - одни ожидает финансовых успехов, другие ждут Новый Год в надежде встретить любовь, кто-то - в предвкушении прибавления семейства...


Новый год испокон веков считался семейным праздником, который положено отмечать в кругу семьи. Современная молодежь немного "переписала под себя" эту добрую традицию и предпочитает праздновать уход старого года и встречать новый - с друзьями.

В том или ином случае акцент все равно остается на близких, и конечно, на преподнесении новогодних подарков.

Ах, Новый Год, Новый Год..... Снежинки, подарки, улыбки близких и друзей, голубой огонек, наконец... Что еще так сближает родных и дарит столько радости и смеха..... Что может быть прекраснее этого старого доброго праздника?!!!

А ты не отпускай -
крадись за мною следом
опавшею листвой,
напевами дождей
Лей душу через край,
срывайся пьяным бредом -
сейчас мне голос твой
и ближе, и нужней...


Я всё же обернусь:
хоть тенью бестелесной
непрожитой любви
наполню каждый шаг
Запомню наизусть
слова неспетых песен -
им вторят журавли,
прощальный круг верша


Что было - не умрёт,
дав времени и мукам
в тугую вязь былин
мечты переплести,
Но просто свой черёд
и встречам, и разлукам
а то, что клином клин -
пожалуйста, прости...

Я увидел тебя и ахнул!
Я не смел и мечтать о встрече!
Сколько лет по тебе я чахнул,
Вспоминая тот дивный вечер!

Ты вошла, как принцесса в сказку,
Окружали тебя девчонки
Загонял всех в густую краску
Взмах твоей легкокрылой юбчонки.

Робкой стаей мы жались к стенке,
Затерявшись средь стройных ножек
И дразнили твои коленки
Доводя нас до мелкой дрожи.

А потом заиграли скрипки,
Приглашая на белый танец
И от солнца твоей улыбки
Оторвался протруберанец!

Словно ватные, стали ноги,
От стены отойти нет силы -
Почему-то из очень многих
Ты на танец меня пригласила!

Я дрожа обнимал твои плечи,
Ты ко мне прижималась всем телом.
Как могла ты забыть этот вечер?
Ты меня ведь хотела! Хотела!

Через годы нас вдруг свёл случай,
Ты меня не узнала, не рада..
А ведь ты же была самой лучшей!
Лучшей девочкой детского сада!

Громкие голоса сотрясают пузырь молчания, которым окружен старик, бреду-
щий по городу. Словно глухонемой, он поглядывает на прохожих. Люди жестикули-
руют, смеются, бранятся. Люди слишком много разговаривают. Это потому, что они
молоды и не знают, что все слова давно уже сказаны. Мир молодеет. Мир становится
похожим на среднюю школу, на детский сад. Молодеют персонажи кино и книг. Ста-
рик перечитывает классические романы — у него много времени,— и оказывается, что
их написали совсем молодые люди. Раньше он об этом не думал. Когда-то герои книг
казались взрослыми и умудрёнными жизнью, оказалось,— это были зеленые юнцы.
Раньше это не бросалось в глаза. Старик не становится старше, старение — тоже поза-
ди, зато мир становится всё моложе и всё глупей.
Он вспоминает тех, кто жил тридцать, сорок или сорок пять лет назад, стари-
ков своей молодости. Безнадёжные люди — смертники, как ему казалось, тогда, как
сам он был бессмертен. Профессор классической филологии, сидевший в прихожей,
в шубе и шапке, с палкой, с книгами на коленях, дожидаясь начала своей лекции.
Теперь можно было бы запросто присесть с ним рядом. Продекламировать вдвоем:
«Ehйu fugб­ces, Pуstume, Pуstume, labъntur б­nni».
Родители: их давно нет на свете. Дико и странно подумать, что теперь ты вдвое
старше своей матери, и она годилась бы тебе в дочки.
Совершим небольшое усилие, вернемся в те времена, и земное притяжение, зов
могилы, уменьшится вдвое, и можно будет, не останавливаясь после каждого марша,
взлететь по лестнице на четвёртый этаж, войти в узкий коридор факультета. Странно
думать, что это тело служило тебе и тридцать, и пятьдесят лет назад. Тело наделено
собственной памятью, удостоверяющей его физическую непрерывность, какой бы не-
правдоподобной она ни казалась, подобно тому, как память души удостоверяет непре-
рывность моего суверенного «я». Как роман не перестаёт быть единым повествованием
оттого, что его листают, как придётся: заглядывают в конец и возвращаются к началу,
так непрестанно ткущее себя «я» не дробится от мнимой фрагментарности воспоми-
наний. Непрерывное «я» предполагает текучую неподвижность памяти и, наоборот,
легкие скачки воспоминаний через годы и от места к месту. Если верить Бергсону, мы
не забываем ничего, хоть и не помним о многом. Память — это несгораемый сейф,
разве только забылся набор цифр, открывающий дверцу; память — тёмный подвал с
бесконечными рядами стеллажей, на которых стоят коробки, громоздится рухлядь, с
расходящимися коридорами, куда мы не заглядываем,— погреб забвения. Между тем
существует факт, который доказывает, что на самом деле мы помним все однажды
увиденное и пережитое: спящий может узнать во сне города, давно исчезнувшие с его
горизонта, и людей, о которых он никогда наяву не вспоминал.
Тело наделено памятью. Эти ноги помнят асфальт городов, скрипучие половицы,
лестницы и площадки, белый плиточный пол операционных, чёрный прах и тлею