4 апреля 1955 года резиденцию британского премьер-министра посетила королева Елизавета II с супругом принцем Филипом. Поводом для столь необычного визита (на протяжении двух веков монарх не переступал порог резиденции своего первого министра) послужила предстоящая отставка главы кабинета сэра Уинстона Черчилля.
(Черчилль придерживает дверцу автомобиля королевы Елизаветы II)
По случаю торжества Черчилль облачился в парадный фрак, а также надел свои награды, наибольшее внимание из которых привлекали Орден Подвязки и Орден Заслуг.
(Орден Заслуг, принадлежавший Черчиллю)
На следующий день, утром Черчилль провёл последнее в своей жизни заседаний кабинета министров. После полудни он направился в Букингемский дворец, где официально сообщил о своей отставке. Королева предложила Черчиллю титул герцога Лондонского, но он отказался, заметив лишь, что хочет войти в историю под своим именем Уинстон Черчилль.
(Репортёры в ожидании Черчилля)
(Покидая Даунинг-стрит)
Передав дела новому премьер-министру Энтони Идену, Черчилль направился на отдых: на остров Сицилию в Сиракузы. Спустя несколько дней он написал королеве: «Наш остров уже больше не обладает тем влиянием и властью, как в дни королевы Виктории. Огромный мир поднялся вокруг нас, и после всех наших побед мы не можем претендовать на прежнее место в мире».
(Работая над картиной)
Черчилль вновь пытался отвлечь себя от грустных размышлений живописью, однако и она не помогала. «Наш отель возвышается на месте, где шесть тысяч афинских военнопленных работали и умирали в 413 году до рождения Христа, и я пытаюсь нарисовать вход в пещеру, эхо в которой несет с собой секреты, достигавшие ушей Дионисия. Все это благотворно для умственного и психологического состояния, следующего за низложением тяжелых полномочий ведения мировых процессов и перехода к успокоительному размышлению: "Я сделал все, что мог"».
(Та самая картина, та самая пещера)
Каноэ императора Наполеона I, построено в 1810 году. Впоследствии использовалась его племянником императором Наполеоном III. В 1945 году стала частью экспозиции Национального морского музея в Париже, где и находится по сей день.
Свадьба Уинстона Черчилля и его возлюбленной Клементины Хозье была назначена на 12 сентября, 2 часа пополудни в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. В 13:40 к церкви Св. Маргариты, украшенной пальмами, хризантемами и лилиями, подъехал автомобиль жениха, откуда вышел Черчилль и его шафер Хью Сесил. Внешний вид жениха вызвал неодобрительные отклики в некоторых средствах массовой информации. Например, по мнению журнала «Портной и закройщик»: «Это одно из самых неудачных свадебных одеяний, которые можно себе только представить. Жених больше напоминает принаряженного кучера». Другие издания будут менее привередливы. «Westminster Gazette» отметит в своём номере, что: «Черчилль был одет в обычный свадебный костюм – высокий цилиндр и сюртук».
(Уинстон Черчилль в день свадьбы)
Появление одного из главных виновников торжества вызвало приветственный возглас у собравшихся лондонцев, оглушительным ревом пролетевший по Парламентской площади и Уайт-холлу. Услышав крики толпы, Черчилль улыбнулся и быстрым шагом проследовал через ризницу в церковь. Пройдя мимо рядов, он поклонился родственникам невесты, пожал руку герцогине Мальборо и принялся ждать свою благоверную, явно опаздывающую к началу мероприятия. Биг Бен пробил два часа, а невесты всё ещё не было, ни в самой церкви, ни на подъездах к ней. Уинстон принялся нервно потирать руки, то, хватаясь за часы, то, растерянно оборачиваясь и смотря на вход.
(Фотомонтаж, сделанный специально перед свадьбой)
Как потом выяснилось, Уинстон зря беспокоился. Считая, что особняк матери Клементины леди Бланч в Кенсингтоне слишком мал, чтобы вместить всех гостей, а холостяцкая квартира Черчилля в доме номер 12 по Болтон-стрит, совершенно не подходит для свадебной церемонии, банкет решили провести в роскошном особняке на Портленд-плейс, благородно предоставленной молодой невесте её тёткой леди Сент-Хелье. За день до свадьбы, Клемми переехала на Портленд-плейс, где и провела предпраздничную ночь.
(Клементина Хозье, 1908 г.)
Проснувшись утром 12 сентября, Клементина испытала щемящее чувство тоски и одиночество. Ей захотелось вновь очутиться в домашней обстановке. Не имея под рукой ничего кроме торжественного свадебного наряда, о похождениях в котором по лондонским улицам не могло быть и речи, Клементина одолжила у одной из горничных одежду. Надев простое платье, она тихо проскользнула в заднюю дверь, села в автобус и отправилась в Кенсингтон. Нетрудно представить, как удивилась прислуга в Кенсингтоне, когда увидела её в странном наряде. Последовали расспросы, ответы и долгожданный завтрак. По окончанию трапезы, Клементина поехала обратно на Портленд-плейс, и только тогда, облачившись в свадебное одеяние, отправилась на торжественную церемонию. На пятой минуте третьего, сопровождаемая двадцатилетнем братом Уильямом, облачённым в форму лейтенанта военно-морских сил, она быстрым шагом вошла в церковь, вызвав вздох облегчения у её благоверного и всех присутствующих. На Клементине было сверкающее платье из белого атласа со струящейся белой фатой из нежного тюля, корона из флердоранжа и бриллиантовые серьги, подарок жениха. В руке она несла букет из лилий и мирты, а также молитвенник, перевязанный лайковой лентой.
(Появление Клементины на брачной церемонии)
Клементина медленно двигалась вдоль нефа к алтарю, заиграл орган, исполняя свадебный марш Рихарда Вагнера из оперы «Лоэнгрин». Затем вступил хор, спев известный гимн «Веди нас Отец Небесный» и брачный кортеж медленным шагом подошёл к алтарю, где их уже ждал епископ доктор Эдвардс и настоятель Манчестерского собора епископ доктор Уэллдон, бывший директор школы Хэрроу, где Уинстон провёл свои юные годы. Когда Клементина приблизилась к Уинстону, он нежно пожал ей руку, ознаменовав тем самым начало свадебной церемонии. Вступительная речь была произнесена епископом Уэллдоном: «Солнце
После пяти месяцев ухаживания, в начале августа 1908 года Черчилль пригласил свою возлюбленную Клементину в родовое поместье герцогов Мальборо в Бленхеймский дворец. Как ни странно, Клемми не разделяла энтузиазма кавалера. Она предполагала, что в замке будет много гостей, к тому же ей как всегда нечего было надеть. Пытаясь переубедить Клементину, Черчилль напишет ей: «Если бы ты только знала, как я хочу увидеть тебя в этот понедельник. Мне так хочется показать тебе это удивительное место. В его прекрасных садах мы найдём много мест, где сможем уединиться и обсудить всё на свете». За первым письмом тут же последует второе, в котором Уинстон расскажет своей возлюбленной об её «странном и таинственном взгляде», секрет которого он «так и не может разгадать».
(Бленхеймский дворец)
В конечном итоге, поняв, что больше всего Уинстона волнует разговор наедине, а не пышный бал в Бленхеймском дворце, Клементина согласилась. Уже когда поезд тронулся от Паддингтонского вокзала и, набравши скорость, под полные пары помчался к Оксфорду, она достала лист бумаги, перо и чернильницу, чтобы написать своей матери пару строк: «Я чувствую себя ужасно робкой и очень усталой». На самом деле, ей нечего было стесняться. Черчилль, ждавший возлюбленную около железнодорожной станции в Оксфорде, сидя за рулём своего нового автомобиля с шофёрскими очками на лбу, нервничал ещё больше.
(Уинстон Черчилль в 1908 году)
Два дня он будет водить Клементину по прекрасным окрестностям графства Оксфордшира, так и не решившись сказать ей о главном. На третьи сутки Уинстон настолько отчается в себе, что не захочет даже вылезать из постели. Клементина же терпеливо будет ждать его внизу за столом, пить чай и серьёзно раздумывать над тем, а не вернуться ли ей обратно в Лондон. Заметив немного отрешённый взгляд своей гостьи, герцог Мальборо тут же поднялся в спальню к своему кузену. «Уинстон! – строго произнес он. – Вставай немедленно и сегодня же признайся Клементине в своих чувствах. Боюсь, тебе больше не представится такой возможности». Уступив его доводам, Черчилль предпринял последнюю попытку, поведя возлюбленную в розарий.
(Розарий)
Когда они медленным шагом бродили по аллеям розового сада, в небе разразилась гроза, и начался сильный ливень, заставив их укрыться в храме Дианы – небольшой каменной беседке, расположенной на холме около озера. С полчаса они сидели молча. Атмосфера накалялась. Клементина бросила взгляд вниз и увидела медленно ползущего жука. В её голове промелькнуло: “Если этот жук доползёт до трещины, а Уинстон так и не сделает мне предложения, значит, он не сделает его никогда”. Судя по дальнейшему развитию событий, Черчилль оказался проворней. В знак предстоящей свадьбы, Уинстон преподнёс своей будущей невесте «самое замечательное кольцо» с огромным красным рубином и двумя бриллиантами.
Поздравляю всех женщин с замечательным праздником 8 марта!!!
Желаю, чтобы в вашей жизни как можно больше было счастливых, светлых и радостных дней!!!
Желаю, чтобы вас окружали мужчины, которые бы вас радовали!!!
Желаю, чтобы работа оставляла время на личную жизнь и приносила, как материальное, так и душевное благополучие!!!
С праздником вас, дорогие женщины!!!
В издательстве «РИПОЛ Классик» вышло новое издание книги про Маргарет Тэтчер: «Тэтчер: неизвестная Мэгги».
В издательстве «РИПОЛ Классик» вышло новое издание книги про принцессу Диану: «Диана: обреченная принцесса».
Летом 1904 года во время одного из приёмов у лорда и леди Крю в роскошном особняке на Карзон-стрит 29-летний Уинстон Черчилль познакомился с 19-летней Клементиной Хозье. Молодые люди не произвели друг на друга особого впечатления. Встреча прошла до неприличия скромно, без лишних обещаний и обязательств. Черчилль молча уставился на юную девушку, введя её своим замешательством в краску. «Уинстон держался со мной скованно, – вспоминала Клементина впоследствии. – Он не только не решился пригласить меня потанцевать, но также постеснялся проводить на ужин». Ситуацию разрядил один из поклонников юной леди. Прервав так и не начавшийся диалог, он пригласил Клемми на танец. Не прошло и минуты, как она уже кружилась в весеннем ритме вальса, отвечая загадочной улыбкой на нескромный вопрос своего партнёра: «И что вас потянуло вступить в беседу с этим ужасным типом Уинстоном Черчиллем?».
Прошло четыре года. В марте 1908 года леди Сент-Хелье, больше известная за доброту и отзывчивость, как «леди Санта-Клаус», организовала в своём особняке званый обед. Среди приглашённых был и Уинстон Черчилль. Он считал, что вечер будет скучным, поэтому решил предпочесть именитую компанию спокойному отдыху в тёплой ванне. В дело вмешался его секретарь Эдди Марш, пристыдивший своего шефа. Десять лет назад, в 1898 году, леди Сент-Хелье оказала молодому лейтенанту Черчиллю большую услугу, посодействовав с устройством в состав суданской экспедиции. Принимая во внимание это обстоятельство, и тот знак неуважения, который будет косвенно просвечиваться сквозь его отсутствие, Уинстону ничего не осталось, как засвидетельствовать почтение и явиться на мероприятие.
Одной из соседок Черчилля оказалась Клементина Хозье. «У неё обворожительные коричневые волосы и очень деликатные черты лица, блестящие серые глаза и восхитительный поворот головы, – описывал её внешний вид, корреспондент знаменитого светского журнала «The Bystander». – Её плечи и шея несут в себе элемент исключительной грации и ненавязчивой силы греческого искусства». Так же как и Уинстон, Клементина чудом попала на великосветское мероприятие. Она не хотела ехать на приём, у неё было, вышедшее из моды платье, к тому же, как нарочно, куда-то подевались бальные перчатки. Единственной причиной, почему она всё-таки появилась у Сент-Хелье, стало суеверие, без неё за столом присутствовало бы тринадцать человек, что считается скверной приметой.
По ходу обеда Уинстон немало удивил присутствующих. Вместо того чтобы вступить с кем-нибудь из гостей в спор по поводу очередного колониального вопроса, Черчилль бросил всё своё обаяние на Клементину. Когда застольная часть банкета подошла к концу, и женщины отправились в залу музицировать и вести светские беседы, мужчины собрались в свой кружок за обсуждением последних новостей мира политики. Все ждали от Уинстона привычного красноречия, но он вновь удивил собравшихся молчанием и нескрываемым беспокойством. Постоянно поглядывая на часы, он только и делал, что искал удобного повода примкнуть к женской половине общества и продолжить незаконченный разговор с мисс Хозье.
Когда мужчины стали расходиться, Уинстон быстрым шагом направился к своей новой знакомой.
- Вы читали мою книгу «Лорд Рандольф Черчилль»? – начал он.
- Нет.
- А если я вам её завтра пришлю, тогда прочтёте?
Клементина согласилась, но Уинстон не сдержал данного обещания. Как вспоминала Клементина спустя годы, подобная безответственность произвела на неё «дурное впечатление». В целом же, не считая этого инцидента, он показался ей «очень интересным».
Затем последовало еще несколько встреч, инициатором которых выступил Черчилль. После одной из них он писал своей новой знакомой: « Мне очень понравилась наша беседа в это воскресенье. Что за утешение и наслажденье встретить столь умную и благородную молодую девушку. Я надеюсь, мы ещё встретимся и узнаем друг друга получше. По крайне мере я не вижу особых причин, почему бы нам не
Эй вы, задние, делай как я!
Это значит – не надо за мной,
Колея эта – только моя,
Выбирайтесь своей колеей!
Высоцкий В.С., 1973 г.
«Постарайтесь не попасться на крючок «рецептов» чужого коммерческого успеха. Если бы путь к богатству открывала историческая литература, то рейтинг Forbes 400 состоял бы из библиотекарей».
Уоррен Баффет.
Свою самую сильную любовь юношеских лет Черчилль встретил в Индии, где он проходил службу в 4-м гусарском полку Ее Величества. В ноябре 1896 года 22-летний лейтенант Черчилль отправился на турнир по поло в Секундерабад, где познакомился с дочерью британского резидента в Хайдарабаде Памелой Плоуден. «Она самая прекрасная девушка, какую я когда-либо видел! – написал он своей матери. – Она очень умна и красива! Мы собираемся вместе отправиться в Хайдарабад верхом на слоне». Отношения развивались настолько стремительно, что многие друзья и родственники полагали, дело идет свадьбе. Как скажет Уинстону его мать: «Памела предана тебе, и если ты ее любишь так же сильно, я не сомневаюсь, что это лишь вопрос времени, когда вы поженитесь».
Молодые люди не оправдают ожиданий высшего света. Спустя несколько лет они спокойно разойдутся. Они останутся друзьями и будут поддерживать дружеские взаимоотношения до конца жизни британского политика. Некоторые скептики, как, например, лорд Минто, генерал-губернатор Канады и близкий друг матери Черчилля, утверждают, что их отношения так никогда и не выходили за рамки платонических. Памела быстро разобралась в характере своего возлюбленного. Именно ей будет принадлежать одна из самых известных характеристик противоречивого и сложного черчиллевского нрава. В 1905 году она скажет будущему бессменному секретарю Черчилля Эдварду Маршу: «Первый раз, когда вы встречаете Уинстона, вы видите все его недостатки, и только в течение всей оставшейся жизни вы начинаете открывать его достоинства».
Подозревая в характере Черчилля эгоистические оттенки, Памела намекнет своему возлюбленному, что он не способен на искреннюю привязанность к другому человеку. Уинстон ответит ей в характерной манере: «И почему ты так думаешь? Я способен любить. К тому же мои чувства постоянны и не подвержены переменчивым любовным капризам, навеянным сиюминутным увлечением. Моя любовь глубока и сильна. Ничто не сможет ее изменить».
В отличие от своего возлюбленного, повинного разве что в чрезмерной любви к собственной персоне, Памела также была далеко не безгрешна. В высшем обществе за ней закрепилась репутация дамы кокетливой и очень капризной. Брат Уинстона Джек считал ее «ужасной обманщицей» и даже обвинил в измене, заявив, что она «с тремя другими кавалерами ведет себя так же, как с Уинстоном». Как бы то ни было, уже после расставания Черчилль признается своей матери: «Я нисколько не сомневаюсь, Памела единственная женщина, с которой я смог бы прожить долгую и счастливую жизнь». Как показало дальнейшее развитие событий, Черчилль ошибся.
Из выступления У. Черчилля 9 ноября 1943 года о РККА:
«Эта чудовищная машина-джаггернаут германской мощи и тирании была остановлена, сломлена и побеждена в бою русскими, их героизмом, полководческим искусством и научными достижениями».
В отличие от своей невероятно активной политической и общественной деятельности отношения Уинстона Черчилля с женщинами носили подчеркнуто скромный и нарочито банальный характер. Всегда раскрепощенный в компании мужчин, среди женщин Уинстон был неуклюж и неловок. Он никогда не владел секретами светской беседы или разговоров не о чем, особенно если его собеседниками были юные леди. Как правило, беседы с его участием превращались в длинные монологи, посвященные политике или проблемам государственного управления.
(Одна из редких фотографий с представительницей прекрасной половины человечества. Хотя и в ней нет ничего компрометирующего. Черчилль запечатлен со своей родственницей – супругой двоюродного брата, герцогиней Консуэлой Мальборо.)
Общение Черчилля со своими сверстницами не отличалось громкими скандалами и бурными сценами. Первое упоминание о противоположном поле встречается в письме семнадцатилетнего Уинстона к своей матери леди Рандольф. В ноябре 1891 года он пишет ей: «Отправиться домой — вот досада! Я только произвел впечатление на мисс Вислет. Еще десять минут и...». Первая неудача…
(Уинстон (справа), леди Рандольф и брат Джек, 1889 г.)
В начале 1894 года, будучи в гостях у лорда Хиндлипа, Черчилль познакомится с «очаровательной» Полли Хэкет. Делясь впечатлениями со своим братом Джеком, он не без гордости скажет: «Сегодня утром Полли согласилась прогуляться со мной, и мы отправились по Бонд-стрит». Несмотря на большие надежды, общение Уинстона с новой знакомой будет больше напоминать, как выразился один историк, «детские сюсюканья», нежели привычные отношения двух молодых людей.
(Молодой курсант Сандхёрста, 1894 г.)
Будучи курсантом военной академии Сандхёрст, Черчилль встретит свою первую серьезную любовь — звезду оперетты Мейбл Лав. Уинстон часами будет дежурить у дверей Имперского театра, надеясь пробраться в гримерку или хотя бы попасть за кулисы. Всегда отличаясь излишней эмоциональностью, Черчилль станет ревновать к Мейбл весь Сандхёрст, но и эта любовь останется безответной. Хотя мисс Лав и будет отвечать ему нежными письмами, она так и не решится пригласить страстного поклонника к себе. Вскоре они расстанутся, вынудив Черчилля искать новый объект для поклонения.
(Мейбл Лав)
«Одним из отличий человеческого мозга является то, что он умеет выделять главное».
М.М. Ботвинник – экс-чемпион мира по шахматам, доктор технических наук, профессор, один из создателей искусственного интеллекта в нашей стране.
13 февраля 1883 года в Венеции скончался немецкий композитор Рихард Вильгельм Вагнер. О его творчестве и еще больше о его личности споры не утихают, и по сей день. Великий русский пианист Святослав Рихтер писал в своем дневнике: «Понимаю, почему Вагнер так труден для слушающей массы – люди не могут подняться на его уровень – они, к сожалению, слишком ленивы и мелки, а также лишены подлинной фантазии».
Вагнер переехал в Венецию в сентябре 1882 года, остановившись в Палаццо Вендрамин-Калерджи. В этом, одном из ярких образцов венецианского Ренессанса (1481-1509 гг, архитектор Пьетро Ломбарди). он снял пятнадцать помещений на первом этаже. 12 февраля 1883 года Вагнер пребывал в радостном расположении духа. Вечером, когда все собирались отправиться спать, он попросил гостей немного задержаться. Сев за рояль он сыграл финал «Золото Рейна». На следующий день он почувствовал себя плохо. Несмотря на боли в сердце, позавтракав, Вагнер направился в свой кабинет работать над статьей «О женском начале в человеке». Внезапная боль в сердце вынудила прервать его работу. Последним предложением в незаконченной статье стало: «Любовь - трагизм».
(Последняя фотография)
Почувствовав себя плохо, Вагнер позвонил в колокольчик, успев крикнуть: «Жену и доктора!». Вбежав в кабинет, родные стали снимать с него одежду. В этот момент из жилета выпали золотые часы, подаренные ему супругой. Вагнер успел лишь бросить на них потерянный взгляд и угасающим голосом произнести: «Мои часы». Он попытался сделать вдох, но в это самое мгновение его сердце остановилось.
Тело Вагнера было перевезено в Байройт, небольшой городок в Верхней Франконии, где была вилла композитора «Ванфрид» и построенный благодаря его титаническим усилиям огромный театр. Вагнера похоронили в саду его виллы, в месте, которое он сам заранее выбрал. Гроб с его телом опускался в землю под звуки траурного марша из «Гибели богов». Присутствовавший на похоронах Анджело Нойман, записал: «Мне казалось, будто Бог покинул нас…».
"Ничто не доставляет такой радости, как когда в тебя стреляют и не попадают".
У.С. Черчилль
После отставки из Адмиралтейства в 1915 году чета Черчиллей сняла на летний период небольшой загородный домик времен Тюдоров Хоу Фарм.
(Дом и сад Хоу Фарм, 1915)
Живописные окрестности Саррея оказали благоприятное воздействие на Черчилля. В письме к своему брату, он напишет: «Как бы я хотел, чтобы ты был с нами. Здесь и вправду восхитительная долина с прекрасным садом, который наполнен искрящимися летними бриллиантами. Живем мы очень просто, хотя и имеем все необходимое для нормального и достойного образа жизни – горячие ванны, холодное шампанское, новые блюда и старое брэнди».
(Въезд в Хоу Фарм, 1915)
Среди немногочисленных гостей, навещавших чету Черчиллей в те дни, была супруга брата Черчилля Гвенделин и ее младший сын Генри. Гвенделин. увлекалась акварелью и в один из июньских дней, демонстративно выйдя на лужайку, принялась рисовать, чем немало заинтриговала своего деверя.
(Портрет Гвенделин Черчилль, 1920. На обороте была надпись «Нарисовано моим супругом. Клементина С. Черчилль». Надпись зачеркнута и вместо нее написано: «Набросок к портрету леди Гвенделин Черчилль, созданный моим супругом. Клементина С. Черчилль»)
Заметив его любопытство, Гуни предложила Уинстону самому принять участие в творческом процессе. Черчилль сделал несколько мазков и поразился произошедшей перемене. Ему захотелось рисовать еще и еще. 25 июня 1915 года, вернувшись в Хоу Фарм после очередного заседания Комитета по Дарданеллам, Черчилль привез с собой мольберт, холсты, скипидар, масляные краски и решил самостоятельно окунуться в бурлящую реку творчества. Позже он вспоминал:
«Было светло-голубое небо. Кажется, ну что может быть проще — смешать синий цвет с белым и замазать им верхнюю часть холста. Для этого не нужно обладать какими-то способностями или талантом. Я же очень робко принялся смешивать краски. Тонкой кисточкой нанес синий и с огромной опаской белый, жирной чертой перечеркнувший все. Я сделал вызов, хорошо продуманный вызов, но такой робкий и нерешительный, полный оцепенения и колебания, что он не достоин даже простого упоминания.
(Гвенделин Черчилль в саду Хоу Фарм, 1915)
Вдруг послышался звук приближающегося автомобиля. Это была жена художника сэра Джона Лавери.
- Живопись, а что вы боитесь! Дайте-ка мне кисть, нет, нет побольше!
(Студия сэра Джона Лавери, 1922. Продана на аукционе Кристис в июне 1996 г. за 16 000 фунтов)
Шлепок в скипидар, в палитру — белый, синий, затем несколько яростных мазков по холсту. Это было неотразимо. Ни одна темная сила не смогла бы устоять перед страстным напором леди Лавери. Все чары испарились, все комплексы исчезли. Я схватил самую большую кисть и набросился на холст. Больше никогда я не испытывал робость перед холстом».
В 1948 году Черчилль обронил следующий афоризм, который я, будучи автором, всецело разделяю:
«Говорят, что когда выходит новая книга, самое время перечитать старую. Как автор я не советовал бы следовать этому правилу неукоснительно».
«Главное, не забудьте разбить сад, в котором будете наслаждаться жизнью, когда уже больше разбивать будет нечего».
У.С. Черчилль