Мне кажется, человек должен быть цельным. Поставить себе цель и идти к ней. Твердо стоять на своем пути, а не размениваться на мелочи, не отвлекаться на схожие, но другие вещи. Это не значит, что нужно быть совсем узким и ничего вокруг не видеть. Но нужно иметь четкую границу между хобби и Делом. Это важно. Иначе не достигнешь успеха ни в Деле, ни в хобби, и будешь себя чувствовать и вроде бы не пустышкой, но и никем также.

все-таки почему мне так нравится Москва?..

я забыла, какого числа умер мой папа. думала, что сегодня.

В моменты грусти
Когда бессмысленным кажется то,
Что обычно радует
Я часто вспоминаю один рассказ
Писателя, который много пил
И много об этом писал.
(Не знаю, читала ли ты его
И если да, выделяла ли
Среди прочих).

Его герой остался дома один,
Когда его женщина ушла на работу
Наверное, торговать
Своим телом.
И твердо решил, что сегодня наконец-то
Убьет себя.
(У него не было ни денег, ни занятия,
Так что эта мысль
Казалась разумной).

Но перед смертью он вдруг
Решил прогуляться.
Не далеко, всего лишь от дверей
И до газетного киоска.
Взглянуть на божий мир в последний раз
И все в таком духе
(Быть может, целью его была
И винная лавка
На полпути).

Время быстротечно: вот перед ним киоск
И взгляд героя замирает
На заголовке
Первая полоса, крупный шрифт
Событие.
Большой важности!
(Кузену Милтона Берля
Упал на голову
Камень).

Ебаный камень! Из всех происшествий в мире
Всех радостей и страданий человечества
Они не смогли выбрать ничего важнее
Для заголовка.
…Этот день не стал последним в жизни
Героя рассказа.
(Слишком уж глупо —
Убивать себя.
В таком мире).




мне от Сержа.

Скорей бы пришло мое время

Мне плохо, очень. Ааа, чуваки, как быть

...I loved you
like a man loves a woman he never touches, only
writes to, keeps little photographs of.

я вчера проколол себе сисьге!11

столько дерьма написала сюда за последние дни/месяцы, даже перечитывать не хочется. и удалять тоже

а я ее таки нашла.

не знаю, почему, не могу объяснить, почему для меня кажется таким важным отыскать Дарью Сергеевну, почему я так хочу поговорить с ней. я даже не знаю, о чем. просто так нужно...

Мне трудно понять и простить слабость. Ты же сильный, человек! Возьми себя в руки! А если не берется, то не хочется. Но это только твои проблемы же.

весной мне очень-очень-очень-очень-очень плохо.

так тоскливо одной

я разучилась находиться одна

снова, как в детстве

я так боялась остаться одна, что, когда мама уходила на работу, брала в руки часы и сидела весь день на кровати не шевелясь, отсчитывая секунду за секундой, минуту за минутой, час, следующий... не было друзей, не было детских книг, не было телевизора и телефона. только опостылевшие сломанные карандаши и часы.

а когда она должна была возвращаться, я отсчитывала последние минуты и заранее бежала открывать дверь. слушала как она поднимается пять этажей, узнавала ее покашливание.

помню, как радовалась своему освобождению, а она этого не понимала и раздраженно отмахивалась от моих объятий.

однажды мне было так плохо, что я пригласила в гости соседку по лестничной площадке. когда мама пришла и увидела это, она сказала ей, что соседка может идти домой. а когда она ушла, мама стала ругать меня и ударила. у меня остался фингал. а всем остальным я говорила, что упала на стул. чтобы никто не ругал мою маму.

надеюсь, мой дневник никто не читает, потому что этот пост очень сопливый, вашему монитору нужно будет высморкаться.

хотя это мой дневник.
в котором я буду ныть столько, сколько захочу.

блин, самый паршивый для меня период отягчается невыносимым ожиданием лета.
снова -- невозможность ощутить его губы на своем лице, на руках. не прикоснуться к нему. проснувшись ночью, не сказать ему, что люблю его, а написать вконтакте.
полтора месяца с ним -- прекрасны. каждый день наполнен счастьем, радостью, смехом, нежностью, ласками.
спасибо

главное -- пережить эти первые несколько часов, этот первый день, эту неделю, эти месяцы до встречи.

боже, как же было хорошо. спасибо. люблю тебя

Как-то грустно с утра пораньше. Не хочется совсем в универ, только сидеть дома и никого не видеть, ни с кем не говорить. Причем не совсем так, как я обычно этого хочу, а вообще, абсолютно ни с кем не контактировать. Играть во что-нибудь, читать книги, есть и смотреть фильмы.
____________________________________________________________________________________________________________

Снова думала о том, кто я в семье. Иногда кажется, что мама любит меня постольку, поскольку. Просто потому что я ее дочь и не любить меня она не может. Но все же у нее есть любимый ребенок, есть желанный ребенок. А я просто назло всем родилась.

Она не помнит, кто такой Сережа. А то, что я месяц прожила с ним в Москве -- не важно. Где я вообще жила, с кем жила, чем жила -- неважно. Уеду жить к нему насовсем, так и не заметит, наверное.

Едва ли не главным, определяющим то, складывается жизнь или нет, в моем представлении является обретение опоры. Того, что придает силы, достаточные, чтобы поступать правильно, преодолевать препятствия, радоваться каждому дню. И я счастлив (такое замыленное слово, но в этом нет моей вины, да и как могло получиться, что слова «я счастлив» стесняешься произнести, словно нечто постыдное?), счастлив от того, что мне посчастливилось обрести свою опору в другом человеке. В той, рядом с которой и ради которой все лучшее, что есть во мне обретает значимость и смысл, а еще – многократно усиливается. В моей любимой. Спасибо тебе, и всегда будь со мной.
«Дремлют в дымке вулканы. Тонут в воде облака. Полон тайн необъятный мир, отраженный в твоих зрачках».

Эта история началась еще в детстве. Я была ребенком, который предпочитал общению со сверстниками чтение книг. Книг самых разных. Но самый мой любимый писатель был Дмитрий Емец. Герои его книг живут в основном в Москве. И он описывает этот город. Улицы, по которым они могли бы ходить, что они могли бы видеть и что они могли бы знать о них. И я гуляла вместе с ними.
Еще я люблю историю Древней Руси и России века до XV. Постоянные распри племен, княжеств, их объединение, создание государства... Обычно при звучании слова "Москва" я представляю город времен примерно Ивана Грозного. И почему-то ранняя весна, когда снег еще не до конца сошел. Как солнце веселыми зайчиками пляшет в лужах, как испачканные в грязи дети бегают возле деревянных изб и гоняют кур, как женщины делают какую-то работу на улице, вроде стирки, как мужики колют дрова или перебрасываются парой слов. Как вдалеке слышен колокольный звон, слышен звук постепенно приближающихся всадников. А вот и они промчались мимо — в меховых шапках, красивых кафтанах и красных сапогах. Ну, не претендую на достоверность их облика, просто так представляю.
Я не представляю Москву как скопище пафоса и российского бомонда. Это не вечные пробки, синие мигалки и невероятные толпы народа. Это старые красивые дома в центре, памятники, брусчатка, мосты, Кремль, Красная площадь... Это — история, это место, из которого росла Россия.
И поэтому меня просто невероятно бесит, когда Москву хают и проявляют неуважение. И кто это делает-то? Смешно.

"Дом № 13 на Большой Дмитровке, выстроенный прочно, но скучно, уже почти два века таращился небольшими окнами на противоположную сторону улицы. Дом № 13 так безрадостен и сер, что при одном, даже случайном взгляде на него барометр настроения утыкается в деление «тоска».
Когда-то на том же самом пространстве — возможно, и фундамент еще сохранился — стояла церковь Воскресения в Скоморошках. А до церкви еще, прочно погребенная в веках, раскинулась здесь озорная Скоморошья слободка с питейными заведениями, огненными танцами и ручными медведями. Этих последних водили за кольцо в носу, заставляли плясать, а стрельцы подносили им в бадейке браги. Едва не каждую ночь пошаливали тут разбойные люди, поблескивали ножами, помахивали кистенями, до креста раздевали, а бывало, и до смерти ухаживали подгулявший люд.
Во время грандиозного пожара 1812 года, охватившего Москву с трех концов, церковь Воскресения в Скоморошках сгорела, и вскоре на ее фундаменте священник Беляев выстроил жилой дом. Но не держалось на проклятом месте духовное сословие — будто кости скоморохов гнали его. И двух десятков лет не прошло, выросли здесь меблированные комнаты «Версаль», с закопченным тоннелем коридора, клопиными пятнами на стенах и вечным запахом дешевого табака из номеров. Каждый вечер бывали в меблирашках попойки, шла карточная игра, а в угловом номере жил шулер, поляк с нафабренными усами, хорошо игравший на кларнете. Жил он тут лет пять и прожил бы дольше, не подведи его однажды крапленая колода и не подвернись пьяному вдрызг артиллерийскому майору заряженный револьвер.
Меблированные комнаты «Версаль» помещались на втором этаже, в нижнем же этаже дома № 13 располагалась оптическая мастерская Милька, у которого Чехов заказывал себе пенсне, а с переулка притулился магазинчик «Заграничные новости», где гимназисты покупали папиросы с порохом, шутихи и из-под прилавка легкомысленные картинки. По секрету, как бы в оправдание непомерной цены, сообщалось, что карточки из самого Парижа, хотя в действительности ниточка тянулась в Газетный переулок, в фотографию Гольденвейзера — сентиментального баварца и великолепного художника-анималиста.
В советское время дом № 13 вначале был передан гостинице Мебельпрома, а затем в него вселился объединенный архив Мосводоканала. Бодрые архивариусы в нарукавниках делали выписки, а первый начальник архива Горобец, бывший мичман Балтфлота, резал ливерную колбасу на лакированной конторке Милька, умершего в Харькове от тифа в двадцать первом году."