...Мне было около пятнадцати лет, когда мой отец пригласил священника давать мне уроки богословия, насколько это было нужно для вступления в университет. Катехизис попался мне в руки после Вольтера. Нигде религия не играет такой скромной роли в деле воспитания, как в России, и это, разумеется, величайшее счастие. Священнику за уроки закона божия платят всегда полцены, и даже это так, что тот же священник, если дает тоже уроки латинского языка, то он за них берет дороже, чем за катехизис.
Мой отец считал религию в числе необходимых вещей благовоспитанного человека; он говорил, что надобно верить в Священное писание без рассуждений, потому что умом тут ничего не возьмешь, и все мудрования затемняют только предмет; что надобно исполнять обряды той религии, в которой родился, не вдаваясь, впрочем, в излишнюю набожность, которая идет старым женщинам, а мужчинам неприлична.
Верил ли он сам?
Я полагаю, что немного верил: по привычке, из приличия и на всякий случай.
Вот так и "верят" у нас сейчас почти все, кто считают, что "верят": по привычке, из приличия и на всякий случай.
А вот один из рассказов о Николае I, когда тот еще был великим князем:
…Рассказывали, что как-то на ученье великий князь до того забылся, что хотел схватить за воротник офицера. Офицер ответил ему: «Ваше величество, у меня шпага в руке». Николай отступил назад, промолчал, но не забыл ответа. После 14 декабря он два раза осведомился, замешан этот офицер или нет. По счастию, он не был замешан.
Далее следует изумительное примечание автора:
Офицер, если не ошибаюсь, граф Самойлов, вышел в отставку и спокойно жил в Москве. Николай узнал его в театре; ему показалось, что он как-то изысканно-оригинально одет, и он высочайше изъявил желание, чтоб подобные костюмы были осмеяны на сцене. Директор и патриот Загоскин поручил одному из актеров представить Самойлова в каком-нибудь водевиле. Слух об этом разнесся по городу. Когда пьеса кончилась, настоящий Самойлов взошел в ложу директора и просил позволения сказать несколько слов своему двойнику. Директор струсил, однако, боясь скандала, позвал гаера. "Вы прекрасно представили меня, — сказал ему граф, — но для полного сходства у вас недоставало одного — этого брильянта, который я всегда ношу; позвольте мне вручить его вам: вы его будете надевать, когда вам опять будет приказано меня представить". После этого Самойлов спокойно отправился на свое место.
Плоская шутка так же глупо пала, как объявление Чаадаева сумасшедшим и другие августейшие шалости.
Очень красивый образ!
…Без естественных наук нет спасения современному человеку, без этой здоровой пищи, без этого строгого воспитания мысли фактами, без этой близости к окружающей нас жизни, без смирения перед ее независимостью — где-нибудь в душе остается монашеская келья и в ней мистическое зерно, которое может разлиться темной водой по всему разумению.
Размышление Герцена о взаимоотношениях мужчины и женщины с различными идейными установками.
Алексею Булыгину
Пьеса в трех действиях
Действующие лица:
О. – существующий поэт, живший в несуществующую эпоху
Ш. – несуществующий поэт, живший в существующую эпоху
К. – существующий поэт, живший в существующую эпоху
Сцена затемнена. Свет падает на трех мужчин, сидящих в центре. Они на абстрактных черных кубах. В декорациях ничто не должно указывать на какую-то определенную историческую эпоху.
Задник представляет собой экран, на который в течение всего спектакля проецируется следующий видеоряд. В правом углу – известный дом в Озерках. В доме, очевидно, праздник, отмечается чей-то день рождения, слышится смутный гул голосов подвыпивших гостей. К дому через весь экран слева направо тянется нескончаемая вереница приглашенных на праздник. Мы видим их немного сзади, но некоторые иногда оборачиваются, и их можно узнать. Вот за группой студенток идут, обнявшись и напевая что-то, Карузо и Корелли, за ними медленно едет какой-то олигарх на мерседесе, за ним – семенит Чаплин с вечной тросточкой и так далее.
О. встает со своего места, выходит на передний план и декламирует, обращаясь в зрительный зал:
Ныне хочу рассказать про дела, происшедшие в веке
Далеком. Боги, - не вы превращения эти вершили, -
Некто Фоменко дал замыслу ход и нарушил теченье
Времени. Нет уж эпохи, элегии где сочинял я.
Утром 4 ноября я проснулся (о, это сладостное пробуждение, входящее в число лучших в моей жизни!) и обнаружил, что дом обворовали.
Из него исчезли все зажигалки.
Причем, самое обидное, подозреваю, что в числе этих воров был я сам — одна точно уплыла из кармана моего костюма, когда бродил по дну озеру.
Я запаниковал. Борьба за огонь. Рони-старший. Детство. Воспоминания.
По счастью, бороться за огонь не пришлось — горела газовая колонка.
Я закурил и успокоился.
И занялся тем, чем обычно занимаются после дня рождения: разбирал, а что же было принесено в этот дом? Подводил итоги дня и года.
Странный год.
И абсолютное счастье, и неизбывный кошмар.
Год болезненных расставаний.
Год невероятно счастливых обретений.
Символ этого года: синусоида, американские горки.
Головокружительный взлет счастья и стремительное падение в пропасть отчаяния.
Падение с обещанием нового подъема (эй-эй, только, чур, не поминать одну из серий «Пункта назначения»!).
…Рассказывая о голосах моих любимых певцов, я говорю, что эти голоса такие, что их можно как бы, так сказать, «потрогать руками».
Сейчас у меня удивительное состояние. Я его определяю как «счастье, которое можно потрогать руками». Никогда ничего подобного не было, разве первые солнечные годы с Ольгой.
Я проехал на поезде через всю Россию — с Запада на Восток — туда и обратно. Купание в Тихом океане и в водах Славного Моря (холодного, однако, черт побери!). Впечатления от поездки настолько сильные, что до сих пор не могу рассказать о ней толком — не осмыслил еще до конца.
В сентябре я завершил преподавательскую карьеру, которая длилась (с перерывами) 25 лет. Из них 22 года — в высшей школе.
Но это не значит, что я остался без работы.
Раньше я жил и работал у компьютера.
А теперь живу и работаю у дуба. Который посадил мой папа — еще ребенком, сразу после возвращения в Озерки после войны. Это наш семейный символ, источник силы, мудрости и вдохновения.
Я жрец Духа дерева — служитель могущественного существа, определяющего и мою жизнь, и судьбы тех моих знакомых, кто имел счастье (или неосторожность) вступить с ним в контакт.
Накануне дня рождения мое божество возвестило: «Пойди к друзьям своим и скажи им: так говорит Дух Дерева: выведи народ свой, чтобы он накормил озерковских уток. Ибо счастье всего человечества не стоит одной слезинки утёнка».
И было шествие при свечах и с песнями (утки, дуры такие, не приплыли). Но все же:
— Они идут… глаза горят… их много…
И ни един не обратился вспять…
…Вот ведь вопросец. А не получил ли Дух дерева богословско-филологическое образование? Что-то мне это все напоминает — что, не могу понять, но аллюзии чую,чую!..
Случайные прохожие, видя наше шествие, замирали на краю дороги в ужасе.
Машины, ехавшие навстречу, разворачивались и удирали обратно.
— Волков, у Вас теперь появилась новая работа. Признавайтесь, какие нынче доходы приносит должность Яхве? Вы несравненный бог.
И спевак отменный.
Да-да. Вы спевак, а я спивак.
When Israel was in Egypt's land:
Let My people go,
Oppress'd so hard they could not stand,
Let My People go.
Go down, Moses,
Way down in Egypt land,
Tell old Pharaoh,
Let My people go.
Дух Озера оказался коварным: волны ни расступились передо мной, ни удержали меня. Хорошо хоть, что не приютили.
…Друзья! Вы подарили мне столько тепла в этот день, что даже смешно было слышать вопросы, не замерз ли я после погружения в священные озерковские воды.
Я был согрет и обласкан вашей дружбой, вашим вниманием, вашим юмором и артистизмом. Это был единственный день, когда я чувствовал себя не просто хорошо, а идеально, без обычной в последнее время синусоиды.
Сорок семь лет — и сорок семь человек в этом доме (исключая Луиса, что, в общем-то, не правильно).
Совпадение случайное, я ничего подобного не планировал.
Я обращаюсь к тем, кто был — или по разным причинам не был — 3 ноября в Озерках.
Мама! Я люблю тебя и, конечно, удручен, что мы давно не виделись. Обещаю это исправить в ближайшее время. Только, пожалуйста, не переживай больше о проблемах будущего, давай лучше настоящего. Ты беспокоилась, что я задохнусь в поезде, так как горит тайга. Но пока я собирался, вся тайга сгорела, и я проехал через Россию по чудесным степям. И не увидел даже дыма костерка.
Теперь ты переживаешь, что я подхвачу какую-нибудь инфекцию в Индии. Очень прошу тебя успокоиться и на этот раз: я тут
Всё началось с песен.
В минувшем декабре хотелось слушать и переслушивать записи Головина.
«Дороги», «Славное море — священный Байкал», «Степь да степь кругом» — никто и никогда не исполнял это лучше Дмитрия Даниловича!
Постепенно в голове стали крутиться и другие мелодии, подчас неожиданные: «По диким степям Забайкалья», «По долинам и по взгорьям», «Амурские волны» и многое другое.
На глаза попалась карта России, и я ахнул! Песни мне прокладывали маршрут!
Тут же родилось спонтанное решение: пересечь нашу страну с запада на восток. Причем проехать на поезде, увидеть всё воочию, пообщаться с людьми, почувствовать настроение и «дух» мест, столь отдаленных.
Мы знаем Египет, Турцию, Испанию лучше, чем Россию.
А мне захотелось увидеть нашу страну.
Стоило принять решение, как проекту был дан «зеленый свет».
Наметились места остановок — на Байкале и во Владивостоке.
Восемь дней работы в институте и поддержка Анны сделали поездку реальной с финансовой стороны.
В дороге со мной была охранная грамота, письмо Маши — наверное, лучшее из всех, какие получал в жизни!
Знакомые спрашивали: а не тяжело столько дней провести в поезде?
Оказалось, как я и думал, совершенно не тяжело!
Мне было, о чем подумать, было, что почитать, было, с кем поговорить, было, на что посмотреть.
Главное, мне с самим собой было отнюдь не скучно!
Всё дело в установке: я не ехал ни на Байкал, ни во Владивосток.
Моей целью был путь сам по себе, и он не утомил ни на минуту! Хотя последние пять часов до Питера показались длиннее, чем шестнадцать дней, которые я в общей сложности провел в вагонах. Но тут уже перед мысленным взором маячила обаятельная усатая морда Луиса — цель вожделенная!
Кстати, с Луисом я фактически не расставался: Ленка раз в неделю радовала изумительными фотоотчетами, а Инна прислала из Таиланда:
Брезгливый, лысый и капризный,
Самодостаточный эстет,
Как ты далек от бренной жизни,
Вскочив на шкафа самый верх!
На стопке книг полуистлевших,
Под арии столетних див
Ты лапку вылижешь неспешно,
Блохой неловкой закусив.
Твой господин и твой слуга,
Увы, не из породы ждущих!
Но ты готов меня всегда
Урчаньем встретить благодушно.
Вот так мой кот входит в историю культуры!
Да и мои друзья — они были со мной.
Айпад точно в числе хитроумнейших козней Лукавого, но какое-то подобие связи он обеспечивал. Хоть и вытворял иногда бог весть что.
Спасибо всем, кто поддерживал меня этот месяц! Это было очень важно и нужно.
— Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка…
О, я теперь знаю, что это такое — омулёвая бочка! И, кстати, понял, почему «молодцу плыть недалечко». Потому как «слышатся грома раскаты». А это значит, певцу уготована судьба трех известных мудрецов. Успеть хотя бы допеть!..
Два темных окна в доме на улице Чайковского.
— Если ты не едешь ко мне в Озерки, я приеду к твоему дому в Ангарске!..
Два дивных дня в музее под открытым небом, в Тальцах.
И снова дорога.
— По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах…
…Начиная с Байкала природа преображается. От окна не оторваться, и так до самого Владивостока. Много, много золота! Золотая осень щедра на краски и оттенки! Лишь морщусь, когда встречаю следы «жизнедеятельности человека». По счастью, относительно редко — можно ехать пять-шесть часов и не увидеть ни станции, ни жилья.
— Широка страна моя родная!..
Рядом китайцы — тоже смотрят в окно.
Не понять, то ли с чувством будущих собственников всех этих богатств, то ли с думой о загадочной русской душе, к этим богатствам совершенно равнодушной… Пойди пойми этих китайцев!
А вот пятеро негров вели себя мерзко, и я вернулся домой закоренелым расистом (прости меня, Ниггерскромный! Возможно мы встречали разных негров на своем пути!). Ко всему прочему, ни один из них не знал «Sometimes I feel like a motherless child». Это все равно, что русскому не знать «Ой, мороз, мороз!». Тьфу. Узбеки и киргизы на их фоне смотрелись интеллигентнейшими людьми. Кстати, именно от них впечатление самое хорошее. Скромные доброжелательные люди.
— Плавно Амур свои волны несет,
Ветер сибирский им песни поет.
Тихо шумит над Амуром тайга,
Ходит пенная волна,
Пенная волна плещет,
Величава и вольна.
Амурские волны мутные.
А вот уральские мне так и не довелось повидать — оба раза
Фрагмент моей книги о Карузо (М.: Молодая гвардия, 2010, серия ЖЗЛ):
В то время в Неаполе повсюду царила грязь. Очистных сооружений не существовало. Бедняки жили в так называемых басси — комнатах, располагавшихся на первых этажах зданий. Эти помещения проектировались как склады, вследствие чего там не было ни туалетов, ни проточной воды, ни окон. Двери, открывавшиеся прямо на улицу, служили единственным способом вентиляции и на ночь закрывались.
Множество семей жило в одних комнатах с курами и козами, потому что оставлять домашний скот ночью на улице никто не решался — его бы просто украли. А животные были немалым подспорьем в борьбе за выживание: куры несли яйца, козы давали молоко, а иногда и приплод. Последний по праздникам превращался в жаркое.
Утром хозяйки выносили экскременты животных и опорожняли ночные горшки, выливая их содержимое в сточную канаву. Мусор, который кидали прямо под окна домов, смывался неспешными водами городских фонтанов или собирался уличными чистильщиками, которые в конце рабочего дня вываливали все собранное за день в залив.
Пищу готовили на углях, разложенных на тротуаре. Женщины с верхних этажей, прибираясь, выбивали пыль из одежд и ковров прямо на улицу. Из открытых грязных котлов несло гниющими объедками.
…По городским улицам ходил продавец спагетти, толкая перед собой телегу, на которой были уже сваренные макароны, контейнер с соусом и горелка с углем. Он заново разогревал в кипящей воде порцию спагетти и подавал её на кусочке желтого картона, попутно интересуясь, желает ли его клиент макароны со sbruffo или без sbruffo. Если покупатель просил sbruffo, то продавец брал полную ложку соуса, всасывал его ртом, а затем с сильным выдохом распылял его по всей порции спагетти.
Привносил свою лепту в распространение заразных болезней и бродячий парикмахер. Если клиент оказывался старым и исхудавшим, цирюльник вынимал из кармана мраморное яйцо и совал ему в рот, дабы разгладить складки кожи и облегчить процесс бритья. По окончании работы яйцо убиралось в карман — до появления следующего клиента.
Торговцы морепродуктами обвешивали себя уловом с головы до ног — кто сколько мог унести. Некоторые, искусно балансируя, носили перегруженные дарами моря корзины на голове. Чтобы сохранять морепродукты свежими как можно дольше, привязывали к корзинам длинные верёвки и опускали их вместе с товаром в грязную прибрежную воду.
Погонщики гнали по улицам города стада коров, индийских буйволов, коз и овец. Домохозяйка, пожелавшая купить молоко, окрикивала погонщика, а затем спускала из окна на веревке маленькое ведерко, указывая на понравившуюся ей корову, овцу или козу. Пастух тут же доил выбранное животное, не утруждая себя ни тем, чтобы помыть вымя, ни тем, чтобы сполоснуть руки.
Врачи также почти никогда не мыли руки, часто перенося болезни от пациента к пациенту.
По сути, до конца 1920-х годов простые неаполитанцы почти не заботились о личной гигиене. Туалетной бумаги не было. Закоулки города изобиловали многочисленными писсуарами с отверстиями в основании, однако канализация отсутствовала, и от открытых уборных шел невыразимый смрад.
Босоногим ребятишкам площадкой для игр служили улицы и портовые воды. Мальчики, одетые в одни набедренные повязки, ныряли в поисках монет поблизости от кораблей, с которых прямо в залив сбрасывался мусор, накопленный за время плаванья. Найденные на дне монеты для пущей сохранности помещались в рот, после чего юные водолазы снова и снова погружались в мутные волны…
Так стоит ли после этого удивляться, что за год «неаполитанская лихорадка» уносила тысячи жизней горожан?