Мы - последние дети
На этой планете
Престарелых циников.
Наши игры по-детски жестоки.
Мы верим, что солнце взойдет на востоке,
И не зайдет никогда.
Потому что солнце - наша звезда.
Мы дотягиваемся руками до неба,
И становимся легкими, словно пух,
А из тех, кто твердит про эффект плацебо,
Мы выбиваем дух,
Потому что они убивают мечту.
Мы питаемся на лету,
Мы летим и кричим, и визжим,
Потому что нельзя не кричать.
Потому что кто останавливается и замолкает,
Падает замертво - и перестает дышать.
Как бы ни было страшно, эта игра
Всегда идет на ура,
Потому что все дети
Обожают страшилки.
И потому что лишь дети
Умеют в нее играть.
Мы строим огромные корабли,
Которые отрываются от земли
И плывут по бескрайнему морю сосен...
И нас никогда не достигнет осень,
Поскольку лето
У нас внутри.
И поэтому
Мы ничего не боимся.
Мы боимся только взрослеть.
Потому что вырасти - это страшнее,
Чем умереть.
Потому что вырасти - это стать, как они,
Коротающие свои дни
В мыслях о ненастоящем,
И думать чаще,
Чем чувствовать...
Мы - последние дети
На этой планете
Престарелых циников.
Это опасно,
И кажется, очень заразно.
Нам, ухмыляясь, протягивают
Горстку фиников
И шоколадных конфет.
Безобразно
Скалясь в ответ,
- "Спасибо, дядя!" -
Мы закуриваем сигаретку.
Добрые инопланетяне, заберите меня отсюда,
(В ангелов и Деда Мороза я больше не верю,
С тех пор, как исполнилось десять)
Туда, где мои слова ничего не весят.
Здесь - они падают вниз тяжелыми грудами.
Здесь, чтобы что-то сказать, мне не хватает слов.
Мыслей, наоборот, пугающе много.
Заберите меня! А если нет - то хотя б укажите дорогу,
Туда, to the back of
beyond,
За самый край мира.
Давай побудем в тишине.
И я молчу, и ты молчишь.
И я на дне, и ты на дне.
И я не сплю. и ты не спишь.
Давай побудем в темноте.
Лишь отблеск фар - по потолку.
Пусть ночь - не та, и мы - не те.
И где-то слева жжет в боку.
Давай поверим в холода,
Что где-то север и мороз.
И ледяные провода -
Колонии пушистых звезд.
Давай поверим, будто там
Нет никого. Наверняка
По голубым плавучим льдам
Медведи бродят... и пока
Мы верим в снег, то, может быть,
Надежда на надежду есть.
И значит, продолжаем жить...
Мы с Бабушкой часто гуляли по осеннему парку.
Ногами месили листья, вдыхали небо...
Бабушка звонко смеялась, совсем не старая,
Рассказывая очередную правдивую небыль.
У моей Бабушки были огромные крылья.
Они лежали на чердаке, среди всякого хлама -
Из старой ветоши, с ржавым каркасом, покрытые пылью,
Забытые...
но иногда она их надевала,
И они наливались солнечным светом.
...И ее грубые руки взлетали,
Вспархивали над клавишами,
унося нас в дальние дали,
Где пока еще длится тягуче-медовое лето.
И я, как на чудо, глядела на старые крылья.
Однажды даже отважилась, попросила...
Руки Бабушки легко порхали,
вытаскивая пирожки, чтоб остыли.
Она улыбнулась: "Пока не выстрадала, не заслужила".
Иногда мы гуляли по центру, вдоль магазинов.
Там продавались лучшие крылья заморских брендов -
С золотой инкрустацией, с перьями диких павлинов...
Я, заворОженная, не отлипала от стендов.
И, конечно, безумно завидовала всем богатым,
Всем, кто мог бы позволить себе это чудо.
У нас в классе одной мама с папой купили -
с жемчужинами и гранатами.
И я знала: таких у меня никогда не будет.
Моя Бабушка только загадочно улыбалась
и говорила:
"Настоящие можно сделать только своими руками
Из того, что внезапно под руку попалось.
Или еще - очень редко - они отрастают сами.
Но это очень большой секрет.
Многие всю свою жизнь так и живут без них.
Или отчаянно ищут на протяжении лет
Части на чердаках, заброшенных полигонах, помойках и
там, где не вздумал искать бы и самый отчаянный псих.
Кто-то сшивает крылья из потрепанных рюкзаков,
Помнящих еще воздух холодных вершин,
Кто-то трясущимися руками сбирает пыльцу с мотыльков...
Но каждый всегда сотворяет себе их один.
Кому-то крылья порой достаются в дар.
Но Настоящие редко подходят другим.
Рвется хрупчайший контур волшебных чар,
Так что - своими руками. Всегда - самим."
Вот и я начала - из цитат, из заброшенных книг,
Из обрывков души, из забытых стихов составляя...
А однажды я в зеркале утром заметила блик.
Я гляжу -
На спине два неловких крыла прорастают.
Спускаю
В прикроватную стужу
Ноги.
Ноги боятся.
Я разбужен.
Иду умываться.
Кофе,
Холодные мюсли
На завтрак.
Завтрак пресен
И крайне невкусен.
Начну день с песен.
О том что где-то,
Наверное, скачет
С крыши
На крышу, с торца на торец
Маленький сказочный
За окном снова осень. Дожди льют по руслам асфальтовых рек.
Серой мглою размазались краски небес, а художник прилег отдохнуть.
И не надо ругаться и щурить глаза, он ведь тоже, считай, человек.
А пока он прилег, нам с тобой остается вдыхать эту влажную муть.
Эта осень такая же, как все другие, что были до ней.
Тот же лижущий окна холодный туман, тот же горечью пахнущий дым.
То же зыбкое чувство трепещет внутри, как попавший в силок соловей.
Но сегодня - в знакомую морось ее - мне случилось вернуться... другим.
Что случилось? Сказать бы не смог даже друг наш - художник, а он
Меня знает как все двадцать пальцев своих, как свою половинку души.
Я сегодня, наверное, чуть не в себе, и, наверно, немножко влюблен.
Мне сегодня, наверное, как никогда, так отчаянно хочется -
Тем, кого волны пожрали, нет дела до крыс,
Их неудержимо и мощно уносит вниз,
Если море поймало - уже не всплыть.
Не учуять ни солнце, ни легкий бриз,
Ничего... тем, кто умер - уже не жить.
Судно стонет, разламываясь на куски.
Говорят, так и бывает - настоящие моряки
Никогда не сходят в прибрежный туман,
Если жить остается считанные деньки.
Мать-земля не примет своих блудных детей,
Не дарует покой для усталых костей -
Эту милость окажет им лишь океан.
- Крысы бегут с тонущего корабля.
...Чувствовал ли ты себя крысой,
Когда вдали показалась земля?
Думал про тех, что ушли на дно?
Так ли на деле тебе все равно?..
Старая крыса на новой земле
Помнит ли нынче, в уютном тепле,
Тех, кого море сожрало, бурля?..
...Крысы бегут с тонущего корабля.
Бывают ночи - хоть волком вой,
В такие ночи - на стенку лезть.
И вроде кажется, что живой -
Да слишком грубой выходит лесть.
В такие ночи - как в тему дождь!
В такие ночи - зубам скрипеть!
Какою сладкой бывает ложь -
Так много меда мне в жизнь не съесть!
В такие ночи - кусать губу
В такие ночи - ревня реветь,
И даже богам не послать мольбу,
Поскольку не знаешь, чего хотеть.
И вот ты смотришь в ночную тишь -
И чувствуешь: сердце успело стлеть.
И кажется, будто вот-вот вскричишь,
И сил не осталось в душе терпеть.
На устах опять - печать Молчания.
Пальцы оплетают ребра чайника.
Вглядываюсь в тьму. Ожидание
Тихо плачет ранеными чайками.
За окном грозы сверкают выстрелы.
Стрелки отмеряют тело времени.
Тишина глотает гром неистово,
Душно дышит в спину влажной теменью.
Календарь отсчитывает месяцы.
В бездну гулко падают мгновения.
Крохотная комнатка за лестницей -
Островок в бушующем безвременье.
А ты выйди, послушай город.
Как он воет, безумный, от голода.
Как он плачется о своем горе.
Ты не чувствуешь? Ему холодно.
А ты выйди, послушай, вечером.
Или темным, глубоким ночером.
Когда делать не то чтоб нечего,
Но уже ничего не хочется.
Загляни в подворотни темные,
Посиди на холодной улице,
Посмотри, как трамваи сонные,
От метели колючей жмурятся.
Ты не чувствуешь? Город молится,
Город жмется к ноге доверчиво,
Ему страшно, и ветер - по лицу,
Он дрожит: пережить этот вечер бы...
Что стоишь, как и он, неприкаянный?
На стоянке несмело топчешься?
Я не верю, что это случайно,
Если встретились два одиночества.
Все равно тебе делать нечего,
Ты присядь, и его послушай.
Посмотри - из всего человечества
Будто только у нас есть уши.
Ты ведь слышишь все эти звуки?..
Просто
Протяни ему руки.
За зиму
Мои стихи успели разбежаться
Кто куда.
Потому
Что не хотят со мной знаться,
Вот беда!
Что ж, пустяк.
Со мной, увы, такое не впервые,
Ничего.
Это знак -
Пора начать мне думать, как другие,
Головой.
А пока
Слагаю рифмы я бездумно -
Так, играю.
Дуракам
И, говорят, безумцам
Помогает.
Я, наверное, самый богатый человек на свете. Только вот толку-то? Все, что у меня есть - не моё. А почему? Потому что я работаю казначеем в своей маленькой волшебной стране. Я владею всем золотом лепреконов, всеми жемчужными нитями русалок, яйцами фениксов, перьями финистов-соколов, мотками золотых нитей Румпельштильцхена и слитками лунного серебра. Да и правда - разве пойдешь с таким в магазин, скажем, за колбасой? То-то же.
Вот и чахну я над этими золотыми горами день-деньской. Кушать-то хочется. А денег - кот наплакал. Ну не смешно ли?
Мой предшественник так и зачах на своей работе - работяга был, ух, всю жизнь свою работе отдал! Никто уж и не помнил, кто был казначеем до него - поговривали даже, что бессмертный он. Местные, правда, невзлюбили его, странным считали, а за глаза прозвали Кощеем. Ну да это понятно, народ у нас тут неграмотный попадается, кто-то и слова-то такого КАЗ-НА-ЧЕЙ в жизни не слыхал. "Кащей" как-то проще, роднее что ли.
Тот бедолага до меня на старости лет совсем свихнулся от скуки и голода, похитил себе девушку, - Василисой, кажись, ее звали? - впрочем, тут все поголовно Василисы, Алены да Марьи, так что не суть, усадил ее в башне над золотохранилищем и чуть ли не до смерти ее заговорил, запоил чаем и закормил печеньем. Впрочем, девушка не особо-то жаловалась. Но тут как раз нагрянул ее жених, разразился скандал, ну и убил он несчастного Кащея в пылу ярости. Потом ходил, извинялся, родственникам деньги выплачивал. В тюрьму его не посадили - парень хороший, добрый, раскаялся, убивать не хотел, кто ж знал, что Кащей такой хлипкий окажется? Да и под влиянием аффекта - то-се, невесту украли как-никак.
В общем, так я и оказался на этом месте. Как старик умер - стали люди думать, кого на это место посадить, работа-то неблагодарная. И кто-то припомнил, что предыдущий казначей приходится-де мне троюродным дядей четвероюродного брата единокровной сестры моего двоюродного пра-прадеда. У нас родню не забывают. Так что сказали мне: ты родственник ближайший, ты и наследуй. Я и унаследовал.
На самом деле работенка скучная. Не будь нынче интернета - совсем с ума сошел бы, как мой дядька. Но он еще и стеснительный был до жути, с людьми разговаривать боялся, вот и тронулся умом впоследствии, я же люблю выходить иногда, разговаривать, спрашивать, как у людей дела. Да и по скайпу с друзьями болтаю помногу.
Вечером я выхожу гулять, включаю плеер и слушаю тишину. Ну, не тишину, конечно, нет, на самом деле это последний альбом Русалочки, записанный уже на суше. Выдержал в Меломане настоящую битву за этот диск. Хожу по улицам, леплю из снега снежки и крошу их на асфальт, чтобы Кай поскорей нашел дорогу домой. Я знаю, что ему нравятся больше правильные кристаллические формы, чем крошки. Впрочем, прохожие тут же смешивают мои тщательно слепленные льдинки с мокрым грязным снегом на тротуаре. Похоже, Каю придется-таки подождать Герду. По вечерам пробки, и она, как обычно, опаздывает забрать его из детского садика. И Снежная Королева очень злится на нее, ведь ей приходится задерживаться в продленке.
После прогулки я сажусь на автобус и еду домой. Леденцовые окна слегка искажают мир снаружи, а запотевая, слегка подтаивают и становятся липкими. Зато потом, когда снова становится холодно, они застывают причудливыми узорами. Ужасно хочется лизнуть или откусить кусочек, но Леденцовая Ведьма последнее время ужасно зла после того, что сделали Гензель и Гретель с ее крышей, поэтому я не рискую - и не посмотрит ведь, что казначей, съест живьем за милую душу.
Я возвращаюсь домой, открываю дверь и бросаю взгляд на календарь. Скоро день рождения у Медведя. Я сажусь за компьютер и скачиваю мастеркласс по валянию. Хочу подарить ему самодельные валенки - уже почти зима, а у него ужасно мерзнут лапы. Похоже, толи у Беляночки, толи у Зоряночки развилась аллергия на шерсть, и Медведю придется пожить на улице, по крайней мере пока.
Может, успею навалять варежки. Кто-нибудь вообще в курсе, варежки валяют, нет?
Слышу внезапно колокольчик. Кряхтя и лениво потягиваясь, встаю со стула и накидываю куртку. Быстро вскальзываю в сапоги - хорошие, добротные, у самого Никиты Кожемяки покупал! - и выхожу на улицу, открываю калитку...
На порожке стоит, кутаясь в широкий шерстяной платок, Алёнушка со своим братом Ванькой. Девушка неплохая, смышленая, ей бы учиться пойти - в университет или куда, да вот жизнь заставила, как говорится, тянуть на себе семью, брата... Братец у нее, на самом деле, тот еще козел. Налакался какой-то дряни, а потом и травы нажрался... кажется, у них это семейное. Вот теперь Аленушка и бегает по знахаркам и ведьмам, на лечение все сбережения свои тратит, всю получку отдает. А Иванушка - хоть бы хны. В последний раз она его в больничку в буквальном смысле за рога тащила.
- Кащеюшка, миленький, тут дело такое... мне к воскресению расплатиться надо с колдуньей, обещалася Ванечку вылечить, да у меня денег не хватает... ссуди на недельку, а? Я верну, вот те святая пятница, не вру!
Смотрю в эти огромные голубые
Изначально это был моб по дайри, но решила сделать его и здесь, по стихам))) будет интересно)
Текст года. Составляешь текст следующим образом: первая строчка текста - первая строчка первого поста января, вторая - вторая первого поста февраля, третья - третья первого поста марта и т.д. Перепосты в расчет не брать. Если строчек не хватает, переходим на следующий пост.
This is Sparta, детка, this is Spartaaaa! - Hold árnyéka, és a Lélegzete a vihar. Она жила тихо и счастливо...Поэтику железобетонного города, Подслеповатый терапевт, не чуя ложь, То путь - не мой.
Если по строчкам, то выходит очень мало))) А если попробовать брать четверостишия, на которые выпадает искомая строка?
This is Sparta, детка, this is Spartaaaa! -
привыкай ездить в старом плацкарте,
Привыкай наблюдать блики лунного танца
В ритме храпа какого-то голодранца,
Hold árnyéka, és a Lélegzete a vihar.
hercegnő а viharos magasságok
Маленькая Красная Шапочка,
Полюбившая Волка.
Она жила тихо и счастливо...
Но недолго.
Я читаю
Книгу бесконечного холода
И постигаю
Поэтику железобетонного города,
Подслеповатый терапевт, не чуя ложь,
Твердит мне о всё о пользе панацеи,
Но опыт мне твердит, что чем больнее,
тем легче верить в то, что ты живёшь.
Гореть свечой, себя сжигая?
То путь - не мой.
Сиять, ликуя, не сгорая,
Во тьме - звездой!
"Мы не хозяева собственной жизни. Мы связаны с другими прошлым и настоящим. И каждый проступок, как и каждое доброе дело, рождают новое будущее." Откровение Сон Ми
"Теперь я понимаю, что границы между шумом и звуком условны. Любые границы условны и созданы, чтобы их переступать. Все условности преодолимы,стоит лишь поставить для себя эту цель. В такие мгновения, я слышу твое сердце так же четко, как свое, и понимаю, что разлука - это иллюзия.
Моя жизнь простирается гораздо дальше физического тела." Роберт Фробишер в письмах к Сиксмиту.
фильм "Облачный Атлас"
А наши судьбы сплетаются на раз-два,
Легче, чем образы преобразуются в слова,
Быстрее, чем распространяется молва
В небольшом селе.
А лица узнаются еще за тысячи лет,
За сотни дорог, за единственный след
На песчаном пляже, которого уже нет
На грешной земле.
А ты хочешь - не хочешь, а мы уже здесь,
Болтаем ногами озерную взвесь,
Ведем разговоры про Храбрость, про Честь
И про Любовь.
И если родимся в разных вселенных,
Я верю - Судьба нас сведет непременно.
В изменчивом мире одно неизменно:
Мы встретимся вновь.
Выточи из глыбы льда девушку - и назови ее Галатеей.
Она будет холоднее и злее
Великанской зимы. Или не Галатея -
Но Авигея.
Возрадуйся, отче! Твоя дочь ступает по снегу,
Она живет и радует твое эго,
Окруженная лаской и негой...
Ты хвастаешься ею перед коллегами.
Тонкий стан и кудри темнее ночи
Она не плачет не потому что не хочет,
Вслушайся в ее голос, посмотри в ее серые очи!
Что ты видишь, отче?
Бойся нежных губ, сжатых в тонкую линию,
И дрожащих пушистых ресниц цвета инея,
Если душа - это Бог, тело - скиния.
В этот храм ледяной душу вложила не Афродита -
Но Эринии.
Взгляни внимательней и ужаснись тому, что создал!
Что ты наделал, вытачивая изо льда идеал?
Поздно молиться - не тот выбрал ты материал.
И не Пигмалион ты ныне -
Но Навал.
Самолет взлетал,с протяжным стоном пытаясь преодолеть земное притяжение.
Эби смотрела в круглый иллюминатор на город, оставшийся там, внизу, позади... Улыбчивая стюардесса вещала пассажирам об оказываемых услугах и правилах поведения на борту. Но девушка не слышала - ее глаза неотрывно следили за уменьшающимися силуэтами шпилей и мерцающими в ночи, словно миллионы свечей, окнами.
Позади оставался Город. Годы. Гордость. Горечь. Голод. Холод и тишина...
Все закончилось внезапно. Оборвалось, обрушилось, рассыпалось прахом - никто не понял, как это произошло. Несколько слов - и все окончено. Все оказалось так глупо и просто: дернуть за одну маленькую ниточку - и запутанный узел распался сам собой.
Отец рассказывал ей страшилки про черного человека. Он говорил: Черная тень забирает непослушных детей и крадет их в свое черное царство. Но ей не было страшно. Она уже жила во тьме, и что могло быть хуже того, что уже было? Отец не знал, что Тьма отмечает своих детей, и черный человек никогда не нападет на отпрыска ночи. Он будет защищать дитя ценой своей жизни, он заберет его на самое дно колодца, черного и холодного, как пустота космоса, но только там не будет звезд...
Она не хотела тьмы. Она хотела света. Она хотела выплыть.
Вегетарианцы, утверждающие, что человеческие зубы не приспособлены для употребления мяса, несут полную чушь. У человека есть восемь резцов, прекрасно захватывающих и разрезающих любое мясо. У человека четыре острых клыка, разрывающих волокна мышц и удерживающих трепещущую пищу. Четыре премоляра, участвующие наряду с клыками в отрыве и раздавливании жестких волокон, и моляры - перетирают оторванные куски. Человеческие зубы достаточно остры, чтобы впиться в плоть, вырывая куски мяса из дрожащего тела, разрывая волокна упругих мышц, рот заполняется солоноватой кровью...
Эби вздрогнула, вязкая тошнота подкатила к горлу, сердце ускорило свой бег.
НЕТ!!!
Дрожащие руки нашарили в кармане маленькую баночку, отчаянно срывающиеся пальцы сковырнули пластиковую пробку, на ладонь просыпались маленькие округлые таблетки. Она не хотела помнить. Она не хотела знать.
Полноватый мужчина справа сочувственно улыбнулся.
- Боитесь полетов, да? Я тоже вот раньше боялся...
Эбигейл не слушала. Баночка падает обратно в карман, несколько резких движений - и в горло уже льется ледяная вода, проталкивая ставшие в горле таблетки дальше.
Дыхание постепенно начало замедляться, бешено бьющийся в висках пульс - успокаиваться...
Последнее время подобные приступы паники случались всё чаще.
Эбигейл прикрыла глаза. Как бы она хотела, чтобы этот кошмар поскорее закончился!
Алан... Алан похоже, не хотел.
Ей было страшно. Ей было больно. Она бежала от себя самой по лабиринту, из которого не было выхода - и никто не мог ей помочь. А может быть, даже не хотел...
Он был против. Он говорил, что от лекарства будут последствия. Доктор Лантье предупреждала, да. Но разве это не лучший выход? Она бы всё отдала, чтобы избавиться от демона, живущего внутри и выжидающего, чтобы нанести очередной удар!
Она бежала.
И это было нелегко.
Наверняка ее станут искать - и тогда...
Нет, Раф обещал, что все будет сделано, как она просила. Сердце еще раз сжалось от боли, когда она вспомнила родные лица... Она ушла, не попрощавшись, взяв только необходимый минимум: сумка, теплые вещи, смена белья, деньги, старые документы и новые - сделанные в рекордный срок...
Ясёна, Гудрон, Марк, Мэл Блэк, Колонкин, все ребята и... Алан.
Эби тряхнула головой и зажмурилась, не позволяя жгучим слезам пролиться. Она поступает правильно. Она поступает правильно.
Раф обещал, что никто ничего не узнает. Конечно, он не мог провернуть все в одиночку, но если он доверяет своим людям, то и Эбигейл должна. С "крысами" в их Общине расправлялись безжалостно. Она будет в безопасности.
Это было нелегко.
Но в этом мире, если у тебя есть связи, ты можешь всё.
Несколько перелетов, пять или шесть пересадок, купленная квартира в Лондоне, важно - новые документы, все, чтобы запутать след, если основной план не сработает. Но он не мог не сработать.
Где-то в Городе N Эбигейл Каччия,выпускница N-ского Университета, поднялась по трапу на борт рейса AF2342 "Город N - Биллун, Дания".
Где-то в Германии, в аэропорте Франкфурте, Арманда Певальски, молодая учительница средних классов, спустилась на посадочную площадку с рейса LH 0927 "Лондон - Франкфурт-на-Майне".
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Звезды пели гортанно
Над крышами темного города.
Гордо
И странно
Качаются
Руки
Деревьев.
Их пальцы
Сплетаются в муке.
И звуки
Теряются
В снежной тиши.
А вокруг - ни души.
Я брожу по снежным
Околицам
И несу нежные
Околесицы.
Кто-то говорит:
- Молится?
Кто-то:
- Да с жиру бесится!
Дороги свиваются кольцами,
Колесами грубо месятся.
Снег, падая, больно колется.
Небо вспорото бледным месяцем.
Сижу
на холодной
лестнице.
И жду
когда все
закончится.
Падал снег.
Мы сидели в квартире
И смотрели в окно.
Падал снег.
Стало все в этом мире
Монохромным кино:
Человек
На затертом диване,
Ненавидящий лгать.
Человек
С горьким кофе в стакане,
Обещающий ждать.
Падал снег.
Мы стояли на набережной
И смотрели, как тонут снежинки.
Посмотри,
Мы такие счастливые на этих картинках...
Не молчи,
Мы ведь можем вернуться в начало!
- Для чего?
- Для чего?! Чтобы сердце дрожало
От того,что такое - ни с кем, только с нами,
Мы поднимем над городом алое знамя
Любви,
Словно пламя,
Над крышами
Выше -
Над небесами...
Или ну же, порви
Шаблон,
Скажи, что меня больше не любишь,
Что мне выбиться в люди
Не смоглось,
Не получилось,
Что я в человека влюбилась,
А стать человеком не удалось?
Слишком много - болтала,
Ни к месту - молчала.
И напрасно в начало
Хотела вернуться опять.
А может, не следовало и начинать?!..
Падал снег.
Падал снег.
Ты стоял на балконе.
И устало курил.
Падал снег.
И с пустого перрона
Поезд прочь увозил
Одного человека.
Горечь кофе застыла
На языке.
Человек
В снежный мир уходил
Налегке.
Падал снег.
Падал снег.
Падал снег.
Сонно. Тихо.
Где-то Лихо
Спит свернувшимся клубком.
Тихо. Поздно.
В небе - звезды.
Провода покрылись льдом.
Я сижу на батарее
И босые пятки грею
Может, это я старею? -
Снова мысли ни о чем.
Лихо тянется лениво,
У него большая грива
И торчат два уха криво
Над его покатым лбом.
Я чешу его небрежно,
Лихо тычет носом нежно
И мурлычет безмятежно
Где-то в мой костлявый бок.
Я прошу - ходите тихо.
Не будите мое Лихо,
Мою маленькую прихоть,
Стерегущую порог.