Есть такие вопросы на которые ответов не существует вообще. Чаще всего задают их люди кокетства ради. Господин N, к примеру, должен успеть пять раз воскликнуть «За что мне все это», чтобы суметь вызвать жалость у своего собеседника, а Господину В ради привлечения внимания к своей нескромной персоне придется каждому новому зрителю задавать какой-нибудь глупенькой вопрос, начинающийся с наречия зачем. Естественно, любому идиоту будет понятно, что ответов на эти вопросы нет, что задавать их на глазах у всех большая глупость, но поскольку любому идиоту хочется прослыть хорошим слушателем, то этот самый любой идиот будет упрямо хмурится, пропуская мимо ушей половину реплик плакальщика, смахивать с щек несуществующее слезинки, кивать головой в знак согласия. Плакальщик, в свою очередь, будет демонстративно разрывать себе живот, кричать, что никто его не понимает, задавать самую малость риторические вопросы, демонстрировать потекший грим всему миру (причем, совершенно неважно сколько людей будут окружать этого «гениального» актеришку. Он сможет надорвать свой животик ради одного единственного слушателя или зрителя). Пожалуй, подобные «спектакли» являются тренингами по коллективному цинизму. Вполне естественное явление, которое может быть полезным для некоторых индивидов.
Правда, порой сбои случаются и в подобных системах. Несчастный индивид остается наедине с пафосными вопросами без ответов. Запирают его в четырех стенах какой-нибудь местной больнички, например: сопли вытирать некому, не то, что лицезреть, даже слушать некому и некого. Тогда-то, видимо, индивид и осознает, что тратит жизнь на сентиментальное ублюдство, на некую пародию осуществления своей детской мечты стать Куртом Кобейном или Джимом Морррисоном. Тут же ему становится грустно и он начинает буквально пытать себя все теми же вопросами, но ответов нет и быть никогда не могло, всем окружающим абсолютно безразлично, чем он себе там голову ломает, так как очередные тренинги массового счастья сделали их довольными сложившимся положениями вещей, а прошлогодние тренинги личностного себялюбия и вовсе разучили что-либо слышать. При этом вся эта толпа жадная до конфетно-глянцевого одиночества, погрязшая в постоянных попытках научить себя чему-нибудь отвратительному давно наплевала на себя. Тоже, кстати, цинизм, только более беспощадный, что ли. Ведь никто никогда не поймет, что был не прав, не исправится, не начнет жить жизнью праведника. Зато любой человек из этого сборище ублюдков, блядей, последних идиотов и истинных дебиллов продолжит массово плакать над катастрофами, ругать современную литературу, которую зачем-то целыми полками скупаю из магазинов, хвалить Достоевского, которого сроду не читали, впихивать себя чувствами, чтобы давиться ими снова и снова, ненавидеть свою «как бы гребаную жизнь». И даже наш индивид, застрявший в чуждых ему четырех стенах, продолжит свое маленькое безумие, которое клял последними словами. Проплачет пять ночей в подушку. Выйдет на волю с чистой совестью. Сядет на положенное место. Станет ждать, когда настанет черед выйти на сцену. Шоу-то должно продолжаться, не смотря ни на что, только вот еще долго воспоминания будут душить сердечко индивида, но и это пройдет со временем. Все вернется на круги своя.
[700x437]

Отчаянно!!! Кажется, какая-то деталь безвозвратно потеряна, но я не могу понять какая именно. Бред. Если человеку отрежут руку (ногу, палец) он узнает об этом, даже если будет слеп. Если человеку вырежут какой-нибудь орган (часть органа), его организм ощутит лишение. Значит, у меня всего лишь разыгралась паранойя!
Хочется переспросить, потрясти за плечи, но слов больше не осталось, так же как и чувств. Мне лень говорить, лень ощущать, лень понимать. Идите, к черту, вместе со своими вечными советами и жалобами. Может быть, я ловлю кайф от ощущения безысходности? Откуда Вам знать? Если же Вы считаете, что достаточно хорошо знаете меня, то сделайте демона, я назову его своим. Перешлите мне его смской, скиньте на почтовый ящик, отправьте письмом или телеграммой, оставьте в комментариях, передайте вместе со звонком по телефону. Способов существует масса, отговорки найдутся всегда.
Накрывает! Рвет на части. И хоть бы одно приличное предложение получилось. Все не то, все не те. Надо бы кричать, но голос хрипнет, поэтому я больше не могу танцевать. Музыка затихает! Остается только в нарастающей тишине корчить из себя несломленную и улыбающуюся, но это всего лишь иллюзия правды – как луч света, который обязан преломиться, пройдя сквозь стакан с водой.
Скоро рванет. Рождение сверхновой или смерть сверхстарой? Дефицит идей или просто голод? Как много вопросов об одном и том же. Что же останется после взрыва? Не знаю. Но я жду и, ожидая, расцарапываю старые шрамы, сдираю кожу с лица. Может быть, это еще один способ обратить на себя хоть чье-нибудь внимание?
Слишком много ожиданий, слишком много снов. Мне будто бы приходиться просыпаться каждое утро в чужих кроватях, чтобы идти смывать кровавые подтеки фантазий с белого кафеля в столь же чужих ваннах. И кто-то ломает мне кости. Мне не больно – мне смешно! Но хочется другого финала – хочется, чтобы не было скандалов, недомолвок и оскорблений. Люди становятся необъяснинимыми, а я не в силах ничего изменить, потому что не могу разгадать их головоломок.
Внутренности сдавливает от осознания какой-то ошибки, но я не могу поверить. Не я! Вся эта душная камера дерьмовых оправданий – не я! И история не обо мне, о ком-то другом. Господи, простите мне меня, если можете.
Люди стекают с меня, как пот. Липко от улыбок и аплодисментов.
Я не милая, вот в чем проблема.
Убейте моего ангела, если уверены в том, что хорошо знаете мои грешки. Как известить меня о смерти, вы уже в курсе. Всего хорошего.
[700x560]

Мы собирались своей тесной дружной компанией в прошлом году несколько раз. В один из таких «наших» вечеров я решилась прочесть пару своих текстов.
Читала долго и неумело. Публика щурила глаза, потом неуверенно аплодировала, допивала вино и стесненно молчала, не зная, как ей реагировать на мои «шедевры».
- Тебе честно сказать, что я обо всем этом думаю или сорвать ради приличия? - разбил своим вопросом нелепую тишину Сережка.
- Говори лучше сразу правду – я лукаво улыбнулась, а внутренности нервно сжались от ожидания приговора.
- Слушай, ты еще не устала, а? От этой своей исключительности с налетом безысходности? Или как ты там любишь говорить обычно – он приподнял брови, будто удивляясь своим же словам – Нет, серьезно! Будь проще и люди к тебе потянутся!
- Не могу! - я негодующе уставилась на него. Он еще раз виновато приподнял брови, обнял за плечи, поцеловал в макушку.
- Можешь! – отстраняясь, сказал он – Спидозница, ты Пятниченко. У тебя самолюбие больно СПИДом. Не сегодня – завтра затащит тебя в могилу!
Я нелепо выпучила глаза. Надо было что-то отвечать. Очень хотелось ударить наглеца как можно сильнее и уйти с глаз долой. С другой стороны, эта ситуация меня дико забавила! В таком гулком ожидании, когда слышишь как бьется сердце твоего соседа и как жужжит лампочка, можно было только нервно так, немного по-дурацки хохотать. Смех стал бы входом из образовавшегося напряжения, я даже успела набрать воздуха в легкие, когда….
- Ну, он говорит о том, что ты можешь умереть раньше времени из-за своей глупости – нарушила атмосферу девчушка, держащая под руку Сережку. Она извинительно улыбнулась. Публика выдохнула. Скандала не состоялось.
- АААААА, - нелепо раскрыв рот, протянула я – Ну, ладно.
Щеки начали краснеть, мне оставалось только выйти из маленькой накуренной кухоньки.
- Обиделась – услышала я Сережкину фразу, обращенную уже к публике, а не ко мне.
Вышла на балкон. На улице начиналась зима: снежные хлопья старательно стирали слякоть с лица Земли. Больше всего на свете сейчас хотелось оказаться в одном из автомобилей, прорезающих светом фар ночь, засыпать в нем медленно, но верно, и чтобы когда проснешься этого проклятого города и в помине рядом с тобой не было, чтобы исчез туман, которым он встречает каждое сиплое утро и который поднимаясь высоко в небо обрушивается пеплом на лица прохожих, на мое собственное лицо. Нет, конечно, мне удавалось иногда сбежать отсюда, но всегда приходилось возвращаться, потому что я настолько привыкла дышать в ритме чужих истерик, что в другом месте мне становилось душно через две недели. Мы все здесь привыкли, потому и остаемся.
- Ты замерзнешь, заболеешь и умрешь от воспаления легких. Кофточка-то совсем легенькая – балконная дверь неприятно заскрипела.
Сережка опустил мне на плечи, тяжелый плед.
- Ты же сказал, что я умру от СПИДА!
- Хм…. Ты заболеешь воспалением легких, тебя это расстроит непременно, потому что работать тебе доктора запретят. Тогда ты начнешь думать и будешь думать до тех пор, пока твое воспаление легких не станет смертельно опасным. Потом обязательно поплачешься мне. Умрешь тихонько. И все твои планы останутся только планами. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю!
Мне оставалось только промолчать. Да, он, черт возьми, снова оказался прав.
- И о чем ты думаешь на этот раз? – посмеиваясь спросил он.
- Валить отсюда надо, Сереж и как можно быстрее – я вздохнула.
- Опять? – он достал пачку сигарет, предложил мне.
- Спасибо. Да, опять только в этот раз надолго, а лучше навсегда, - успела сказать я, прежде чем начать кашлять, давясь сигаретным дымом. Легкие обожгло.
- Господи, и зачем ты берешь сигарету каждый раз, когда я предлагаю. Курить-то ни черта не умеешь!
- Понты - хрипло ответила я – Зачем предлагаешь, если знаешь, чем все закончится?
- Не знаю, забавно наблюдать за тобой. Хоть басню пиши и называй ее «Мартышка и сигарета».
Я начала смеяться, захлебываясь воздухом, все еще продолжая кашлять.
- Сволочь!!!! – выкинула еще горящую сигарету вниз. Она тухла в полете. Завораживающее зрелище.
- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь! Нет, ты ни никакая ни сигарета. Тебя не выкуривают. Ты не тухнешь и уж тем более никогда не летишь.
Я пристально разглядывала минут пять ворот его рубашки. Снова возникло желание бежать куда-то не то от себя, не то от всей этой обстановочки.
- У тебя глаза голубые и наглые!
- Ты же минут пять мою рубашку разглядывала! – рассмеялся он.
- И что с того? Я знаю какие у тебя глаза. А эта твоя новенькая девчушка серенькая. Неужели, я такой когда-то была.
- Ты была хуже, намного хуже! Подросла – стала невыносимой!
- Ну, и ладно – я досадно хмыкнула – Все. Пока.
- Стой! Куда ты собралась?! Сейчас же ночь!
- Спасибо, крайне полезная информация! Я бы не заметила никогда!
- Давай без сарказма обойдемся!
- Не получится!
Я чмокнула его в щеку, прибежала на кухню, чтобы украсть еще целую Читать далее...

When the sun comes up
I’ll let out last breath
And I’ll slumber softly into the death…(Gogol Bordello – Sun is on my side).
Одинокий солдат пишет письмо давно умершей матери, просит прощения за всех убитых им сыновей. Затем спускается к морю, смотрит на горизонт и все ждет, что какой-нибудь корабль его подберет. Но о существовании того острова, на котором ему приходится жить, не знает ни один моряк.
Глаза слезятся, он щурится от яркого света солнца, вспоминает, как когда-то его увозили на большом грузовике воевать: солнце тогда точно так же заходило за горизонт, глаза слезились. Беременная Танька бежала за огромной машиной, плакала, кричала.
Он смахивает ладонью несуществующую слезу. Солдаты не умеют плакать. Возвращается к старой избушке.
Дома его ждет Смерть с гитарой. Когда они выпивают весь спирт, одинокий солдат начинает петь свои песни. Смерть грустит, томно вздыхает, но уходит ближе к полуночи, оставляя героя наедине с догорающей свечой. Он засыпает ближе к трем ночи, видит сны о том, как возвращается домой, как старуха мать рыдает у него на плече, как Танька целует.
Утром его будит Бог, который почему-то похож, как две капли воды, на смерть. Солдат становится перед ним на колени, целует ладонь его правовой руки, тихо спрашивает: «Война уже кончилась?». Бог смеется, гладит героя по макушке, целует в лоб, исчезает.
Тогда одинокий солдат начинает писать письмо чужой жене, чтобы попросить прощения за всех убитых им мужей. Много черкает, сжигает листы, пепел прячет в спичечный коробок, который когда-то вытащил из кармана шинели убитого Ваньки. Мальчуган оказался предателем, воткнул нож в спину боевому товарищу, был застрелен.
Герой кривит губы в усмешке. Солдаты не умеют жалеть.
Вечером ему является Дьявол. В маске. Без спирта. Они играют с ним в карты на одинокую солдатскую жизнь. Дьявол уходит с первыми лучами солнца, забирает коробок с пеплом, взамен оставляет фантазии о прошедшей жизни. Солдат видит как умирает на поле боя героем, его сердце разрывается от тоски. Он нежно гладит ржавое ружье, нянчит его в руках.
Мир тускнеет.
Одинокий солдат решает написать письмо своему сыну, которого никогда не знал, чтобы попросить прощения за всех убитых им отцов, долго вглядывается в белый лист, прячет лицо в морщинистых пальцах, всхлипывает. Затем одергивает ладони от заплаканных глаз, расправляет плечи, отправляется к морю, но не видит уже ни закатных лучей, ни моря, поющего колыбельную солнцу.
Он жадно вдыхает горячий воздух. Слезы катятся по щекам, спина остается прямой. Солдаты не умеют сдаваться.
Демоны приходят в его темный дом. Ждут. Он возвращается поздно. Они окружают его, смеются, танцуют дикие танцы. Он находит где-то старые письма матери и невесты, читает вслух. Демоны замолкают. Он вспоминает детство, видит себя маленьким мальчиком, обнимающим мать за ноги. Демоны начинают стонать. Он понимает, что все не зря. Падает на колени, растирает тыльной стороной ладони слезы по лицу. Демоны исчезают. Он закрывает глаза с первыми лучами рассвета… С улыбкой на губах…. Демоны больше не вернутся.
…ибо « все освещено светом прошлого. Это всегда часть нас внутри и выглядывает наружу»»(«Свет вокруг»).
[564x700]

- Стой – хрипло прошептала я.
- Что-то еще? – он даже оборачиваться не стал.
-Ты вернешься? – я облизала губы.
- Нет.
- Но, ты же Бог! Ты должен возвращаться.
- Не в этой жизни, - он мягко усмехнулся и с глухим щелчком растворился в пространстве.
Голова гудела. Я вздохнула. Застоявшийся воздух пах потом.
Оглянулась. На одной из стен моей импровизированной тюрьмы большими красными буквами было написано: «Вспомни все». Я рассмеялась, тяжко, выгнув шею под каким-то фантастическим углом, бегала кругами по комнате, колотила кулаками в стену, кричала диким голосом проклятия, сдергивала черный шелк с многочисленных окон.
На улице солнце сталкивалось с горизонтом, заливая пустующие улицы густой алой краской. Я в бессилии свалилась на колени, вспомнить что-либо мне представлялось невозможным: память только и выдавала растворяющуюся в воздухе фигуру Бога, его тихий голос. Я закрыла глаза руками, сосчитала до десяти, разомкнула пальцы. В нескольких шагах от меня на полу валялась флейта. Я подняла инструмент. Вдохнула нужное количество воздуха и начала играть. Надо сказать, что никогда в жизни до этого момента я флейты в руках не держала. Остановилась, поднялась с колен, распахнула окно и стала на самый край подоконника. Ветер дунул в лицо, как бы пытаясь стереть с него мерзкую поволоку комнатного запаха.
Флейта сама собой зазвучала в моих руках. Протяжно, так будто бы могла узнать все, что когда-либо творилось в моем сердце. Перед глазами пролетали картины прошлой жизни: смеющиеся друзья с бутылкой вина в каждой руке, подруга, выплевывающая таблетки снотворного, я в первый раз пришедшая на работу, я в университете, сидящая на подоконнике, стирающая слезы с щек, я идущая в первый класс…
Я выпустила флейту из рук: звук становился все менее четким, а мне удавалось увидеть все больше неважный деталей.
Господи, какая большая банальная жизнь! Что же я Богу говорить буду? Где-то на самом краю моего сознания послышался знакомый смех: «Тебе не надо мне ничего говорить. Я все вижу. Просто живи и будь счастлива». Я почувствовала как по щекам потекли слезы. Вернулась обратно в комнату. В моих руках магическим образом появились тетрадь и ручка. Я начала писать так, как никогда не писала. Смело и честно, не заботясь ни о форме, ни о содержании, не пытаясь ни у кого просить прощения, но впервые в жизни, понимая себя и все свои потребности. И сердце тяжко билось, готовое разорваться от той свободы, которая приходила с каждой новой строчкой, тело наполнялось неосознанной радостью, которая обычно возникает, когда ты снимаешь тесные босоножки и касаешься пяткой теплого асфальта или когда видишь радугу. В ушах эхом отдавалась мелодия, но глаза уже пытались разглядеть будущее.
На тумбочке вяли розы. С последним упавшим лепестком я легла на кровать, уткнулась носом в подушку и уснула. Сквозь сон я слышала как Бог возвращается ко мне, чувствовала прикосновение его прохладных губ на своем лбу.
«Опять соврал» - успела подумать я, прежде чем зазвенел будильник.
[476x700]

Они познакомились, как водится, случайно: она заблудилась в чужом городе, он вызвался проводить ее до гостиницы. Казалось бы, типичная история! Но мелкие детали придали ей какой-то горьковатый привкус. Детали вообще слишком большую роль играют во всякого рода историях.
Он был сорокалетним писакой, дважды разведенным, с четырьмя детьми (два мальчика от первой жены и мальчик с девочкой от второй).
Она тянула на себе отца – алкоголика и сына брата. Мать умерла от сердечного приступа, не выдержав смерти любимого Женечки. Отец начал пить. Лелечка (жена Женечки) оставив своего сыночка на попечении тети, вышла второй раз замуж и родила еще одного ребенка.
Она приехала в гости к институтскому другу на лето, за ее «семьей» вызвалась приглядывать соседка.
Он, устало блуждая по улочкам родного городка, встретил ее. Наверное, влюбился, но так как было от природы человеком ленивым, скупым на чувство, то не успел заметить каких-либо перемен в себе.
Они долго гуляли по набережной. Она, взобравшись на бордюр читала стихи Блока и Есенина, он, посмеиваясь, просил: « Что ж Вы, милочка! Почитайте мне свои стихотворения». Она смущаясь, тихо отвечала: «Не помню я их!».
Спорили. Он сыпал какими-то мудреными словами, пытаясь поймать восхищенный взгляд девушки, но она была спокойна. Внимательно выслушала все его доказательства, а потом остановившись, сказала:
- Вы так много и красиво говорили о том, что теперешняя жизнь стала невыносимой для мыслящих людей. Но пытались ли вы изменить ее?
- Ну…. – он тяжко выдохнул, - я человек слова, писатель. Я призываю людей действовать!
- Ясно – девушка усмехнулась, отвернулась, - Знаете, у меня брата убили в темном переулке. Он хотел спасти девушку от насильников. Они пырнули его ножом несколько раз. Их никто даже искать не стал. Дело списали.
- Мне очень жаль – смущенно начал он
Она досадно хмыкнула.
- Вам жаль….. – щелкнула языком – А нам что делать прикажете? Никто ничего не собирается менять, а Вы только и умеете, что говорить о том, о чем не имеете и малейшего понятия.
Она резко повернула к знакомому подъезду.
- Спасибо - даже не обернулась.
-Стойте. Я не хотел Вас обидеть! Извините!
Она не подавала виду, что его слышит.
- Как Вас зовут? – успел прокричать он
- Катя, - она открыла дверь подъезда и повторила еще громче: - Катя!!!
Он сморщился от гулкого хлопка. Чудная Катя растворилась в ночной прохладе, но ведь она смогла поломать что-то внутри него словами о его же собственном бездействии. Ему даже показалось, что он помолодел лет на двадцать.
Начался дождь. Он шел по улице и впервые за много лет был счастлив. Ему казалось, что наступил тот самый переломный момент, после которого вся его жизнь поменяется в лучшую сторону. Он ожил. Жаль ненадолго.
Утром выяснилось, что у него имеется превеликое множество неотложных дел. Катю вновь искать он не решился. Ходил по улицам и се рассчитывал, что она будет идти мимо. Мечтал. Потом закончилось лето.
Правда, она, через каких-то знакомых, нашла его адрес. Написала письмо. Извинилась за свое поведение.
У него хватило духу ответить и понеслось.
Их переписка длилась лет пять, наверное: она присылала ему свои стихи, он публиковал их, где придется, писали только о светлых сторонах собственной жизни.
У него обнаружили рак. Болезнь, кстати говоря, сблизила его с детьми, которые теперь порывались за ним ухаживать.
У нее умер отец, что лишило маленькое семейство его пенсии. Работал, где придется. Старела.
Последнее письмо ей пришло от его старшего сына. Это даже не письмо было – приглашение на похороны, если так сказать можно.
Она приехала. Все та же соседка осталась смотреть за Сашенькой.
Хоронили ранним утром. Осень. Холодно. Густой туман повсюду.
Она долго смотрела на его пожелтевшее исхудавшее лицо, ни о чем не думала.
Кто ответит: что связывало двух этих разных людей? Какие такие чувства? Может быть, им просто не с кем было поделиться своими переживаниями или они любили друг друга до безумия, но боялись признаться себе же в своих чувствах. Кем приходились они друг другу? И можно ли назвать все, что между ними было (а было ли что-то?) любовью?
К ней подошел тот самый его сын, что отправлял извещение о смерти.
- Извините, вы та самая Катя? – смущенно спросил он, разглядывая начищенные носки своих собственных ботинок.
- Да, – она недоумевающее уставилась на детину.
-Ничего, просто отец постоянно повторял Ваше имя и вообще много о вас рассказывал.
Катя усмехнулась, обнажила рот, полный пожелтевших зубов.
- Мне, кажется, он изменился после встречи с вами – он поднял на нее влажные от слез глаза, - Спасибо.
- Не за что - она отвернулась и пошла прочь.
Он кричал ей что-то в спину, но Катя уже не разбирала слов. Она исчезала в густом осеннем тумане. И где-то на горизонте были виды ее черные сутулые плечи.
Конец истории.
Читать далее...

Город ждет. Я сдергиваю с себя остатки одежды. Смущенно сутулю плечи. Город улыбается. Без обнажения веры не бывает. Люди напряженно разглядывают меня, хмурятся, переговариваются о чем-то. Я поднимаю глаза к небу, начинаю молиться у на глазах у негодующей толпы. Город все еще чего-то ждет. Люди нервно хихикают. Я думаю о том, что уже слишком поздно жалеть о чем-либо, о том, что ничего не смогу изменить в себе, о том, что не слишком талантлива для столь тщеславной публики. Черт бы побрал стереотипы и требования, которые размножаются в головах у окружающих: каждое новое слово должно быть лучше предыдущего, каждое новое откровение должно цеплять за живое, каждый новый день должен приносить свет и радость в твою жизнь… Продолжать можно до бесконечности, причем некоторые законы «творчества» противоречат сами себе. Не слишком ли много правил для тех, кто называет себя свободным?
Я растягиваю губы в улыбке. Кланяюсь. Мне удалось справиться с молитвой. Толпа замолкает. Я облизываю губы. Они, ведь, собрались, чтобы вынести приговор. Присяжные палачи. Я начинаю говорить что-то. Язык заплетаются. Я стараюсь заставить себя забыть о своем дрожащем голосе. Главное – говорить уверенно, тогда тебя будут слушать, какую бы ты чушь при этом не нес. Кажется, по правой моей щеке катится одинокая слеза. Думаю я в этот момент об утюге, который забыла выключить, выбегая из дома, остальные «важные» мысли уходят на задний план. Мой речевой аппарат старательно произносит нужные звуки. Люди ненавидят меня за каждое произнесенное слово. Стоит мне замолкнуть, они начнут хлопать, думая, что увидели мою отвратительное нутро. Только такое зрелище может спасти их от окончательного бесчувствия: они наслаждаются своим превосходством надо мной. Я для них жалкое ничтожество, они хозяева ситуации, названые учителя. Они уйдут счастливыми, будут аплодировать до боли в ладонях, хотя уж им-то прекрасно известно, что я играю. Дай толпе, то, что она хочет, и она будет боготворить тебя, даже если у нее не найдется достаточно, чтобы признаться в этом.
Я начинаю смеяться. С неба падает пепел. Опять. Люди недоуменно оглядываются. Город готовится к осени, ему ничего больше нужно. Город ждет ее. Я пытаюсь скрыться от сотен пар глаз, бегу куда-то, закрыв ладонями уши. Холодно. Город сделан из пластилина, он растворится в пепле. Где-то в другой реальности дождь стирает с него всю чернобелость, а, если подняться на реальность выше, то соседи снизу стучатся в мою дверь, потому что их топит. Телефон звонит. Я смутно слышу знакомые гудки и соседские возмущения сквозь все шумы умирающего города. Я даже Божье молчание могу расслышать в трубке.
Город уже кашляет кровью. Тех людей, которые меня пытались слушать уже, наверное, не существует. Как же можно жить в этой расхлябанности и непостоянности? Неужели эти маленькие лживые мирки не могут существовать чуть дольше, чтобы можно было узнать людей лучше? Хотя… Толпы не меняются, они всегда надменны, они везде одинаково ненавидят , да и говорить людям приходиться, в сущности, одно и то же, только слова подбирают разные. Ответа на вопрос «зачем», мне так и не удалось найти. Обидно. Приходится быть одной и той же собой. Я первое время пыталась надрываться, выворачиваться мясом наружу, но, поняв, всю бесполезность данных действий, придумала красивое вранье и стала использовать его в качестве правды. Хочешь казаться честным – ври, как можно уверенней.
Я нахожу нужный подъезд. Господи, когда-то же это должно закончиться? Я просыпаюсь в новом городе, начинаю жить в нем (причем работа и имя находят как-то сами собой), но затем, как по щелчку, пальцев мир начинает меняться, люди превращаются в сгустки эмоций. Единственным способом избавиться от своих видений является некое излияние перед толпой, этакий сеанс коллективной психотерапии, где только одному единственному человеку удается выговориться. Остальные должны слушать. Молча. Чтобы быть услышанным необходимо молчать или, на крайний случай, говорить шепотом.
Я поднимаюсь на крышу. Город не доживет до своей осени. Вода смывает узенькие улочки. Неужели проблема заключается в кране и затопленных соседях? Наверное, я шизофреник. Нет, голосов я не слышу! И без них откуда-то знаю, что мне нужно сделать или куда пойти. Ключевое слово – откуда-то. Замкнутый круг какой-то! Каждый новый шаг скучнее предыдущего.
Я становлюсь на край крыши, смотрю вниз. Интересно, скоро здание начнет рушиться? Может быть, стоит сказать правду толпе, сказать о том, что мне жутко холодно обнажаться перед ними, что я ненавижу их за то, что они мешают мне идти дальше, что я люблю свою публику за ненависть ко мне, так как данное чувство пробуждает во мне чувство превосходства над ней. Черт, разве все это является правдой? А если нет? Если правда спрятана еще глубже, если она заключается в придуманном бессилие против несправедливой толпы? Или, может быть, я так долго и нужно врала, что потеряла Читать далее...

На старой даче полковника ее ждали трое мужчин: она вышла из машины, быстрым взглядом обвела обладателей каменных лиц, грустно ухмыльнулась.
- Здравствуй, Агнесс –вышел вперед агент под кодовым номером 6 798, Андрей - низкий и щуплый, в отличие от двух своих коллег, с редкими морщинами на посеревшем лице.
- Привет –женщина растянула алые губы в широченной улыбке, сделала несколько шагов к мужчине, потупившему глаза, погладила его по голове, - Скучала.
- Скучала она… - хмыкнул Петр - здоровенный детина, с искусственным глазом, который придавал всему его облику устрашающий вид – Скучала….
Он сжал в ладонях подбородок женщины, улыбнулся, обнажая желтые зубы, начал тяжко хохотать.
- А ты ведь совсем не изменилась. Все такая же! - выдохнул – Сука!
Он плюнул, ей в лицо, резко разжал ладони, замахнулся и….
- Достаточно, - поймал в полете руку Петра Сергей Александрович, слишком неприметный, для того чтобы его можно было какими-нибудь особенными словами описать – Нам уже пора идти.
- Ведите, – спокойно сказала она, вытирая протянутым ей платком щеку, а потом с обидой в голосе добавила: - Я, ведь, ничего лично Вам плохого не сделала!
- Конечно! А как шпионкой стала, своих заложила, да еще и сбежала, так это ерунда совсем! Дрянь!!!! – Петр плюнул, на этот раз себе под ноги, сжал пальцы в кулак.
- Пошлите уже – нетерпеливо прошипел Сергей Александрович – Нам итак ее позже назначенного времени доставили!
Девушка пропустила вперед себя двух ненавистных мужчин, Андрей пошел рядом с ней. Разговаривали: он бесконечно долго рассказывал ей о своих детях, жене, теще, каких-то ерундовых проблемах, все время отводил глаза, она улыбалась, смотрела сквозь собеседника, в основном молчала.
Бытовых баек в запасе у Андрея оказалось совсем немного, так что спустя минут пятнадцать воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь звуком ломающихся под ногами веток и отдаленным пением птиц.
- Ты постарел,– зачем-то сказала она, остановилась и уставилась на Андрея.
- Ты помолодела – таким же тоном ответил ей мужчина, продолжая движение вглубь яблоневого сада.
Женщина нервно хихикнула, догнала его, он посмотрел через плечо на нее, тяжко вздохнул, но так и не решился задать главный вопрос: «Почему она выбрала именно его?»
Когда-то он любил эту женщину до безумия, а она утверждала, что любит его. Правда, вскоре выяснилось, что она предательница, поэтому ей пришлось исчезнуть на десять лет. Он женился на подруге детства, которая родила ему двоих детей, но Агнесс забыть не смог. И во снах она ему являлась, и на улицах прохожих он за плечи одергивал, и портреты тайком ото всех рисовал, но семью не бросил.
Ее сдала какая-то третья сторона, причем именно в тот момент, когда о ней и думать забыли. Наверное, судьба.
- Пришли – оборвал воспоминания Андрея Сергей Александрович. Он вышел в самый центр поляны, кинул револьвер растерянному мужчине – Лови!
Андрей поймал, но остался стоять на месте, все так же растерянно глядя по сторонам. Петр уже стоял за правым плечом боса, довольно хрюкал, почесывал затылок.
- Нуууу, - недовольно протянул Сергей Александрович – Не тяни резину, пожалуйста!
Агнесс вздохнула, повернулась к фигуре стоявшей к ней, моргнула несколько раз, будто бы пытаясь прогнать дурное видение.
- Вот и все! – она дотронулась до его щеки губами, полушепотом добавила: - Я буду скучать.
Затем, самодовольно улыбнувшись, отвернулась, отошла ровно на десять шагов от него. Он вытянул вперед себя руку с уже заряженным револьвером, зажмурился…. Хлопок.
Открыл глаза, растер красный след от ее помады на щеке, недоуменно глядя на труп. Коллеги не смели и слова сказать. Все, ведь знали, сволочи!
Опустился рядом с ней на корточки. Даже мертвая она была великолепна – этакая падшая Богиня. Наверное, сейчас она была счастливей, чем когда бы то ни было. Глаза неподвижно смеялись.
Он поднялся, отвернулся от трупа, расхохотался.
Сергей Александрович и Петр кинулись к мертвой женщине, он, махнув рукой, отправился в обратный путь.
Так, собственно, и закончилась история любви двух маленьких людей, попавших в неправильные обстоятельства.
Он спустя еще двадцать лет написал целую книгу об его Агнесс, хотя ее настоящее имя ему так и не удалось узнать.
Роман не имел особой популярности среди читателей, так как был переполнен ненужными подробностями. Ну, например, целую главу, он описывал ее чулки, еще две главы многочисленные наряды.
Маразматик, да и только!
После казни он не задавал больше себе никаких вопросов, являлся воистину счастливым семьянином, но, видимо, отпустить полюбившуюся ему женщину до конца так и не смог. Может быть, поэтому будучи уже седым старцем он невольно оборачивался вслед девушкам, посмевшим надеть на себя ее аромат?
Может быть, миллионам влюбленных людей иногда стоит просто выпускать на волю свои чувства, чтобы не мучить себя и окружающих?
Мы, ведь все слишком падки на ненужные подробности. Вот, и Читать далее...

Мы умрем от смеха.
Поверьте, в нашей насильственной смерти никто не нуждается, наши протесты вызывают улыбку. Мы тратим крупицы еще живого сознания на нелепые призывы к бунту, который никому давно не нужен. Все те, кому мы пытаемся что-то объяснить понимают ситуацию лучше нас, но молчат, потому что знают, как им придется умирать.
Они будут продолжать пить «Ягуар» или темное пиво в маленьких ночных двориках, заниматься сексом с кем попало, делать аборты пятнадцать лет, думать, что «Мастер и Маргарита» сериал, благодаря которому некий Булгаков написал книгу, проводить все свободное время в различных сетях. Кроме того, они начнут бить нас, чтобы излечить наши головы от дурных мыслей. Мы же назовем их быдлом, пойдем искать других собеседников, так и не поняв самого главного: «Нельзя изменить судьбу нации, если эту нацию не заботит ее судьба». И, да, черт возьми, мы никогда не поймем, что людям в кайф пропивать свои квартиры, им в кайф молчать, когда нужно кричать, им в кайф бояться. И, да, естественно, им никто не оставил другого выбора.
Боги, разъезжающие на дорогих машинах, умрут глядя на нас, тоже от смеха. Их места займут беспечные детишки: еще более алчные, еще более глупые. Они будут стоять на Пасху рядом с теми самыми генералами, что погубили сколько-то там детей и чиновниками, успевшими обогатиться за счет пенсионеров на сколько-то там тысяч людей и молиться за свои ничтожные как бы души, которые никому, в сущности, не нужны. Мы же будем носиться из угла в угол, пытаясь добиться перемен. Может быть, даже, кто-нибудь нас послушает, и мы станем еще счастливее от этого. Но в конечном итоге все так и будут молчат, потому что не верят в наши меры, потому что уже давно разочаровались в громких словах, потому что гораздо проще сидеть дома, писать грозны тексты или произносить столь же грозные речи и ждать, что когда-нибудь им подарят красиво упакованную свободу, им же останется, только перерезать ножницами бант. Но так не бывает!
Именно поэтому мы, в конец обезумившие от злости, умрем от смеха. В один прекрасный день. Узнаем свежие новости, начнем смеяться, не сможем остановиться и умрем.
[700x522]

«Сука-любовь» - это три вполне обыкновенных истории(если жизнь бывает обыкновенной) о людях, чьи судьбы неожиданно столкнулись в одной точке при довольно трагичных обстоятельствах и продолжили продолжаться дальше, не без определенных проблем.
Часть первая: Октавио и Сусанна.
Наверное, самая яростная киноновелла фильма.
История-то в общем-то простая: молоденький паренек (Октавио) влюбляется в жену старшего брата (Сусанну), который свою ненаглядную время от времени поколачивает. Надо сказать, что и чувства-то Октавио любовью можно назвать с большой натяжкой. Тут речь идет скорее о похоти, замешанной на давнем соперничестве двух братьев. Лично мне показалось так, но вся суть фильма держится на том, что каждый зритель по-своему должен понять и пережить представленные ситуации.
Девушка, кстати, отказывает главному герою несколько раз, но, не зная куда ей податься, в конце концов сдается. Уж больно хотелось, видимо, маленькой Сусанне любви и понимания. Правда, потом девчушка убегает с собственным мужем, забрав деньги накопленные Октавио на его собственный побег вместе с ней.
По-настоящему неприятно удивить, если не шокировать, в этой части фильма могут кадры собачей бойни (Октавио пытался заработать средства на осуществление своих планов при помощи любимого питомца). Искреннее существа остаются искренними в своей ярости. Да, возможно, они вынужденно перегрызают глотки своим собратьям, но остановить их становится крайне трудно. Так и выглядит жестокость: людей, готовых на все ради наживы, по отношению к животным, животных по отношению друг другу.
Пес Октавио загрыз нескольких собак, уже тогда, когда надобность в защите себя отпала: вкус крови не забывается.
Итог: Злая история о том как животные становятся злыми, о том, как родственники могут быть ненавистны друг другу, о том, как люди справляются с бедностью.
Часть вторая: Даниэль и Валерия.
Молоденькая фотомодель (Валерия) попадает в автомобильную аварию, виновником, которой, кстати, является Октавио. Надо сказать, что несчастье случается с ней в тот самый день, когда ее любовник (Даниэль) объявляет ей об уходе из семьи.
Валерия попадает в инвалидное кресло (правда, временно: у нее сломана нога). Чувства двоих влюбленных должны пройти небольшую проверку.
Вопрос: есть ли между ними какие-либо искренние чувства?
Девушка мучается из-за изуродованной ноги, по ночам буквально не спит. Ситуация осложняется пропажей ее любимого пса. Так что барышня, на полных правах хозяйки ситуации, начинает закатывать истерики названному мужу.
Даниэль терпит, чуть ли на руках свою красавицу не носит, но, когда сил, видимо, совсем не осталось, устраивает скандал своей благоверной.
Валерия пытается покончить жизнь самоубийством (не из-за ссоры с любовником, а опять же из-за ощущения собственной никчемности), но ее успевают спасти. Правда, больную ногу ей отрезают (из-за того, что воздух долгое время не поступал к тканям, началась гангрена).
Лично меня данная киноновелла заставила задуматься о том, что человек отвечает за каждый поворот своей головы не перед Богом где-то на небесах, а перед собой, на Земле. Возможно, ему придется пожалеть о принятых решениях, а, возможно, какая-то сторонняя сила заставит его задуматься.
Итог: История одного маленького эгоизма, в которой очень много сказано и о предательстве, и об отчаянье, и о любви. Вообще, Иньяритту рассказывает о чувствах не длинными диалогами (монологами), а действием. Хотя, возможно, ему просто везет на хороших сценаристов и актеров. Но так или иначе, эта часть картина показалось мне самой насыщенной чувствами и какими-то полутонами.
Часть третья: Эль Чива и Мару.
Эль Чива (бывший повстанец, который теперь подрабатывает киллером) пытался выполнить очередное «поручение», когда случилась авария. Он подбирает раненую собаку Октавио, помогает ей выжить. Вообще, имен этот пес помогает понять герою саму свою суть и стать на путь истинный.
«Каким образом?» - спросите Вы.
«Посмотрите и поймете» - отвечу я Вам.
Эль Чива, когда-то бросивший свою семью ради любимой Мексики, находит свою дочь, оставляет сообщение на автоответчике ее телефона и уходит. Вместе с псом. Идут они по выжженному полю. Еще одна аллегория? Которая по счету?
Итог: Самая поразительная история фильма, своеобразный итог всему сказанному. Искупление. Больше добавить нечего.
Не могу не заметить, что этот фильм стал дебютным фильмом Иньяритту, основополагающим. И режиссер попытался ткнуть носом зрителя в безысходность, в тоже время показав ему и любовь, и надежду, и веру в другой исход.
Смотреть стоит всем, хотя бы ради того, чтобы напрочь разочароваться в труде мастера. Такое разочарование будет того стоит! Особенно необходим просмотр этого фильма всем плакальщикам и страдальцам, для того чтобы они имели хоть какое-то понятие о дне.
Станет ли данная картина моим любимым фильмом, сейчас сказать не могу, но я не пожалела ни одной потраченной на Читать далее...

«Грязь и мудрость» - дебютный фильм той самой Мадонны, которая, кстати, не раз становилась объектом насмешек критиков из-за воплощения в жизнь своих актерских амбиций. Но недоброжелатели не смогли помешать певице сесть в режиссерское кресло. Что ж, оно и к лучшему: ее проделка однозначно удалась!
Лично я увидела в данной картине лишь один минус: она не доработана! Складывается такое ощущение, что фильм начинается не с «заглавной буквы», как положено, а со «строчной», в конце же вместо точки («многоточия», «знака вопроса» или хотя бы «точки с запятой» ) не стоит вообще ничего. Сценарий не прописан достаточно хорошо. Иногда зрителю вообще становится непонятно зачем показана та или иная сцена. Надо заметить, что восьмидесяти минутный фильм изначально задумывался как двадцати минутная документальная короткометражка. Видимо, амбиции сыграли свою роль, а времени, чтобы сделать все как следует, так и не хватило. Вот, и получился небольшой хаос!
Но даже этот большой минус не отталкивает от «Грязи и мудрости». Такое кино не понимают, такое кино чувствуют. Оно о людях с болотом в голове, о желании быть свободным, о цене славы, этакий фарс с элементами трагедии. Герои, как водится, привлекают своей простотой и искренностью. Мне, наверное, уже сейчас, во время написания рецензии в голову пришла чуть ли не самая важная мысль, которую я смогла вынести из увиденного: можно делать все, что угодно – пить, курить, танцевать стриптиз, в конце концов -, но при этом всегда нужно оставаться честным перед самим собой. Каждый из героев идет к своей грязи или, наоборот, мудрости, пытаясь не наврать себе и окружающим, пытаясь быть смелым.
Скромная балерина Холли становится стриптизершей, не без определенных мучений, но ты – этот тот, кто ты есть, так что важно не то, что ты показываешь публике, важно то, что ты прячешь от чужих глаз.
Джульетта осуществляет свою мечту – уезжает в Африку. Мне кажется, что хотя бы на время эта героиня обретает спокойствие.
Слепой поэт начинает писать стихи. Вообще, линия именно этого героя оказалась наиболее близкой мне. Уж слишком проникновенно прозвучала его реплика: «Я перестал писать, когда перестал видеть». Задело за живое, так сказать!
Андрей получает шанс прославиться! Вообще, бесценным бонусом фильма является Евгений Гудзь (основоположник группы Gogol Bordello), исполнивший фактически роль самого себя - украинского иммигранта, с, что ни мало важно, цыганскими корнями. Потрясающий харизмы человек! Он собой заражает! При этом я не могу назвать себя фанатом его группы, но всем меломанам могла бы смело посоветовать музыку ребят (пару песен звучат в самом фильме).
Главные герои находят свое место в мире (надолго ли?), но чувство недосказанности меня так и не покинуло.
Данная картина не станет шедевром кинематографа, но кислорода в ней столько, что позавидовать некоторым метрам стоит. Живое кино, настоящее.
Анархический артхаус от Мадонны, посвященной нелегкой жизни маленьких людей. Кто-то, рассказывая об этом фильме, сказал, что смотреть его необходимо тем, кто находится в поисках себя. Мне остается только поставит свою подпись под этими словами.
Основная мораль фильма крайне точно отражена в названии. Андрей говорит: «Без грязи не может быть мудрости, без света не может быть тьмы». Не поняла я, правда, зачем нужно было эту довольно простую мысль несколько раз повторять одними и теми же словами на протяжении всего фильма. Для лучше понимания вполне себе очевидного вывода?
Это не хорошее кино, это фундамент для него. Впечатления остались смешанные, друзьям советовать буду. Я бы даже собрала небольшую толпу, заперла бы их в каком-нибудь кабинете и заставила бы не только посмотреть от начала до конца сие творение рук Мадонны, но и обсуждать его. Интересно было бы увидеть живую реакцию людей, а то уж столько крайне отрицательных отзывов мне удалось прочесть, что стало даже как-то не по себе от собственного дурвновкусия .

[505x700]

I stay on the run
Let me out
Let me be gone
In the world's beat up road sign
I saw new history of time... (Gogol Bordello – Wanderlust King).
Посвящается Таисии Руденко.
Господь, наверное, сотворил небо за тем, чтобы смеяться над людьми. Потом Он поселился над очередным творением рук своих – так возник рай, один из членов его многочисленной свиты придумал смерть, чтобы плакать, пока Великий Создатель смеется. За такую дерзость бедняга был изгнан из Наднебесья в Поднебесье – так возник ад. Я хочу, чтобы ты знал: небо – это пустота, в которой романтики пытаются разглядеть что-то сверхъестественное, рассуждения о рае и аде заключают в себе Вселенскую глупость, потому что рай – это группка скучающих праведников, ад же, в свою очередь, является сборищем озлобленных одиночек, во главе двух этих контор стоят давно обезумевшие стариканы, которых принято называть Богом и дьяволом. Истинная правда заключается в дожде, потому что с помощью него духи избавляются от грез, поминают свою свободу, становятся окончательно невесомыми, говорят живым людям о вере. Каждый раз, когда идет дождь, выходи на улицу и начинай танцевать босиком под холодными каплями, лови их языком, впитывай кожей запах мокрого асфальта, так ты сможешь узнать истинную цену свободы, которую могут назвать лишь те, кто когда-то о ней мечтал.
Помни, что быть свободным, значит умирать в своих словах, потому что только так ты сможешь возродиться из пепла после смерти.
Быть свободным значит идти к горизонту, зная, что тебе никогда не удастся его достигнуть. Естественно, найдутся те глупцы, которые скажут, что твой путь бессмысленен. Пожалей этих людей, потому что им никогда не понять, что такой большой для миллиардов людей мир может оказаться тесным для одного единственного путешественника.
Быть свободным значит не бояться грешить, потому что грех выдумали люди, чтобы быть не похожими на своего Бога, потому что только опустившись на самое дно можно взлететь. Демоны не станут мучить того, кто свободен, он им не по зубам.
Быть свободным значит любить отчаянно бьющимся внутри тебя кровавым куском мяса всех, тех, кто посмел плюнуть тебе в спину, потому что только так твоя душа останется чистой.
Быть свободным значит писать (петь, думать) о том небе, что не заключает в себе никаких смыслов и является пустотой, о той смерти, что придумана развлечения ради, о том, дожде, который рано или поздно станет твоей собственной болью.
Быть свободным значит иметь смелость заглянуть в глаза Богу (дьяволу) и рассмеяться, оказаться в раю (аду) за тем, чтобы сбежать от туда, через пару дней, прикинувшись ветром, предварительно проорав пару десятков песен в одиночной камере.
Помни, жизнь ветра коротка, но она стоит того, чтобы отказаться провести вечность наедине со своим одиночеством в раю иди аду….
[700x525]

В последнее время мне часто приходиться слышать высокопарные разговоры о нации, погрязшей в алкоголизме, наркомании и уж, простите, блядстве. Возмущений много, конструктивных решений проблемы никто найти не может. Хотя…. есть умники, которые предлагают перестрелять всех неугодных. Очень бы не хотелось их расстраивать, но даже если сжечь всех проституток, алкашей и наркоманов нашей страны, развеять их прах по ветру, ничего особенно не поменяется. Все вернется на круги своя через пару месяцев (лет, недель, дней). Подобная мысль возникла в моей голове не просто так, но для начала я расскажу вам, друзья, историю об одной маленькой блондинке, чтобы поняли весь масштаб «трагедии».
Итак, жила-была маленькая девочка Катя. Милый ребенок – светлая головка, лопоухие ушки, второй размер груди. Ну, как такую не полюбить? Вот, и лишили Катюшу девственности в тринадцать лет, но девчушка-то не сильно расстроилась, познакомилась с добрым дяденькой, от которого родила в шестнадцать лет ребеночка. Этот самый дяденька, кстати говоря, оказался волшебником поэтому когда Катенька повзрослела, то стала еще более красивой, да к тому же жутко популярной в Стране Дураков. Уж слишком жители этой чудной страны поддавались различной магии, как им было устоять против порно-звезды с шестым размером груди (уши ей тоже сделали нормальными)?
История получилась бы крайне веселая, если бы не было так грустно думать о фарсе (?). Мне посчастливилось увидеть интервью этой милой девчушки, в миру самой известной русской порно-актрисы Кати Самбуки. Что ж… Смотрела и на более интересные экземпляры. Говорит неграмотно, картавит. Распорядок дня: прогулка с дочкой, поход в кино, занятие сексом. Все бы ничего., если бы не люди….
Мне показалось, что девчушку сделали героем нашего времени: кто-то кричит, что она самая натуральная блядь, кто-то восхищается, оставляет сотни комментариев под фотографиями , заявляет, что все, кто осуждает их кумира, просто-напросто завидуют Катиной смелости. Так, и хочется закричать в ответ на этот непрерывающийся поток бреда: «Эй, народ, очнитесь, наконец! О чем Вы пытаетесь говорить?».
Нет, я понимаю, что порно-индустрии много лет, что проституция существовала с давних времен, но зачем, объясните мне, обсуждать снова и снова то, что не стоит никаких обсуждений. Катя ездит с гастролями по стране (девочке недостаточно красиво стонать на камеру, сегодня она является еще и певицей), устраивает на концертах чуть ли не оргии (кому стало очень интересно может посмотреть фотографии на ее официальном сайте), хочет стать режиссером. Знаете, я уверена, что общество само порождает своих героев. И, вот, пожалуйста новая героиня – Катя самбука, порно - актриса, певица, молодая мама. И все вокруг говорят о правильном воспитании. Да, не измениться ничего никогда, пока такие люди будут вызывать множества непредвиденных эмоций, пока о них будут говорить на каждом углу (когда-то, ведь, был Джим Моррисон, сменили же его другие, выдающиеся (в самом что ни на есть прямом смысле этого слова) личности ), пока «пипл» будет хавать . «Дом -2», кстати, до сих пор показывают по телевизору только потому, что его смотрят! Высокопарные разговоры от части лицемерны, потому что мы варимся в нашей сегодняшней жизни, мы сами делаем свой выбор сегодня, завтра, всегда.
Мы горазды рассказывать о своей «белости и пушистости», выносим приговоры, но ничего не можем поделать с уже устоявшимся положением вещей . Как-то нехорошо получается, не находите? Мы незаметно для себя пиарим то, что ненавидим. Пример, Кати Самбуки тому доказательство. Она занимается тем, чем занимается – это нисколько не поражает. Она неинтересна, но при этом она является героиней – это непонятно и обидно лично для меня.
Государству, естественно, такое положение дел крайне выгодно: народ пасется молча, ситуация вполне стабильна.
Вот так вот! И нечего жаловаться трехстопным шестистраничным матом! Ни хрена, ведь, не решает проблемы, только ситуацию усугубляет! Простите уж мне мой французский, ну и возможный пафос заодно.
P.S. Может, стоит четвертовать большую часть всех русских (хотя бы) продюсеров, политиков? Или такие методы так же являются излишне кардинальными и бесполезными?
Может, необходимо пустить все российское телевидение ч чертям собачим, сервера какие-нибудь взломать (я не слишком компетентна, чтобы говорить на подобные темы. Девушка как никак).
Я до сих пор не могу понять можно ли поменять в сложившейся обстановке что-нибудь. Хочется верить, что да, что бывают другие герои (те, что отдают душу демонам, а не продает все, что только можно продюсерам).
Может, пришло время рисовать новые легендарные комиксы?
[402x604]

- Что ты готов сделать ради чуда? - спросил меня он.
Я долго переминался с ноги на ногу, отводил взгляд от его постели: видеть смертельно больного человека всегда сложно.
- Андрюша, - он растянул сухие губы в подобии улыбки, - присел бы. Не прикидывайся сиротой!
Он попытался рассмеяться, закашлялся. Я нелепо плюхнулся на стул, нервно выгнул спину.
- Ради чуда? – переспросил я. Мне было совсем не понятно, как себя вести с ним, что говорить, куда смотреть.
- Чуда… - эхом отозвался он, помолчал минут пять и совсем уж неожиданно произнес, сделав невнятный кивок головой – Посмотри!
-Куда? – я начал недоумевающее разглядывать стены его комнаты.
-Окно - полушепотом произнес он.
- Занавеска! – почесав затылок, сказал я. Меня несколько озадачила его реплика.
- Одерни ее, дурачок! – просипел он. Я поднялся со стула, на ватных ногах приблизился к окну, сдернул плотную ткань. В комнату мигом проникло несколько десятков лучей уже заходящего солнца.
- Ты видишь? – встревожено спросил он.
- Да… закат - я, наконец, успокоился, пожалел, что не взял с собой альбом и краски. Хотелось запомнить каждый полутон. Из соседней комнаты послышались звуки фортепиано. Оленька - сиделка, которую нашла для отца мама,- училась в консерватории когда-то, но потом бросила, пошла работать, чтобы прокормить мать и сестру. Ее отец умер от опухоли легких. Моя мама в свою очередь хорошо знала ее бабушку, и, узнав о несчастьях их семьи, помогла Оленьке с работой. Отец жил в своем доме, за городом, ни мне, ни маме не представлялось возможным перебраться к нему, в нашу трехкомнатную квартиру он переезжать отказался, кроме нас у него никого не было, поэтому пришлось найти того, кто смог бы за ним присмотреть.
Мама общалась с ним года три до болезни, скрашивала его одиночество, все никак не могла разлюбить.
Я обернулся, внимательно посмотрел на отца. Он плакал.
- Я уже не могу видеть! Жаль, очень жаль, - он глубоко вздохнул -Глупо вышло – не может старик увидеть чудо, за которым гонялся всю жизнь. Не может.
Он смахнул пальцами одинокую слезу.
- Я не просто так задал тебе вопрос! Мне хочется, что бы ты понял, что любые жертвы бессмысленны, потому что чудо всегда будет рядом с тобой: солнце будет обжигать кожу, ветер сдувать пыль с лица, дорога стирать в кровь босые пятки, дети смеяться – он откашлялся, заглушая какую-то очень грустную мелодию, - Господи, как высокопарно! Просто живи. Я был плохим отцом.
Он закрыл глаза, отвернул голову к стене, показывая тем самым, что разговор окончен.
- Я плохой художник – пожал плечами я и поспешил покинуть комнату.
Умер папа через две недели после этого разговора, я прилежно посещал его каждый день, мы много разговаривали о какой-то ерунде. Но почему-то именно эта, третья, моя с ним встреча (он бросил беременную маму, но зачем-то приехал на мое шестнадцатилетние, а затем на восемнадцатилетние. Мама, кстати, никогда не пыталась мне врать, поэтому лет в десять я уже знал правду о своем непутевом папаше ) запомнилась мне лучше всего. Я еще долго думал о том, что он мне пытался сказать, яростно рисовал закат. Наверное, именно в последние две недели мне удалось простить его, даже полюбить. Но только после смерти я начал называть его своим отцом.
Он научил меня вере в себя всего за две недели, умудряясь справляться с адской болью. Сильный он был человек, интересный, маму любил, но черт знает какие демоны владели его мыслями. Ни матери, ни мне не удалось этого выяснить. Никогда.
Свою первую выставку я посвятил ему, мне показалось, что так должно быть правильно, называлась она: «В поисках чуда». Многие картины раскупили, я сделал на следующее утро после выставке Оленьке предложение, она, естественно, согласилась.
Мама умерла через два года после смерти отца. Во сне. Похоронили ее рядом с ним: она сама так хотела.
Оленька родила близнецов через пару месяцев после ее смерти. Не успела бабка полюбоваться на своих внуков!
Я много вспоминал, пытался понять, почему так все вышло, а потом махнул рукой на все. Старые фотографии были спрятаны в столь же старый шкаф, книжки отца сданы в библиотеку. Остались, правда, два карандашных портрета родителей, нарисованных мной по памяти, через полгода после смерти матери.
[700x445]

ваша сторона какая-то искаженная желанием "даневозгордитьсябысвоимталантом" (с)
[307x403]