Это цитата сообщения iDagela Оригинальное сообщение
Moon: dance by Yang LiPing
Shadow_Scale и его посту Святые граабли посвящается :)))
Имеем в наличии изображение, но не знаем его источника.
Ресурс поможет отыскать страницы с упоминаниями о нём.
Уже не остановится кино.
Билеты куплены, закрыты плотно двери.
Не то чтобы я выйти захотела,
Смущает, что удушливо темно,
Что ни намеренья, ни повода, ни цвета
Не разглядеть. Скрывая непокой,
Ощупываю нервною рукой
Внезапно одичавшие предметы.
Вот подлокотник, локоть, свод плеча
Чужого дрогнувшего, спинка кресла,
В цепочку собирающая место,
Где, времени не ведая, сейчас
Потухшим светом обезличенные я,
Объединившие эмоции на время.
Дрожит, неразделимая со всеми,
В чужих мурашках хрупкая спина…
***
— Ты чей? — спросил его Яков Саввич.
— Я ничей, я отца-мать хожу ищу, — сказал мальчик лет четырех или пяти на вид.
— А я думал ты — ангел, стервец!
— Нет, я никто, — отказался мальчик.
***
Мальчик на время присмирел и потихоньку сделал себе башмаки: снизу положил деревянные подошвы, а верх обсоюзил кровельным железом; затем он собрал и насушил себе грибов и пошел куда-то прочь: Яков Саввич, ходивший продавать готовые ведра, вернул его уже с улицы:
— Ты куда?
— По своему делу.
— По какому — своему? Ты где обужу взял?
— Сам сделал. Пойду теперь далеко, обуже ноги не уморятся, — и никогда к тебе не вернусь.
— Фу-ты, скот какой! Так ведь я же твой отец и есть!
Мальчик осторожно поглядел на старого кузнеца.
— Отец бы заплакал по мне, как я по нем плачу, когда ты спишь… Ты мне чужой!
— Я сам сирота, — ответил Яков Саввич, смущаясь печали ребенка.
— Тебе давно отцом пора быть, а ты нет… Я жду, когда только вырасту. Ем только мало — на мне говядина не держится. Приняться не с чего.
— А что! — испугался Яков Саввич.
— Детей тогда начну рожать и буду до самой смерти с ними жить. Пускай у них будет отец, а то у меня нету.
Андрей Платонович Платонов
Собрание сочинений
Том 4. Счастливая Москва
Глиняный дом в уездном саду
Обезличивание книги через электронную читалку неизбежно, особенно для людей с визуальным мышлением, когда помнится примерное расположение заинтересовавшего отрывка текста на странице. И как же без тоски по иллюстрациям в книжках из детства, когда именно «картинки» определяли выбор? С взрослением, правда, начинаешь оценивать качественные иллюстрации как нечто самоценное в книге, что добавляет ей плюсов. Может, в нынешние времена настоящая книга, не важно, с твердым или мягким переплётом, торопится стать роскошью?
Тем более приятно было бы держать в руках экземпляр с иллюстрациями Габриэля Пачеко — одного из мексиканских иллюстраторов. На русском языке с его оформлением вышла одна детская трогательная книга «Водяной человек и его фонтан». Мне очень понравилось, как написала о его работах Мария Скаф
"Одну из главных вещей я усвоил в Японии, смотря борьбу сумо. По окончании поединка невозможно догадаться, кто выиграл, а кто проиграл. Они не показывают своих эмоций, потому что боятся травмировать проигравшего".
Арсен Венгер.
Володечка нёс себя высоко, был податлив малейшему изменению, словно тканевый плакат на ветру, потому считал себя восприимчивым; правда, любому воздействию извне не было шанса укорениться — буквально в следующую минуту новая волна захватывала его, вовлекая в предположительное действие лишь затем, чтобы сменить эмоции минуты предыдущей. По этой причине Володечку считали трепетным. Нёс он себя торжественно, не в пример многим, иногда даже с пафосом, и очень, надо сказать, походил в этом на идеал, ну или ориентир. И шли за Володечкой верующие в него, шли, поднимая плакаты с лозунгами счастья выше, не желая передать их из уставших рук, до тех пор, пока не возвращался пролетевший год назад ветер с уже знакомыми лозунгами, не заведшими никуда. Отступников Володечка страстно предавал анафеме, со всей пафосностью плаката. Но тут же набирались новые послушники, влекомые страстию. Так и двигался по кругу этот крестный ход во главе с Володечкой из весны в лето, из лета в осень и т. д. Но движение, говорят, и есть сама жизнь, и кто же возьмётся осудить это звонкое слово.
Так бывает, у истории нет очевидного начала и очевидного конца. Кто первым изобразил «Трёх Граций», не известно доподлинно. Через призму времени занятно рассматривать образы и проецировать их на себя. Хотя, чего там таить, негласно признанный идеал современности всё оказывается ближе.
«Если ты берёшь с собой книгу, — сказал Мо, когда положил в её сундук первую книжку, — происходит странная вещь: книга начинает собирать твои воспоминания. Стоит лишь открыть её потом, и ты сразу переносишься туда, где читал эти страницы. Пробежал глазами первые слова — и перед тобой оживают знакомые картины, ты чувствуешь запахи, вкус мороженого, которое ел во время чтения... Поверь, книги волшебные, ведь ничто так хорошо не удерживает воспоминания, как их страницы».
Корнелия Функе. "Чернильное сердце"