Я тайно и горько ревную,
угрюмую думу тая:
тебе бы, наверно, иную -
светлей и отрадней, чем я...
За мною такие утраты
и столько любимых могил!
Пред ними я так виновата,
что если б ты знал - не простил.
Я стала так редко смеяться,
так злобно порою шутить,
что люди со мною боятся
о счастье своем говорить.
Недаром во время беседы,
"Демон - совершенно особое тело. Поскольку он является чистой фикцией, "исчезающим моментом" иронической системы как системы чистой дистанцированности, то его тело можно определить как "негативное" тело. Это тело, выраженное в неком зиянии, пустоте, не предполагающей, однако, перспективы зрения Это скорее тактильная пустота". Ямпольский.
Тысячи лет назад, когда мои детские ресницы путались в сказочных туманах, когда розовыми нитями были прошиты каждое слово из любимых уст... Когда нежность обволакивала дыхание и боль, лишь от страха потери кусала в горле при мысли о близких людях...я заблудилась, но…Тысячи лет летела я с тех пор с высоты этих гор, рассекая тело осколками реальных разочарований, не исполнившихся ожиданий...Поступками - каменьями брошенными в мои пухленькие губы алели поцелуи всех разновидностей любви - и Агапе, и сторге и филии, да и эрооооууууу.... Опускаясь все глубже в прекрасные дебри пропасти человеческой души мне открылись иные красоты, иные чудеса. Величие всякой любви - если же она не крошки на твоей скатерти, не осадок в твоем стакане - величие и сотрясение устоев сокрыто воспарившим откровением Ненависти. "Любящие Господа - ненавидьте зло" шептал великий изгой. И величие Его ненависти, возможно, очерчивать лишь пером тоталитарной любви, пером полного отказа и проклятия. В Христе распялся мир - и как возможно достичь подобной жестокости? - распять не одного, не дюжину, не армию - но весь мир, в его прошлом, настоящем и будущих воплощениях...Во всех возможностях и перспективах...Во всех позициях и ракурсах???
Достичь все потопляющей ненависти, все отрезающей неприязни, все отвергающей глухоты крика?? – означает Подняться к чистой, абсолютной Любви.
"Почему, собственно, и как можно помнить умершего, переживать человеческое- чувство? Всплакнул, а потом рассеялось, забыл! Дело в том, что естественно забыть, а помнить – искусственно. Искусственно в смысле культуры и самих основ нашей сознательной жизни, в данном случае – в смысле необходимости возникновения и существования сильных форм или структур художественного сознания, эффекты собственной «работы» которых откладываются конституцией чего-то в природном материале, который лишь потенциально является человеческим. Своей организацией они вводят психического природного индивида в человеческое, в преемственность и постоянство памяти, в привязанности и связи, и это важно, потому что в природе не задан, не «закодирован», не существует естественный, само собой действующий механизм воспроизводства и реализации специфически человеческих отношений, желаний, эмоций, поступков, целей, форм и т.д. – короче, самого этого феномена как такового. Реактивность нашей психики – это одно, а ее проработка человеком в преднаходимых им общественных культурных предметах (предметы искусства – лишь частный их случай) – другое. Именно последняя конститутивна для самого бытия того человеческого чувства, которое в приводимом примере выражалось плачем". М.М.
Перекидываются этим: «язык - дом бытия» - как будто само собой разумеется, и однозначно обнародована единственно верная интерпретация. Попробуй разобраться сперва с этим, так сказать простым, «дом». «Дом» - топос уютного, обжитого, привычного, укрывающего, спасающего, убаюкивающего…и проч. Но и – вызывающего, требующего, опостылевшего, удушающего, возможность отправиться, а не только вернуться, усилие сорвать ветошь, рубанув стену насквозь, разрушить до основания и из ничего создать новое - …бесконечно. Дом как «язык» - не торчит из издевательски перекошенного рта. Но «язык» в ситуации «дом» - может и приласкать и сплюнуть. Если накипела слизь, отрыгнулось, чем напоили – прокисшим. Какое, однако «интеллигентское свинство» постукивать бредущего мимо чудака философскими обрезками. Обрубками философий. Вот уж точно – духовное бездомье.
«Никогда не говори «никогда»…Почему? Ну, возможно, что это "когда" все-таки наступит на твое хриплющее горло, и что? Стыдно же будет перед всяким, кто подслушал…Перед тем, кто может даже доверился, не говоря уж о том,кто уверовал…И что? Что ты скажешь им всем? Что будет оправданием тебе в этом когдашнем никогденье? Разве ты пустишься в многоречивые рассусоливания о разницах «никогд»,или попытаешься мистифицировать восприятие нового «никогда» и того, о котором некогда шла речь? Или, возможно, ты просто рассмеешься в лица презренно торжествующие над твоим никогашеством? Да и правда…Разве можно словами всловестить то «никогда», которое было розовым и светящимся и это – навалившееся на тебя кирпичом, отбившее зрение и поставившее пару синяков «никогдище», стекающее кровью по тыльной стороне бедра, предательски тебя ославившее? Существуют придурки живущее вне «когда», а потому,и отщипывать у него, отсутствующего, это «ни» не получится….
Замок временем скрыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зеленых побегов,
Но развяжет язык молчаливый гранит,
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.
Время подвиги эти не стерло.
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло -
И оно свои тайны отдаст.
Упадут сто замков, и спадут сто оков,
И сойдут сто потов с целой груды веков,
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком.
"Поэтому, дорогой мой Фауст, не так-то хорошо кушать вишни с важным господином и с дьяволом: они имеют дурную привычку швырять тебе в лицо черенки, как ты теперь убедился; из-за этого ты зашел чересчур далеко и теперь хлебнешь с шила патоки... Высоко ты занесся, но лошадка твоя тебя скинула......Посмотри, был ты славно сотворенным созданием, но и от роз, если долго их таскать в руках да нюхать, ничего не останется. Пришла пора расплатиться: съел хлеб — спой теперь и песенку. Не все коту масленица, будет и великий пост; назвался груздем — полезай в кузов; у жареной колбаски — два кончика; по чертову льду гладко не походишь. Повадки у тебя были скверные, но и я не лыком шит, так что кошка мышку не упустит. Остро точишь — выщербишь; пока ложка новая, повару есть в ней нужда, а как станет старой, так он и плевать на нее хотел, тут ей и конец. Разве с тобой не так же? Ведь и ты был новой ложкой у черта-повара... Пусть поучение мое и память обо мне западут тебе прямо в душу, хоть она уже и пропащая. Негоже тебе доверять черту, ведь он, Божья обезьяна, обманщик и душегубец... Коль хозяин глуп, черта в гости ему звать не стоит. Раз пошел на танцы, надо было помнить об этом больше, чем о парочке красных башмаков. Если б ты имел пред глазами Бога да довольствовался теми дарами, которые тебе даны, то не позволил бы втянуть себя в эти пляски, да не поддался бы так легко черту, и не поверил бы так легко в него; ведь тот, кто легко верит, бывает скоро обманут. А сейчас черт утрет пасть да и пойдет себе: ты поручился своей собственной кровью, а кто поручился, тот и платит сполна. Ты, должно быть, слыхал такое, да в одно ухо тебе влетело, а в другое вылетело (S. 137—138)". П. Слотердайк.
Покинул я семью и тёплый дом,
И седины я принял ранний иней,
И гласом вопиющего в пустыне
Мой каждый стих звучал в краю родном.
Как птица нищ и как Иаков хром,
Я сам себе не изменил поныне,
И мой язык стал языком гордыни
И для других невнятным языком.
И собственного плача или смеха
Я слышу убывающее эхо,
И, Боже правый, разве я пою?
И разве так, всё то, что было свято,
Я подарил бы вам, как жизнь свою?
А я горел, я жил и пел — когда-то.
А. Тарковский.
ПИСЬМО
(ТАК ПИСЕМ НЕ ЖДУТ)
Так писем не ждут,
Так ждут — письма.
Тряпичный лоскут,
Вокруг тесьма
Из клея. Внутри — словцо.
И счастье. И это — всё.
Так счастья не ждут,
Так ждут — конца:
Солдатский салют
И в грудь — свинца
Три дольки. В глазах красно.
И только. И это — всё.
Не счастья — стара!
Цвет — ветер сдул!
Квадрата двора
И черных дул.
(Квадрата письма:
Чернил и чар!)
Для смертного сна
Никто не стар!
Квадрата письма.
Цветаева.