1. Если родители социализированы по типу соответствия задачам общества, то они не видят смысла развивать своих детей иначе - вне школьной системы. Они даже не хотят рассмотреть альтернативы школьному образованию. Такие родители, даже если и придут к решению забрать ребёнка из школы, то сделают это скорее из-за необходимости избежать психотравмирующей ситуации, которая произошла в школе. Они и в семье продолжают растить детей в оценочной системе, мотивируя их на учёбу внешними стимулами (метод «Кнута и пряника»). Здесь есть опасность. Забрав ребёнка из школы, но не изменив комплексного подхода к мотивации, они лишают ребёнка возможности почувствовать конкурентную борьбу, которая неизбежна при внешнем стимулировании. Тогда появляется необходимость эту конкурентную среду создать - внеурочные занятия по интересам. Иначе ребёнок будет стремиться реализовать себя по типу социального успеха (материальные стимулы, жажда власти, доминирование, желание быть лучшим в своей среде), но не будет знать, как это сделать на практике. Так создаётся руками родителей неудовлетворённость их детей своей жизнью.

2. Родители, отягощенные тщеславием. Им важно присутствовать в школе, чтобы пожинать лавры успехов своего «необыкновенного» ребёнка, с чувством удовлетворения внимая похвалам учителя. Такие родители стремятся «устроить» детей в элитные спецшколы, чтобы потом подчеркнуть, при случае, свой социальный статус или особую одарённость своего ребёнка. Они приверженцы школьных обязательных ритуалов: первое сентября, школьные праздники, выпускные баллы. Особая изощрённая мотивация таких родителей - «Пусть ребёнок достигнет того, что в своё время не смог достичь я». Они думают только о своих эгоистических целях, без учёта потребностей ребёнка. Они говорят: «Я хочу, чтобы ребёнок…», не интересуясь, чего же хочет сам ребёнок, либо «промывают» его мозги, впихивая в них свои ценности.

3. Родители подвержены новому веянию времени и согласились с чужими аргументами в пользу самообразования, но не владеют знаниями, как практически осуществить обучение дома и находятся под действием стереотипов: с ребёнком надо сидеть и самостоятельно обучать. Такие родители, также, находятся под влиянием своего мышления, сформированного своим опытом обучения в школе. Поэтому у них очень много страхов и неуверенности в своих силах, что активно подогревается их окружением, негативно настроенным на всё, что идёт в разрез общепринятым правилам. Они не понимают смысла самообразования.

4. Родители осознают сильные стороны самообразования: выработка внутренней мотивации, личной ответственности, умение планировать своё время, самостоятельное раннее определение склонностей и талантов самим ребёнком… Но!!! Родители не могут отойти от стереотипа, что школа социализирует. Они не видят разницы между социализацией и социальной компетенцией. Им страшно своим выбором навредить ребенку. «Он же не сможет адаптироваться к обществу», - думают они.

5. И наконец, родители видят все сильные стороны самообразования и понимают важность именно социальной компетенции в реалиях современного общества. Но, либо боятся государственных школьных структур, которые будут вставлять палки в колёса, «прессуя» ребёнка на предмет доказательности отсутствия у ребёнка необходимых знаний, либо не знают с чего начать и как построить практически осуществление вектора обучения для достижения того результата, который ориентирован на выработку и знаний, и необходимых навыков. Кроме того, они находятся под влиянием непроверенной, но поверхностно усвоенной информации: «Учить детей дома дорого». Если ваш ребёнок находится на семейном образовании, то вы не выплачиваете взносов за обучение, не участвуете финансово в поборах родительского комитета, собирающего деньги на подарки, расходные материалы, на ремонты. Репетитор вам потребуется только в старших классах для изучения профильных предметов, что и так делается осознанными родителями, чьи дети учатся в школе. Ведь смысл самообразования и состоит именно в том, чтобы дать ребёнку навыки самому добывать знания. Учась в начальной школе ребёнка и так сопровождают на дополнительные внеурочные занятия, поэтому доводы, что потребуется помощь бабушек-дедушек-нянь только «домашним» деткам, не подтверждается практикой. А пока вы на работе ребёнок самостоятельно изучает то, что вы вместе с ним спланировали вечером. Страх, что ребёнок будет лениться и бездельничать, не позволяет родителям дать ребёнку возможность получить навыки распоряжения своей свободой. Так даже в студенчестве некоторых уже взрослых детей приходится постоянно контролировать.

Страх и отсутствие адекватной, практической информации вынуждает родителей сузить свой выбор образовательного маршрута для ребёнка, ограничившись выбором привычной и знакомой школьной системы.

Именно такие родители заявляют

Если одно понятие подменяется другим или оно наполняется смыслом, который навязан взрослыми, то ребёнок соглашается считать верным то, что исходит от воспитателей, а не то что он приобретает в результате личного опыта. В этом случае, постепенно, выполняя учебную деятельность, познавательная потребность заменяется потребностью соответствовать требованиям и ожиданиям взрослых. Так, учёба превращается в гонку за одобрением, выраженную через похвалу и прямую оценку. Если оценка низкая, а вместо одобрения ребёнок получает порицание, то у него возникает недовольство собой, падает самооценка, наступает разочарование в себе. На этом строится, куда более глобальный, вывод, который делает ребёнок: он не достоин любви, уважения, признания, раз не смог соответствовать тому шаблону социального успеха, что создали в его сознании взрослые и с которым он внутренне согласился.

Если такое положение вещей раз от раза закрепляется, учёба перестаёт быть радостным процессом познания нового, теряется изначальный смысл учёбы, как удовлетворения потребности знать. Как результат, ребёнок живёт с внутренним напряжением и страхом однажды вновь не оправдать ожидания, либо с отчаянием формирующейся личности неудачника. Если ребёнок согласится с тем, что он неудачник, он потратит большую часть своей взрослой жизни, чтобы вырваться из тисков этого психологического комплекса. Если с образом неудачника ребёнок не согласится в силу своей природы, то произойдёт мощный конфликт между ним и той социальной группой, которая навязывает ему групповой образ. Но чаще всего у человека на всю жизнь остаётся внутреннее стремление быть одобряемым теми, кого он выбирает считать значимыми для себя людьми. Чужая оценка станет смыслом жизни. Он будет стремиться заслужить признание и достичь соответствия тому социальному шаблону, который принят на веру: стать лучшей женщиной для мужчины, стать лучшим мужчиной для женщины, стать лучшим отцом/матерью для своих детей, лучшим работником и специалистом в своей области деятельности и т.д., и т.п.

Итак, как только ребёнок принял на веру любой из социальных шаблонов, он начинает жить не ради реализации внутренних потребностей, а ради соответствия этому шаблону. Такое соглашательство ведёт к подмене понятий, что, в свою очередь, формирует мировоззрение, построенное на ложных выводах. Например, разочарование в родителях, не желающих увидеть в нём его внутренних природных интересов, входящих в противоречие с их взглядами на жизнь, рождает в душе ребёнка обиду на них. Чтобы компенсировать её разрушающую силу, ребёнок соглашается заниматься тем, что ему неинтересно, в итоге, выбирая профессию под нажимом взрослых. Когда оказывается, что теперь он всю жизнь обязан будет заниматься тем, что ему не интересно, возникает сожаление о зря потраченном времени и усилиях. Следом идут по пятам страх, отчаяние, неудовлетворение, депрессия. В итоге делается вывод, что в его жизненном крахе виноваты те взрослые, которые вынудили его сделать неправильный выбор, тот выбор, от которого он теперь страдает, не получая радости. Происходит перекладывание ответственности на других. С этого момента во всех жизненных неудачах такой человек ищет виноватого, не замечая, что именно он, а никто другой, сделал однажды выбор на основании своих же эмоций, самообманов, иллюзий мнимой заботы о нём, на не проверенной информации, исходящей от взрослых. Такой человек не будет счастлив и удовлетворён. Он не способен будет увидеть всё так, как есть, отрицая свои ошибки. В результате, даже если он и захочет выйти за рамки самообманов, не будет знать, как это сделать практически.

Шаблонное мышление такого человека, будет ограничивать его способность принимать решения на основе своих внутренних потребностей, которые так и не научился распознавать. У него не сформируется доверие к себе. Он будет искать авторитетных лиц и без сомнения последует за ними. Чтобы выйти за рамки шаблонов, потребуются годы работы над собой: стереотипы ломаются непросто и не каждый способен вырваться из-под их их влияния. Не любой может осознать даже необходимость этого. И уж далеко не каждый способен будет справиться с этим самостоятельно, чтобы улучшить качество своей жизни.

Этот метод наверняка всем знаком и является излюбленным механизмом воздействия в семьях, в школе и в обществе. Давайте рассмотрим, как этот метод работает и зачем его применяют.

С ранних лет очень выгодно перевести ребёнка на режим внешнего стимулирования, если вы хотите выработать в нём ответственность перед обществом (семьёй, школой), а затем приложить все усилия для того, чтобы эти обязательства переформатировать в чувство долга, прежде всего, перед близкими. Сделав человека заложником чувства долга, можно легко управлять им, нажимая на кнопку, глубоко замурованную воспитанием в его подсознание. Так глубоко, что ребёнок, даже став взрослым, не сможет осознать её наличие.

Метод состоит в том, чтобы поместить ребёнка между двумя полюсами воздействия: СТРАХ НАКАЗАНИЯ и РАДОСТЬ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ.

СТРАХ НАКАЗАНИЯ может быть наполнен отсутствием внешних удовольствий, таких, как поощрения и похвала. Чтобы выработать в ребёнке страх, большого ума не надо. Просто кричите на него, ставьте в угол, разговаривая с ним нависайте над ним эдакой наказующей горой мышц, бейте его ремнём или иными подручными средствами, лишайте его всего, что он любит и чем увлечён. И вообще, ведите себя непредсказуемо и неадекватно.

РАДОСТЬ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ формируется в ребёнке, если использовать разнообразные виды поощрений: похвала, подарки за хорошо проделанную работу, которую вы от него требуете и ждёте. Оценка качества его поступков или непосредственно его самого усиливают ваше влияние, подкреплённое сравнением вашего ребёнка с другими детьми. Здесь вы можете проявить свою фантазию на полную катушку. Так, в школах существуют доски почёта, которые выделяют одних учеников, принижая других. Предполагается, что такое воздействие на тщеславие создаст конкуренцию между детьми, которые включаются в игру «Кто лучше?». В домашних условиях вы можете говорить: «Посмотри, как Вася, Петя, Таня, Света… ведут себя, а ты…». Главное дайте понять, что будете его любить только тогда, когда ваш малыш достигнет соответствия с теми детьми, которые обладают лучшими качествами, чем он. И не важно, что, не сумев достигнуть вожделенного соответствия, он станет завистливым и кичливым. Он научится карабкаться к вашим пьедесталам ценой унижения тех, кто выше, лучше, смелее.

Не стесняйтесь! Главное получить доступ к душе ребёнка, трепещущей перед СТРАХОМ НАКАЗАНИЯ или стремящейся к РАДОСТИ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ.

Как только ребёнок в совершенстве овладеет навыками лавирования между двумя полюсами применяемого к нему метода «Кнута и пряника», будьте уверены, что он созрел для выработки «совести», основанной на ЧУВСТВЕ ДОЛГА перед семьёй, школой и обществом. Теперь достаточно сказать ему: «Как тебе не стыдно! Совести у тебя нет!», как тут же включается отлаженный механизм послушания. Ваш ребёнок стал послушным. Поздравляю! Теперь его можно научить чему угодно и внушить любую идею, выгодную для вас или для любой авторитетной личности.

Учитель или родитель превращается в манипулятора либо заставляющего, либо завлекающего. Теперь ребёнок будет всеми силами стремится заслужить одобрение взрослых и избежать наказания. Взрослыми даже не учитывается то, что чувство долга, тяготеющее над ним, делает его невосприимчивым к умению распознавать свои глубинные желания и потребности. Манипуляторы, наделённые властью, сами уже забыли, что это такое «следовать за зовом собственного сердца». Поэтому всю систему, построенную на принуждении, воспринимают, как должное. Мало того, всячески её восхваляют и поощряют. Эдакая классическая форма стокгольмского синдрома, когда заложники начинают оправдывать своих мучителей.

«Школа социализирует!!!», - кричат мои оппоненты. Мне нечего возразить. Да, школа социализирует. И делает это затем, чтобы те навыки подчинения, которые ребёнок приобрёл в школе, легко перенести в его взрослую жизнь, когда любой начальник любого ранга может требовать от него любой формы повиновения, даже очень абсурдной.

Прислушайтесь к себе, когда вы снова входите в школьную дверь, только уже в качестве родителей. Ваши руки не потеют? Ваше сердце не учащает пульс в испуганном ожидании выволочки за ваше неусидчивое, непослушное дитятко? Почему требование учительницы отсчитывать именно три-четыре-пять (в разных школах по-разному) клеточек сверху и снизу тетради, вам не кажется абсурдным с точки зрения правомочности снижения оценок ЗА ЗНАНИЕ тем, кто это требование не выполняет? Вам кажется это разумным?

Я помню, как приходя на собрание, когда мой сын учился в школе, превращалась в маленькую девочку, боящуюся возразить «строгой» учительнице, унижающей моего сынишку прилюдной выволочкой. Я стыдилась собственного сына!!! Я любила его больше всего на свете, но сравнение его с другими, более успешными, детьми вызывало во мне цепную реакцию СТРАХА НАКАЗАНИЯ и РАДОСТИ

То, что моя статья вызвала такую бурную реакцию как поддержки, так и отторжения, говорит о том, что я правильно выбрала тон, который привлёк общественное внимание к возможностям самообразования. Имено такую цель я и ставила перед собой, чтобы через привлечение внимания к этой теме более полно её раскрыть на странице своей группы. Эта страница существует всего лишь пятый день, а откликов на её содержание уже достаточно, чтобы сделать вывод: эта тема интересна для многих.

http://vk.com/id167113807?w=wall167113807_6209/all

Камнем преткновения во всех спорах, ведущихся сейчас в многочисленной сети откликов на мою статью, является вопрос СОЦИАЛИЗАЦИИ. О ней много говорилось и говорится. Я понимаю, что вы читаете разные ресурсы, чтобы решить для себя, что же такое социализация, зачем она нужна, и важна ли она лично вам в таком качестве, которое придаёт ему общество, воспитанное в духе коллективизма. Поэтому даже если мои взгляды покажутся вам повтором тех, о которых вы читали или слышали, это всего лишь означает, что я не одинока в этом мире и что есть люди, которые имеют опыт, сходный с моим.

Социализация... Как же я не люблю это слово!!! Которое настолько пустое! За ним стоят такие дремучие мифы, поросшие мхами! Но эта та пужалка, которая сопровождает нашу семью с раннего Лизиного детства. Этот миф когда-то родился в гениальной голове какого-то идеологического архитектора, выстраивающего здание мировоззрения граждан таким образом, чтобы проще было загонять детей в учреждения, в которых из них делают серую массу бездумных исполнителей чужой воли, непротивящуюся скармливанию идеологического мусора. Я в своё время тоже придавала особое значение социализации детей именно в стенах детских учреждений. Так же, как и большинство, я была ослеплена «очевидностью» этой обманки. Старший сын ходил уже в пост-советскую школу. Мне хватило его опыта и опыта детей многочисленных друзей-приятелей-сослуживцев, чтобы понять, насколько этот миф прогнил и откровенно воняет. Извините за лирическое отступление))) Надеюсь, вы меня понимаете)))

Теперь, собственно, о социализации на практике. Я задала себе однажды очень простой вопрос: «С каким человеком мне хочется и нравится взаимодействовать?». Меня порадовало то, что большинство моего окружения так же, как и я, предпочитают взаимодействовать с типажом, который не обладает навыками ловчилы-хитрована, склонного к насилию и не умеющего взаимодействовать с людьми на основе уважения чужого пространства.

То, что ребёнок учится дома, вовсе не означает, что он отсиживается в камере одиночного заключения. Целью такого образования как раз является возможность перераспределить время для занятий, не вписывающихся во временные рамки школы. Для нас это музыка и спорт. Эти занятия прекрасно воспитывают и волю, и целеустремлённость. С выработкой умений грамотно выстраивать социальную коммуникацию в коллективе сверстников они тоже прекрасно справляются.

В жизни трудно представить ситуацию, когда взрослый живёт только среди людей своего возраста. Таким местом является разве что только призывная армия. И школьники навыки коммуникации с другими возрастными группами тоже приобретают не в классе, где они находятся в кругу одновозрастном. Даже наоборот, длительное нахождение в таком одновозрастном и навязанном извне детском коллективе, в котором ребёнок находится большую часть своего астрономического времени, плохо влияет на адаптацию в обществе, где ему предстоит жить большую часть своей жизни.

Школьники тоже, как и домашние дети, впитывают в себя общечеловеческие ценности вне стен школы. Только у детей, растущих иначе, такого времени гораздо больше. Поэтому в них скорее вырабатываются навыки адаптации к разновозрастному коллективу. Родители, которые понимают ценность таких навыков и сами в чужой монастырь со своим уставом не лезут, и детям своим предоставляют любые возможности на собственном опыте их приобрести. Для того, кому более ценными кажутся навыки выживания, следует рассмотреть коллективы, в которых ещё более жестко их вырабатывают: детские колонии и закрытые элитные школы.

Если ребёнок вырос в семье ярых поклонников коллективизма, то он неуютно будет чувствовать себя вне коллектива, и тогда ему по нраву будет школьная обстановка. В нашей семье больше ценятся качества индивидуального раскрытия творческого потенциала, потому Лиза любит погружаться в такие реалии жизни, которые предоставляют ей такую возможность. Это не означает, что наша семья любит жить изолированно от общества. Мы общительные люди и легко выстраиваем отношения как с коллективистами, так и с индивидуалистами.

Среда обитания накладывает свои, порой неизгладимые, отпечатки на мировоззрение человека. Не стоит искусственно сужать его в детях своими взглядами на жизнь. Просто предоставьте своему ребёнку самому

1. Не надо рано вставать. Это очень важно для детей-сов. Мой сын, учась в школе, «просыпался» только уроку к третьему. На первых двух всегда был сонный и вялый, плохо соображал, но именно на этих уроках в школе проходят контрольные по основным предметам. Поэтому во время учёбы во вторую смену учился на порядок выше, чем в первую.

2. Совокупное время школьников, которое они затрачивают на обучение, включает время проведённое в школе и время, когда они выполняют домашние задания. Экстерном и «семейником» на изучение учебного материала тратится гораздо меньше времени. Так, в начальной школе все наши занятия с Лизой занимали всего от часа до трёх, в зависимости от состояния её здоровья и психологического настроя.

3. Высвободившееся от школы время Лиза занималась теми видами деятельности, которые вызывали у неё интерес: рисование, лепка, танцы, музыка, походы по паркам, на концерты, в театр. У нас свободными были все дни недели, а не только суббота и воскресенье.

4. К концу «рабочей» недели «семейный» ребёнок сохраняет бодрость. У него отсутствует психологическое напряжение. Всё это связано с тем, что он живёт своими физиологическими ритмами, а не искусственно созданными госучреждением. Каждый ребёнок индивидуален. Удача, если внутренние циклы вашего ребёнка совпадают с расписанием занятий в школе. В этом случае ему легче будет осваивать учебный материал. Как-то Лиза захотела посещать школу ежедневно. Ей нравилось «тусить» с ребятами. К концу третьей недели я обнаружила, что мой всегда смышленый ребёнок «тупеет» на глазах, появилась апатия на фоне общей усталости. Наконец она заявила мне, что с неё хватит. И что общаться с одноклассниками она будет во время прогулок группы продлённого дня. Так мы и поступили, перестроив график посещения преподавателя по музыке. Лиза стала высыпаться, а общение наполнилось большей радостью.

5. Учась на семейном образовании, ребёнок имеет возможность охватить больший круг занятий, интересующий его. Это способствует раннему выявлению способностей, и какие-то занятия становятся приоритетными. Именно на них потом строится будущий поиск тех специальностей, которые определят профессиональную ориентацию. Как правило такие дети уже к 10-11 годам точно знают, кем и где они хотят работать. И этот выбор сделали за них не взрослые впопыхах или в пылу своих родительских амбиций. Этот выбор ребёнок делает сам.

6. Очень рано определившись с выбором профессии, можно погрузиться в углублённое изучение тех учебных дисциплин, которые требуются для её освоения. В старших классах происходит перераспределение времени не в ущерб ни отдыху, ни занятиям по интересам.

7. В течение учебного года можно путешествовать с ребёнком, когда вы захотите, не подстраиваясь под каникулы. Ограничением будет только музыкальная и художественная школы, но и с ними договориться гораздо легче.

8. Серьёзные занятия спортом, музыкой, танцами, рисованием не входят в противоречие с загруженностью домашними уроками. У «семейных» детей нет домашних работ. Нет и ежедневных контрольных. Ребёнок приходит в школу и предъявляет учителю только свои знания. Ему не снижают оценки за чистописание, оформление, за дисциплину.

9. У «семейника» не падает мотивация к учёбе от того, что он был готов к уроку, а его не спросили. На каждой консультации внимание учителя приковано только к нему одному. Это ещё и основа его ответственности: невозможно спрятаться за спины одноклассников. И потому учебный материал легко и без сопротивления осваивается без пропусков. От школьников часто можно услышать ответ на вопрос, сделал ли он уроки: «Меня не спросят. Сегодня спрашивали». Постепенно учёба превращается в профанацию. Если вам лично такие навыки, как умение выкручиваться и изображать бурную деятельность, кажутся важными, то отдавайте детей в школу. Именно там их этому учат. «Семейник» же понимает, что он будет один на один с учителем и потому очень рано осознает меру своей ответственности.

10. Учебный материал изучается не маленькими кусочками, как в школе, а большими и завершенными кусками. Разбивка на параграфы обусловлена тем, что на уроке длиной в 30-45 минут (началка-средняя школа) невозможно осветить больший материал. Попробуйте рассмотреть любое художественное полотно, ежедневно разглядывая по одному пазлу. Трудно затем обобщить эти пазлы в общую картину, если учесть, что перед глазами каждый день появляется всё новый, не добавляя смысла уже рассмотренному. Потому ребёнок совершенно не представляет зачем уму это надо. Изучая учебный материал дома можно не торопиться, предъявляя учителю знание только маленькой части целого, как это делается в школе. Можно углубиться в изучение логически завершённой темы и понять логику всего материала, а уж потом просто отработать навыки. Появляется осмысленность освоей

Многие родители думают, что если ребенок учится дома, то мама или папа с утра до вечера сидят с ним рядом и проходят всю школьную программу вместе с ним. Мне не раз приходилось слышать такие комментарии: “У нас ребенок ходит в школу и мы ВСЕ РАВНО сидим с ним до поздней ночи каждый день, пока все уроки не сделаем. А если бы не ходил это значит, сидеть надо на несколько часов в день больше!!!” Когда я говорю, что никто с моими детьми не “сидит”, делая вместе с ними “уроки” мне просто не верят. Думают, что это бравада.

Но если вы действительно не можете позволить своему ребенку учиться без вашего участия (т.е. намереваетесь все 10 лет вместе с ним “делать уроки”) тогда, конечно, домашнее обучение вам категорически не подходит. Оно изначально предполагает некоторую самостоятельность ребенка.

Если же вы готовы согласиться с мыслью, что ребенок способен учиться сам (независимо от того, какие оценки ему будут ставить может быть, “3″ за изложение своих собственных мыслей лучше, чем “5″ за запись папиных или маминых?) тогда можно подумать и о домашнем обучении. В том числе и потому, что оно позволит ребенку тратить меньше времени на то, что у него получается с ходу, и больше времени уделять тому, что он понимает не сразу.

А дальше все зависит от мировоззрения родителей. От того, какие цели вы перед собой ставите. Если целью является “хороший аттестат” (для поступления в “хороший вуз”) это одна ситуация. А если целью является умение ребенка принимать решения и делать выбор совершенно другая. Иногда удается добиться обоих результатов, поставив только одну из этих целей. Но это просто “побочный эффект” . Бывает, но не у всех. http://life-move.ru/kto-hodit-v-shkolu-po-utram/

Мне особенно понравился отрывок из этой статьи, в котором точно описывается то, с чем мы столкнулись, переехав в Питер из Москвы. Из заботливых рук мудрого директора школы №175 мы попали… А впрочем, читайте и наслаждайтесь))) «… консервативные пожилые учительницы, которые составляют в этой школе “решающее большинство” (на “педсоветах”, где решаются спорные вопросы), не согласятся на МОИ условия “домашнего обучения” чтобы ребенок просто один раз подошел к каждому из учителей и сразу сдал годичный курс. (Надо отметить, что с этой проблемой я сталкивалась не раз: там, где экзамены у экстернов принимают ОБЫЧНЫЕ учителя, они настойчиво говорят о том, что ребенок НЕ МОЖЕТ сдать всю программу за одно посещение!!! Он ДОЛЖЕН “отработать ПОЛОЖЕННОЕ количество ЧАСОВ”! Т.е. их абсолютно не интересуют реальные знания ребенка их беспокоит только ВРЕМЯ, потраченное на учебу. И они совершенно не видят абсурдности этой идеи)))

Как показывают данные исследований, семейное образование дает в среднем академические и социальные результаты, не худшие, а во многих случаях и лучшие, чем обучение в «школьном» формате. Научные данные не позволяют считать, что семейное образование в чем-либо уступает школьному обучению, что имеются какие-либо основания предпочитать школьное обучение семейному. Являясь, по экспертным оценкам, наиболее быстро растущей формой общего образования в мире, семейное образование, безусловно, является самостоятельной и самоценной формой обучения, обладает собственными преимуществами и спецификой, и не может считаться лишь субститутом школы.

Не случайно государственная программа Российской Федерации «Развитие образования» на 2013-2020 года (утв. Распоряжением Правительства РФ от 15.05.2013 N 792-р), относя в разделе 2.2 к приоритетам государственной политики в сфере дошкольного, общего образования и дополнительного образования детей на период до 2020 года обеспечение «качественно нового уровня индивидуализации образования», прямо связывает его, в том числе, и с развитием семейного образования. http://profamilia.ru/read/1195

Самообразование - это не обучение дома, как многие полагают. Семейное обучение - это не аналог самообразования. Если на семейном обучении ребёнка контролируют и за него планируют его время, то ни о каком самообразовании не может быть и речи.

Говорить о том, что человек обладает навыками самообразования можно только тогда, когда он умеет самостоятельно ставить цели и достигать их через умение планировать своё время. Такой человек может самостоятельно организовывать свой учебный процесс, владеет технологиями работы с информацией. Его не надо контролировать со стороны, он самостоятельно контролирует себя, так как у него высокий уровень самомотивации, основанной на знании себя. То есть он владеет самодисциплиной.

На своём авторском семинаре «Самообразование - путь к успеху», я рассказываю, как сформировать в ребёнке навыки самообразования, с помощью которых он может реализовать своё предназначение. Родителям этот семинар оказывается вдвойне полезным, так как, получая от меня знания, они их могут применять не только к ребёнку, но и к себе. 

Для многих родителей семинар открывает возможность преодолеть предрассудки по поводу себя и понять смысл образовательного процесса, помогает раскрыть собственный потенциал и научиться быть мудрым наставником для своего ребёнка. 

Овладеть навыками самообразования очень просто, если знать, как. Самообразование - это те навыки, с помощью которых можно легко получать любое дополнительное образование. И это те навыки, если вы передадите их ребёнку, которые останутся с ним на всю жизнь.

Ребёнок – не возраст, а незрелость характера. Взрослый, которого по жизни ведёт слепая прихоть страстей, что ребёнок, имеющий возраст, не соответствующий понятию взрослости. Зрелость – это умение владеть страстями и умение направить их на реализацию целей, не нарушающих чужих свобод.

Зрелость часто трактуется как признак нравственной личности. Русский философ XIX века B.C. Соловьев в предисловии к своей книге «Оправдание добра» сравнил нравственную философию с путеводителем, который описывает примечательные места, но не говорит человеку о том, куда ему идти.

Так каким же образом человек в процессе взросления постигает понимание своих целей, как момент реализации тех задач, которые перед ним ставит его развивающийся разум, как проводник Высшего разума?

Образование я рассматриваю не как просто обучение, имеющее целью расширение умственного кругозора, но еще и как выход на духовный уровень развития.

Ребёнок рождается и начинает долгий путь в познании мира и себя в этом мире. Вначале он знакомится с предметами и явлениями, которые членят его целостное представление на мельчайшие осколки разрозненных впечатлений.

Постепенно он начинает складывать свою собственную мозаику мира, постигая взаимосвязи между явлениями, выходя на уровень понимания первопричин и следствий. Происходит развитие мышления. Разум ребёнка обретает способность распознавать свои эмоции, чувства, интерпретировать их в тех нравственных координатах, которые в него закладывают взрослые.

«Я люблю своего отца», - произнес подросток таким сдавленным голосом, что не было сомнения в том, что он усиленно подавляет с себе чувство, которого сам же и страшится. 

Я попросила его рассказать о взаимоотношениях с отцом. Мальчик смог вспомнить только несколько случаев, когда отец выслушивал его мнение. И то, эти случаи относились к возрасту менее 9 лет. Теперь же отец постоянно требовал от парня исполнения обязательств, которые накладывал на него, даже не спрашивая его о согласии, то есть в директивном ключе. 

Мальчик постоянно находился в напряжении, даже тогда, когда отца рядом не было. В нем присутствовал незримый отец, с которым он вел бесконечные диалоги, сутью которых было оправдание перед ним за любую мысль, за любой поступок. Причем, оправдания носили оттенок бесполезных. Подсознание питало их смутной уверенностью в напрасности любого проявления: он всё равно будет виноват и не достигнет той высокой планки, которую выставил отец по отношению к нему своими ожиданиями. А ведь так хотелось увидеть в глазах отца одобрение! Но с каждым годом надежда на него истощалась. Он уже не верил в такую возможность, убеждаясь, что недостоин называться мужчиной. 

Когда отец был рядом, то тело мальчика пронизывала внутренняя судорога. Это был страх, у которого не было видимых причин: отец никогда его не бил. Внешне отец проявлялся спокойно. Но когда он оказывался у мальчишки за спиной, тот чувствовал панику и желание сбежать или выпрыгнуть в окно. Он не помнит, когда это началось, но помнит, что именно в девять лет ему запретили играть, так как теперь он большой и почти мужчина. Он помнит стыд, когда взрослые его заставали за игрой. Так в нем росло недовольство собой.

«Ты должен», «Ты обязан» - теперь звучало чаще, чем «люблю». Отец растил мужчину, а не слюнтяя и «маменькиного сынка», потому всякие «телячьи нежности» со стороны матери, отец жестко пресекал. Мальчик чувствовал свободу только тогда, когда забивал свой мозг музыкой и погружался в компьютерные игры. Азарт сжигал все страхи и обезболивал то, что внутри нестерпимо саднило. Сказать, что он был одинок, не сказать ни о чем.

Наступила минута и он с ужасом в глазах выдавил: «Я ненавижу своего отца». «Ты же вначале говорил о любви к отцу?», - уточнила я. «Я даже в страшном сне боялся себе в этом признаться. Ведь я живу с ощущением, что отец видит меня насквозь». Я понимала его чувства. Это так естественно для ребёнка, ненавидеть того, кто его принуждает. Только приятие себя во всём своём несовершенстве, позволяет человеку так же свободно принимать других людей со всеми их недостатками. Постоянное подавление в себе отрицательных эмоций находит свою проекцию на том из родителей, который выступает контролёром.

Многие родители в сверхконтроле и сверхзаботе компенсируют страхи собственной ненужности и осуждения со стороны людей. Они стыдятся, что их дети не идеальны. Все детские ошибки они проецируют на себя и вступают в борьбу за одобрение общества ценой жесткой критики своих детей. Свою нереализованность они компенсируют в детях, стремясь самореализоваться через них.

Если постоянно принуждать ребёнка к исполнению односторонних обязательств перед обществом, то невозможно научить его распознавать свои собственные потребности, стремления. Либо ребёнок бывает сломлен под напором требований к нему, либо в нем начинает формироваться протестное поведение. Отношения портятся. 

Ненависть, которую ребёнок испытывает к родителям, разрушает его личность. А говоря слова любви, которые служат прикрытием стыда за наличие таких противоестественных чувств к отцу или матери, ребёнок склеивает эти два понятия в единое целое. Во взрослой жизни для него становится естественным жить самоуспокоительной идеей, что «от любви до ненависти один шаг». Он начинает воспринимать это как норму человеческих отношений. 

Становясь родителем, такой ребёнок неосознанно закладывает в своих детях это противоречие. Его любовь замешана на ненависти к любому, кто унизил, оспорил, не согласился исполнить, вышел из-под контроля. С уст срывается раздражение едва прикрытого недовольства: «Не позорь меня! Мне за тебя стыдно!», «Если будешь учится на двойки, то из тебя ничего путного не получится: будешь работать дворником/сантехником». Или, не стесняясь присутствия ребёнка, говорят: «Он у нас умный и талантливый, но

Ко мне постоянно обращаются с вопросами касательно «общественного договора» в семье. Тем, кто задает вопросы, кажется излишним договариваться с ребёнком, полагая, что он, априори, должен выполнять свои обязательства в семье на основе идеи любви к родителям. 

Для меня долженствование не совместимо с понятием любви. И я не считаю допустимым в одностороннем порядке требовать от ребёнка подчинения правилам, исключающим обязательства родителей по отношению к детям. Я не господин своим детям, и они не мои рабы. При таком взаимоотношении, когда я господствую над детьми, отстаивая своё главенство, попирается смысл, заложенный в понятии «любовь». Любить господина - это почитать его. И почитание это замешано на страхе лишения каких-либо благ, получаемых от зависимости, либо на страхе наказания. Я не хочу от детей такой рабской любви. 

Умение договариваться с людьми закладывается в семье. Если не научить ребёнка формировать двусторонние договоры, с учетом потребностей и обязанностей, то идет перекос либо в сторону потребностей, тогда получаем потребительскую личность, либо личность, чувствующую себя должной всем, если от ребёнка требовать исполнения обязательств в одностороннем порядке. В обоих случаях не приходится говорить об уважении к чужим, либо своим потребностям.

«... чтобы правильно воспитывать детей, что означает, прививать им хорошие качества характера, нужно изучать, как это правильно делать. Можно воспользоваться современными знаниями, психологией». Я убеждалась в жизни не раз, и на своём личном опыте, что стремление изучать «Знания, проверенные временем», приводят к абстрагированию от чувств, связывающих нас с людьми. Знания не помогают умению различать живые эмоции, возникающие при прямом взаимодействии. Чуткость возникает как естественный отклик на то, что я чувствую в эту самую минуту. Я не бегу от них в поисках их соответствия «мудрым мыслям», за подсказками, как мне поступить в том или ином случае. 

Я живая, и передо мной живой человек. Все, что мне требуется, так это распознать свои чувства и соотнести их с собой и человеком, с которым я взаимодействую, и поступить, согласуясь с ними. Если я не сомневаюсь в своей божественности, то откуда во мне возникнет сомнение в божественности другого? Если я люблю себя и не цепляюсь за подтверждение своего достоинства со стороны другого, то откуда во мне может возникнуть боль отвержения и, как реакция на это, возмущение или раздражение? Я не перестану любить в другом свое собственное отражение, если оно не искажено моим собственным самоуничижением и наполнено приятием. Только научившись любить себя, я почувствовала, насколько моя любовь к людям перестала быть требовательной и эгоистичной.

Говорить о любви не то же самое, что жить по любви. Как часто я вижу, что словами любви родители прикрывают свой контроль, лишая детей свободы проявления в рамках семейного договора. 

Если не научить ребёнка ценить свою свободу, то он грубо будет попирать чужую. Если ребенка воспитать с сознанием того, что вся его жизнь должна быть посвящена служению людям, то можно получить на выходе человека, который будет грубо нарушать чужие свободы, требуя такого же непререкаемого служения и от других. 

Если ребёнка не научить любви к себе, которую почему-то путают с эгоизмом, то ему нечего будет отдавать людям: он будет требовать эту любовь от окружающих, не имея её в собственном сердце.

Мама, как наставница, может дать толчок и направление в развитии ребёнка. Она наблюдает за ребёнком, чувствует его потребности и понимает, в каком направлении дать ему развитие. Дети все разные, а потому и стратегии развития отличаются друг от друга. Именно поэтому невозможно дать пошаговые инструкции, как именно действовать в каждом конкретном случае, не видя и не зная детей и внутрисемейного уклада.

Мама всегда рядом, готовая прийти на помощь, когда дети её об этом просят. Но, постоянно вмешиваясь в дела детей, контролируя, указывая, что и как им делать, она лишает их свободы самостоятельно находить пути решения тех или иных задач. Это наставничество, а не педагогика. Мама организует время и пространство, направляя детей и развивая их природу, которая очевидна при достаточной степени эмпатии.

Если мама не чувствует ребёнка, живёт в круговерти проблем, постоянно прокручивая в сознании свои вечные монологи, то ребёнок, да и любой человек, отвлекающий ее от непродуктивной углубленности в себя, раздражает. И тогда мама стремится отдалиться от тех, кто выдергивает ее от мыслительной свистопляски внутренних претензий к миру и нескончаемых обид.

Именно поэтому она делает всё возможное, чтобы отвлечь ребёнка от себя, радуется, что он к ней не пристаёт, чем бы он ни занимался. Ребёнок, к которому проявляются столь отстранённо с раннего детства, заполняет свою эмоциональную пустоту развлечениями, привыкая к ним.

Потом маму накрывает чувство вины и она, видя, что ребёнок вовлечен в пустопорожнее занятие, на её взгляд, вдруг спохватывается и начинает включаться в контроль и нотации. Такой хаос во взаимоотношениях делает их истеричными. Ребёнок всякий раз не знает, что ожидать от родителей: то он живёт в полной бесконтрольности, то его вдруг начинают ограничивать. Он не понимает правил этих циклов, их порядок не ясен и не очевиден ему. Так зарождается детская тревожность и склонность жить в хаосе, который случайным образом регулируется непоследовательными и спонтанными решениями родителей. Это хуже несвободы и постоянного контроля.

Россия всегда была сильна родом. Род выполнял воспитательные и образовательные функции. Уничтожение родительства подорвало основы рода. В гонке за индустриальными обществами, которые и породили школьную систему, служащую целям этих обществ, в России разрушены были те институты, которые делали Россию сильной державой. Родительство надо возрождать. Это единственный путь к процветанию нашей страны.

Я пытаюсь возродить осознанное родительство. И показываю своим примером, что быть родителем-наставником для своих детей по силам каждому, кто желает взять образование детей в свои руки. И для этого не нужны дипломы Сухомлинских и Макаренко, как пытается нас убедить система.

Отсутствие адекватных учебников меня как мать не остановило дать своим детям прекрасное образование без оглядки, когда же мне дадут эти распрекрасные учебники те, кто к моему родительству никакого отношения не имеют.

Как привести ребёнка к навыкам самообразования - вот задача, которую я перед собой поставила и успешно решила не только со своими детьми. Теперь же я помогаю тем, кто хочет этому научиться. Ведь как испокон века обучались дети? Знания и умения передавались от отца - к сыну, от матери - к дочери. Это был естественный процесс. И он работает и по сей день, только наполнен другим содержанием.

В классе учитель исполняет роль говорящей головы, которая рассказывает о чем-то, интерес к чему ещё даже не возник. Как в рамках школы ребёнок может научиться навыкам самостоятельного поиска информации, когда его намеренно каждый день от этого отучают? Как он научится самостоятельно управлять своим временем, если за него каждый день поурочно расписывают взрослые?

В классе

Слово «мотивация» происходит от латинского глагола «movere» - двигать. Если ребёнок чем-то увлечён, создаётся впечатление, что он, словно, имеет внутренний движок, который запускает в нем поисковый инстинкт. Ребенок становится сосредоточенным и легко достигает тех результатов, которые кажутся невероятными, когда его заставляют что-либо делать «из-под палки». Ребёнок излучает радость и стремится тут же поделиться со взрослыми своими успехами. Он энергичен, собран, его способность к сосредоточению начинает удивлять. Им движет внутренняя мотивация, и его не надо подгонять окриками.

Если ребёнок не вовлечен в процесс и ему навязывается какой-то вид деятельности, который не вызывает в нем интереса, ребенок замыкается, явно выражает протест или «тянет резину», непродуктивно растрачивая своё время и силы. В итоге малыш начинает ощущать усталость, подавленность. И тогда ничего не остаётся, как начать выдумывать различные внешние стимулы, чтобы его взбодрить.

Какие стимулы чаще всего изобретают взрослые? Кто-то стимулирует интерес к результату денежным вознаграждением, кто-то применяет угрозы или прямое насилие. Эти акты родительского отчаяния не приносят должного результата и применяются не только для стимуляции учёбы. Часто камнем преткновения служат семейные обязанности детей, например, необходимость убирать свои вещи и игрушки.

Причин снижения мотивации много, но остановлюсь на одной из них и расскажу для примера случай из своей практики.

Однажды на консультацию ко мне привели девочку восьми лет. Мама жаловалась на её неспособность длительно на чём-либо сосредотачиваться. Девочка мне не показалась пассивной - именно так, со слов мамы, характеризовала её учительница. Девочка с увлечением и интересом включилась в игру, которую я ей предложила, продемонстрировав смышленость и хорошую память. Она бойко прочитала свою любимую сказку из книжки, которую мама по моей просьбе захватила с собой. Когда я начала с любопытством расспрашивать девочку о прочитанном, то я заметила, что пересказ девочка стремится делать близко к тексту. Мама, при этом, с гордостью подтвердила, что у дочери великолепная память: «Вот видите, она почти дословно может рассказывать! Она, порой, почти наизусть рассказывает школьный материал».

Для меня же стремление ребёнка к дословному пересказу является тревожным сигналом. И вот почему. Как правило, ребёнок делает это тогда, когда не понимает смысла прочитанного. В этом случае, он старается дословно запомнить текст, насилуя свою память. Это занятие для него становится утомительным, когда его успехи не встречают должной оценки или требуется пересказать не один текст. Постепенно при увеличении учебной нагрузки такие занятия начинают вызывать в ребёнке отторжение. Именно об этом я и сказала маме девочки. Эта идея была воспринята ею с сомнением: «Как она может не понимать прочитанного, когда она столько знает и так много читает?» На глазах изумленной мамы ее дочь в первом же абзаце не смогла объяснить такие слова, как «напрямик», «смеркаться», «прилавок», «лакричные», «сияла», «комета», «озорство». Она не поняла смысла фразы: «Мне пришлось её несколько раз окликнуть». Я попросила девочку рассказать своими словами то, что она прочитала. Её рассказ был путаным и не соответствовал содержанию. Мама с удивлением воскликнула: «Ну, как же ты этого не знаешь?!» И начала объяснять девочке отмеченные слова. Тут же на моих глазах девочку, словно, подменили: глаза потускнели и в них появилась невыразимая тоска. Она поникла и потеряла интерес к чтению, возобновить которое наотрез отказалась.

Это яркий пример того, что дети болезненно реагируют на замечания взрослых, высказывающих в любой форме своё недовольство ими. Поэтому детям сложно предъявлять своё незнание. Они боятся натолкнуться на осуждение. Им ничего не остаётся, как полагаться на свою память. В них нарастает внутренний протест против утомительных занятий. Им не интересно читать то, смысла чего они не понимают или понимают частично, ведь до 12 лет у детей ещё очень слабо развито контекстное мышление.

А ведь этих сложностей можно было бы избежать, если начать ещё в дошкольном возрасте активно пополнять образный словарный запас ребёнка. Самым распространенным заблуждением взрослых, является убеждение, что дети самостоятельно пополняют словарный запас необиходных слов из книжек, фильмов, мультиков, что им достаточно что-то разъяснить на словах, даже не предъявляя им образов, которые стоят за этими словами. Это происходит из-за непонимания особенностей формирования мышления у детей. Ситуацию усугубляют методики опережающего развития, которые не приносят ощутимых

Классическое школьное образование строится на принципах усвоения некоего набора информации. Но сама по себе информация не является залогом успеха. То есть человек энциклопедических знаний автоматически не может стать успешным человеком. А потому, давая детям такое образование, мы не учим их достигать успеха.

Что же делает человека успешным?

Успешный человек самостоятельно выставляет собственные цели. Он не подчиняется тому, что не исходит из его собственного сердца. Он может говорить «нет» всему, что нарушает его планы. Он из всех возможных целей выбирает самую сложную, которая бросает ему вызов. Лёгкие задачи для него скучны и неинтересны. Успешный человек не нуждается во внешнем контроле. Он умеет самостоятельно контролировать себя. Он имеет высокий уровень притязаний, основанных не на одобрении большинства, а на внутренней потребности достичь того, к чему настойчиво стремится. Такой человек становится лидером по жизни, то есть человеком, который самостоятельно вырабатывает стратегию своей жизни.

Когда школа и родители контролируют ребёнка, то мешают ему развить в себе качества лидера, потому что постоянное подавление свободы в принятии решений мешает ему двигаться в сторону собственных горизонтов. Кроме того, ребёнок, воспитанный в ограничении свободы, стремится не к цели, а к удовольствиям. Так, дети, находящиеся под неусыпным наблюдением, при первой же возможности стараются себя развлечь. Как только контроль ослабевает, они тут же начинают бездельничать. Они ищут лёгких путей и стремятся паразитировать на возможности получить ресурсы за счет других, так как самостоятельно и без понукания не приучены их добывать.

Родители, стремящиеся к стопроцентному контролю, говорят: «Как мне сделать так, чтобы ребёнок подчинился и стал самостоятельным?». Но самостоятельным он не может стать, так как родители на сто процентов лишили его свободы. Такие дети вырастают и превращаются в иждивенцев: они ждут от общества и от семьи тех ресурсов, которые обеспечат ему комфорт.

Мне очень часто говорят, что заниматься образованием детей вне школы могут позволить себе только очень богатые родители, что это потребует определенных финансовых ресурсов, потребует от родителей самоотречения во имя детей. Возможно... Но они правы только в одном: это действительно потребует отречения. Но отречения не от своей жизни как таковой, а отречения от стереотипов, которые делают человека заложником системы, воспитавшей их самих.

Когда родители вкладывают в образование своих детей огромные денежные средства, порой, превышающие реальные возможности семьи, то в большинстве случаев ими движет родительское тщеславие, а не соображение того, что образование открывает двери жизненного успеха. Как правило, образование действительно позволяет сделать это, но вовсе не то, которое даёт классическое школьное образование. В современном обществе уже не достаточно быть просто информированным. Обществу требуются люди, владеющие умениями устанавливать коммуникации, работать с большими массивами информации, быстро и эффективно извлекая из этого потока именно то, что позволяет решить конкретную жизненную задачу. А главное, имеющим огромный запас уверенности в себе.

С самого раннего возраста родители начинают водить своих детей на различного рода развивающие занятия. Это требует финансовых вложений и немаленьких. Но давайте посмотрим, насколько оправданны такие траты. Ребёнку до того времени, когда он вполне осознанно начнёт тянуться к целенаправленному поиску решений, требуется только одно: родительская любовь и полное приятие со стороны тех людей, которые для него наиболее значимы. Его развивает не какая-то продвинутая методика воспитания, не профессиональный подход к его развитию, а атмосфера, способствующая раскрытию его природного любопытства в атмосфере, привычной и комфортной. Вот такому мудрому подходу стоит учиться прежде всего самим родителям.

Ребёнок, слишком рано вырванный из-под опеки семьи, вынужден выполнять не свойственные ему задачи: противостоять тем оценкам, которые легко ломают его хрупкий росток жизнестойкости. Я с удивлением слушаю речи тех, кто ратует за то, чтобы дети как можно раньше постигали науку выживания. Они говорят, что, мол, чтобы выжить в этом мире, детям надобно иметь силы и умения для того, чтобы противостоять неблагоприятным условиям жизни. Да, эти силы и умения ему несомненно понадобятся, но во взрослой жизни. В детстве же ребёнку требуется напитаться этой силой, вырастить в себе тот волевой стержень, который трудно будет сломить. И стержень этот зиждется на чувстве собственного достоинства, на уверенности, что он безусловно достоин всех благ мира.

Если с двух-трёх лет ребёнка помещают в условия выживания в коллективе под руководством чужих ему людей, которые в любом случае воспринимаются им как враждебные, не родные, чуждые ему, то жизненные силы ребёнка оказываются очень быстро исчерпаны. Он адаптируется к неблагоприятным условиям ценой подавления своих познавательных инстинктов, только чтобы избежать травмирующих ситуаций, одёргиваний и окриков, когда он слишком, с точки зрения наставников, любопытен. Он учится быть послушным чужой воле. Он теряет свою непосредственность и способность к самоорганизации в условиях отсутствия безусловного приятия. На чужой территории, где нет близких ему людей, он переживает стресс от подчинения порядку, который не соответствует его внутренним потребностям. А его потребности просты и понятны: быть возле мамы, даже если мама занимается своими делами, но находится в поле его зрения. Его это успокаивает, и любопытство к миру никакими страхами не сковано. Мама должна уметь не только развлекать ребёнка, но развивать его в игре. И как стать такой мамой, надо учиться, возможно, восполняя пробелы собственного детства, преодолевая свои комплексы.

Ребёнок, выросший в любви и безусловном принятии со стороны родителей, не стремящихся во что бы то ни стало воплотить в нем свои собственные нереализованные мечты, получит от них гораздо больше для своего развития, чем от сотни воспитателей, имеющих ворох престижных дипломов. Какое-то время потребуется вложить в ребёнка два очень мощных ресурса: время и энергию. Но именно они потом окупятся при условии того, что вы преследуете единственную цель: раскрыть природный потенциал ребёнка.

Любовь не измеряется деньгами. Деньги вам понадобится позже, когда ребёнок будет готов к целенаправленной деятельности для достижения своей мечты. Не надо их тратить до поры до времени на обучающие центры безоглядно. Многое вы сами можете ему дать. До восьми-девяти лет родители являются именно теми наставниками, которые могут заложить прочный фундамент будущего своего ребёнка. Если не знаете, как это делать, учитесь. Информации море. Берите, сколько хотите. Время сейчас таково, что дефицит знаний легко восполним. Но дефицит любви, мы, люди, порой,

Одёргивания детей относятся к особо изощрённой форме родительского наказания. 

Каждый раз, оказываясь среди детей, их родителей или воспитателей, я вижу одну и ту же картину. Детей постоянно одёргивают, то есть мешают проявляться их внутреннему импульсу. «Не прыгай! Не бегай! Что ты кричишь, как полоумная! Ну-ка отойди! Кому говорят! Я тебе...». Идет бесконечный перечень того, что взрослые, якобы, готовы совершить по отношению к ребёнку, думая, что устрашения наверняка на него подействуют. Но прислушаемся, что при этом говорят детям взрослые...

«Я тебе голову оторву!», «Если не прекратишь, я отдам тебя в полицию... убью... брошу тебя, и оставайся здесь один!». Дети по большей части даже не реагируют на подобные одергивания, так как кому из них всерьёз придёт в голову, что дело дойдёт до расчлененки или до смертоубийства. Это совсем маленькие ещё испытывают страх, но потом они учатся его подавлять, видя раз от раза, что угрозы эти пустые, и за ними ничего серьёзного не стоит. Могут побить, в угол поставить, наказать отсутствием удовольствий... И как только ребёнок постигает суть пустопорожних угроз, он перестаёт реагировать на замечания раздражённых взрослых.

А ещё есть сладкая разновидность одёргиваний. «Милая, не дружи с этой девочкой. Она тебе не ровня», «Осторожно, дорогая, ты упадёшь», «Нет, дорогой, ты не будешь заниматься футболом. Я с детства его ненавижу», «Нет, ты будешь ходить в школу! Так устроен мир. Все ходят, и ты будешь ходить. Мне тоже было плохо в школе, но трудности сделали меня сильным человеком». Да, ребёнку плевать на кичливость взрослого, уверяющего его в своей абстрактной силе, которую этот взрослый не может применить на деле, чтобы защитить его от реальных, а не надуманных страхов. 

Постоянные придирки ограничивают свободу детей, вселяя в них неуверенность в своих силах. Слушая такие речи, я не вижу за ними любви к ребёнку, а чувствую родительский страх потерять ребёнка или власть над ним. Я слышу страх ответственности перед обществом, которое может повесить на родителя ярлык «ПЛОХОЙ, НЕДОСТОЙНЫЙ». Либо за одергиванием скрывается ненависть к той свободе, которая плещется в ребёнке, ища выхода. Эта свобода ненавистна многим, ее боятся, а потому жестко или мягко пресекают. Но какую бы форму такое пресечение не имело, оно неизменно по своей сути: направлено на подавление воли ребёнка. И оно имеет явное или скрытое желание подчинить ребёнка и сделать его удобным. А сделав его удобным, можно затем начать им гордиться, находясь в зоне комфорта.

Если разговор вести о подростках, то по отношению к ним угрозы становятся уже не столь безобидными пророчествами их беспросветного будущего: «Если будешь плохо учиться, то станешь дворником!». Это не только уничижение чужого труда, но намёк на никчемность ребёнка. И с этой никчемностью ему приходится либо мириться, либо идти на открытый бунт против всего свода морали, который витает в семье. И тогда он в порыве отвержения выбрасывает на помойку и то, что могло бы ему принести пользу. Этот антагонизм, как и конформизм, наносят ущерб его счастливой будущности.

Сколько раз в детстве, наревевшись до устали, я мстительно думала, забившись в угол: «Вот умру и посмотрю, как вы будете страдать без меня». Мне так хотелось увидеть родительские страдания, которые залечили бы мои раны отверженности. Мне казалось, что они будут сатисфакцией за мои страдания и восполнят ту пустоту в моем сердце, что жаждет их любви. А сколькие дети на моём долгом веку, пугая родителей своей смертью, действительно погибали. Они бросали вызов их ограничениям, но не успевали вовремя остановиться, чтобы узнать хотя бы у смертной черты, как их в действительности любят.

Если мы сами находимся под влиянием страхов, берущих своё начало в нашем детстве, то нам сложно вырваться из их пут и предоставить детям ту степень свободы, которой сами были лишены в детстве. Мы боимся, что свобода приведёт к вседозволенности, так как ещё в родительском доме часто слышали о том, что свобода ведёт к безнравственности и распущенности.

Я каждый раз, предоставляя детям свободу, убеждалась в том, что можно обойтись без наказания, регулируя взаимоотношения с ребёнком на основе прав и свобод каждого участника диалога. Я устанавливала вместе с ребёнком свод правил и распорядка дня, где находилось место и совместным делам, и делам, которые мы исполняли автономно друг от друга. Дети любят порядок. Они готовы ему следовать, если он учитывает их интересы и не нарушает их свобод. 

Когда ребёнка не наказывают и считаются с его интересами, то у него даже не появляется соблазна вести себя скверно. Только тот ребёнок ведёт себя вызывающе, который пытается выйти из-под контроля. Контроль для него является ограничением. И протестуя против границ, установленных без обсуждения с ним, он сопротивляется. И это сопротивление выглядит как агрессия, капризы, лень. Всё зависит от природного темперамента ребёнка и уровня его внутренней подавленности. 

Когда я говорю об этом, то часто слышу: «Меня в детстве отец порол ремнём. И благодаря этому я стал человеком». Мне так и хочется спросить: «Ну, кем же вы стали? Оправдание насилия по отношению к вам разве не говорит за то, что вы так же можете легко его совершать? Для этого требуется только одно: найти причину, оправдывающую насилие. А она всегда находится не зависимо от того, существует ли она объективно». 

Если родители радуются тому, что ребёнок сломлен настолько, что становится беспрекословно послушен любому требованию, нарушающему его интересы, то в их глазах такое поведение ребёнка выглядит так, словно они и правда успешны как воспитатели. Они даже не учитывают того, что лишили ребёнка его личного жизненного успеха. Страх, поселившийся в душе ребёнка, не позволит ему испытывать состояние радости от бытия, даже если он значительно продвинется по социальной лестнице. Такой ребёнок будет затрачивать огромные усилия, преодолевая страх, только во чтобы то ни стало достичь власти или славы. То и другое ему будет необходимо, чтобы компенсировать тот урон, который ему нанесли наказаниями. Власть дает такому человеку механизмы подавления других. Он знает, что теперь может отыграться на других, зависимых от него. А слава ему нужна, чтобы восполнить ту радость, которой он был лишён, когда стремился быть понятым, принятым и обласканным.

Хоть кто-нибудь может мне сказать: «Я побил своего ребёнка, и теперь он стал послушным и ласковым». Чаще я слышу то, что после наказания ребёнок ходит подавленным, и тогда его требуется чем-то взбодрить. Еще больший вред совершают родители, когда после наказания, испытывая чувство вины, пытаются загладить её, и задабривают своих детей. «Я бью своего ребёнка, разговариваю с ним по душам, а он становится всё упрямее и упрямее и, словно, мне назло всё делает. Ну, разве можно его не наказывать?! Если его не наказывать, то он совсем выйдет из-под контроля», - вот, что я слышу чаще всего. Когда я говорю об общественном договоре, то слышу: «Если ребёнок нарушит договор, то как долго я должен не выполнять свою часть договора, чтобы ребёнок понял, что не прав?». И опять всё упирается в наказание.

Ребёнок, которого часто наказывают, теряет доверие к этому миру, и потому естественным образом на подавление реагирует своей агрессией и упрямством. До каких-то пор он находит силы к сопротивлению, но затем его Дух бывает сломлен. И тогда , вырастая, он начинает оправдывать насилие над детьми, чтобы защититься от той правды, которую познал в начале своего пути: мир жесток. Он применяет к своим детям наказания. Время от времени он испытывает чувство вины, и оно оправдывает его родителей, так как приходит понимание, что те тоже испытывали это тягостное чувство. Он даже может простить своих родителей, но разорвать этот порочный круг он не в силах.

Когда я вижу, что ребёнка наказывают за неуспехи в школе, то у меня возникает подозрение, что родители престиж и образование ставят выше интересов самого ребёнка. Но я так же точно знаю, что добиться высоких показателей в учёбе наказанием невозможно: можно добиться высоких оценок, но не знаний. Высокая оценка в этом случае будет отражать страх ребёнка перед наказанием, но не само

(на суд здравомыслия)

Как часто пытаются люди воспитывать детей наказанием... Но ведь наказанное дитя — это страдающее дитя. И мимо этого наказания нельзя проходить равнодушно. Надо помочь ребенку, ведь неопытность и беспомощность являются составляющей его сущности. И если не помочь маленькому, неопытному, беспомощно страждущему Божиему созданию, то правомочно задаться вопросом: осталось ли в нас еще хоть что-нибудь человеческое? Особенно это касается жестоких наказаний, об ущербности которых родители даже не задумываются и от которых ребенок страдает особенно сильно. К жестокости «наказаний», которые действительно заслуживают этого строгого термина, следует присмотреться поближе.

Ребенку надо помочь намного раньше, то есть до наказания, чтобы он мог избежать его. Но этого, как правило, не делают. Почему же этим пренебрегают? Родители ссылаются на дефицит времени, на собственное «незнание» и «непонимание» и в результате «преуспевают» в недостатке любви. Конечно, куда легче произвести на свет ребенка, нежели его воспитать, но большинство начинает это понимать слишком поздно. Однако эти соображения не снимают ответственности с дурно воспитывающих родителей.

Мы сделали ряд важных наблюдений, связанных с сущностью наказания. Они являются явным доказательством того, что родители по-прежнему с безразличием и непониманием относятся к душевным переживаниям ребенка, многое упускают, многое истолковывают в ложном свете. Вот почему наказание является как бы сигналом тревоги для самих родителей о том, что есть такие промахи и ошибки, которые не должны иметь места. Потому что наказание — это репрессия; оно означает, что детская душа бунтует и что подавление этого бунта происходит из покоев родителей. Воспитание наказанием — это несчастное воспитание, это постоянно тлеющая борьба, это тайная гражданская война в семье. Остается только один вопрос: кто несчастнее — наказующий или наказуемый? Конечно же, несчастнее наказуемый, так как он неопытен и беспомощен.

Однако наказание свидетельствует и о беспомощности родителей, только их беспомощность не так извинительна, как беспомощность детей. Там, где налицо правильная воспитательная связь между старым и малым, до наказаний дело доходит крайне редко или вообще никогда. Отец или мать прислушиваются к жизни ребенка, вчувствуются в его внутренние побуждения, прозревают трудности его развития — инстинкты, желания, сдержанность и безудержность, ревность и капризность. Материнское вчувствование необычайно тонко и просто призвано по-настоящему чуять рост травы и цветенье цветов в детской душе, тщательно оберегая все доброе и осторожно выпалывая все дурное. Если она этого не делает, если понимает только тогда, когда ребенок начинает спотыкаться и протестовать, тогда наступает беспомощность вдвойне и неизбежное несчастье репрессий. Каждой неудаче тогда соответствует порция наказаний.

К тому же наложенное взыскание рассматривается как запоздалая помощь, а потому имеет свое оправдание.

Холодно и бесстрастно предстают тогда перед страдающим ребенком, чтобы осуществить сухую и формальную идею влияния. Эта идея «расплаты», «компенсации за недовольство» имеет своим происхождением совсем иные сферы, в которых практикуются проблемы динамики, равновесия и хозяйственного расчета; это «библейская» (из Ветхого Завета) идея, но она не христианская; это древнеримская идея, но она лишена любви. Когда детский проступок наталкивается на строгое наказание, душа ребенка еще больше ожесточается и изо всех сил старается себя защитить. Тогда задача родителей становится неразрешимой. Потому что в сущности своей задача воспитателя в том, чтобы открыть двери детскому инстинкту, осторожно, но действенно проникнуть в его внутренний мир и пробудить в нем самые благородные силы глубинных пластов к непроизвольному движению и к новому самосознанию.

Еще печальнее результаты наказания, если воспитатель ставит перед собой задачу застращать или запугать ребенка. Это особенно касается порки.

Но сути, существуют два различных, если не сказать противоположных, способа воспитания: союз с добрыми задатками ребенка и война с дурными наклонностями. 

Если воспитатель настроен на союз, он как бы говорит ребенку: «Ты ведь славный, хотя, как я вижу, у тебя бывает и дурное на уме. Я верю в твою доброту и в твои силы; я буду помогать и защищать тебя, и вот увидишь — ты скоро победишь». Если же воспитатель замышляет войну, он так подходит к ребенку: «Ты дрянной мальчонка, и твой поступок является зеркалом твоей души; я не верю в тебя, и от меня ты пощады не жди; ты заслуживаешь дурного обращения, потому что ни на что хорошее не способен; трусишка, из страха перед наказанием ты даешь выход вовне своим дурным инстинктам, так как нутро у

Как часто в семье ребёнка воспринимают в качестве субъекта, у которого даже права голаса нет? Нет, конечно же, ребёнок может выразить своё согласие. Но вот есть ли у него право сказать «нет» вашим требованиям и не нарваться на ваше раздражение? «Какое он имеет право говорить мне «нет», если он зависит от меня: я его кормлю, пою, одеваю, всё, что ему хочется, даю, и если я что-то прошу сделать для меня, а он мне отказывает, то, конечно же, меня это злит! А кому это понравится?!».

Итак, ПРОСЬБА и ТРЕБОВАНИЕ. Равнозначны ли они? И готовы ли мы услышать от своих детей отказ в их исполнении?

Время принадлежит тому, кто в нем проживает. Ваше время принадлежит вам. Время ребёнка принадлежит ему. Вы оба как-то его ощущаете и планируете. Нарушая планы родителей, ребёнок часто вызывает в них раздражение. А вот когда родители нарушают планы детей, то они отказываются понять, что ребёнок тоже имеет право сопротивляться грубому вмешательству в его жизнь. Вы - не господин своему ребёнку, а он - не ваш раб.

Если просьба очевидно важная и безотлагательная, которая отражает возникшую внезапно ситуацию, то при наличии доброжелательной атмосферы в семье она ни у кого не вызовет протеста. Протест вызывают просьбы, которые как из рога изобилия сыплются на голову ребёнка или взрослого без учёта свободного времени у того, к кому вопрошаешь. Тогда просьба, в какую бы мягкую форму не была упакована, превращается в требование. Родитель или ребёнок может при этом говорить нежным, ласковым тоном, скрывая жесткую и не терпящую отказа подоплёку. Просящий при этом чувствует себя таким милым и заботливым, но при этом остаётся эгоистичным и категоричным. В случае отказа он наказывает другого обидой, манипулируя на чувстве вины.

Неуважение к чужому времени - самая распространённая проблема в семьях. Среда воспитывает детей. И рыба гниёт с головы. Поэтому если ребёнок не считается с вашим временем, требователен и настойчив в своих бесконечных «безотлагательных» просьбах, то пора честно и пристально взглянуть на себя самого. И ответить на вопрос: «Как часто я сам без спроса и согласования нарушаю планы ребёнка? Как часто я нарушаю свои с ним договорённости? Как часто я нарушаю его пространство и уединение? Настаиваю ли я на том, чтобы у ребёнка не было от меня никаких тайн?». Кстати, последний вопрос чаще всего ставит родителей в тупик, когда я его им задаю. Иногда слышу: «Я обязан знать о ребёнке всё! Иначе он может попасть в дурную компанию. И как я вовремя среагирую на появление у него вредных привычек?!». Я понимаю родительскую озабоченность. Но я так же знаю, что нарушение личных границ ребёнка приводит к ещё большей дистанции между вами и не способствует установлению доверительных отношений.

Подрастая, ребёнок учится планировать свою жизнь. Он выстраивает приоритеты, с которыми вы можете соглашаться или не соглашаться. Но если у ребёнка появляется цель, которая выработана не вами, а им самим, то как бы вы к ней не относились, это личное дело именно ребёнка. Иначе, если вы отнимите у ребёнка мечту, навязав ему своё видение его будущности, то даже если ребёнок безропотно, как вам показалось, согласится на это, он потеряет внутреннюю мотивацию к действию. У него не будет воли, из него уйдёт Дух стремления, он станет обесточенным и безвольным. Ему потребуется руководство и вечное понукание, как ослу, перед которым держат морковку. И тогда родители уже не замечают, что купили эксклюзивное право постоянно и безапелляционно вмешиваться в жизнь ребёнка. И цена такого послушания - его счастливая жизнь.

Такие родители словно проживают параллельно со своей жизнью ещё и жизнь ребёнка. И у них возникает чувство усталости от возложенной на себя добровольной ноши. Они ругаются, негодуют на это, называют ребёнка иждивенцем, которому только «дай», а самому ему ничего не нужно. Но они не видят очевидной причины, приведшей к его этому. Но даже если причина найдена и названа, они не соглашаются с тем, что свобода сделала бы их ребёнка и самостоятельным, и ответственным. Они возмущенно восклицают: «Если бы я ему предоставил свободу, то он вообще бы ничего не делал, а так хоть из-под пинка, но делает же!!!».

Если у вас уже заготовлены четкие ответы на все случаи жизни, и остался только один, последний, нерешенный вопрос: «Как надежно внедрить свои убеждения в голову своему ребенку, да так, чтобы он при этом стал эдаким биороботом, с энтузиазмом и радостью выполняющий безропотно, но воодушевлённо, ваши команды, приказы и установки?» -, то в моем лице вы не найдете того, кто расскажет вам, как этого достичь. Я не смогу дать вам удовлетворительного ответа на этот вопрос ни на семинаре, ни на личной консультации.

Все изменения вашего семейного уклада, ваших с ребенком взаимоотношений начинаются с пересмотра тех жизненных установок, которые привели вас в ситуацию,