«Ни для кого не секрет, что многие руководители детских домов не заинтересованы отдавать детей в семьи. Потому что чем больше человек в учреждении, тем больше подушевое финансирование» - цитата из фильма «Блеф, или с Новым годом», рассказывающем о детях из сиротских домов.
Но задумайтесь: система точно так же относится и к детям, живущим в семье. Директора школ и учителя борются с родителями, желающими учить детей в семье. Они пугают их надуманными проблемами, которые, якобы, их ожидают при обучении детей в семье. Они говорят, что обучать детей могут только профессиональные педагоги, забывая простую истину, что детям больше всего требуется не образование, лишающее их того главного, что им по-настоящему необходимо. Детям нужна любовь.
Логика чиновников от образования такая же, как и логика чиновников от попечительства. Она поражает своей простотой: система не заинтересована лишиться тех денег, которые выделяются на каждого учащегося. Родители часто говорят мне: «Если система изменится, то наши дети получат достойное образование. А если не изменится, то деградация общества продолжится». Я не готова была ждать тех изменений, которые, возможно, когда-нибудь и произошли бы в системе образования. Моя дочь не могла ждать. Я самостоятельно дала ей такое образование, которое раскрыло в ней все её природные дарования. А вы по-прежнему готовы ждать?
«Детский страх не идет в сравнение ни с одним из страхов взрослого человека. Даже при потере самого важного, у взрослого остаётся всё остальное. А у ребёнка этого остального ещё нет».
Брошенные дети... Их в России самое большое количество в мире. Но могут ли называться неброшенными те дети, которые проживая в своих биологических семьях, оказываются, буквально, преданными своими родителями, оставляющими их наедине с неразрешёнными страхами быть отверженными только потому, что не соответствуют тем высоким идеалам «совершенного во всех отношениях ребёнка», которые вынашиваются родителями в момент ожидания их появления на свет?
Можете ли вы любить своих детей даже тогда, когда они поступают своенравно, нарушая ваши выстраданные в борьбе за жизнь нравственные законы? Можете ли вы любить в них те черты, которые для вас являются ненавистными, вызывающими ярость неприятия? Позволяете ли вы своим детям быть теми, кем они являются от рождения? Вызывает ли в вас агрессию ваш ребёнок, в поведении которого вы видите свои неприятные черты или свойства характера того человека, которого вы ненавидите и с кем ведёте свою извечную борьбу за власть? Позволяете ли вы своим детям осознавать своё предназначение и следовать ему, а не своим тщеславным амбициям? Помогаете ли вы своим детям реалзовать их устремления? А может быть, вы за их счет реализуете свои собственные цели, которые сами не смогли осуществить, и теперь вы чувствуете себя значительными и уважаемыми тем обществом, которому вы приносите в жертву своих детей?
«Я люблю детей, но таких любить не смогу», «Они такие хорошенькие. И у них там у многих есть родители», - эти слова из фильма будят воспоминания из собственного детства. «Если у ребёнка есть хорошее питание и есть игрушки, будет ли он счастлив?», - спрашивает корреспондент и получает убийственный ответ: «Конечно!» Я не раз слышала подобные слова от родителей, которые защищали своё замаскированное под необходимость выживания, нежелание заниматься своими детьми, что, мол, я из кожи вон лезу, чтобы прокормить детей и купить им всё необходимое. «Что им ещё надо? Он/она, просто, с жиру бесится. У меня в моём детстве всего этого не было, что он/она имеет. А он/она, неблагодарная тварь, ещё и не слушается!», - чем эти слова родителей отличаются от слов постороннего человека, говорящего о детдомовских детях? Что не так у нас с сознанием? Откуда эта черствость и непонимание того, что детям прежде всего нужна любовь и приятие?
Одиночество остро переживается в толпе людей, как отверженность - оно отражает разъединенность, которая понимается через ощущение непонятости другими людьми моих чувств и эмоций.
Встреча с самим собой в тишине собственного сердца окрашивает черно-белые тона одиночества в разноцветие: происходит знакомство с человеком, которого по привычке называла «Я», но которого не знала. Честный разговор с собой поражает меня красотой тех внутренних миров, которые с детства отвергала, как уродливые, требующие переделки и усовершенствования.
Критика, оценки со стороны взрослых приучили меня думать о себе, как о человеке, недостойном любви. А потому, признания моих достоинств и восхищение мной воспринимались, порой, как издёвка. Или возникало ощущение, что я обманула человека и что как-только он получше узнает меня, то непременно разочаруется во мне. Хотелось постоянно улучшать себя, стыдиться себя или агрессивно защищаться от тех, кто угадывал во мне те моменты, которые во мне самой вызывали отвращение. Тогда я начинала защищать то, что сама же только что отвергала, проявляясь агрессивно. Поэтому я была чрезвычайно уязвимой.
Уязвимость вынуждала выстраивать отношения таким образом, чтобы подпитываться энергией чужого ко мне приятия. Только через это я могла получать то, что не могла дать самой себе: уверенность, что я чего-то стою. Когда от привязанности я не получала этого, то меня выносило на эмоции сильнейшей обиды, словно меня предали. Я даже не замечала, что предательство вначале было совершено мною самой, когда я поверила, что не достойна любви.
Меня в детстве постоянно критиковали. Так формировалось моё недостоинство, неуверенность в себе, которые мешали мне строить отношения без болезненных привязок. Обрыв привязок вызывал сильнейшую боль отверженности. Вот что происходит, когда ребёнка постоянно оценивают, критикуют, контролируют. Он перестаёт доверять себе и начинает жить в постоянном поиске тех, кто одобряет его. Это формирует личность эгоистичную, стремящуюся восполнить ту пустоту, которая поселилась в его сердце. Он постоянно тянет одеяло на себя, а когда перетягивает его, то испытывает не удовлетворение, но стыд. Возникает раздражение на тех, у кого урвал «кусочек счастья», так как снова появляется чувство, что
Если прислушаться к тому, что говорят своим маленьким детям большинство родителей, то можно увидеть, что с первых шагов в этом мире ребёнок чаще всего получает опыт: «Я жертва этого несправедливого мира».
Ребёнок упал, мама тут же, подхватывая малыша и утешая его, говорит: «Не плачь. Мы сейчас накажем этот камень, о который ты споткнулся». Она стучит по камню и добавляет: «Вот тебе, вот тебе. Плохой камень. Обидел...». Ребёнок на бессознательном уровне получает урок того, что за его боль ответственно нечто внешнее, а не он сам. Он упал, потому что «плохой» камень виноват, а не то, что он сам был невнимателен и не заметил на своём пути препятствие.
Ребёнок ревёт от того, что его кто-то «обидел» или не захотел с ним играть. Мама: «Не плачь. Это плохие дети. Они жадные. Они....». Она говорит это, даже не пытаясь помочь ребёнку разобраться в причинах происходящего, так как считает его слишком маленьким для этого. С ребёнка снята ответственность за его поступки и переложена на тех, кто находится во внешнем мире.
В семье несколько детей. Младший бежит к маме и жалуется на старшего. Мама тут же становится на сторону младшего, считая, что старший должен быть более «мудрым», чтобы понять, что младшему надо во всём уступать: он же маленький, он ещё ничего не понимает. Так у младшего возникает иллюзия, что он всегда прав. Но старший вырос с такой же иллюзией: к нему в более раннем возрасте так же относились. И у него возникает обида на столь явную несправедливость. Он чувствует себя преданным, так как привык не нести ответственность за свои поступки. В нем вырастает чувство ненависти. В его глазах мир ещё более опасен, чем ему казалось: он полон предателей.
Наступает момент, и ребёнок говорит примерно следующее: «Карандаши рассыпались» - вместо: «Я рассыпал карандаши»; «Он сам упал» - вместо: «Я его уронил»; «В моей комнате не прибрано» - вместо: «Я не прибрал в своей комнате»; «Мне поставили двойку» - вместо: «Я не выучил урок»; «Он мне мешал» - вместо: «Я не смог с ним договориться»; «Какая-то задача дурная» - вместо: «Я
Теория когнитивного баланса (Heider, 1946) говорит о том, что система, построенная на лжи, неустойчива и недолговечна. Согласно этой мотивационной теории, любой человек меняет своё отношение к объекту или явлению для того, чтобы устранить психологический дисбаланс. Социальная адаптация приводит личное отношение в соответствие с мнением большинства. Поэтому, если ваш ребёнок учится в школе, то, какое бы влияние вы ни оказывали на своего ребёнка, он рано или поздно предпочтёт примкнуть к мнению большинства. И этим большинством является вовсе не семья.
Эта теория подтверждается экспериментом, который провел Соломон Аш (Asch, 1956). Он собрал студентов и договорился со всеми, кроме одного, что они будут давать заведомо неправильные ответы о том, какая полоска длиннее, а какая короче. В ходе эксперимента все испытуемые рано или поздно стали отвечать в соответствии с тем, какие ответы давало большинство группы. Индивид в группе несознательно действует согласованно со всей группой в целях достижения психологического баланса. Когда ребёнок попадает в ситуацию психологического дисбаланса, то пытается так или иначе ее урегулировать. Он готов подчиниться мнению окружающих для того, чтобы не испытывать психологического давления со стороны школьного сообщества.
Такое урегулирование недолговечно. И действует до тех пор, пока человек не попадает под влияние мнения другого большинства. Этим объясняется то, что наибольшее воздействие на наше мнение оказывают СМИ и книги. Тот факт, что мы держим в руках авторитетный источник или слушаем передачу, которую смотрит большинство, обеспечивает попадание под влияние иллюзии того, что мнение, которое нам озвучивают, разделяет огромное количество людей. Если долго находиться под влиянием какой-то идеи, которая вначале показалась человеку абсурдной, то постепенно его гнев сменяется на милость, если он видит, что большинство эту идею поддерживают.
Почему так происходит? На этот вопрос отвечает уже теория когнитивного диссонанса. Очень наглядный эксперимент был проведен Фистингером (Festinger & Carlsmith, 1959). Он предлагал испытуемым делать абсолютно тупую и монотонную работу. Но одним предлагал за это вознаграждение в размере 20 долларов (по тем временам это была нормальная сумма), а другим — один доллар. Те испытуемые, которые делали работу за символическое вознаграждение, убедили себя в том, что эта работа была интересная. А те, кто работал за нормальное вознаграждение, так и остались при мнении, что они делали тупую и монотонную работу, но за деньги.
Если ребёнок растёт в среде, где идея школы имеет ореол романтический, то он ждёт не дождётся срока поступления в школу. Выглядит это так, что «ребёнок хочет в школу». На самом деле, он стремится приобщиться к большинству. Как только ребёнок встречается с реальностью школьных будней, ограничивающих его природную тягу к свободе познания, у него возникает когнитивный диссонанс. Его система восприятия утрачивает устойчивость: его ожидания не оправдываются. Но психика долго в таком состоянии существовать не может, поэтому ребёнок неосознанно стремится обрести опору. У него два выхода: либо убедить себя в том, что учёба - дело интересное, либо смириться с подавлением, признав, что ценностью являются оценки. Оценка - это своеобразная оплата неинтересного труда. Тогда его выживание приобретает смысл, и, на первый взгляд, ребёнок адаптируется к выживанию в противоестественных условиях без эмоциональных потерь. Детей, чьи ожидания от встречи со школой не привели к разочарованию, очень мало. И, как правило, это заслуга высокой природной адаптивности конкретного ребёнка.
Для большинства же детей дисбаланс так и остаётся. Однажды наступает момент, когда адаптивная конструкция начинает рушиться даже при незначительном потрясении. Это совпадает чаще всего с подростковым возрастом, когда ребёнок осознаёт единство с противоборцами - сверстниками. Родители сталкиваются с сопротивлением со стороны детей. А школа начинает «закручивать гайки». Долго это тоже не может продолжаться. И, в конце концов, ребёнок снова начинает вырабатывать новые адаптивные механизмы. Это противостояние часто заканчивается полным сокрушением воли и приводит к победе системы над индивидуумом. Происходит адаптация личности под нужды общества. Это и есть суть социализации.
Она разглядывала свою постаревшую ладонь; скольких же та удерживала в своих объятиях?!! Она касалась ею любимых тел, передавая им тепло своего сердца… Воспоминания запечатлелись в морщинках увядшей кожи…
Её ладонь ещё помнит прикосновения всех тех, кто задерживал свой бег, касаясь её руки. Ладошка любимого, бережно обхватившая её ладонь... Он обещал провести её по жизни, защитив от всяческих бед, но, сам того не ведая, оставил в её сердце неизгладимый шрам… Его облик рассеился. Пелена печали ослепила её… Пальцы помнят ощущение холода мёртвого тела, над которым её согнула тяжесть непоправимой утраты…
Пухлые ладошки детей… Нежность, оживающая в каждой клеточке, хранящей аромат младенческих волос, к которым прикасались её чуткие губы… Однажды и их ладони она выпустила из рук, благословляя свободное плавание… Их паруса уже почти скрылись за горизонтом морей. Она сидит на берегу своих воспоминаний и перебирает черно-белые камушки своих радостей-печалей… Её песочные замки потеряли четкость своих очертаний. В них потухли огни её призрачных надежд...
Но лик её светел… Её ладоням больше нечего удерживать… Она пригоршнями просеивает песок своей жизни и улыбается закатному солнцу. В её глазах светятся слёзы, но то не слёзы отчаяния или сожаления. Это - слёзы благодарности за свершившуюся причастность судьбам тех, кто отважился хоть однажды вложить в её ладонь свою руку…
Её путь подходит к концу… Она сама скоро превратиться в пыль, которую развеет ветер забвения… «Вечность, повремени! Не торопи мгновение прощания и прощения», - шепчет сердце под музыку тихих волн, целующих её тонкие запястья…
Жизнь скоротечна… И самое большое чудо, заключённое в ней, - это способность удерживать в своих смертных границах безмерность вселенской Любви...
«Давно пора избавиться от лишних вещей», - с утра подумала я, вспомнив, что в шкафу давно уже пылиться старая-престарая коробка. Я уже не помнила, что в ней. Она пережила множество поспешных переездов, и всякий раз, как только я подумывала её разобрать, меня снова срывало с места…
Во мне опять зарождался уже знакомый внутренний зуд, неизменно предшествовавший желанию перемен. Поэтому, чтобы вновь не тащить никчёмный груз за тридевять земель, я наконец-то решилась вскрыть её нутро...
Как и предполагала, в ней был всякий хлам, который когда-то казался значительным... В очередной раз, обругав себя Плюшкиным, я уже собралась было нести эти «сокровища» в топку, как вдруг к моим ногам упал увесистый пакет…
Вот так тривиально просто передо мной открылся портал в то далёкое прошлое, о котором я, спасая свою психику, силилась забыть…
Письма в потёртых конвертах один за другим обнажали пожелтевшие листы, испещрённые буковками, похожими на россыпь бисера… У той, что нанизывала слова на нить своих посланий ко мне, были такие же мелкие черты лица. Да и вся она была миниатюрной, словно Дюймовочка, потому до старости казалась девочкой…
В моём сознании проступил её исчезнувший облик. Я стояла с закрытыми глазами и явственно различала каждую морщинку на её всегда грустном лице… От неё пахло модными тогда духами «Ландыш полевой», и к нему примешивался еле уловимый запах солнечной пыли и молока…
Она смотрела на меня, высасывая душу. Дыхание перехватило, и я почувствовала себя ребёнком, беззащитным и слабым, крепко льнущим к её тёплым бокам… И с моих уст слетело забытое, медовое на вкус слово «мама»…
Слёзы капали на ветхие странички с её незатейливым рассказом о их с отцом житье-бытье. Наивные, неловкие фразы… И всегда одно и то же приветствие, и одно и то же прощание… Они закольцовывали правду о ней… Подробности быта были выписаны филигранно: словно не было ничего важнее той суеты, от которой я так поспешно бежала.
Когда-то я небрежно пробегала эти строчки, не замечая чувств, сочащихся болью этой, никем непонятой и всеми забытой, женщины… Теперь же я пила их полными глотками и не могла напиться. Я опустилась на колени перед этой потерей и онемела от запоздалого прозрения. Как!!! Скажите, как я могла не почувствовать её тоски, её страхов, её одиночества и пронзительной жажды любви! А я-то всегда считала её надменной и властной тиранкой…
Так и сидела я, оцепенев от навалившегося безмолвия. Меня поглотила тишина, до отказа набитая одной только фразой «Мама, прости меня» …
Его спокойствие вымораживало её вскипающую кровь… Он клокотал ненавистью к ней за то, что отвергала его главенство… «Неужели она не понимает, что унижает мужское достоинство!!!» Он усилиями воли подавлял рвущиеся наружу эмоции, считая невозмутимость признаком мужественности...
Она знала, что встанет, пройдёт к двери и, распахнув её настежь, уйдёт из его жизни… «А он её даже не остановит!!! А надо, чтобы остановил! И сделал всё так, как она считает правильным для того, чтобы остаться. Потому-то, если он сделает что-то неправильно, то она не сможет остаться, так как это будет компромисс, предательство себя!!! А предавать себя нельзя! Это больно!» Так она защищала свою ранимость, которую считала признаком истинной женственности...
Звук её шагов перекатывался, дробясь вдоль ступеней… Наконец он затих… Не затихала злость, слоняющаяся по углам… Её спина приросла к стене, затаившись на повороте лестниц.
Она злится: «Как легко он меня отпустил!»…
Он недоумевает: «Как легко она меня покинула!»…
Она ждёт, чтобы её окликнули. Он ждёт сочувствия и понимания. Она их тоже ждёт… Они оба ждут, в напряжении превратившись в слух. Непримиримость острыми клыками вонзается в их сердца, утоляя свой голод…
«Я не тот, кто ей нужен, а она не из тех, кто смиряется» - это разочарование усиливает жажду быть вместе, чтобы заново начать поединок амбиций, замешанный на страсти быть правыми… Поединок, длящийся вечность… Они оба жаждут победы, не понимая, что кому-то прийдется проиграть.
Постепенно они научатся проигрывать поочерёдно, называя эту своеобразную игру уловок бескомпромиссным способом «выиграть-выиграть»… А может быть, кто-то из них возведёт себя на пьедестал смирения, восхитившись своей внутренней силой и ослепнув от гордыни, мешающей заметить, что на самом деле стал питательной средой победившего тирана…
Так они проживут много-много лет и будут гордиться своей мудростью, удерживающей их союз от разрушения… Они начнут ценить свои динамически развивающиеся отношения, делающие их живыми, настоящими… Раз боль возникает каждый раз, как только они пытаются разорвать отношения, значит они единое целое - они половинки друг друга…
Неужели эту войну люди называют любовью?
Печаль лёгкой патиной обволакивала её желание радости, которую она не позволяла себе прожить, считая себя недостойной её… Это недостоинство было столь глубоко въевшимся в её суть, и его охранял страх честно взглянуть на истоки его возникновения, что она вряд ли осознавала его наличие…
Её грустная улыбка многозначительно намекала на то, что за печалью скрывается глубина её многострадального разочарования в людях, не оценивших её по праву… Это разочарование она озвучивала, разрушая ещё больше свою самооценку…
Видеть очевидность своего разочарования, рождающего состояние безнадёги, было больно, поэтому она любыми способами оберегала свою ранимость от знания, «как есть на самом деле». Куда как проще было спрятаться за ширму самообманов, целительных и убаюкивающих…
Образ романтичной и тонкой натуры, плачущей над несоответствием желаемого и действительного, утешал её, поэтому все её силы шли на поддержание этого образа… Реальность представлялась грубой, ранящей и не осознавалась точным слепком её внутреннего хаоса.
Красивые слова, окрашенные эстетикой жертвенной, никем неоцененной любви, создавали иллюзию избранности, способной к переживанию столь идеализированных и потому почти неземных чувств, испытывать которые могут лишь немногие… Как это соображение поднимало самооценку и утешало её!
Она накидывала на себя вуаль, сотканную из вязи красивых слов, значение которых смутно осознавалось, но точно передавало звучание её печали…
Иногда она погружалась в Тишину, в которой отсутствовал поток слов, образов, спора, монологов, причитаний, оправданий… Эту тишину нарушал тихий плач девочки, зовущий её по имени и ждущей от неё ласки…
Крепко стиснув себя за предплечья так, что тонкие пальчики становились обескровленно-прозрачными, она отрешенно вглядывалась в пространство перед собой, ища опору, чтобы не упасть… Она всё ждала того, кто поможет найти разгадку тому отчаянию, которое сковывало её изнутри… Но ещё лучше, найти того, кто просто и без обиняков сделает её счастливой…
Тишина… Небытие… Это на время успокаивает… Порой согревает изнутри, но отчего-то рождает опустошение… Вакханалию мыслеобразов, ведущих хаотичную пляску, могло упорядочить знание себя, но для этого ей не хватало смелости и знания, «как это сделать»...
Смелость она хотела обрести рядом с сильным мужчиной, взявшим в свою мускулистую руку её хрупкую ладошку… От этой мысли, от этого ожидания, её женская суть начинала трепетать: она наполнялась соками веры в избавление от страданий силами преданной мужской любви…
Вот ОН ведёт её в совместное «прекрасное далёко»!!! Сердце учащало пульс… И каждого встречного она по ошибке принимала в качестве своего избавителя, вновь и вновь падая на дно бездонного отчаяния…
Её мечта не ослабевала от частоты «печального опыта»… Эта её мечта в сочетании с глубоко спрятанным ощущением собственного недостоинства создавала внутри воронку, через которую её жизненную энергию пожирала пустота, страшная своей неопределённостью… И она впадала в состояние глухой изоляции...
Жажда быть любимой… Она умирала от жажды, не желая осознавать, что погибает рядом с неисчерпаемым источником этой Любви, который клокочет в ней, ища выхода со дня сотворения, желая напоить её, исцелить её раны…и расправить её крылья за спиной…
Она ещё не знает, что умеет летать…и что её мир не ограничен… И свет, он повсюду...
Сегодня очень интересный диалог получился… Вначале он сопротивлялся тому, что услышал от меня. Он не готов был выслушать моё мнение, сразу же ощетинившись защитой...
Постепенно рассуждая на тему отвержения чужого мнения, которое запускается в нем автоматически, он обнаружил, что внутреннее отторжение возникает в нём сразу же, как только он улавливает в этом мнении наличие критики. Критика же воспринимается всегда как оценка его качеств, поступков… Оценка вызывает боль, уязвляя… От боли хочется бежать в зону комфорта…
Мнение -> Критика - > Оценка -> Побег - эту цепную реакцию он назвал «дьявольской сцепкой», очевидно, желая подчеркнуть бесполезность попыток её избежать.
Как мнение воспринять всего лишь мнением и не более того? Как услышать мнение человека, почерпнув в нём информацию? Как не принять его за оценочную критику, от которой хочется сбежать с единственной целью: чтобы не испытывать боли?
Нет готовых ответов на вопросы: «Как?…». Выявление наличия такой цепной реакции - уже огромный шаг в познании себя…
Мнение - это всего лишь рассказ человека о его личном восприятии. Это не рассказ о тебе. Это отражение мира другого человека. Возможно, в этом рассказе что-то уязвляет тебя. И именно это вызывает болезненные эмоции. Мнение лишь обнаруживает твою болевую точку. Стоит ли защищаться или бежать? Может быть, стоит остановиться и прислушаться к себе?
Мнение других не расскажет о тебе ничего нового. Твоя реакция на эти мнения - вот, что раскроет тебя самого… Так что твой побег от мнений - это, в конечном счёте, ничто иное как побег от самого себя… И как долго ты собрался бежать?
6 ноября 2014
Одиночество остро переживается в толпе людей, как отверженность - оно отражает разъединенность, которая понимается через ощущение непонятости другими людьми моих чувств и эмоций.
Встреча с самим собой в тишине собственного сердца окрашивает черно-белые тона одиночества в разноцветие: происходит знакомство с человеком, которого по привычке называла «Я», но которого не знала. Честный разговор с собой поражает меня красотой тех внутренних миров, которые с детства отвергала, как уродливые, требующие переделки и усовершенствования.
Критика, оценки со стороны взрослых приучили меня думать о себе, как о человеке, недостойном любви. А потому, признания моих достоинств и восхищение мной воспринимались, порой, как издёвка. Или возникало ощущение, что я обманула человека и что как-только он получше узнает меня, то непременно разочаруется во мне. Хотелось постоянно улучшать себя, стыдиться себя или агрессивно защищаться от тех, кто угадывал во мне те моменты, которые во мне самой вызывали отвращение. Тогда я начинала защищать то, что сама же только что отвергала, проявляясь агрессивно. Поэтому я была чрезвычайно уязвимой.
Уязвимость вынуждала выстраивать отношения таким образом, чтобы подпитываться энергией чужого ко мне приятия. Только через это я могла получать то, что не могла дать самой себе: уверенность, что я чего-то стою. Когда от привязанности я не получала этого, то меня выносило на эмоции сильнейшей обиды, словно меня предали. Я даже не замечала, что предательство вначале было совершено мною самой, когда я поверила, что не достойна любви.
Меня в детстве постоянно критиковали. Так формировалось моё недостоинство, неуверенность в себе, которые мешали мне строить отношения без болезненных привязок. Обрыв привязок вызывал сильнейшую боль отверженности. Вот что происходит, когда ребёнка постоянно оценивают, критикуют, контролируют. Он перестаёт доверять себе и начинает жить в постоянном поиске тех, кто одобряет его. Это формирует личность эгоистичную, стремящуюся восполнить ту пустоту, которая поселилась в его сердце. Он постоянно тянет одеяло на себя, а когда перетягивает его, то испытывает не удовлетворение, но стыд. Возникает раздражение на тех, у кого урвал «кусочек счастья», так как снова появляется чувство, что этого «счастья» недостоин. Начинаешь ждать, чтобы люди сами догадались о том, что от них ожидаешь. Если они этого не дают, то возникает обида на них. А если дают, то подозреваешь их в неискренности и в том, что человеку что-то от тебя нужно. Возникает страх перед манипуляциями и, как результат, хочется защищаться от таких отношений, которые воспринимаешь, как нападение с прицелом завоевать тебя.
Воспитанный в отвержении ребёнок не может выстроить искренние отношения без примеси невротических реакций. С таким человеком очень тяжело общаться без того, чтобы не быть в постоянном напряжении.
Уверенный в себе человек воспринимает мир без подвохов. Он видит людей и ситуации, которые ими создаются, такими, какими они являются - без целительных самообманов. Его не раздражают люди, не ценящие его. Его самооценку ничто не может поколебать. Ему не надо превозноситься за счет унижения других. Не надо гоняться за одобрением окружающих, а затем ненавидеть их за то, что эта оценка не соответствует ожиданиям. Он благосклонен к людям и терпелив. Он проявляет себя естественно, оберегая уязвимость тех, кто ранен в детстве отверженностью. Но он не готов выстраивать длительные отношения с теми, кто питается его энергией. Он знает, что как только перекроешь канал подпитки, те люди, которые только что пылали к нему любовью, тут же начинают его ненавидеть. Но его это не раздражает: есть понимание причин и механизмов такого поведения. Это вызывает сочувствие, которое, однако, не позволяет жертвовать себя людям, не видящим реального положения дел и не желающих работать над собой. Он готов помочь людям, желающим выйти из психологического тупика. И тогда он отдает свою энергию щедро, радуясь тем преображениям, которые делают человека счастливым.
Исцеливший себя, может исцелить и другого, стремящегося к выздоровлению. И тогда, этот другой приобретает способность не калечить нежные души детей, ждущих от нас любви и приятия.
Самая распространённая и мощная манипуляция замешана на чувстве вины. Обидеться можно на всё, что угодно, если внутри есть установка получить желаемую толику внимания известным и полюбившимся способом… Не так встал, не так сел, не то сказал и не таким тоном… Промолчал - значит равнодушен… Сказал - ах, как он жесток!!!
Стоит только попасть в паутину таких отношений, где партнёр вынуждает каждый раз напрягаться, просеивая поступки и слова через сито возможных обид, чтобы избежать столкновения, как тут же понимаешь, что теряешь свободу самовыражения… Тогда либо усугублять напряжение в отношениях, либо терять себя, постоянно отслеживая то, как поступки и слова отзовутся в том, кто тянет одеяло на себя…
Обида - это способ получать внимание, которого лишен. Поэтому обидчивый всегда стремится к отношениям. Вне отношений он обесточен. Ему не хватает энергии, чтобы жить. Одиночество его пугает…
Создаётся такое впечатление, что у обидчивых есть потребность пополнять свою энергию за счет боли. Она каким-то чудным образом украшает их унылую обыденность, лишенную эмоций… Гнев вызывает прилив сил для того, чтобы бороться за внимание к своей персоне. Нежность для них - это отдача энергии. Если энергии нет, то вначале надобно ею подкачаться через обиду, а уж потом излить её в нежности к тому, кто сдался в ответном чувстве вины…
Это заколдованный круг психотравмирующих отношений, из которого может вырваться только человек, имеющий мужество быть самодостаточным.
5 ноября 2014
…
Вот так однажды он пришел ко мне, чтобы найти своё предназначение, но нашел то, что никак не ожидал - самого себя. Он понял, что потерявший себя не может ответить на вопрос: «Зачем я живу?» Нашедший себя, постигает смысл своей жизни и вспоминает, для чего он пришел на эту планету. Вопросы находятся и открывается уровень ясности «для чего?» и «зачем?».
|
|
«Когда я живу, не осознавая, не отдаю отчёт своим действиям и мыслям, то, накапливаясь во мне, они однажды приводят к решениям, которые даже меня самого ввергают в ступор. Что уж говорить об остальных? Страх растёт изнутри от таких вот повторяющихся моментов неожиданных решений изменить привычный образ жизни. Это похоже на побег от себя. Я боюсь того, что незримо зреет в моей душе…», - он говорил и говорил, и голос его тусклым эхом отражал его внутреннюю подавленность собственными страхами.
Он не ждал от меня понимания. Он не верил, что его переживания найдут хоть в ком-то живой отклик… Каждый занят только собой и готов эмоционально прилепиться к тому, кто сулит возможность развлечь скуку, рука об руку живущую в сонном сознании большинства... Он говорил, чтобы облегчить напряжение, которое погружало его в меланхолию бессмысленности от каждодневных повторений привычного распорядка дня… Он не находил в себе силы разорвать круг своих привычек. Привычное его успокаивало, хоть и ввергало в тоску. Новизна пугала своей очевидной непредсказуемостью, увеличивая и без того сильный сосущий страх, что недавно поселился у него внутри…
Он так долго стремился к одиночеству, а сейчас осознал, что не в силах вырваться из его липких объятий… Чаще всего его мимолётные признания, вылепленные из ленивых слов, воспринимались окружающими с непринужденностью, с которой люди легко разрешают чужие проблемы. Они кажутся им чем-то нереальным, надуманным и пустым… Люди сбиваются в кучи, чтобы под прикрытием общего на всех веселья заглушить голос собственных страхов. Поэтому слышать о чужих страхах они не хотят, как не умеют смеяться и радоваться в одиночестве… Потерявшие себя любят толпу…
«А ещё я когда-то стремился во что бы то ни стало быть понятым. Мне важно было, чтобы мои мысли были с кем-то разделены… И я, порой, говорил и говорил без умолку, не замечая того, что меня не слушают, а выискивают в моём потоке слов ту щелочку, в которую могут слить своё собственное напряжение… И если мне казалось, что чужие слова отражали мой выдуманный мир, то я в буквальном смысле преисполнялся любовью к себе. Мне казалось, что такое единение подтверждает, что я чего-то стою… Я захлёбывался от восторга собственной значимости, и его хватало
Из разговора:
- Я знала, что вы меня обидите!
- Знала?.. Значит, осознанно шла на конфликт с человеком, которого заранее определила в свои обидчики?
Подпитавшись энергией обиды за счет другого человека, теперь можно нагнуть его на то, чтобы он испытал чувство вины. Вина другого придаёт обиженному чувство собственной важности. Страдания другого человека, испытывающего чувство вины за нанесённую обиду, восполняют болезненную тягу быть в центре внимания…
Желание привлечь к себе внимание, но при этом выглядеть скромным, вынуждает их говорить о себе в уничижительном ключе. Они трепещут в ожидании похвалы в ответ на принижение собственных достоинств, в которых не сомневаются, но уверены, что никто-то их не признаёт. Они жаждут услышать: «Ну, что ты. Не переживай. На самом деле ты хороший…». Попробуйте не утешить их в ответ на самообвинение или даже просто промолчать, вы станете сразу же обидчиком, словно это именно вы только что обвиняли их, а не он сам себя… И вместе с тем, искреннюю похвалу они воспринимают за лесть, которая их оскорбляет...
Обидчивые - великие провокаторы… Вынуждают собеседника на высказывание или поступок, которые уязвляют их, а затем набрасываются на «обидчика» с обвинениями. Таким образом, происходит перенос на другого человека неприятия в себе того качества, которое, якобы, вскрыл в другом…
Обидчивые патологически нечестны с собой, но их эго мешает им признать это… Нечестность ищут в окружающих… Свою обидчивость принимают за чувствительность и даже гордятся своей «тонкой натурой»… А искренность вызывает у них подозрение. В ней они видят желание манипулировать ими… Но тем ни менее, самое любимое их словечко, которое выдаёт их с потрохами - «…если честно…».
У них всегда возникает проблема с доверием: они априори никому не доверяют. Чтобы заслужить их доверие, надо соответствовать их ожиданиям… А ожидают они подвоха, его получая. В итоге, они уверены: никому нельзя доверять…
А еще, они любят быть обидчиками, потому пытаются вынудить партнёра на переживание обиды: дерзят в ответ на искренность. А если не выходит уязвить другого и получить энергетической подпитки, обвиняют его в равнодушии, в черствости, отсутствии сочувствия и сострадания…
Их излюбленная фраза: «Меня не заслуженно обидели…». И сразу следует перечень собственных заслуг и оправданий. Так и хочется спросить: «А что, есть обиды заслуженные?». Если есть осознание того, что где-то накосячил, откуда взяться обиде, которая ни что иное, как защита и нежелание признать свою оплошность… Самообманы - питательная среда для обид...
Патология? Нет. Обыденность эгоцентричного человека… Когда мой центр смещается в сторону ЭГО, я проявляюсь именно так...
Мама, как наставница, может дать толчок и направление в развитии ребёнка. Она наблюдает за ребёнком, чувствует его потребности и понимает, в каком направлении дать ему развитие. Дети все разные, а потому и стратегии развития отличаются друг от друга. Именно поэтому невозможно дать пошаговые инструкции, как именно действовать в каждом конкретном случае, не видя и не зная детей и внутрисемейного уклада.
Мама всегда рядом, готовая прийти на помощь, когда дети её об этом просят. Но, постоянно вмешиваясь в дела детей, контролируя, указывая, что и как им делать, она лишает их свободы самостоятельно находить пути решения тех или иных задач. Это наставничество, а не педагогика. Мама организует время и пространство, направляя детей и развивая их природу, которая очевидна при достаточной степени эмпатии.
Если мама не чувствует ребёнка, живёт в круговерти проблем, постоянно прокручивая в сознании свои вечные монологи, то ребёнок, да и любой человек, отвлекающий ее от непродуктивной углубленности в себя, раздражает. И тогда мама стремится отдалиться от тех, кто выдергивает ее от мыслительной свистопляски внутренних претензий к миру и нескончаемых обид.
Именно поэтому она делает всё возможное, чтобы отвлечь ребёнка от себя, радуется, что он к ней не пристаёт, чем бы он ни занимался. Ребёнок, к которому проявляются столь отстранённо с раннего детства, заполняет свою эмоциональную пустоту развлечениями, привыкая к ним.
Потом маму накрывает чувство вины и она, видя, что ребёнок вовлечен в пустопорожнее занятие, на её взгляд, вдруг спохватывается и начинает включаться в контроль и нотации. Такой хаос во взаимоотношениях делает их истеричными. Ребёнок всякий раз не знает, что ожидать от родителей: то он живёт в полной бесконтрольности, то его вдруг начинают ограничивать. Он не понимает правил этих циклов, их порядок не ясен и не очевиден ему. Так зарождается детская тревожность и склонность жить в хаосе, который случайным образом регулируется непоследовательными и спонтанными решениями родителей. Это хуже несвободы и постоянного контроля.
Я, так же, против контроля. Я за чуткое улавливание потребностей ребёнка. Мама включается в процесс, направляет и подкидывает ему идеи для игр, целью которых является не развлечение, а развитие. Она играет вместе с ним только тогда, когда у ребёнка есть потребность к этому. Она всегда рядом и начеку, но не вмешивается, когда ее об этом не просят. Это и есть суть свободного развития. У мамы есть своё пространство и время, и ребёнок учится не переходить их границы, если и к его границам относятся с уважением. Дети очень любят порядок, правила которого они понимают. Это делает их спокойными: их жизнь предсказуема и лишена ежедневного страха наказания не понятно за что.
И не важно, сколько у вас детей. Эти простые принципы способны урегулировать отношения между взрослыми и детьми. Следуя им, легко создавать атмосферу благожелательной развивающей среды, сотканной из повседневных семейных дел, где есть и совместные занятия с детьми и есть персональное время только для мамы и папы. Они наполняют внутрисемейный «общественный договор», о котором я уже не раз писала. Родители и дети совместно вырабатывают правила и живут упорядоченно.
Следовать этим правилам становится трудно, если мама сама не может в себе разобраться и полна напряжения от внутренней психической нестабильности. Тогда вместо открытости, она «тянет одеяло на себя», предъявляя претензии ко всем подряд, кто не видит ее жертвы или недостаточно высоко ее оценивает. Поэтому, когда я сталкиваюсь с проблемой тотального недовольства ребёнком из-за того, что он «ничего не делает», а только развлекается, когда контроль ослабевает, для меня это является сигналом для диагностики психологического неблагополучия самих родителей, погруженных в свои проблемы.
Дети оказываются, в буквальном смысле, брошенными при живых родителях. Если, кроме того, родители постоянно ищут способы отвлечь ребёнка от его навязчивой потребности в общении, предлагая простые и доступные способы (телевизор, компьютер, видеоигры), то потом они начинают спохватываться, не понимая, каким образом теперь разрушить уже устоявшиеся поведенческие стереотипы. Родителям приходится применять «суровые меры», чтобы запретить ребёнку те развлечения, к которым сами же и приучили его, когда убегали от него в свою зону комфорта. Как правило, к таким мерам начинают прибегать, когда ребёнок становится
Россия всегда была сильна родом. Род выполнял воспитательные и образовательные функции. Уничтожение родительства подорвало основы рода. В гонке за индустриальными обществами, которые и породили школьную систему, служащую целям этих обществ, в России разрушены были те институты, которые делали Россию сильной державой. Родительство надо возрождать. Это единственный путь к процветанию нашей страны.
Я пытаюсь возродить осознанное родительство. И показываю своим примером, что быть родителем-наставником для своих детей по силам каждому, кто желает взять образование детей в свои руки. И для этого не нужны дипломы Сухомлинских и Макаренко, как пытается нас убедить система.
Отсутствие адекватных учебников меня как мать не остановило дать своим детям прекрасное образование без оглядки, когда же мне дадут эти распрекрасные учебники те, кто к моему родительству никакого отношения не имеют.
Как привести ребёнка к навыкам самообразования - вот задача, которую я перед собой поставила и успешно решила не только со своими детьми. Теперь же я помогаю тем, кто хочет этому научиться. Ведь как испокон века обучались дети? Знания и умения передавались от отца - к сыну, от матери - к дочери. Это был естественный процесс. И он работает и по сей день, только наполнен другим содержанием.
В классе учитель исполняет роль говорящей головы, которая рассказывает о чем-то, интерес к чему ещё даже не возник. Как в рамках школы ребёнок может научиться навыкам самостоятельного поиска информации, когда его намеренно каждый день от этого отучают? Как он научится самостоятельно управлять своим временем, если за него каждый день поурочно расписывают взрослые?
В классе находится несколько десятков человек. И как умудриться привести к усреднению индивидуальные темпы развития детей, я до сих пор не понимаю. Даже один и тот же ребёнок развивается скачкообразно: то затормозит на чем-то - ему требуется время на усвоение нового материала, то стремительно рванет вперёд... В классе вред всем. Слабому ученику сложно выдержать даже усредненный темп подачи материала. У него растет внутреннее перенапряжение и, как результат, отторжение к учёбе. А особый вред наносится тем, кто имеет быстрый темп усвоения знаний: интеллектуальная недогрузка приводит к лени и привычке жить в зоне комфорта простых и легких задач. Класс - это клетка, мешающая естественному развитию природных способностей.
Если не научить детей справляться с потоком информации, который на них обрушил 21 век, и не дать им технологии поиска того, что быстро решает их текущие задачи, не научить систематизировать разрозненные сведения до знаний, создающих высокий уровень компетенции, то о каком возрождении России может идти речь?
Чтобы быть таким родителем-наставником, дающим детям навыки самообразования, надо учить родительству-наставничеству, а затем из поколения в поколение передавать эти знания детям, а не доверять эту функцию государству. Тогда и государство в целом от этого выиграет, начав процветать делами граждан, выросших в свободе, ответственности и умении управлять ресурсами общества. Такие люди берут от общества всё и не менее щедро отдают ему то, на что способны.
Жаль, что большинство считает школьную систему разумным решением задач, которые ставит перед нами 21 век. Общество изменилось. Ему уже не требуются фабричные рабы. А школьная система до сих пор даёт своим выпускникам навыки, востребованные конвейерным производством.
«Не ребёнка под систему адаптировать надо, а систему под ребёнка!», - говорят защитники школы, отстаивающие идею трансформации устаревшей системы на новую, учитывающую, якобы, интересы детей. И вдруг появляются школьные комбинаты, упраздняющие маленькие или специализированные школы. Создаются классы, где отрабатываются новые методы обучения.
Интересная мысль, неправда ли?
А теперь представим, что изловили по лесам, горам и степям детёнышей различных животных и устроили для них зоопарк. Прекрасный такой зоопарк. Но детёныши там чахнут и гибнут. Кто-то из них выживает, отвыкая от свободы, привыкая питаться по часам в полной зависимости от надзирателей. Представьте теперь, что выросшего в зоопарке детёныша вы захотели, по достижению его «совершеннолетия», выпустить на просторы, где и надлежало ему вырасти, постигая науку адаптации к естественной жизни его предков. Что произойдёт? Он не умеет добывать пищу, не знает законов природы. Он гибнет...
Ооооо! А давайте мы зоопарк адаптируем под потребности ребёнка! Ой, простите, под потребности детёныша животного. Увеличим размер клетки, превратив его в загон, где детёныш не видит края ограды, но постоянно на него натыкается. И вместо того, чтобы он сам учился выживать, назначим ему воспитателя-дрессировщика, чтобы он научил его всему тому, чему его предки способны были научиться естественным путём. И давайте назовём это прогрессивной методикой обучения. И поверим, что природа была не права и не справлялась с теми задачами, которые мы теперь ставим перед детенышами зверей: ходить по команде к кормушке и вылезать из нор-щелей напоказ в определенные часы, когда от них ждут демонстрации их природной стати.
Однажды, даже убрав ограду, животное не выйдет за границы, которые его учили соблюдать с детства. Сделает ли его клетка, улучшенная модификациями, более сильным, свободным и самостоятельным? Подозреваю, что если бы он смог высказаться, то потребовал бы от человека такой же участи и для своих детёнышей, потому что он иного не знал и свобода его пугает возможностью погибнуть. Погибают все, рано или поздно, но не все готовы жить, не пресмыкаясь у кормушек, а живя на вольных пастбищах. Страх становится тотальным. Его может приглушить только охраняемая зона комфорта сытой и беспечной жизни - камеры хранения тех, кого произвели на свет. А теперь можно, не мудрствуя лукаво, наслаждаться отсутствием ответственности за своё потомство.
И вот уже лев-отец вместо того, чтобы обучать своих детёнышей охоте, столь свойственной природному инстинкту, учит рычать и злиться на то, что им не вовремя и не того качества поставляют пищу. Животные привыкают быть иждивенцами на попечении руководства зоопарка. Родовые функции разрушаются. Родительство превращается в эксплуатацию ресурсов зоопарка. Родители разучаются самостоятельно выкармливать и воспитывать своё потомство. И ждут, чтобы кто-то взял на себя такие естественные функции воспроизводства природных навыков у детенышей, только потому, что у этого кого-то профессия надзирать подкреплена дипломом, якобы, являющимся подтверждением знаний, превышающих естественные умения родителей. Вам не нравится эта метафора, раскрывающая абсурдность системы, разрушающей естественные функции родительства?
Да здравствует зоопарк, адаптированный под нужды детёнышей!
Лариса Трубицина
Любовь, внеконкурентной жизни не существует. Ее вообще бы не было, разумной, без конкуренции. Были бы мы с вами двумя уверенными в себе сине-зелеными водорослями))
Любовь Сгонник
Лариса, «внеконкурентной жизни» не существует для вас, потому что вы однажды поверили, что так есть. Чтобы увидеть иную сторону жизни без конкуренции и соревновательности, надо прожить её так. Вы же так не жили? Вот потому для вас это неизведанная территория, существующая в воображении заблуждающегося человека, каковым вы, вероятно, посчитаете меня, когда я вам скажу, что именно так я живу. И так живет моя семья. Мы реализуем свои цели, не сравнивая себя ни с кем. Для того, чтобы знать, чего хочешь и к чему стремишься и этого достигать, вовсе не требуется оглядываться по сторонам, чтобы сравнивать свои достижения с успехами других. Для чего? Неужели удовольствие от достижения цели может быть больше не потому, что сам процесс движения к ней был прекрасен, а лишь потому, что результат оказался круче, чем у других? Я была на территории вашего мировоззрения, потому я помню те ощущения гонки за миражами. А вот теперь, проживая иначе, я наслаждаюсь процессом жизни, ощущая его, как игру. И цель уже не столь важна, как сам процесс. Она неизбежно достигается, когда оказываешься втянутым в тот процесс, от которого получаешь наслаждение.
Если мы учим детей жить в конкуренции, то обрекаем их на жизнь в борьбе за первенство. Тогда все силы, энергия и время тратятся в забеге наперегонки. Оценочная школьная система с раннего детства формирует сценарий жизни «Будь лучшим».
Вместо того, чтобы радоваться жизни, мы учим детей радоваться достижениям, результаты которых выше, чем у остальных. А если не лучше и не выше? Начинаешь испытывать горечь разочарования и либо ввязываешься в новую гонку, либо ломаешься и теряешь вкус к жизни. Так когда-то и я проживала свою жизнь, не замечая красоты того, что меня окружало. В стремлении к цели я упускала самое главное - саму жизнь в ежесекундности того, что она мне дарила.
Быть лучшим - выигрывать за счет проигрыша другого. И тогда радоваться своему выигрышу, значит радоваться проигрышу побеждённого. Быть проигравшим постыдно и очень разочаровывает, а потому любые средства хороши в гонке за выживание в конкурентной борьбе.
Мне нравится играть в игры иные, где царит правило «выиграть-выиграть»: я достигаю своих целей не ценой чужого проигрыша, а потому, что моя цель несопоставима с целью другого. Я не желаю того, что желает большинство. Я желаю того, к чему стремиться моё сердце. Мне важно жить, исследуя своё предназначение и реализуя его, без сравнения, без соревновательности. Если бы каждый жил так, то не было бы борьбы за ресурсы, которые важны только потому, что к ним стремится большинство, а не потому что стремление отражает внутреннюю потребность реализации потенциала. И тогда ресурсов хватало бы на всех, потому что многообразие интересов не приводило бы к скопищу вокруг одной единственной кормушки.
Почему дети страдают от того, что у кого-то есть айфон последней модели, а у них нет? Неужели именно этого им хочется, а не просто тех возможностей, что заложены в этом девайсе? Не функции прельщают их, а желание быть как те, что выделяются из толпы в горстку социально преуспевающих. Успех начинает формироваться в сознании, как качество победителя, выигравшего соревнование с большинством. Успех уже не расценивается, как полновесная реализация природного потенциала, если не содержит в себе победы над остальными.
Печально, что именно этот сценарий жизни безоглядно прописывается в судьбах детей. Взрослые не замечают, что тем самым кормят монополии, с их конкурентной борьбой за каждого, кто вовлечен с детства в эту игру?
Как я понимаю успех? Успех - это успеть реализовать себя в этой жизни без оглядки на остальных.
Задайте себе вопросы: «Впишутся ли мои дети в такую систему образования, если им не дать навыков самообразования? Какие навыки необходимы моему ребёнку для того, чтобы он мог самостоятельно плыть в обрушивающемся на него потоке информации и не утонуть в нем? Кто научит его этим навыкам, если большинство взрослых сами не знают, как эти навыки выработать и, в большинстве своем, даже понятия не имеют, о чем идет речь?»
Существующая система образования преуспела в скармливании информации, разрозненной и устаревающей на глазах. Такая информация не может оформиться в знания, если мышление ребёнка не развито до того уровня, чтобы системно ее обработать и из разрозненных сведений выстроить целостную картину мира.
Представьте себе котенка, влезающего на дерево. Он занят исследованием своих возможностей: насколько ловко его тело и остры его коготки. Что бы случилось, если бы кошка-мать запретила ему это делать, требуя от него немедленно спуститься с дерева? Это замедлило бы его развитие, его тело не налилось бы силой. Люди же склонны преувеличивать заботу о безопасности, запрещая своим детям развиваться в свободе экспериментирования даже под своим неусыпным контролем.
Любой детёныш от рождения проходит стадию полной зависимости от окружающих к потребности находить опору в себе. Новорожденный не может ни накормить себя, ни защитить, ни передвигаться. Для всего этого ему нужна мать. Но постепенно, благодаря обучению, он отделяется от неё и увлеченно познаёт мир. Вначале ребёнку требуется присутствие матери, но постепенно число его наставников растёт. Он учится обслуживать себя, делать выбор и следовать ему.
А теперь представьте, что система его выборов постоянно отвергается или контролируется. Взрослый постоянно настаивает на своём выборе того, что, как ему кажется, приносит ребёнку пользу. При таком подходе у ребёнка блокируется его природная интуиция относительно того, что он чувствует, что он хочет, что его увлекает. Он перестаёт доверять своим чувствам, потребностям. Приучается во всём полагаться на руководство старших.
Исходя из чего взрослые устанавливают свои законы, ограничивающие естественное развитие познавательного инстинкта своих детей? Из поколения в поколение накапливается и передаётся свод правил, значение которых изменяется и трансформируются сложением личных историй родителей. Кто-то особое значение придаёт нормам этики и морали, кто-то ограничивает своего ребёнка желанием привить ему «хорошие манеры», кто-то во главу угла ставит образование и социальный статус. Насколько оправданы все эти способы ограничения свободы с точки зрения заботы именно о ребёнке, о развитии его природных потенциалов?
Постепенно ребёнок теряет свою свободу, привыкая жить в рамках ограничений. И даже начинает принимать их за общеупотребительную норму, пройдя стадию подросткового антагонизма. Уничижительное отношение к детям со стороны контролирующих родителей, перерастает в неврозы, благодаря которым уже выросший ребёнок начинает отвергать самого себя, чувствуя себя не соответствующим тому высокому идеалу, что предъявляли ему взрослые. Так в ребёнке воспитывается безынициативность. Он становится зависим от оценки окружающих и перекладывает ответственность на других. Он вечно недоволен собой, но и в других он разочарован тоже. Он стремится менять мир посредством влияния на других. Идеальным способом проявления таких невротических реакций становится вступление в брак и рождение детей. Взрослый выстраивает болезненные привязанности, в которых становится контролирующей личностью.
Контролирующие родители повторяют в своих детях собственную историю ограничивающей стратегии воспитания. Они день за днём отравляют жизнь своих детей окриками: «Не трогай!", «Не делай этого!», «Отстань от меня! Могу я отдохнуть немножко?!», "Сиди здесь, занимайся своими делами!», «Не витай в облаках!», «Ты не пойдешь гулять, пока не доешь обед!»
Как любому другому животному, ребенку нужно исследовать окружающий мир, свои возможности. Он стремится познать границы, которые выставляют ему взрослые, пытаясь эти границы расширить, даже ценой притеснений, унижений и боли. Он принимает каждый раз решения относительного того, как далеко он может зайти в нарушении правил, ограничивающих его. Конечно, важно удерживать маленького ребёнка от того, что может серьезно повредить ему самому или другим. Но даже в этом не следует переусердствовать. По мере развития ребёнка не следует вмешиваться в процесс его взросления, иначе он не научится полагаться на свои силы и доверять себе.
Я часто сталкиваюсь с тем, что родители рассматривают своего ребёнка, как собственность, всецело им принадлежащую. Они либо насилуют его психику гиперопекой, либо красуются им, выставляя напоказ. В последнем случае они торопят развитие ребенка своими амбициозными требованиями, в то время как ребенок не обладает достаточными способностями оправдывать их завышенные требования. И в том, в и другом случаях они тормозят развитие в ребёнке самодостаточности и уверенности в себе.
Дети впитывают в себя родительские установки, отыгрывая внутри этих ограничений те сценарии жизни, которые за них прописали их родители. «Взрослый мужчина не должен плакать!», - говорит выросший мальчик своему сыну, став отцом. «Не доверяй мужчинам!», - говорит мама своей дочери.
Родительские установки теперь буйным цветом распускаются в их собственных семьях, травмируя новые поколения людей. Они отказываются от самих себя, жертвуя своими жизнями
Слово «мотивация» происходит от латинского глагола «movere» - двигать. Если ребёнок чем-то увлечён, создаётся впечатление, что он, словно, имеет внутренний движок, который запускает в нем поисковый инстинкт. Ребенок становится сосредоточенным и легко достигает тех результатов, которые кажутся невероятными, когда его заставляют что-либо делать «из-под палки». Ребёнок излучает радость и стремится тут же поделиться со взрослыми своими успехами. Он энергичен, собран, его способность к сосредоточению начинает удивлять. Им движет внутренняя мотивация, и его не надо подгонять окриками.
Если ребёнок не вовлечен в процесс и ему навязывается какой-то вид деятельности, который не вызывает в нем интереса, ребенок замыкается, явно выражает протест или «тянет резину», непродуктивно растрачивая своё время и силы. В итоге малыш начинает ощущать усталость, подавленность. И тогда ничего не остаётся, как начать выдумывать различные внешние стимулы, чтобы его взбодрить.
Какие стимулы чаще всего изобретают взрослые? Кто-то стимулирует интерес к результату денежным вознаграждением, кто-то применяет угрозы или прямое насилие. Эти акты родительского отчаяния не приносят должного результата и применяются не только для стимуляции учёбы. Часто камнем преткновения служат семейные обязанности детей, например, необходимость убирать свои вещи и игрушки.
Причин снижения мотивации много, но остановлюсь на одной из них и расскажу для примера случай из своей практики.
Однажды на консультацию ко мне привели девочку восьми лет. Мама жаловалась на её неспособность длительно на чём-либо сосредотачиваться. Девочка мне не показалась пассивной - именно так, со слов мамы, характеризовала её учительница. Девочка с увлечением и интересом включилась в игру, которую я ей предложила, продемонстрировав смышленость и хорошую память. Она бойко прочитала свою любимую сказку из книжки, которую мама по моей просьбе захватила с собой. Когда я начала с любопытством расспрашивать девочку о прочитанном, то я заметила, что пересказ девочка стремится делать близко к тексту. Мама, при этом, с гордостью подтвердила, что у дочери великолепная память: «Вот видите, она почти дословно может рассказывать! Она, порой, почти наизусть рассказывает школьный материал».
Для меня же стремление ребёнка к дословному пересказу является тревожным сигналом. И вот почему. Как правило, ребёнок делает это тогда, когда не понимает смысла прочитанного. В этом случае, он старается дословно запомнить текст, насилуя свою память. Это занятие для него становится утомительным, когда его успехи не встречают должной оценки или требуется пересказать не один текст. Постепенно при увеличении учебной нагрузки такие занятия начинают вызывать в ребёнке отторжение. Именно об этом я и сказала маме девочки. Эта идея была воспринята ею с сомнением: «Как она может не понимать прочитанного, когда она столько знает и так много читает?» На глазах изумленной мамы ее дочь в первом же абзаце не смогла объяснить такие слова, как «напрямик», «смеркаться», «прилавок», «лакричные», «сияла», «комета», «озорство». Она не поняла смысла фразы: «Мне пришлось её несколько раз окликнуть». Я попросила девочку рассказать своими словами то, что она прочитала. Её рассказ был путаным и не соответствовал содержанию. Мама с удивлением воскликнула: «Ну, как же ты этого не знаешь?!» И начала объяснять девочке отмеченные слова. Тут же на моих глазах девочку, словно, подменили: глаза потускнели и в них появилась невыразимая тоска. Она поникла и потеряла интерес к чтению, возобновить которое наотрез отказалась.
Это яркий пример того, что дети болезненно реагируют на замечания взрослых, высказывающих в любой форме своё недовольство ими. Поэтому детям сложно предъявлять своё незнание. Они боятся натолкнуться на осуждение. Им ничего не остаётся, как полагаться на свою память. В них нарастает внутренний протест против утомительных занятий. Им не интересно читать то, смысла чего они не понимают или понимают частично, ведь до 12 лет у детей ещё очень слабо развито контекстное мышление.
А ведь этих сложностей можно было бы избежать, если начать ещё в дошкольном возрасте активно пополнять образный словарный запас ребёнка. Самым распространенным заблуждением взрослых, является убеждение, что дети самостоятельно пополняют словарный запас необиходных слов из книжек, фильмов, мультиков, что им достаточно что-то разъяснить на словах, даже не предъявляя им образов, которые стоят за этими словами. Это происходит из-за непонимания особенностей формирования мышления у детей. Ситуацию усугубляют методики опережающего развития, которые не приносят ощутимых результатов, но ведут к переутомлению. И, как результат, к снижению мотивации