помни меня, милый. даже когда мне случится чуточку за тридцать – внезапно и смертельно необратимо. вряд ли я изменюсь, только вот волосы буду подкрашивать уже не из желания стать хоть на грамм ярче, а только лишь для того, чтобы скрыть седину. может быть, я буду пахнуть чем-то иным. другим домом, женщиной, стопкой книг, сменю мужскую водицу от «кензо» на что-то более тяжеловесное или сладкое. запах, запах – именно по нему ты находишь меня. всегда находила. и в нелепой квартирке на павелецкой – в шаге от садового, но отчетливо питерской. и в провале кофейни в первых домах невского. «спасибо вам, люди!» - мой скептический возглас, когда чье-то грубое движение впечатало тебя в мои руки. наверно, тогда ты унюхала – то, что мне до сих пор неведомо, но к чему ты непременно возвращаешься, наплевав на весну в голове и чьи-то длинные в модных штанах коленки. потом я сменю его, обязательно сменю свой запах. выпью горьковатой химической микстуры, как это делают благородные шпионы, и стану чем-то совсем иным. невзирая на линии ладоней и расположения родинок. пусть их. ты все равно не узнаешь. пробежишь мимо, близоруко щурясь на кого-то в конце бульвара, и даже не вздрогнешь, не скосишь немного от нужного маршрута. не узнаешь. не заметишь. сладко говорить это, как слизывать собственную кровь с прокусанной губы. но так будет. рано или поздно, так или иначе. что-то окажется чуть больше, чуть главнее, чем. и перевесит. гирьки покатятся, потешно звякая пузатыми боками, и все закончится. напрочь. «мы всегда будем вместе» - говоришь ты, а я согласно киваю. конечно, всегда. только не здесь и уже не мы. однажды я уйду на работу, а вернется кто-то другой. сначала ты даже не поймешь, а потом будет уже не о ком жалеть. или все то же самое с тобой – зеркальным вариантом. ну, что ты, не нужно расстраиваться. ты же всегда – как кассандра какая-то с засаленной пачкой таро – предрекала такой исход. если есть старт, то финиш обязательно нарисуется, иначе просто бессмысленно называть это действом и расставлять спортсменов по эллипсоидным дорожкам. так что давай просто потихоньку готовиться. собирать блиноподобные камушки и складывать на берегу. а потом сидеть рядышком и топить их – один за другим, не говоря ни слова. даже забывая отмахиваться от комаров. все-таки прощаемся.
вчера звонила расстроеная мама. жаловалась, что на экзамене дети блистали поистине энциклопедическими знаниями и масштабной эрудицией.
представляешь, говорит, одного просим: назовите известных вам литераторов и их произведения. он выдает: карамзин. мы облегченно взыхаем: так, а что он написал? мальчик, ничтоже сумняшеся: *недоросль*! комиссия начинает тихонечно икать. вторая попытка. а кого еще вы знаете? ну, пушкина. учителя, радостно улыбаясь: скажите нам, какие творения александра сергеевича вам известны? он отвечает: *ГАМЛЕТ*!
трамвайчик – самое подходящее для этого города средство передвижения, пусть не речной даже, а ограниченный в своем звонком пробеге двойной колеей. если не заглядывать в кабинку вагоновожатой (слово – какой-то гибрид пионерии и булгакова), то можно представить себя в экскурсионной конке и любопытствующе выглядывать в окно. а там – многомиллионный город. подходи, молодец, наш товар, твой купец: на любой вкус видов и картинок.
голуби, как горстка семячек подсолнечных, рассыпанные у приземистых стен свято-даниловского монастыря: уж не заскорузлые ли просвиры скармливает им вооон-та старушка в не по погоде оренбургском платке на плечах.
и – скрежет, вой, гам, кипешение садового. столько звуков, что выделить один – золушкина работа: чистота аудио-эксперимента будет испорчена щепотью шелухи посторонних звуков. тут даже воздух можно услышать, он болтлив, как стайка школьниц, собравшихся на крылечке школы во время большой перемены: «шу-шу-шу», маленькие ненужные тайны и подробности, в такой суете оплывающие огарками в считанные доли секунды.
дальше – в глушь замоскворечья, в марево слов «усадьбочки», «палисадники», «ставни». местечковая тула, а то и новгород. что-то максимум двухэтажное, добротное, старорусское. тут чувствуется, что город этот – не европейская столица изящного покроя, со шпильками бизнес-центров и вечерними от-кутюр в стразах платьями бутиков. а именно такая – каштановая, в тополиных проплешинах, пахнущая медом и пылью сущность.
метки, метки. за какие-то -цать месяцев этот город уже полон тобой, и на каждом почти перекрестке, любой улице я встречаю твои знаки, твои следы, словно они фосфоресцируют в темноте и не смываются даже из мощных брандспойтов машин-чистильщиков оболочки мкада.
только с тобой я буду связывать всегда этот яузский мостик - горбатый, переломленный, то ли лук без вертикали, то ли хищно изогнутые губы, то ли фантазийное эротическое видение. какая-то ступенька за перевалом высоты. мое нелепое, но подкупающее предложение: возьми мой платок, чтобы брюки не испачкать. тонкий красный микрон, отделяющий тебя от холодного - ночь майского зародыша - гранита. или потом - июль, позже?.. внезапная гроза, загнавшая нас прочь с набережной под навес забытого клуба. тонны воды - признаться, никогда такого количества сырости не видела. мы смотрели в сторону садового, а оно неслось - скопище пыли, листьев, запахов и воды - с такой скоростью, что не верилось даже. и только когда плюхнулось всем весом на наши летние футболки, пришлось опомниться. там еще какие-то парочки сидели, что-то пили, а мы, копившие тогда даже семь рублей на карточку метро, просто жались друг к другу, пытаясь прогреться, и смотрели на уныло болтающуюся среди этой какофонии связку воздушных шаров. а потом брели домой, плутая через заболоченные улицы и дворики, и наперебой вели счет машинам, покореженным упавшими ветками. солдатики, увязая по колено своих кирзовых, выталкивали из луж - скорее, мини-озерков - вымокшие до последней лампочки иномарки. а потом, дома, мы грелись в ванной, пили чай и целовались до бессонницы.
переулки замоскворечья, дом, похожий своими трубами на запутавшуюся в лабиринте этих улочек *аврору*. набережная за нашим домом, где выпилось столько шампанского, с отражением в реке - словно развешанный на нитки у потолка новогодний дождик - подсветки моста.
руки пахнут тошнотворно - запекшейся кровью, мясом, словно я с бойни вернулась, или свинину для званного ужина разделывала. ан нет.
саша из окна выпала. седьмой этаж, случайный сквозняк, асфальтовая облицовка вокруг дома.
я даже не сразу поняла, что это она. вот что пугает. увидела в подъезде, под почтовыми ящиками, на какой-то газетке сальной, спящую кошку. бездомная, думаю. высыпала полпачки *вискаса*. она зашевелилась, я увидела кровь на носу и, испугавшись, рванула в лифт. пока ехала, подумала, что спущусь, вытру полотенцем.
а в квартире пусто. под дверью не мяукает. саша, саша! - ору.сумку в сторону, в узком коридоре путаюсь. и окна хлопают. доходит наконец.
спускась - бегом, через ступеньки. понимаю, что правда она. сашенька, господи, что же это такое! услышала, узнала, завыла - утробно, больно, в руки ткнулась. акууратно, едва прижимая, несу в квартиру. паника - кому, куда звонить, ноль девять - и в ветеринарку? не знаю.
знакомая ветеринар приехала через 40 минут. саша заворачивалась мне руку головой, дышала с кровяными пузырями и дрожала. а я говорила ей слов и гладила кончиками пальцев.
все цело. но головой ударилась сильно. делаю уколы.
топтать негатив божьей коровки. это я знаю, как. это когда много зеленой травы в плевках желто-пыльцовых одуванчиков, таких же мохнатых, как мои ресницы. рядом с давно уже не-белыми (почти *дебелыми*) стенами храма стоят деревянные рамы с пластинами литого металла, как будто колокола раскатали гигантской скалкой на коржики теста и аккуратно покромсали четверть-угольничками. и два монаха - мужчина и женщина, бесполые по определению, нежно двигают руками с колотушками - словно воздух нарезают скальпелем, или буддийские боевые искусства демонстрируют - постукивают. звук такой, что и медитировать не нужно - само случается. благодать сошла.
- шеф бананом угостил.
- это он намекает.
- на что?
- ну.. банан вообще-то - фаллический символ..
- мда? а вот ты у меня сушку берешь.. боюсь даже предположить, чего это символ..
все в том же коломенском висит инструкция для желающих попрыгать на батуте.
помимо прочих радостей (возраст, максимальный рост и т.д.) был замечен перл примерно следующего содержания: *не допускаются к прыжкам на батуте лица со слабым вестибулярным аппаратом, нарушениями нервной системы и прочими физическими недостатками..*
мда..)
в коломенском совершенно невероятно пахнет черемухой, в перспективе - цветущими яблонями.
попытка выиграть неуклюжего пингвина влетела в копеечку, в тире кое-кто тоже не отличился повышенным снайперизмом.
маша плела одувановый венок, измазавшись вся - от лба до ладошек.
но я в нем ах как чудна.
иночкин пытался выманивать кротов. причем настаивая на *кыс-кыс-кыс*. на машино замечание, что дырки могут быть вполне не кротовые, а от мышей, расстроился и упал куделькой.
удалось.
зацепилась за поребрик.
коленки вдребезги, щека как с флюсом.
рисую йодную сетку - не для крестиков-ноликов, но для морского боя - зона поражения велика.
для лица - спешиал мазь. с чуууудным названием: БАДЯГА.
в 5.20 утра на староневском прекрасно. но холодно. пока шла, так боялась замерзнуть, что даже согрелась. вот она, созидающая сила.
невеста в белых чулках похожа на курёнка. причем умершего своей смертью.
маме делает комплименты девушка, торгующая кошачьим кормом. девушка, кстати, была замечена в месте икс. вернее, эль. оторвать ей голову или где?
после мэйк-апа я поняла, как себя чувствует фараон в своей маске. в клеопатры не пойду, не просите!
забрала бабушкины брошки. радуюсь как чахнущий кощей. литвинова может обзавидоваться.
партия в бильярд была особенно прекрасна. так метко я давно ни.