«Всему своё время, и время всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать; время насаждать,
и время вырывать посаженное; время убивать, и
время врачевать; время разрушать, и время строить…»
(Екклезиаст, 3:1-3)

26 мая 1972 года, пятница.

Телефонный звонок отвлёк от составления отчета. Голос начальника был усталым и лишенным каких-либо эмоций:
- Кушелев? Собирайся, поедешь на труп. Машина уже ждёт.
Евгений сгреб листы недописанного отчёта в ящик стола. До окончания дежурства оставалось всего два часа, отчет в готовом виде он явно уже не успеет сегодня сдать начальнику. И завтра с утра получит нагоняй за свою, как это называл начальник, нерасторопность. Вздохнув, достал отчет из стола и запихнул его в папку с бланками. Вечером, уже дома, допишет этот злосчастный отчет.
Принимая ключ, дежурный подмигнул Кушелеву.
- На завод едешь?
- На какой завод? – переспросил Евгений, расписываясь в журнале за сданный ключ.
- Так ведь на заводе радиоаппаратуры труп нашли. Звонят в дежурку и только твердят: у нас труп, у нас труп. Какой труп? Откуда труп? Ничего толком объяснить не могут.
- Ладно, я побежал. – Кушелев махнул дежурному рукой и скрылся за дверью.
Во дворе, у старенькой «Волги», курили судмедэксперт Трифонова, криминалист Коля Полуянов и водитель Костя Еремеев. Увидев Евгения, они бросили в урну недокуренные сигареты и полезли в автомобиль. Трифонова, приспосабливаясь на переднем сиденье, недовольно бурчала о том, что ей всё время кого-то приходиться ждать, а потом она вынуждена торопиться, а личное время из-за кого-то она тратить не намерена, а получается, что все равно тратит. Кушелев спохватился, что не захватил из кабинета куртку, но перехватив недовольный взгляд Трифоновой, промолчал и забрался на заднее сиденье рядом с Полуяновым.
- Далеко ехать? – негромко спросил он Колю.
- Да рядом совсем, - ответил за Колю водитель Костя, - по Чкаловскому, в самый конец. Только мы с улицы Вишневского заедем, так как с Чкаловского поворота нет, а проходная как раз на Вишневского находится.
- А труп-то криминальный? – опять, но уже почти шепотом, Евгений спросил Полуянова.
- Для этого, кстати, я и еду, - донеслось с переднего сиденья, где разместилась Трифонова. - Как вообще, не видя, можно установить, криминальный труп или нет?
Полуянов смущенно улыбнулся, а Кушелев решил больше вопросов не задавать и стал смотреть в окошко. Позднее майское солнце заливало улицы. Ветер, насыщенный ароматами свежей зелени, смешивал щебет птиц с резким звуком трамвайных гудков.
- А вон и завод. С левой стороны. Видите – две башни высоченные? Нам туда, - сказал водитель Костя, явно обращаясь к пассажирам на заднем сиденье. – По набережной объедем и через пару минут будем на месте.
Кушелев навалился на Колю Полуянова, пытаясь рассмотреть здание завода. Увидел только монументальный фасад с боковыми высокими башнями, напоминавшими готические сооружения. Автомобиль повернул на набережную реки Карповки и Костя кивком головы показал вправо:
- Смотрите, красота-то какая!
На набережной, отражаясь в темной глади воды, высился храм, узорчато облицованный глянцевым кирпичом, с пятью византийского стиля куполами.
Свернув с набережной на улицу Вишневского, автомобиль остановился у проходной завода радиоизмерительной аппаратуры. Навстречу опергруппе вышел плотный низенького роста мужчина с лысой круглой головой и, вытирая платком лоб, неожиданно визгливым голосом воскликнул:
- Вы из милиции? Мы вас давно уже ждём. Пойдёмте.
- Подождите, - остановила толстяка Трифонова, - сейчас сюда подъедет машина, её нужно будет встретить.
- Встретим, обязательно встретим. Я лично распоряжусь, - скороговоркой пропищал толстяк. – А я – начальник цеха. Егоров Анатолий Васильевич.
- Ну, ведите нас, Анатолий Васильевич. Где тут у вас труп?
- Туда-туда, - Егоров, глядя на Трифонову, как-то неопределенно взмахнул правой рукой и, быстро перебирая толстыми короткими ногами, двинулся в сторону высокого с огромными окнами здания.
Заводской корпус, к которому они подошли, отделял от улицы четырехметровый кирпичный забор.
Начальник цеха периодически промокал платком лоб и щеки, качал головой, приговаривая: «Ну надо же, кто бы мог подумать.». Кушелев посмотрел на Колю Полуянова, который с трудом сдерживал улыбку, и подмигнул ему. Обратил внимание, что даже с лица Трифоновой исчезла недовольная мина.
- Нам сюда, - махнул рукой начальник цеха и посеменил по широкому проходу, с левой и с правой стороны которого в несколько рядов были установлены станки. В цеху стоял невероятный шум, поэтому Егоров подошел к Трифоновой вплотную и крикнул ей в ухо:
- Нам в самый конец!
Она кивнула ему головой, и все двинулись вперед. Когда достигли противоположной стены, почувствовали, что от шума работающих станков заложило уши. К Трифоновой вернулось недовольное выражение лица, она похлопывала легонько по ушам, приговаривая: «Как можно работать в такой обстановке, оглохнуть можно».
- А нам сюда! – крикнул Егоров, указывая рукой на ведущую вниз Читать далее...

У каждого свой ангел и свой бес,
Стоящие безмолвно за плечами,
К которым, в ожидании чудес,
Мы обращались с страстными мольбами.
Во мраке перевернутых небес
Жизнь ограничена безжалостной судьбою,
И тело, возложенное на крест,
Распято перед жадною толпою.
Но ангел, воспаривший над крестом,
Развеяв мрак под небесами,
Распятого укроет, как плащом,
Расправленными белыми крылами.

Роспотребнадзор проверяет санитарное состояние офисов, служебных и производственных помещений объектов общественного питания, магазинов, предприятий, учебных заведений, турфирм, ломбардов... Проверяется программа производственного контроля, освещение рабочих мест, наличие личных медицинских книжек у работников, договоры на вывоз мусора, дератизацию и дезинсекцию. А также наличие скамеечек на рабочих местах пользователей компьютеров. Да, да, именно - скамеечек. И если таких скамеечек специалисты Роспотребнадзора не обнаруживают, они составляют акт о выявленных нарушениях. И это не шутка, потому что пунктом 10.5 Санитарно-эпидемиологических правил и нормативов 2.2.2/2.4.1340-03 предусмотрено, что "рабочее место пользователя ПЭВМ следует оборудовать подставкой для ног, имеющей ширину не менее 300 мм, глубину не менее 400 мм, регулировку по высоте в пределах до 150 мм и по углу наклона опорной поверхности подставки до 20°. Поверхность подставки должна быть рифленой и иметь по переднему краю бортик высотой 10 мм".
А ещё они составляют акты, если не обнаруживают у работников турфирм и ломбардов личных медицинских книжек. В свое время Министерство
здравоохранения Российской Федерации разработало «Примерный перечень профессий должностных лиц и работников организаций, деятельность которых связана с производством, хранением, транспортировкой и реализацией пищевых продуктов и питьевой воды, воспитанием и обучением детей, коммунальным и бытовым обслуживанием населения, обязанных проходить при поступлении и в дальнейшем - периодическую профессиональную гигиеническую подготовку и аттестацию» и «Примерный перечень государственных служащих, работников бюджетной сферы, профессиональную гигиеническую подготовку и аттестацию которых рекомендуется проводить за счет средств местного бюджета по тарифам на медицинские услуги». Если следовать рекомендациям письма Министерства здравоохранения Российской Федерации от 7 августа 2000 г. № 1100/2196-0-117 «О направлении перечня профессий», то личные медицинские книжки должны иметь не только работники турфирм, работники казино и т.д., но и государственные служащие, которыми, кстати, являются специалисты Роспотребнадзора, осуществляющие плановые и внеплановые проверки в отношении юридических лиц и индивидуальных предпринимателей.
Но задавался ли кто-нибудь вопросом: а есть у самих проверяющих личные медицинские книжки? а есть ли у них скамеечки под рабочими столами?
Могу заверить, что ответ будет отрицательным.
Лично у меня, проработавшего в течение нескольких лет начальником юридического отдела Управления Роспотребнадзора по городу Санкт-Петербургу, никогда не было ни личной медицинской книжки, ни, тем более, подставки для ног под моим рабочим столом.
Зато у меня в кабинете был настолько низкий потолок, что я мог дотянуться до него согнутой в локте рукой. Освещение в кабинете было тусклым. Форточка постоянно была открыта, иначе становилось душно. Аналогичное помещение было и у моих подчиненных. И неудивительно, так как ранее в этих мрачных, с низкими потолками помещениях находился склад отравы для крыс. Отраву вывезли, стены покрасили, на пол застелили линолеум и... выделили помещения юристам Управления.
Помню, как просил Руководителя Управления установить в помещениях юридического отдела кондиционеры, открыто ссылаясь на имеющиеся
нарушения санитарно-эпидемиологических правил и нормативов.
- Игорь Владимирович, зачем Вам кондиционер? Вы даже не представляете, насколько это вредно: сквозняки, микробы... Вы лучше почаще проветривайте, - каждый раз на мою просьбу мягко отвечал Руководитель.
Сидел он за широким письменным столом, установленным у окна. В кабинете было светло и свежо. Может быть от того, что был он просторным и светлым. А может и потому, что где-то на высоте метров трех, под высоким потолком был установлен мощный кондиционер.

Каждый, кто имеет личного друга, рано или поздно, обзаведется и личным врагом.

Любить того, кто любит нас, несложно. Сложно сохранить любовь к этому человеку, после того, как он переменит свое отношение к нам.

Только когда мы научимся проявлять заботу о других людях, как бы при этом они к нам ни относились, когда осознаем, что эти люди, так же как и мы, стремятся к счастью и не желают страдать, только тогда возникнут предпосылки взаимного понимания между народами.

Если бы всякий раз мы задумывались о последствиях каждого нашего действия, то большинство из нами содеянного никогда не было бы реализовано.

В этой жизни очень многое гораздо проще, нежели мы себе это представляем.

Сегодня я окончательно пришёл к выводу, что мы вправе не делать то, что нам не хочется, хотя бы только потому, что мы не всегда можем сделать то, что нам хочется.

Лучший показатель отношения к человеку при жизни - это присутствие на его похоронах.

Помню, что ещё лет 15-20 назад я писал письма на бумаге, вкладывал их в конверты и отправлял по почте. Ответы я ждал с нетерпением, перечитывал их по несколько раз, хранил в картонной коробке из-под обуви. Некоторые письма лежат там до сих. В основном, они от тех людей, которых я уже больше никогда не увижу. Говорят, что читать старые письма приятно уже потому, что на них не нужно отвечать. Я с этим не согласен. Перечитывать старые письма приятно потому, что они возвращают мгновения прошлого, позволяют ещё раз ощутить то, что уже безвозвратно утрачено.
Сегодня я направляю письма по электронной почте. Это быстро, почти моментально. Но ответы на свои письма получаю не всегда.
Раньше в канун новогодних, мартовских или майских праздников я отправлял по почте не менее 10 -15 открыток с поздравлениями родным, близким и друзьям. Теперь открытки я направляю через интернет. Намного проще, быстрее, не нужно тратить время в толчее почтового отделения.
Но на этот раз я решил послать открытки ко Дню Победы по почте. Всего три открытки. Захотелось отправить эти открытки именно по почте...
Собственно, меня не особо интересует, почему мне не отвечают те, кому адресованы мои электронные письма. Полагаю, у каждого на это свои причины. Известно, что анонимные письма хороши уже тем, что на них не нужно отвечать. Но письма, которые направляю я подписаны именно мной...
Один человек, который не ответил на несколько моих писем, как-то при встрече, которая состоялась спустя несколько лет, сказал: "Я просто не знал, что ответить. Я не хочу быть неправильно понятым." Ему проще было промолчать. Самые прочные стены строятся не из камня и бетона, а из непонимания друг друга. Из-за нежелания понимать другого.
Недавно позвонила приятельница, с которой не виделся много лет. У неё был мой номер телефона, но повода воспользоваться им она долгое время не находила. Повод нашелся случайно - умер наш общий знакомый. "Похороны будут послезавтра. Приезжай, пообщаемся, давно же не виделись," - каким-то будничным голосом сказала она мне. "Ты считаешь, что уместно будет о наших делах говорить на похоронах?" - спросил я её. Ответ удивил циничной простотой: "А когда ещё-то? Времени просто не хватает. А так повод имеется."
На похороны я не поехал.
Так же, как через некоторое время я не поехал в больницу к давнему знакомому, которого в последний раз видел лет пятнадцать назад. Спустя эти пятнадцать лет он пригласил меня навестить его в больнице. Он не приглашал меня на собственную свадьбу, не приглашал на новоселье, не приглашал меня просто в гости. Он пригласил в больницу: "Скучно, понимаешь, старик. У жены и у детей нет времени, чтобы посещать меня. Ты заскочил бы, побалакали бы, заодно я рассказал бы тебе, как попал в ДТП, ты бы мне чего присоветовал. Записывай адресок...". Я не стал записывать адрес больницы, где он в скуке проводил время после того, как попал в автомобильную аварию...
Один мой молодой друг жалуется на то, что ему сложно вести переписку со мной, он предлагает встречаться для общения. Я понимаю, что письменная беседа утомляет его почти так же, как партия в шахматы по переписке. Ему проще со мной общаться "в живую". Но это ему лишь только кажется. Иногда что-то легче изложить на бумаге, нежели произнести под пристальным взглядом визави...
Когда-то знакомая девушка, увидев у меня в руках пачку полученных мною по почте писем, искренне и незатейливо выразила удивление. И тут же объяснилась: "Понимаешь, я за свою жизнь получила лишь одно письмо, да и то не письмо, а так... открытку... из библиотеки... по поводу того, что я очень долго не сдаю книгу."

Сегодня в Петербурге проживает более одного миллиона мусульман. В Москве - более двух миллионов.
Речь уже идет не о российских татарах, а о иммигрантах из Узбекистана и Таджикистана.
И уже слышны возгласы о том, что, дескать, мусульмане Санкт-Петербурга хотят свободно исповедовать общепризнанную мировую религию Ислам.
И объясняется, что для миллиона мусульман, проживающих в Санкт-Петербурге, двух небольших мечетей недостаточно – нужно строить новые мечети, открывать официальные мусалля. Считается, что при увеличении числа мигрантов в Петербурге строительство мечетей необходимо, так как это поможет снизить напряжение среди мусульман. Муфтии говорят: "Естественно, в праздник они хотят отправиться в мечеть, а при недостаточном количестве храмов верующие чувствуют, что их права ущемлены". Для устранения этой проблемы имамами Санкт-Петербурга было высказано мнение о том, что праздничные молитвы лучше всего проводить на стадионах или же на открытой местности в черте города по согласованию с властями.
А пока... В дни жертвоприношений из-за плохой организации мероприятий были случаи, когда животных забивали прямо на улицах. 19 августа прошлого года около 20 тысяч мусульман собралось около Соборной мечети на Петроградской стороне для празднования Ураза-байрама. Они расстелили коврики для молитв на газонах и тротуарах. Большое скопление народа на не предназначенной для этого территории создало заторы. Аналогичная ситуация повторилась 25 октября прошлого года во время празднования Курбан-байрама. После праздника на прилегающих к мечети улицах остались горы мусора...
Издавна говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
Мусульмане, живущие в Санкт-Петербурге должны ассимилироваться в нашу среду. Или возвращаться на свою родину (так как речь идет именно о мигрантах последних лет).
Толерантность и веротерпимость - это, конечно, хорошо, но всё должно быть в разумных пределах.
Недавно премьер-министр Австралии Кевин Радд об отношениях с мусульманами заявил следующее: "Иммигранты, а не австралийцы, должны адаптироваться... Примите это или не принимайте. Я уже устал от этой нации, волнующейся, что мы обижаем отдельных людей или их культуру... Это - наша страна, наша земля, и наш образ жизни, и мы предоставляем вам возможность пользоваться всем этим. Но если вы начали жаловаться, плакать, и вам причиняют колики наш флаг, наши обеты, наши христианские верования или наш образ жизни, я в высшей степени поддерживаю вашу возможность воспользоваться преимуществом еще одной великой австралийской свободой: правом уехать! Если вы здесь несчастны, тогда уезжайте. Мы не заставляли вас приезжать сюда. Вы попросились быть тут. Следовательно, принимайте страну, которая приняла вас."
И мне его слова понравились.

Года полтора назад один подпольный миллионер решил принять меня на работу в свою компанию.
- Но перед тем, как я приму решение о приеме тебя на работу, ты должен будешь встретиться с моим очень близким другом, который с тобой побеседует, - заявил миллионер.
Он был очень худ и плешив. При разговоре отчаянно тряс головой, отчего очки в тонкой металлической оправе сползали на кончик носа. Говорил он громко, но невнятно, видимо, потому, что количество оставшихся у него зубов равнялось количеству отсутствующих. Но он был миллионером. Причем, не рублевым. Об знали многие, кроме, пожалуй, налоговой инспекции, потому, что жил он скромно, деньгами не швырялся, экономил на чем мог. В первую очередь, как я уже понял, на зарплате подчиненным и на стоматологах.
Беседовали мы, сидя в его кухоньке. Я курил, он пил пиво.
- И когда состоится эта встреча? - поинтересовался я.
- Так щас и состоится, мой друг уже подъехал, - широко улыбнулся миллионер.
В дверь позвонили. Он пошел открывать. Сидя в кухне я слышал приглушенные голоса, доносящиеся из прихожей. Вырабатывают позицию, подумал я.
В комнату буквально вкатился розовощекий пузатый коротышка.
Подошел ко мне, пожал руку, пристально глядя в глаза. Эти приемы я помнил с тех пор, как прочитал книгу о безопасности общения.
Толстяк отошел к окну, я сел. Теперь мы оказались на одном уровне.
- Сергей Петрович, мой друг, полковник ФСБ в отставке, является моим консультантам по разного рода вопросам, в том числе и собеседования проводит. Сергей Петрович из Индии только что вернулся, целый месяц там занимался медитациями, так как сказать, постигал мудрость востока.
Теперь вот Сергей Петрович стал моим гуру, направляет и меня, и мой бизнес в нужное русло, если можно так выразиться, - прошамкал миллионер.
- Да полно тебе, не смущай человека, - улыбнулся гуру.
При этом маленькими цепкими глазками он осматривал меня сверху донизу.
- А чего ты зажат? Волнуешься? - сладким голосом спросил он меня.
- Нет, совсем не волнуюсь, могу и разжаться.
Я широко раздвинул ноги, свесил по бокам руки и вопросительно посмотрел на толстяка.
- Так лучше?
- Ты все равно очень напряжен? Так что тебя волнует? - продолжая улыбаться спросил он.
В этот момент сбоку что-то громко хлопнуло. От неожиданности полковник ФСБ вздрогнул.
Миллионер, только что откупоривший очередную банку с пивом, сидел с настороженным лицом.
- Обязательно нужно греметь? Нельзя подождать? Так пива хочется, да? Невмоготу стало? А то, что мне теперь по новой настраиваться нужно, об этом ты подумал? - неожиданно визгливым голосом вскрикнул гуру.
Он подошел к столу, резким движением схватил пачку сигарет. Тонкая рука миллионера поднесла к сигарете зажигалку. На его узком морщинистом лбу появилась глубокая складка вины. Очки сместились на кончик носа. На тонкой шее подрагивал неимоверных размеров кадык.
- Сережа, прости, я случайно... пиво теплое, вот и хлопнуло... все, я больше не буду.
И в этот момент я подумал, что инициативу стоит взять в свои руки. Не дав возможности Сергею Петровичу что-то ответить, спросил его:
- А ты с какой целью в Индию-то ездил, Сережа?
Толстяк резко обернулся ко мне:
- Что? В Индию? В какую Индию?... Ах, да, в Индию. Отдыхать я туда ездил... Впрочем, сейчас не обо мне речь...
- Но и не обо мне. Вы хотите проверить меня в деле? Не возражаю. Предлагаю следующее: я возьму одно из дел компании и поведу его в суде. По результатам можно будет судить о моих профессиональных навыках. И вот после этого мы совместно решим, устраиваюсь я в вашу компанию или же мне просто оплачивается проделанная по судебному делу работа. Думаю, что это - самый оптимальный вариант.
И я ушел. Сергея Петровича я видел ещё раза два. Он приезжал в офис компании, чтобы проверять работу сотрудников. Проверял все, вплоть до орфографических ошибок в тексте любого составленного сотрудниками компании документа. Для этого он использовал остро отточенный карандаш, которым делал пометки на полях. В офисе у него было индивидуальное рабочее место - стол, на котором ничего, кроме письменного прибора не было. Из карандашницы сверкая остриями грифелей торчали карандаши. Став свидетелем такого рода проверок, я понял, что из-за своего характера не придусь в компании ко двору.
Дело я выиграл. Миллионер предложил мне постоянную работу, сказав при этом, что нужно встретиться для обсуждения размера заработной платы у него дома. Я вспомнил его тесную неряшливую кухню, заставленную пустыми пивными бутылками. Вспомнился и Сергей Петрович, стоявший у окна кухни со сложенными на животе руками.
От предложенной работы я отказался. Миллионер заплатил мне, причем, даже большую сумму, нежели оговаривали. Деньги он мне передал через личного водителя. Видимо, обиделся на меня, не захотел больше встречаться. Я отсчитал положенную сумму, а разницу возвратил водителю.
С учителями наподобие Сергея Петровича мне уже доводилось встречаться. Он-то хоть в Индии побывал, так сказать, прикоснулся к истокам древней мудрости и постарался привнести Читать далее...

Несколько дней назад с приятелем посетил ОАО "НПО Завод "Волна", расположенный на проспекте Маршала Говорова, 29, в Санкт-Петербурге. Перед дальнейшим повествованием следует пояснить, что завод "Волна" является "одним из ведущих российских предприятий оборонной промышленности и работает в области создания, производства, модернизации и ремонта оборудования радиосвязи, антенных систем, антенно-аппаратурных комплексов широкого диапазона волн".
Так вот, на проходной завода у меня испрашивают паспорт, который я и предоставляю для выписки мне пропуска. Дама в летах и модном берете старательно переписывает в журнал данные из моего паспорта. Затем выдает мне разовый пропуск для прохода на завод. В этот же момент оказывается, что у моего приятеля паспорта с собой нет, забыл его, видимо, дома.
- Не пущу, - твердо заявляет обладательница модного берета - раз паспорта нет, то пропустить на территорию завода не имею права, если не заплатит пятнадцать рублей.
Мне показалось, что я ослышался. Переспрашиваю. Беретик - уже раздраженно - мне объясняет, что при отсутствии паспорта вход на территорию завода платный.
- То есть, я тоже мог не предоставлять Вам паспорта, а заплатить 15 рублей и пройти на территорию завода?
- Да, - кивает беретик.
Приятель протягивает ей 15 рублей. Она пробивает кассовый чек и передает моему приятелю.
- И все? - спрашиваю я - Мы можем идти?
Проходим через пропускной пункт на территорию одного из ведущих российских предприятий оборонной промышленности.
Я - по пропуску, выписанному на основании моего паспорта гражданина РФ. Мой приятель - по кассовому чеку на сумму 15 рублей.

Наступает возраст, когда понимаешь, что ещё слишком молод, чтобы идти на пенсию, но уже слишком стар, чтобы получить другую работу. С каждым прожитым годом жизнь приучает нас опускать планку ниже, чем прежде. Наши иллюзии, как собственные зубы и волосы, теряются с возрастом. А самое главное, что понимаешь: быть взрослым — значит быть одиноким.

До сих пор помню своё первое выступление в качестве адвоката по уголовным делам. Дело рассматривалось в Приморском районном суде, распологавшемся в то время на Левашовском проспекте, рядом с хлебозаводом. Аромат горячего хлеба разносился по всей улице. Проникал он и в старенькое здание суда, которое, как говорили, ранее -ещё до революции - было домом терпимости. Вот здесь-то, овеянный хлебным духом, я - в качестве государственного защитника - и осуществил свою первую защиту подсудимого - мужика избившего свою жену утюгом.
До того, как в зал судебного заседания завели моего подзащитного, - высокого худого мужчину с испитым лицом - я разглядывал потерпевшую. Женщина, такая же высокая и худая, как муж, выглядела лет на пятнадцать старше своего возраста. Она сидела спиной к окну, отчего глубокая тень легла на её лицо. Подошёл к ней поближе. Женщина подняла голову и я увидел на щеках и шее темные пятна, которые обычно остаются после побоев.
- Он вас часто бил?
- В последние лет пять почти каждый день... когда был пьян, - ответила она.
Начался допрос подсудимого, и я задал ему первый вопрос:
- Как часто вы избивали свою супругу?
В зале наступило молчание. Прокурор и председатель суда смотрели на меня. Подсудимый, видимо не вполне понимал, какой ответ может удовлетворить меня.
- Вы понимали, что нанося своей жене удары утюгом, можете убить её? - задал я ему очередной вопрос, так и не дождавшись ответа на первый.
Пахло хлебом. Было слышно как где-то об оконное стекло билась муха. Ещё одним дребезжащим звуком, нарушившим тишину, был кашель председателя суда.
Перед началом прений председатель суда объявила перерыв на десять минут. Проходя мимо меня, она кинула короткое: "Ко мне!" и скрылась в совещательной комнате.
- Ты сошёл с ума! Что ты творишь! - кричала она мне, захлебываясь табачным дымом. - Ты думаешь мне её не жалко? Очень даже жалко! Но я не могу быть справедливой в этом деле! Я должна соблюдать норму закона! А ты должен его за-щи-щать! Ты - адвокат, а не прокурор! - ткнула она пальцем в сторону пухлой дамы в синем форменном кителе.
Но в прениях я всё равно не сдержался. Когда мой взгляд задержался на жене подсудимого, судорожно теребящей иссохщимися пальцами носовой платок, я неожиданно для самого себя сказал: "И эта бедная женщина...".
Снова раздался кашель председателя суда.
- Но все эти обстоятельства говорят о том, что у подсудимого был лишь косвенный умысел на причинение вреда потерпевшей, он всего лишь относился с преступной небрежностью к наступившим последствиям, но абсолютно не желал какого-либо вреда ей. Таким образом, суммируя все вышесказанное, я прошу назначить подсудимому наказание более мягкое, чем предусмотрено... - закончил я своё выступление в прениях.
Двигаясь мимо меня в совещательную комнату, председатель суда улыбнулась. И снова закашлялась.
С тех пор прошло много лет. Я научился не насмехаться, не причитать и не гневаться, а понимать поступки людей и принимать их таковыми, какие они есть. Появились клиенты, предлагающие солидные деньги за защиту их или их близких в суде. Я ощущал себя нанятой совестью.
И знал, что за прокурором стоит закон, а за адвокатом – человек со своей судьбой, со своими чаяниями. И этот человек взбирается на адвоката, ища у него защиты. И очень страшно было поскользнуться с такой ношей...
Прошло много лет, но я помню глаза той женщины. Она стояла на улице, у входа в суд. Ждала меня.
- Спасибо вам, - сказала она тихим голосом и сжала тонкими пальцами моё предплечье.
- За что же? Я мужа вашего не смог защитить...
- Вы меня пожалели.

Каждый раз приходя на кладбище, я видел эту женщину, всю в темном, с покрытой головой, бредущую мимо надгробных плит. У часовни она останавливалась и долго и истово молилась, беззвучно шевеля губами.
В последний раз, осмелившись, я заговорил с ней.
Незнакомка вздрогнула, а затем медленно повернулась ко мне. На лице её застыл безмолвный вопрос. Женщине было не больше пятидесяти, но нездоровая бледность кожи и темные круги под глазами, указывали на испытываемые ею страдания.
Поклонившись, я сказал, что в последнее время часто вижу её на кладбище.
Она подняла на меня пепельные влажные глаза, близоруко прищурившись.
- Прихожу сюда оплакивать своих детей. Здесь так покойно, так тихо...
- Ваши дети похоронены на этом кладбище? - спросил я её, прервав затянувшееся молчание.
- У моих детей нет могилы, - тихо ответила женщина - они... не умерли.
И, посмотрев на меня с печальной улыбкой, добавила:
- Они просто не родились.

Солнечные лучи, проникнув сквозь ветхие занавески, закрывавшие оконный проём, рассеяли утренний полумрак окутывающий комнату. Они рассыпались бесчисленными бликами по небогатому убранству жилища.
На кровати, крытой старым шерстяным одеялом, зашевелилась старуха, разбуженная утренним светом и щебетаньем птиц, доносившимся из приоткрытой форточки. Узловатыми пальцами она провела по лицу, отгоняя сон. Сев, она не торопясь стала натягивать на худые ноги плотные теплые чулки. Затем поднялась с кровати и надела синий фланелевый халат. Подойдя к зеркалу, висевшему над умывальником, она пригладила густые чёрные волосы, лишь слегка тронутые сединой. Смочив руки водой, старуха растёрла ими желтое морщинистое лицо. Затем зачерпнула ковшом воды из ведра, стоящего рядом с умывальником, и залила её в большой эмалированный чайник.
Чиркнув спичкой, старуха открутила вентиль газового баллона, прислушалась к тихому шипению газа, разожгла горелку и поставила на неё чайник. Переобувшись в резиновые сапоги, накинув поверх халата меховую безрукавку, она вышла на крыльцо.
Утренняя прохлада освежила лицо. Глаза, ещё не привыкнув к солнечному свету, прищурились, образовав на лице две узкие складки.
Держась рукой за перила, она спустилась с крыльца. Пройдя через двор к ветхому сараю, отперла дверь и вошла внутрь. Из мрака дохнуло холодом и густым смрадом. Проникшие в распахнутую дверь солнечные лучи осветили стоящие в углу сарая бочки, сложенные подле них поленья, загородку из неотёсанных досок, в которой горой возвышались заполненные чем-то холщовые мешки, привлекавшие множество мух.
Старуха подошла к загородке и, отгоняя рукой назойливых мух, перевернула один из мешков. Резкий запах разлагающейся плоти ударил в лицо.
В углу сарая что-то зашевелилось, послышалось отчётливое дыхание и скрежет металла. Нащупав рукой в темноте свисающую с потолка лампочку, старуха крутанула её, и содержимое сарая осветилось тусклым электрическим светом. Длинные чёрные тени легли на пол и стены.
Одна из теней, распластавшаяся у ног старухи, вздрагивала, меняя свои очертания, то сокращалась в размерах, то удлинялась, растворяясь на пороге сарая в свете солнечных лучей. Из мрака на старуху смотрели яркие – как маленькие фонарики – глаза.
Скрежет металла усилился и из темноты, постепенно обретая формы в тусклом освещении, вышел рыжего окраса пёс. Пристально глядя на старуху, он потряс большой круглой головой. Вместо ошейника на его шее была закручена толстая верёвка. Продетая через веревку металлическая цепь крепилась к стене сарая.
- Рыжик, - старуха протянула костлявую в пятнах руку и погладила пса по голове, - сейчас принесу тебе чего-нибудь поесть. Погоди маленько.
Пёс заскулил, завилял хвостом и попытался лизнуть приласкавшую его ладонь. Старуха обтерла влажную руку о халат и медленно двинулась к двери.
Выйдя во двор, она огляделась по сторонам, и хриплым голосом позвала: «Андрей!».
На зов откликнулся мужской голос («Иду!») и из баньки, стоящей в зарослях смородиновых кустов, вышел мужик лет сорока, с темными кругами воспаленных глаз на испитом лице, поросшем черной щетиной. Одет он был в грязную клетчатую рубаху с длинными рукавами и мятые штаны, которые когда-то были частью черной рабочей спецовки. Запахивая засаленный в бурых пятнах ватник, Андрей быстрым шагом приближался к старухе. На неё пахнуло дешевым табаком и немытым телом.
- Накорми собаку, – требовательно сказала старуха и, повернувшись лицом к сараю, вытянула руку, указывая пальцем на загородку с мешками. – Почему вчера не убрали? Сколько раз нужно говорить?
- Баба Роза, щас всё уберу. Щас все сделаю. – Андрей не стал ожидать дальнейших упрёков и проворно юркнул в темень сарая.
Старуха поднялась на крыльцо, открыла дверь и вошла в просторные сени. Пахло сушеными травами, развешанными по стенам. Привычно скрипели половицы, застеленные вручную изготовленными ковриками. Где-то под потолком жужжал случайно залетевший шмель. Слышно было как за стеной, в маленькой кухоньке свистит чайник.
Заварив в большом фаянсовом чайнике чай, Роза достала из серванта сахарницу, вазочку с печеньем и конфетами. Расставила чашки на столе, застеленном некогда белой, а теперь испещрённой многочисленными пятнами, скатертью.
Подойдя к окну, крикнула в открытую форточку:
- Андрей! Борис! Идите чай пить!
Первым пришёл Андрей. Деловито сопя, разулся, снял ватник и ополоснул в рукомойнике руки. Влажными ладонями пригладил давно немытые волосы. Тщательно осмотрел в маленькое круглое зеркало, прикрепленное над рукомойником, обветренные щеки с воспаленной шелушащейся кожей.
Старуха с Андреем уже сидели за столом, когда в комнату вошёл высокий парень лет тридцати, светловолосый, сероглазый, одетый в выцветшую солдатскую гимнастерку и черные брюки, заправленные в стоптанные кирзовые сапоги.
- Собаку покормил? – обратилась Роза к Андрею.
- Покормил, - кивнул Андрей, отхлебывая горячий чай из щербатой кружки.
- Сколько раз нужно повторять, чтоб все в сарае прибирали? – Роза Читать далее...

- Ты читаешь Довлатова? - спросила меня эстетка Сюльжицкая, держа двумя пальцами - указательным и большим, мизинец был при этом презрительно оттопырен - зачитанную книжонку в мягкой - местами уже порванной - обложке. - Он же был алкоголиком. Что путного он мог написать? И вообще, что интересного в жизни алкоголиков и маргиналов?
Сюльжицкая разжала пухленькие пальчики и книжка, шумно трепыхая страницами, упала на пол.
- Но ты же, насколько я помню, читала Венедикта Ерофеева?
- Читала, но... не принимала. - Сюльжицкая шумно пыхтя закуривает. - Писатель для читателя должен быть эталоном чистоты. Никакой грязи. Вот, например...
Сюльжицкая с кряхтеньем тянется к полке, на которой у меня разместились американские писатели.
- Трумен Капоте, - близоруко щурясь считывает она с обложки - вот кого надо читать. Вот, "Завтрак у Тиффани". Красиво, чисто. Эстетично.
Я молчу, скрывая от Сюльжицкой, - чтобы не ранить её нравственность - что Капоте был известен не только своими литературными шедеврами, но и своим пьянством. Наверное, её разбил бы апоплексический удар, если б она узнала, что за свою жизнь он любил многих мужчин и даже несколько женщин.
Я уверен, что Сюльжицкая не догадывается, что горячо любимый ею Уильям Фолкнер был безумным пьяницей. Его алкоголизм длился на протяжении тридцати лет практически не прерываясь. За этот период он испытал: алкогольное истощение, белую горячку, язвенную болезнь, электрошоковую терапию, ранения головы, переломы ребер, падения с лестниц и лошадей, сломанные позвонки, лихорадку, болезни внутренних органов, дрожание рук, провалы памяти. В общем, практически все, что только возможно было испытать алкоголику. Но именно в этот период он написал многие свои лучшие произведения.
Сюльжицкая ставит Трумена Капоту на полку. Её пальцы скользят по расставленным в ряд книгам.
Теннеси Уильямс. Еще один культовый американский писатель, чья стремительная карьера сопровождалась пьянством и паранойей, в результате чего он сошел с жизненных рельсов...
Эрнест Хемингуэй. Пожалуй, один из самых известнейших алкоголиков. Как он любил говорить: «Выпивка – это способ достойно завершить прожитый день» и «виски – это пища не для желудка, а для души»...
Эдгар Аллан По. Его не раз отвозили в больницу с приступом белой горячки, в котором он ругался с привидениями и неистово отбивался от них...
Эрих Мария Ремарк. Джек Лондон. Фрэнсис Скотт Фитцджеральд. Чарльз Буковски. Юджин О'Нилл...
- Давай пить кофе, - прерывает мои мысли Сюльжицкая, пытаясь уместиться в кресле.
Я принес кофе. Достал початую бутылку коньяка и постучал по ней пальцем, вопросительно глядя на Сюльжицкую.
- Ну, конечно, наливай, - пробасила она, вновь закуривая.
Наполняя бокалы, я подумал, что многие великие становились алкоголиками, но ни один алкоголик не стал великим...
- Давай выпьем за нас, - подняла бокал Сюльжицкая.
Я кивнул. Мы громко чокнулись и выпили. До дна.
Книжка Довлатова все ещё лежала на полу. Не вставая с кресла, я дотянулся до неё.
Зазвонил телефон. Сюльжицкая с кем-то долго и громко разговаривала, периодически разражаясь хриплым хохотом. Тело её при этом сострясалось, кресло скрипело. Пепел с сигареты осыпался на черную бархатную юбку.
Перед тем как положить книгу на полку, я пролистал её. На одной из страниц взгляд зацепило: "Человек привык себя спрашивать: кто я? Там ученый, американец, шофер, еврей, иммигрант... А надо бы всё время себя спрашивать: не говно ли я?"

В старости друзей не заводят. Я это стал понимать с каждым прожитым мною годом.
Говорят, там хорошо, где нас нет. Наверное поэтому мое прошлое кажется мне таким прекрасным. Как и мои друзья из тех далеких лет. Некоторых уже нет на этом свете. Кто-то покинул меня. А кого-то я сам вычеркнул из своей жизни. И не простым карандашом, а жирным маркером, чтобы не возникло желание воспользоваться ластиком.
Но где-то в глубине себя, как и каждый человек, я имею маленькое кладбище, где погребены те, кого я любил. Те, кто были со мной в той, прошлой жизни.
В старости друзей не заводят. Поэтому любая потеря невосполнима.