Евгений Евтушенко

ТАК УХОДИЛА ПЬЯВ

И был Париж, был зал, и перед залом,

 на час искусство прыганьем поправ,

 острило что-то и вертело задом...

 Все это было — приложенье к Пьяв.

 И вот она вошла, до суеверья

 похожая на грубого божка,

 как будто в резвый скетч, опшбшись дверью,

 усталая трагедия вошла.

 И над белибердою балаганной

 она воздвиглась, бледная, без сил,

 как будто бы совёнок больноглазый,

 тяжёлый от своих разбитых крыл.

 Кургузая накрашенная кроха,

 она, скрывая кашель, чуть жива,

 стояла посреди тебя, эпоха,

 держась на ножках тоненьких едва.

 На нас она глядела, как на Сену,

 куда с обрыва бросится вот-вот;

 и мне хотелось кинуться на сцену

 и поддержать — иначе упадёт.

 Но — четкий взмах морщинистой ручонки!

 Вступил оркестр... На самый край она

 ступила... Распрямляясь обречённо,

 дрожа, вобрала музыку спина.

 И вот запело, будто полетело,

 упав от перевешивавших глаз,

 хирургами искромсанное тело,

 хрипя, переворачиваясь,— в нас!

 Оно, летя, рыдало, хохотало,

 шептало, словно бред булонских трав,

 тележкой сен-жерменской грохотало,

 сиреной выло. Это было — Пьяв.

Последняя попытка

Последняя попытка стать счастливым,

припав ко всем изгибам, всем извивам

лепечущей дрожащей белизны

и к ягодам с дурманом бузины.

Последняя попытка стать счастливым,

как будто призрак мой перед обрывом

и хочет прыгнуть ото всех обид

туда, где я давным-давно разбит.

Там на мои поломанные кости

присела, отдыхая, стрекоза,

и муравьи спокойно ходят в гости

в мои пустые бывшие глаза.

Я стал душой. Я выскользнул из тела,

я выбрался из крошева костей,

но в призраках мне быть осточертело,

и снова тянет в столько пропастей.

Влюбленный призрак пострашнее трупа,

а ты не испугалась, поняла,

и мы, как в пропасть, прыгнули друг в друга,

но, распростерши белые крыла,

нас пропасть на тумане подняла.

И мы лежим с тобой не на постели,

а на тумане, нас держащем еле.

Я - призрак. Я уже не разобьюсь.

Но ты - живая. За тебя боюсь.

Вновь кружит ворон с траурным отливом

и ждет свежинки - как на поле битв.

Последняя попытка стать счастливым,

последняя попытка полюбить.

***

Был я бесьей породы,

 Баламут родниковой струи,

 И терпела природа

 Несуразные песни мои.

 Был судьей всем, кто ползал

 И летал средь прибрежной травы,

 И взимал в свою пользу

 Я налоги с беспечной плотвы.

Ведал дремой болотной,

 На мели головастиков пас...

 Но без жалости отнял

 Все судьбою назначенный час.

 Грянул гром небывалый,

 В поднебесье послышался стон,

 Лебедь белая пала,

 Обагряя притихший затон.

 Я дела забываю,

 Я к ослепшей от боли лечу,

 Песнь любви запеваю, -

 Ту, которой от горя лечу.

 Дал я ране закрыться...

 Но, очнувшись от тяжких обид,

 Видишь ты, что не рыцарь -

 Пень чудной на болоте стоит.

 Поднялась молодая, -

 Только крыл пролилось серебро...

 И, навек улетая,

 Обронила в болото перо.

 И не знала, что нищий,

 Навсегда обездоленный черт

 В тине знак тот разыщет

 И к душе деревянной прижмет.