Степан нажал на спусковой крючок и, отодвинувшись от окна, прижался спиной к стене. Выдох-вдох. Пригнувшись, он выбежал из полуразрушенной квартиры и направился к лестничному пролету, стараясь не светиться в проломах стен. Спустившись на два этажа ниже, он зашел в длинный коридор и направился по нему в поисках следующего места для выстрела. Он понимал, что на него начали охоту, но адреналин, бешеными толчками вбрасывающийся в кровь, не позволял ему просто так уйти. Страх отошел на второй план, азарт занял его место. Он помнил, что потом придет осознание присутствия смерти рядом, руки начнут трястись, не в состоянии поднять даже стакан с водкой, которая хоть чуть-чуть помогала забыть весь этот ужас. Но это будет потом, не сейчас. Сейчас он играет в свою любимую игру - в войну.

Обнаружив удобное место в очередной квартире, Степан аккуратно зашел внутрь. Удобно оно было тем, что в стене, прямо посередине комнаты, на уровне пола, зияло небольшое отверстие от попавшего в нее снаряда. То ли он не взорвался, пробив стену, то ли отрикошетил от нее с наружной стороны, заставив кирпичную кладку обвалиться вовнутрь. Это его не интересовало. Главное, что это было отличным местом для следующего выстрела. Он лег на пол и прильнул к окуляру оптического прицела. Несколько минут прошли без каких-то изменений. Со стороны могло показаться, что он спит. И что даже звуки коротких очередей снаружи дома, совсем его не волнуют.

- Ага, - сам себе шепотом произнес Степан и быстро положил палец на спусковой крючок. Прямо напротив отверстия, в окне дома через дорогу, мелькнула чья-то тень. На сотую долю секунды в окне появилось чье-то лицо и снова исчезло за стеной.
- Ну! Выгляни еще разок!
Человек больше не появлялся. В ожидании прошло пару минут. Степан открыл левый глаз и принялся осматривать соседние окна, не отрываясь от прицела. Справа - никого. Еще правее - тут вообще пол обвалился... Слева... Даже не увидев толком, а почувствовав какое-то движение в окне слева, Степан резко передвинул ствол и нажал на спусковой крючок. Раздался громкий выстрел. Даже слишком громкий, как показалось Степану. В какое-то мгновение, сквозь грохот он даже различил чей-то голос, но тут же все затихло. Как-будто кто-то нажал на пульте кнопку отключения звука.

- Судя по всему, отличный выстрел! - от неожиданности, Степан чуть не вскочил в полный рост. В этой странной тишине, голос над его ухом прозвучал как звон царь-колокола в библиотеке. Дернувшись вперед, он попытался развернуть винтовку, но она как-будто приросла к чему-то невидимому.
- Спокойно, спокойно! - вкрадчивым голосом произнес человек за спиной, - отпусти винтовку, пока что она тебе не понадобится.
- Ты кто, придурок? - полушепотом произнес Степан, успев обсмотреть человека с ног до головы и понять, что он не представляет особой опасности. С другой стороны, любой человек, обнаруживший снайпера во время его работы, представляет для него основную угрозу.
Незнакомец был одет в белоснежную рубашку и классические брюки. На начищенных туфлях не было заметно ни одной пылинки. Он стоял в полный рост и, судя по всему, совсем не переживал по поводу того, что он находится сейчас в эпицентре боевых действий.

- Отпусти винтовку и пойдем со мной, - человек протянул Степану руку, - вставай, не бойся! Пока я рядом, тебе ничего не угрожает.
- Ты что тут делаешь, идиот? Кто такой? Какой позывной?
- Вот вы... Одинаковые все, - незнакомец вздохнул, - чтобы долго не объяснять, посмотри на вот эту зависшую гильзу, а потом отпусти винтовку и посмотри что будет.
Степан посмотрел в указанном направлении. Гильза, которая должна была вылететь и валяться где-нибудь на полу, висела в воздухе и не собиралась падать. Аккуратно разжав пальцы, он отпустил винтовку и обнаружил, что она тоже не планировала менять свое положение.
- Ты кто такой? - скорее просто губами, чем голосом, спросил Степан.
- Любитель розыгрышей и веселых игр, - ухмыльнулся незнакомец и снова протянул руку, - давай, вставай уже. Пойдем, покажу тебе кое-что.
За пару секунд обдумав свое положение, Степан поднялся и выглянул в соседнее окно. Мир замер. Ничего не двигалось, ни единого звука не раздавалось снаружи.
- Я умер, что ли?
- Не, живее всех живых. Пока что. Все, пойдем, мало времени.
Незнакомец развернулся и, махнув Степану рукой, направился к выходу из квартиры. Мужчине ничего не оставалось делать, как последовать за ним.

Спустившись на первый этаж, незнакомец с трудом распахнул дверь в подъезд, висящую на одной петле и вышел

[272x300]Жениться каждому охота. Женился – и живёшь себе, не горюешь. Есть захотел – жена сварит, покормит, сор в избе скопился – приберёт, штаны постирает. Просто красота. Обратно и с картошкой управится, ежели мужу недосуг. Посадит, прополет-окучит, выкопает. Сплошная польза от них, от жён этих.

Вот Лёнька Ступкин тоже так думал. Трудновато, всё-таки, одному. День в поле нагорбатишься, домой придёшь – пусто в избе, варить чё-то надо, пожрать. Да и не стирано уж сколь, всё некогда. В общем, пора, давно пора жениться. И невесту искать долго не надо. Чё её искать – вона, Райка, соседка, тоже, ведь, одна девка, без мужика живёт. Всё умеет, поди не в барах родилась. И сварит, и вспашет, и дров, когда надо, наколет. Как говорится, женись – не хочу.

Одно пугает. Здоровущая больно. Центнер в ней, а то и поболе. Может, даже полтора. С одной стороны, конечно, хорошо. Всё же, где чего подмогнёт – бревно подтащить или там телегу вытолкнуть. А с другой… Да уж, ежели, к примеру, разозлить её… Это ж танк Т-34, не меньше! Страшновато.

А времечко идёт. Хошь, не хошь, чё-то решать надо. Вот и решил Лёнька посоветоваться. Приятель у него был, Саня. Саня-академик, так его прозывали. За то, что знал много. Лёньке-то уж не откажет!
Приходит Лёнька к Сане. Так, мол, и так. Обсказал, всё как есть. Что, мол, на Райке жениться надумал, что надо как-то того-этого, чтоб, значит, нормально получилось. Ну, Саня ж не дурак, раз академиком прозвали. Всё, говорит, понятно. Тебе её ублажить надо. Чтобы, того, чтобы крепко ты ей понравился. А Лёнька ему, мол, чё это, как это? Велел ему Саня штаны снять, дескать, показывай женилку, порешаем, посмотрим. Лёнька снял. Показал. Саня затылок чешет:
– Да уж. Маловат он у тебя.
– Дак и сам знаю.
– Вот и думаю. Если Райке не понравится, не ублажишь ты её. А это, считай, всё, провал.
– Дак чё делать-то? – Лёнька штаны надел, вид у него сделался совсем расстроенный.
– Чё-чё… Бабу растравить надо. Чтоб она тебя с любым захотела. Понял?
– Неа. Как я ей покажу-то?
– Эх ты, тютя! Тут делов-то на копейку. Главно дело уболтать. Позови её к себе, мол, так и так, поговорить надо шибко, мол, дело неотложное. Бутылку купи. Лучше две, красную и белую. Это уж как у вас пойдёт. Вот. И скажи ей, как за стол усадишь, и по рюмке выпьете, что, мол, того, что любишь и жениться на ней хочешь. Скажи: предлагаю, мол, тебе, Рая, руку и сердце! Усёк?
– Усёк. А дальше?
– Дальше… А дальше смотри по обстоятельству дела. Ежели она согласная, наливай ещё по рюмке.
– Дак нету рюмок, стаканы одни. Я ж непьющий.
– Все непьющие. А как воскресенье, одни драки по деревне. Ладно, не суть. Пусть стаканы. Главно дело подливай ей. А уж как она в кондиции будет, то тут незаметно так до постели и веди. Типа того, что давай, мол, приляжем, тоси-боси, тудым-сюдым… Понял?
– Ну… И чё?
– Точно – тютя, гадство! Клади и раздевай, чё ещё-то?!
– Сань, дак это… Её чё, надо того, ну… это-самое?
– Самое, самое. Только с твоим там делать нечего. Надо, чтоб она сама хотела, чтоб аж прям по самое-не-могу хотела. Тут надо хитрость иметь.
– Чё это?
– Надо, чтоб у неё того… – Саня почесал затылок, – как бы сказать… Я тут читал в одном журнале. Короче, у баб места есть, куда, если почесать или там ещё чё, погладить, к примеру, бабы прям звереют. Это «возбуждаются» называется. И тогда – всё, бери её голыми руками и делай с ней, что хошь!
– Дак это, ты ж Райку видел. Пока я на ней эти места найду, пока чесать начну… Вдруг чё не так, убьёт, нахрен!
– Да, вообще-то. Согласен. Ну ничё, я ещё кой-чё знаю. Читал как-то. Есть один верный способ. Это уж самый верный. Называется… Эх, не помню. Короче, вот в чём коленкор. Раздеваешь её. Так. Берёшь чё-нибудь холодное, к примеру, мороженку. И водишь ей по титькам. Она сперва замрёт, а потом затрясётся, затрясётся и… всё. Она вся твоя.
– О, как! Прям по титькам? Боязно как-то. Да ещё это, Саня, откуда в нашем сельпе мороженки-то? Это ж в район ехать надо! Пока привезу – растают!
– Это я к примеру про мороженку сказал. А там ты сам думай. Всё понял?
– Нууу… Так-то всё. Дак чё, говоришь, красну и белу взять?
– Возьми, хуже не будет.
– И чё-нибудь заместо мороженки? Ладно. Понял я. Спасибо, Саня!
– Давай. Чтоб молодцом был. Не подведи!

Неделю Лёнька голову ломал, где добыть мороженку. Ничего лучше не придумав, слазил в тёткин погреб. Там, в самой глубине, был устроен ледник, чтобы молоко хранить и прочее. И холодрыга была, даже в самую жару. Лёнька нашарил пару кусков

О том, что мой супруг болен на всю голову, свидетельствует уже тот факт, что он женат на мне. У него какое-то невероятное количество бзиков, которые со временем начинают распространяться воздушно-капельным путём на родных, друзей и знакомых. Одним из таких бзиков является манера давать человеческие имена неодушевлённым предметам. Не всем, конечно, а только наиболее достойным. И он не просто их крестит — он с ними ещё и разговаривает. Например, у него есть [191x222]любимая кружка. На кружке нарисован пингвин. Пингвина зовут Пафнутий.
Я как-то поинтересовалась:
— А почему Пафнутий-то?
Муж посмотрел на меня удивлённо и спросил:
— Ну а как?
Я подумала и поняла: действительно, больше никак.
По утрам муж достаёт Пафнутия из кухонного шкафчика и говорит:
— Ну, брат Пафнутий, по кофейку?
Вечерами они с Пафнутием пьют чай, и муж мой жалуется ему на меня:
— Видишь, Пафнутий, с кем приходится коротать век? Цени, брат, одиночество, не заводи пингвиниху.
Ещё на даче у нас проживает болгарка по имени Зинаида. Болгарка - не в смысле уроженка Болгарии, а в смысле инструмент для резки металла.
Сперва муж назвал её Снежана, потому что считал, что у болгарки непременно должно быть болгарское имя. Однако, познакомившись с характером болгарки, он понял, что она Зинаида.
Когда нужно разрезать что-нибудь металлическое, он достаёт её из сарая и говорит:
— Зинаида, а не побезумствовать ли нам?
И они начинают безумствовать. А когда набезумствуются, он её относит в сарай, укладывает на полку и нежно говорит:
— Сладких снов тебе, Зина.
А в квартире у нас живёт шкаф по имени Борис Петрович. Вот так уважительно, по имени-отчеству, да.
Это мы когда только купили квартиру, то первым делом заказали шкаф. И собирал нам этот шкаф сборщик, которого звали Борис Петрович.
Конечно, сей факт бросает тень позора на моего мужа, но на самом деле этому есть объяснение.
Вообще-то, всю остальную мебель в нашем доме (а так же в доме моей мамы, в доме его родителей и в домах многих наших друзей) муж собирал сам. И шкаф бы собрал,
как раз плюнуть, но вышло так, что в день доставки он находился в командировке и вернуться должен был только недели через две.
Я категорически отказалась жить две недели посреди немыслимого количества досок и коробок, к тому же мне не терпелось поскорей развесить всю одежду на вешалки,
поэтому дожидаться мужа не стала и пригласила магазинного сборщика. И, конечно, сорок раз об этом пожалела.
Сборщик Борис Петрович, собираясь ко мне в гости, принял одеколонную ванну, и этим одеколоном марки "Хвойный лес" (или "Русское поле", или "Юность Максима" — не знаю) провонял весь дом. Я спасалась от амбре Бориса Петровича на балконе.
Работал Борис Петрович сосредоточенно, неторопливо, с чувством, с толком, с расстановкой, с пятью перерывами на чаепитие. Очень удивлялся, почему я не составляю ему компанию за столом. А я просто не могу пить чай, воняющий одеколоном.
Профессионал Борис Петрович, будучи сборщиком от бога, собирал шкаф с 9 часов утра до 11 часов вечера. Мой муж за это время мог бы легко построить двухэтажный
дом и баньку во дворе.
Вещи мои так и остались лежать в коробках, не познав холодка вешалок, потому что все две недели до приезда мужа я проветривала всю квартиру, и шкаф в частности,
от аромата Бориса Петровича. Мне даже было стыдно ездить в метро, потому что мне казалось, что от меня на весь вагон таращит этим дешёвым убойным одеколоном.
Когда муж приехал, в квартире уже была вполне пристойная атмосфера. Он радостно подскочил к мебельной обновке, счастливо завопил: "О, шкафчик!" - и замер, распахнув дверцы.
Примерно минуту он приходил в себя от нахлынувшего на него смрада, а потом спросил меня:
— Эммм... Это что?
— Это Борис Петрович, — ответила я.
Вот так наш шкаф получил своё имя, а сборщик Борис Петрович, сам того не ведая, стал его крёстным (нашим кумом, стало быть).
Теперь муж, собираясь на какое-нибудь важное мероприятие, советуется со шкафом,
что ему надеть:
— Борис Петрович, как насчёт синей рубашки?
Или просит:
— Не одолжите ли галстук, Борис Петрович?
Или вешает в него костюм и говорит:
— Борис Петрович, храни его, как свою честь.
Ещё у нас есть микроволновка Галя. Я так понимаю, это что-то личное, о чём мне знать не надобно.
Потому что когда муж пихает в неё тарелку с едой и нежно говорит: "Согрей, Галя...
Сделай это для меня, крошка..." — у меня все вопросы застревают где-то в районе щитовидки.
Отголоски романтического прошлого, видимо.
Ещё у нас на даче есть электроплитка,

[255x153]На столе стояла тарелка слив. Папа строго наказывал детям, чтоб не брали слив до обеда. А дети не послушались папу. Папа пересчитал сливы и обнаружил, что одной не хватает.
- Дети, кто съел сливу? – строго спросил Папа.
- Я! – честно признался Ваня.
- А я разве не говорил не есть слив до обеда? – продолжил Папа играть в Макаренко.
- А ты разве не собираешься меня хвалить за невиданное мужество и за стремление честно взять на себя ответственность за содеянное? – удивился Ваня.
- О! Точно! – спохватился Папа – Молодец, Ваня! Честно признался, что съел сливу.
- Врет он.- закричала Соня – Это я съела сливу.
- Ничего я не вру. – обиделся Ваня - Я тоже съел сливу. Червивая была, между прочим.
- Значит Ваня съел и я тоже съела сливу. Признаюсь честно и ожидаю похвал! – сообщила Соня Папе.
- Дети! Кто-то из вас врет. – сказал Папа – Не хватает всего одной сливы. Одной, а не двух.
- Соня, мне грустно осознавать, что у таких честных детей как мы отец – жлоб. – удрученно сказал Ваня – Сливы на стол с предварительным пересчетом ложит.
- Перестань, Ванечка. – вступилась за отца Соня – Может этот тип просто нам не доверяет. Время такое сейчас. Даже собственным детям нельзя доверять.
- Дети, что здесь происходит, а? – опешил Папа – Я, конечно, вам доверяю...
- И поэтому сливы пересчитываешь? – ехидно спросил Ваня - Колбасу перед тем как положить в холодильник взвешиваешь? Чтоб, не дай бог, никто не угостился. Не объели чтобы отца семейства.
- Порядок должен быть.- начал оправдываться Папа - Я сказал – не трогать, значит трогать нельзя.
- Бытовой деспот. – пробурчал Ваня
- Ты не понимаешь! – истерично взвизгнула Соня – Не понимаешь как это оскорбительно. Ты наказал не трогать слив и пересчитал их! Ты понимаешь?
- И что? – не понимал таки Папа.
- Как что? Пересчитывая сливы, ты изначально заподозрил нас, своих детей, что мы настолько испорчены, что посмеем ослушаться отца и возьмем с тарелки сливы. Это неверие в нас – оно оскорбительно! Неужели ты не понимаешь?
- Вы же таки взяли сливы! - возмутился Папа – Ослушались!
- Да! Но когда ты сливы положил на стол, ты не мог этого знать! То есть, ты превентивно оскорбил неверием! – возразил Ваня.
- Но вы же взяли сливу!
- Он по-прежнему нам не верит. – вздохнула Соня – Он по-прежнему думает, что один из нас способен врать отцу. Две! Две сливы!
- Одна! Я же считал! – прикрикнул Папа – Не хватает одной.
- Папа у Вани силен в математике – запела Соня. – Не напутал в счете, Папенька? Может посчитал неправильно?
- Ничего я не напутал! – взьярился Папа – Было 32. Два раза считал! А теперь 31! И я жду объяснений! Почему сливы трогали до обеда!
Тут вошла Мама и сказала:
- Дети прекратите издеваться над папой! И ты, Папа, тоже успокойся. Во-первых ты проспал до 4 и обед уже был давно. Во-вторых это уже третья тарелка слив, которую едят дети. И ругаться не из за чего.
- Ой. – сказал Папа.
- А пересчет слив, и в самом деле – какое-то странное недоверие! Недостойное даже, я бы сказала. – сказала Мама.
- Соня, забирай сливы и пошли в другую комнату их есть. – закричал Ваня – А родители сейчас будут о методах воспитания нецензурно спорить.

После сна, бывает, подойдешь к зеркалу… глянешь в него, и думаешь… Вот всё в тебе по фен-шую! Линии плавные, глазки разные, щечки помятые, волосики дыбком… одним словом — крассава!
=======================Кому на Руси жить хорошо - те уже в Лондоне...
=======================Пристрастие русских к алкоголю объясняется суровым климатом их страны. Любая погода в месте пребывания русских считается суровым климатом. Так и сегодня - погода прекрасная, а климат суровый...
=======================- Доктор, вы зачем сказали 80-летней бабушке, что она беременна?
- Ну и что, зато икота прошла.))
=======================Американец, англичанин и русский поспорили, кто сможет заставить кошку есть горчицу.
Американец схватил животное и начал ложкой запихивать горчицу ей в пасть.
Русский возмутился: "Это насилие!".
[показать]Англичанин положил горчицу между кусками колбасы и дал кошке.
Русский: "Это обман!".
Потом берет горчицу и мажет кошке под хвостом.
Кошка с воем начинает вылизываться.
Русский: "Обратите внимание: совершенно добровольно и с песней!". =======================Вместе с рыданиями, надрывающими силиконовую грудь, из-под наклеенных ресниц по ботоксным губам потекла слеза...А все из-за того, что гелевый ноготь сломался, зацепившись за нарощенные волосы...
=======================Когда продавец в магазине спрашивает у меня:
"Могу ли я вам чем-нибудь помочь?", я люблю отвечать: "Можете. Деньгами".
=======================Диалог в Интернете.
Он: Приветик, познакомимся?
Она: Ты кто?
Он: Возможно тот, кого ты всю жизнь ждала.
Она: Дед Мороз, что ли?
=======================Набожный мусульманин садится в лондонское такси и просит, чтобы водитель выключил радио, потому что во времена Пророка не было никакой музыки, и поэтому он не может слушать музыку неверующих. Таксист остановил машину и открыл дверь. Араб спрашивает:
- Что вы делаете?
Таксист отвечает:
- Во времена Пророка не было никаких такси, так что иди ты нахер и жди попутного верблюда!=======================Он думал, что я не умею играть в бильярд! ...Играли на желание... ХА!!! – Сейчас он идет... на шпильках в аптеку..... за прокладками...
=======================Купила книжку: "Яды. Вчера, сегодня, завтра" (Просто решила почитать)… Муж второй день и посуду моет, и мусор выносит, и во всем соглашается.
=======================Милая, ты у меня такая красивая, ласковая, хозяйственная!
- Секса не будет! Я устала.
- Эгоистка неблагодарная! И борщ у тебя кислый! И попа толстая!
=======================В сковородке осталось масло, кусочки котлет и лука, я всё это залила водой и налила Фейри. В комнате зазвонил телефон, захожу обратно на кухню, муж стоит возле этой сковородки и хлебушком макает в масло. Минут 15 пузырями ругался!
=======================Лето, деревня, покосившийся туалет без двери. Сидит мужик, тужится. Мимо проходит баба:
-Кузьмич, едят тебя мухи, ты хоть бы дверь навесил.
-Дверь? Зачем? А чего тут брать-то?
=======================Заходит мужик в магазин:
-У вас есть веревка и мыло?
-Вы что, вешаться собрались?
-Нет, блин, сейчас помоюсь и в горы!
=======================Первые социальные сети появились в России. Стоило на заборе написать «Катька» - сразу появлялись и статусы и комментарии.
=======================На уроке природоведения Марья Ивановна спрашивает:
- Почему аисты на зиму улетают в Африку.
Встаёт Вовочка:
- Ясный пень, негры тоже хотят иметь детей.

[357x238]Первые десять лет жизни он был просто Кот. Сильная, наглая тварь серо-коричневого окраса, с плотной длинной шерстью, сбившейся на боках в вечные колтуны. Непроходящие глубокие царапины на морде и изодранные в лохмотья уши придавали ему совершенно бандитский вид. На просторах нашей старой и запущенной квартиры он, как гордый и свободный нохча, жил грабежом и разбоем. За ее пределами не брезговал и насилием. Требовал соблюдения прав и клал свой маленький, но изрядно натруженный писюн, на все обязанности. Будучи центровым по району, он немилосердно 3,14здил всех окрестных котов, совершенно неадекватно отвечая на малейшие поползновения в свою сторону. Порой казалось, что в него вселился несгибаемый дух великого каратиста Масутацы Оямы, именно с таким неистово-киокушиновским напором бросался он на всех соперников, сметая их, разметая в пух и прах даже мысли о каком-то сопротивлении.

Имя у него появилось лишь тогда, когда подросла дочь, и назвала его для унификации Тима, так же, как и тещиного домашнего засюсюканного уйобка, вечно ссущего под диваном. Кот же был суров. Принимая меня за равного, жену и дочь он определенно ставил ниже себя в семейной иерархии и относился к ним со снисходительным презрением. Малая, подрастая приняла такой расклад как есть, жена же, получив в руки штурвал управления мною, попыталась было с наскока подмять под себя и Кота. Однако хер.

Натыкаясь в финальной стадии бурного медовомесячного соития на угрюмо насупленный, как у седьмой бэхи, полуприщур, сквозь который Кот брезгливо наблюдал за хозяйской потной возней она каждый раз смущалась, и прервавшись на полуфрикции запахивалась в простыню, требуя убрать это наглое животное. Добившись нужного результата, Кот, задрав хвост, уходил сам.

Гордость никогда не позволяла ему просить, он всегда или требовал, или брал с боем. Заботливо положенная женой в чистую мисочку еда заветривалась и пропадала. Голодный и злой, он снисходил до участия в семейном обеде: усевшись перед столом на свободный табурет клал голову на стол и закрывал глаза, демонстрируя полное безразличие к происходящему. Но стоило отвлечься лишь на секунду – из-под стола стремительным хуком вылетала растопыренная, с выпущенными когтями, лапа и неуловимым движением выхватывала с ближайшей тарелки котлету или сосиску. Такую же точно, как в его миске. Заслуженно получив от меня увесистого пинка, он, не выпуская добычу, пролетал юзом кухню и прихожую и, с грохотом врезавшись в дверь ванны, как ни в чем не бывало поднимался и, гордо задрав хвост, шел обратно, чтобы у моих ног спокойно съесть честно заработанный кусок. Мы, несмотря ни на что, уважали друг друга, но и правила тоже надо было соблюдать. Закон есть закон.
Он был из первого помета соседской кошки. Первый помет, как говорят, всегда самый сильный. Три серых дымчатых и один грязно-коричневый. Наглым он был с рождения – в то время как другие котята, найдя свободную сиську, затихали и насыщались, он, возмущенно пища, ползал вокруг мамаши, игнорируя свободные соски, до тех пор, пока не отгонял кого-нибудь из братьев и не занимал его место.

Рыба была его страстью. Любая: жареная, вареная, соленая, мороженная, протухшая. Но особенно живая. Еду он добывал виртуозно. Как опытный футболист при подаче углового, сломя голову летел на звук открываемого холодильника и, путаясь под ногами, пытался в суматохе реализовать розыгрыш стандарта. Ни один факт изъятия чего-либо съестного не проходил мимо его нарочито безразличного взора. Все забытое или оставленное хоть на минуту становилось его законной добычей. Поэтому мясо и рыба путешествовали по дому в короткий пас, как шарик у базарного наперсточника, не оставаясь неприкрытыми ни минуты.
Рыба же его чуть не сгубила. С3,14здив как-то ночью у соседей через открытую форточку отрезанный хвост здоровенного, килограмма на три чебака, он припер его конечно же домой, и попытался съесть на ковре в гостиной. Банкет закончился тем, что одна из костей, застряв в горле, проткнула ему пищевод и трахею. Я нашел его около шести утра в забившимся под кухонный уголок. Изо рта шла пена, и сам он был похож на рыбу-шар. Часть выдыхаемого воздуха через дырку поступала под кожу, и Кот надувался буквально на глазах. Было утро субботы. Ветеринарка в этот день работала с 12-ти. Нужно было срочно принимать меры.

Роль спасителя была возложена на соседку – 75-летнюю еврейку, гинеколога в отставке. Разбуженное ни свет ни заря, бабушко-божий одуванчик с голубыми волосами немного поворчало, но отказать не смогло. Тщательно,