На сердце больно, очень больно,
Тоскливо, хочется кричать,
Взлететь куда-то птицей вольной,
За первым снегом вдаль бежать,

Простить обиду и измену,
Забыть, что было, чего нет...
Ведь наша жизнь - она нетленна,
И царь вселенной - человек!

Мы вспоминаем очень редко,
Что Бог решает все без нас,
И хоть бывает пуля метка,
Но разберутся там без вас!

И пусть случайно, пусть нарочно -
Достигнет цели та стрела,
Что посылается бессрочно
И что летит всегда одна...

Любовь спасает от потери,
Любовь приносит много бед,
И, если чей-то мир потерян,
То он найдет его чуть свет!

Вы не мешайте, не мешайте!
Его не путайте вы зря!
Вы зло, ошибки все прощайте,
Прощайте, что простть нельзя!

Любите жизнь - она бесценна,
Простить возьожно все во всем!
И все, что в этой жизни ценно,
Все заключается в одном -

Лишь в том, чтоб жить, любить и верить!
Лишь в том, чтоб знать, что жизнь одна!
Во что угодно можно верить,
Но все прощать и жить до дна!

С колена в грудь -
Туда, где бьется сердце,
С трудом вздохнуть -
Закрыть доверья дверцу...

Сказать "прощай",
Самой в слова поаерить...
Замолкнуть невзначай...
Слезами боль свою измерить...

Если хочется плакать - не надо,
Слезы еще никого не спасли...
Если хочется встретиться взглядом -
Покрепче рестницы сомкни...

Если хочешь узнать, что случилось -
Просто веруй, что все хорошо...
Если хочешь, чтоб солнце приснилось -
Просто взгляни в окно...

Если хочешь, чтоб друг улыбнулся -
Просто его обними!
Если хочешь, чтоб счастье вернулось -
Просто его подожди!

С трудом разомкну пересохшие губы -
Они так привыкли тебя целовать...
Скажи мне - ведь ты еще любишь!
Тогда прекрати, прекрати убивать!

Прекрати мою душу мешать с черной пылью,
Прекрати мое сердце ногами топтать,
Прекрати перемешивать выдумку с былью,
Прекрати мои чувства к себе отвергать...

Ведь все изменить одним жестом возможно,
Надо лишь очень хотеть и любить,
Я знаю, любимый, что больно и сложно...
Но я без тебя не смогла бы прожить... А ты?

Пришла во дворы запоздалая осень,
И солнце последний раз греет лучами,
И стали холодными, длинными ночи,
Но верю, что холод не встанет меж нами!

Я верю, что зимней морозною ночью
Пылать будут так же горячие руки,
Я верю, что светлые ясные очи
Спасут от невзгоды, потерь и разлуки...

У беды глаза зеленые,
Как у ведьмы в старину,
Седые кудри опаленные,
Губы шепчут в темноту.

У беды ладони колоты
О кровавые сердца,
А беда кусает оводом,
Разбивая зеркала...

И приходит невесомая
И незванная беда,
Гладит угли раскаленные,
Держит в скрюченных руках.

И, касаясь тенью скорченной
Невиновного плеча,
Разрушает мир всклокоченный,
Ухмыляясь и хрипя...

Поле, снегом затворенное,
На снегу кровавый след...
У беды глаза зеленые,
И от них спасенья нет...

Закончить жизнь в твоих объятьях
Много-много лет спустя...
Вот секрет большого счастья
В этой жизни для меня...

Быть влюбленной и безумной,
Невзирая на года,
И холодной ночью лунной
Согревать твои глаза,

Целовать родные губы,
Верить всем твоим словам!
Ведь не лжет же тот, кто любит -
Правду Бог дарует нам...

Несчастный, хмурый, нищий странник
С копной седых, как снег, волос,
Шагнул в цветущий палисадник
И посиотрел в мое окно.

"Ты чтио-то хочешь?"- я спросила.
"Быть может хлеба дать тебе?"
"Да нет, мне б солнца, что бы нива
Сверкала в утренней росе!"

И я неловкими руками
Гоняла тучи в небесах,
Чтоб засверкало, словно пламя
Лучами солнце в облаках.

А он, оборванный и грязный,
Смеялся, словно бы дитя,
Как буд-то небыло несчастий
В паршивой жизни старика!

Он танцевал, скакал и прыгал,
Смеялся ласковым лучам...
И деревянной ножкой двигал,
Как буд-то был безумно пьян!

Он, как мальчишка заливался
То смехом, то немой слезой...
Он мне понравиться старался,
Как буд-то вовсе молодой...

И неловко протянула
Для танца руки вдруг к нему...
И поняла, что обманула
Свою нелепую мечту.

Ведь просто солнца он невидел -
Он был трагично, вечно слеп,
Но он ненастье ненавидел,
И он хотел, чтоб вырос хлеб...

Он не растил давно пшеницы,
Не танцевал он много лет,
Он не видал давно зарницы
И так хотел увидеть свет...

Он попросил меня развеять
Глухие тучи над землей...
Он так хотел всего лишь верить,
Что я сниму тупую боль!

И он не видел, что ночами
Я горько плачу потому,
Что после танца под лучами
Я не смогла помочь ему...

Ведь он ушел слепой дорогой
И не позвал меня с собой,
Лишь обернулся на пороге...
И стал на миг вдруг молодой!

Мы привыкли стучаться в закрытые двери,
Надеемся, нам их откроют.
И увидев замки, мы по-прежнему верим,
Что для нас нет преград и заторов!

Мы привыкли кричать в застекленные окна,
Мы кричим и в глухие заборы,
И от крика ломаются рамы и стекла,
И железо ломается вскоре...

И любая преграда сдается в беспечности,
Полагаясь на нашу лояльность...
Только это предел! Выходите! Конечная!
Апотом берегитесь - РЕАЛЬНОСТЬ!

И придется стучаться в открытые двери!
И никто никогда не ответит!
И будет уже бесполезно верить,
Что можно подмять под себя все на свете...

Мы будем кричать и с мольбами рыдать,
Но не тронем воскреснувших окон!
Им будет на все, как и нам наплевать,
И мы будем молиться пророкам...

Но они не услышат гнилых голосов
И гнилых неприкаянных мук!...
Опомнитесь, люди! Пока красная кровь!
Пока можно хоть что-то вернуть!

Скажи, человек, тебя как записать?
С большой или маленькой буквы?
И образ твой вечный куда начертать -
К богам или лицам науки?

А может быть будешь с червями копать
Промерзлую черную землю?
А может ты правду возьмешься искать
И чужие надежды лелеять?

А может ты будешь кидаться в огни
И мутить белым инеем воду?
А может раскроешь все тайны земли
И отыщешь удачу в невзгодах?

Но ты лишь родился, и рано решать,
Какие удобнеебрюки...
Скажи человек, тебя как записать -
С большой или маленькой буквы?

Перед моими глазами снова встает знакомая картина. Два босоногих парнишки, в старых шортах, застиранных так, что никто уже и не помнит, какого они были раньше цвета; в отцовских рубашках с заплатами, таких огромных, что кажется можно туда посадить еще по два таких же парнишки. Два щуплых чумазых мальчугана лет по 12-13 сидят в подвале заброшенного дома у костра, а рядом лежат несколько сырых картофелин, взятых втихаря из погреба. Вообще-то в подвале тяжелая металлическая дверь, на которую участковый повесил амбарный замок, чтоб, как он говорит, «шпана не бегала». Это он, наверное, про нас. А еще все боятся подходить к этому дому, потому что несколько раз припозднившиеся гуляки слышали из подвала голоса. Говорят, это духи последних хозяев, сгоревших в этом доме. Но мы- то знаем, что это просто мы с Тимуром как обычно полночи травили байки. А попасть в подвал несложно. Там на первом этаже полусгоревшего дома есть люк. Он в самом углу, недалеко от печки, крышку почти не видно на фоне темных обгорелых полов, но мы нашли. И вот теперь это наше место. Каждый вечер, ночь за полночь, я выбираюсь из дома через окно, чтоб родители не увидели и иду в этот дом, в подвал. Там, как обычно, уже сидит Тимур и, как обычно, говорит, что уже устал меня ждать и думал, будто я заснул и забыл прийти вовремя. Он прекрасно знает, что такого не может быть, но ему хочется меня подколоть, ведь он на целый год старше меня. Он утверждает, что вовсе не сбегает, как я через окно, а спокойно говорит своим после ужина, что идет гулять, и его отпускают. Я, конечно, знаю, что это не так, но почему-то за все годы нашей дружбы я ни разу не позволял себе не верить Тимуру. Кстати, как я не пытаюсь, я никак не могу вспомнить, когда же мы с ним познакомились. Иногда мне кажется, что мы были знакомы еще до появления на свет.
Резко я слышу выстрелы и открываю глаза. Картина рассеивается, и снова я в землянке лежу на жесткой шинели, пытаясь заснуть, но безуспешно. Я закрываю глаза. Теперь мне кажется, что нам уже по 16-17, первая любовь, первый поцелуй. Я стесняюсь об этом говорить, а Тимур все хвастается, не замолкая ни на минуту. Мне нравится одна девчонка. А Тимуру нравятся все. И тут он рассказывает мне, что она чуть ли не сама предлагала ему пойти на сеновал. И тогда я бью его. Первая драка. Нет, мы, конечно, дрались с ребятами с других деревень. И стенка на стенку и по одиночке и парами. Но друг с другом мы деремся в первый и, как потом оказалось, в последний раз.
Еще помню, как мы узнали, что война. Все ходили, обивали пороги, просили послать нас в одну часть. Не знаю почему, но наши просьбы никто и слушать не стал. В итоге, я сейчас лежу на жесткой шинели в душной землянке. А где Тимур, я не знаю. Я так до сих пор и не собрался написать ему пару строк, да и он что-то не пишет. Откровенно говоря, даже не знаю жив ли он.
От мыслей меня отрывает душераздирающий крик где-то очень близко, перекрывающий грохот снарядов. В нашем окопе лежит еле живой парнишка лицом вниз. Я поднимаю его, переворачиваю… Тимур! Господи, откуда он здесь?! Пока сестричка перевязывала Тима, он рассказал, что был на лечении после ранения, шел в свою часть, был в штабе. Там майор посылал мальчонку в часть с пакетом. Как только Тимур услышал, что командир в той роте капитан Соловьев Кирилл Сергеевич, т.е. я, он вызвался доставить пакет, чтоб еще и повидать старого друга. А тут вот зацепило шальной пулей. Прямо около сердца прошла, чудом выжил.
Всю ночь я просидел у лежанки Тимура, мы разговаривали, вспоминали прошлое, говорили о надеждах на светлое будущее. Когда близился рассвет, Тимур попросил помочь ему выбраться наружу. Пусть, говорит восход ознаменует его выздоровление. Мы сидели в окопе и молча смотрели на рассвет.
Когда я понял, что солнце уже встало, а я безумно хочу спать, я повернулся к Тиму с предложением пойти в землянку. Но его остекленевшие глаза продолжали смотреть на небо. Я так и не понял, успел ли он увидеть свой последний рассвет.
Я потерял друга у военкомата в сорок первом. Судьба свела нас снова в последний день его жизни. Нам дали попрощаться. Спасибо и на этом. Но в том миг, когда я смотрел в мертвые глаза Тимура, внутри меня что-то сломалось. Наверное, это было сердце. И не знаю теперь, смогу ли я его починить.

В актовом зале, украшенном шариками и лентами, было очень шумно. Школьники баловались и кричали, преподаватели сдержанно переговаривались, но на лицах всех присутствующих были радостные улыбки. Конечно, повод у всех был разный. Ученики были рады, что день короткий, что концерт покажут; учителя радовались хорошему дню. Ведь сегодня их праздник! Пятое октября – День Учителя!
Все лица были радостные… кроме одного. В первом ряду на самом краешке стула тихонько сидела маленькая седая женщина – Лидия Николаевна. Она была учителем математики в средней и старшей школе, выпустила столько детей, что вспоминать страшно. Но странное дело: каждого из них она помнила в лицо и по имени. Всех, от отличников до двоечников, от тихонь до хулиганов. И всех она одинаково любила, но, будучи очень сдержанной по природе, никогда этого не показывала. Все свои чувства Лидия Николаевна всегда оставляла за дверьми школы. Она и улыбалась то своим ученикам только на выпускных. Вот и сейчас, она сидела мрачнее тучи. Но если честно, настроение у нее сегодня действительно было не слишком хорошее. Лидия Николаевна вспоминала всех своих учеников, думала о том, что ни одна мечта детства и юношества так и не сбылась. Да и не сегодня – завтра попросят на пенсию. Молодые кадры прибывают, а она уже не девочка. А так не хочется уходить. Но.. надо уступить дорогу молодым. Именно сейчас Лидия Николаевна решила, что доработает этот год и уволится. Благо живет она не одна: дочь с мужем, внуки в беде не оставят. Но ведь когда-то она хотела совсем другого. Лидия Николаевна очень хорошо помнила свой первый выпуск. Она тогда была еще очень молодая, ей казалось, что весь мир в ее руках, что именно она сможет ввести в практику новые педагогические методики, изменить всю систему преподавания математики в школах. Но, когда пришло время защищать диссертацию, у нее дочка шла в первый класс и надо было думать о другом. Да и вообще потом все как-то навалилось, не до диссертаций. Ну а потом и время прошло. Вот и осталась Лидия
Николаевна простой учительницей математики. Но, по правде говоря, она не очень-то и жалела об этом, если не сказать, что была этому рада. В общем, жизнь, кажется, удалась. Но настроение все равно было плохое.
По сцене бродили ребята, изображая учителей в довоенной школе. Лидия Николаевна оглядела зал. Кажется, всем все нравится. И тут она заметила молодую женщину, стоящую в дверях актового зала. Рядом с ней стоял молодой парень. Парня Лидия Николаевна не знала, а женщину помнила очень хорошо. Танечка Смирнова – отличница из самого первого выпуска Лидии Николаевны. Танечка была из неблагополучной семьи. Мамы у нее не было, а отец пил. Она перешла в их школу в девятом классе. Двоечница, драчунья, хулиганка. Ей ничего не хотелось в этой жизни. Все учителя давно махнули на нее рукой, а Лидия Николаевна взялась перевоспитать девчонку. И ведь получилось! Таня быстро исправила поведение, улучшила успеваемость. И в итоге, эта гроза всех местных хулиганов окончила школу с золотой медалью! Вот как бывает в жизни. И сейчас эта милая девочка, выросшая во взрослую красивую женщину, стоит в дверях актового зала и с восторгом смотрит на сцену.
Когда концерт закончился, Лидия Николаевна вышла из зала одна из последних. Около дверей стояла Танечка и выискивала кого-то из толпы. Завидев Лидию Николаевну, она заулыбалась и подошла к ней.
- Здравствуйте, Лидия Николаевна! Вы меня, конечно не помните…
- Отчего же, Танечка, прекрасно помню – Лидия Николаевна улыбнулась в ответ – прекрасно выглядишь, похорошела. Присядем, поговорим.
Лидия Николаевна опустилась на краешек стула, Таня присела рядом. Мальчик оставался стоять рядом.
- Лидия Николаевна, познакомьтесь… это мой сын, Руслан.
- Здрасьте – тихо сказал мальчик хриплым грубоватым голосом.
Лидия Николаевна поздоровалась в ответ. Они немного поговорили обо всем на свете, Таня рассказала про свою жизнь, потом попросила сына отойти и заговорила снова.
- Лидия Николаевна, я пришла просить Вашей помощи. Всю жизнь я живу по Вашим советам и так же воспитывала сына. Но, видимо, где-то я все-таки его упустила. Он совсем отбился от рук. Ему сейчас пятнадцать. Помните, Лидия Николаевна, ведь мне тоже было пятнадцать, когда Вы взялись за меня. Мне было стыдно вести его к Вам. Но никто из учителей ничего не может с ним поделать. Я прошу Вас, Лидия Николаевна! Я Вас умоляю! Помогите мне сделать из сына человека!
Вечер тихонько опускался на город. Маленькая седая женщина медленно шла домой и думала о своей жизни. Наверное, все-таки что-то ей удалось сделать в этом мире. Значит, она еще нужна здесь. Нет, она не уйдет на пенсию, и никто не сможет ее выгнать, пока она не выпустит Руслана за двери школы новым, настоящим человеком. Да и в конце концов, что ей делать дома? Ведь она учитель. А судьба и жизнь учителя – это дети. И пока она нужна хоть одному ребенку в ее школе, она не уйдет, она не умрет… и пусть годы летят очень быстро, все страшнее смотреть на календарь… Но сегодня у нее прекрасное Читать далее...

Поздно вечером в субботу мало, кто сидит дома… В нашем районе негде погулять, поэтому и на улице встретить кого-то сейчас трудно… В окно светит полная луна, в комнате темно, опять выключили электричество… Я сижу на подоконнике и курю в распахнутое настежь окно… Я молча прислушиваюсь к твоему ровному дыханью… Оно успокаивает мои расшалившиеся нервы… ты тихонько вздохнул, потянулся и сел в кровати.
- Ты чего не спишь, зай? – твой голос хрипит спросонья…
- Бессонница…
- глотни коньячку, поможет – ты снова ложишься, отворачиваешься к стене…
- ты не замерз?
- нет.
- поговори со мной…
- зай, я спать хочу! Давай завтра!- я подхожу и поправляю одеяло.
- блин, зай! Я же сказал, что не замерз! Че ты меня укутываешь?!
- извини… - я опять сажусь на подоконник, прикуриваю.
- много куришь.
- а что?...
- да дышать уже нечем!
Я молча курю некоторое время.
- Миш…
- ну что еще?
- куда все девалось?
- что девалось? Сдача? Я в кошелек положил.
- да нет… то, что было между нами…
- блин, Марин, два часа ночи! Какой секс?! С ума сошла?!
- я не о сексе… я о том, как мы начинали…
- чего?... – ты садишься на кровати.
- ну… романтика, поцелую, прогулки под луной, походы в кино, кафе… у нас одна проза жизни…
- блин, зай, я тебя не понимаю, че ты хочешь то? Нафига нам деньги на кино и кафе тратить, если есть телевизор и ты сносно готовишь… ну, не хочешь возиться, закажи пиццу… ты проголодалась? Там доставка круглосуточно…
- я не о том, Миш…
- ну тогда я ты вообще не понимаю!
- а раньше понимал…
- слушай, Марин, давай завтра поговорим! Я спать хочу! Два часа ночи!
Минуту я молча курю…
- Миш…
-блин, ты мне дашь поспать или нет?!
- как ее зовут?
- кого?
- ту, кто убил твою любовь ко мне…
- ты че, сбрендила?! Нет у меня никого.
- тогда что случилось?... это из-за того, что у нас нет детей?...
- это из-за того, что ты тупые вопросы задаешь и сама себе какие-то проблемы придумываешь! Все у на нормально! Как у всех…
Я закуриваю новую сигарету…
- Миш…
- ну?
- Я ухожу…
- дурра, что ли? Куда ты ночь полночь собралась?
- нет Миш, ты меня опять не понял… я от тебя ухожу… насовсем…
Ты снова сел в кровати.
- ты че, зай?
- ниче! Устала я… от всего устала! От тебя, от твоих рыбалок каждое воскресенье, футбола с друзьями в пятницу вечером, носков по всей квартире, чавканья за столом, шарканья ногами, сморканья на улице!
Ты помолчал…
- ты никогда не говорила, что тебя что-то не устраивает…
- раньше ты сам все понимал…
- слушай, Марин… раньше мы просто встречались, а теперь мы муж и жена… ты не сравнивай…
- когда ты последний раз мне говорил, что любишь меня? А?
- блин… не помню…
- а я помню… в нашу дату пять лет… с тех пор ни разу… а мы 7 лет женаты…
- Марин, я исправлюсь… не жги мосты… мы же через столькое прошли вместе… может… может ребеночка родим, а? хочешь?
- а ты?...
- я очень хочу…
- а почему раньше не говорил?...
- Не знаю… я как-то не думал ни о чем таком… Марин…
- а?
- я тебя действительно очень люблю… прости меня…
Ты подходишь ко мне, обнимаешь… мы сидим в обнимку, пока не загорается рассвет…
Звонит телефон…
- ЭТО ТЕБЯ… НА РЫБАЛКУ ТОРОПЯТ… иди… вечером поговорим…
- алло. Я не поеду сегодня… мы с Маринкой в кино идем… а то заколебало дома сидеть , тыщу лет никуда не ходили…
Марин, ну ты че?... ты че плачешь то?... ну, хочешь не пойдем в кино? Хочешь в ресторан пойдем? А хочешь на аттракционы?... а хочешь… хочешь…
Маринка, прости меня… я ж умру без тебя… ты – все для меня… правда…

Странное дело – почему-то люди почти не смотрят друг другу в глаза. Вы никогда не замечали, что когда мы идем по улице, или едем в транспорте, или просто ждем кого-то, мы смотрим куда угодно: вперед в пустоту, себе под ноги, в раскрытую книгу или в телефон. В лучшем случае – мы выискиваем из толпы кого-то определенного. Но никогда не смотрим просто друг другу в глаза. Самое страшное в том, что чем старше становится человек, тем больше он боится чужих глаз, если можно так выразиться. Если человек, идя по улице, просто улыбнулся прохожему, его улыбка или останется незамеченной или не будет воспринята как улыбка. Простои гримаса. И все. А ведь дарить друг другу радость так легко и приятно!
Как-то я ехала в метро. Не помню куда, да это, в принципе, и не важно. У меня было очень хорошее настроение, и я улыбалась самой себе и окружающим. Напротив меня сидели два мужчины средних лет. Один из них дремал, другой просто задумчиво смотрел куда-то в пустоту. Оба они были хмурые и какие-то безжизненные. Я бы не обратила на них внимания, если бы не ужасная печать безысходности на их лицах. Такое ощущение, что жизни их кончены, ничего уже не хочется, да ничего хорошего уже и не будет. Через некоторое время я снова посмотрела на них. Тот мужчина, что дремал, теперь проснулся, глаза его искрились улыбкой. Второй заинтересованно смотрел на меня и тоже слегка улыбался. Они перешептывались, кивая в мою сторону. От легких, немного нерешительных улыбок, оба мужчины стали даже как-то немного моложе и симпатичнее. Остальные пассажиры не замечали ни моей улыбки, ни нашей игры. У них у всех были свои дела, проблемы и мысли. Когда я вышла из вагона, я обернулась на своих невербальных собеседников. Оба мужчины смотрели мне вслед, радостно улыбаясь. Я улыбнулась еще шире и задорно помахала им рукой. Они с готовностью ответили мне. Мое, и без того прекрасное, настроение улучшилось еще больше. Ведь я подарила радость двум совершенно незнакомым мне людям! Вот, как, оказывается, легко дарить людям улыбки!
Но мы, почему-то не смотрим друг другу в глаза. Такое ощущение, что мы все чего-то боимся или стыдимся! Но чего? Что же такого страшного мы все натворили? В чем провинились перед самими собой и перед человечеством? На самом деле, наши страхи лежат на поверхности.
Молодая девушка, гораздо полнее, чем ей хотелось бы быть, немного похудела и стразу же одела коротенькую обтягивающую кофточку. Ей кажется, что она идет, гордо подняв голову, стройная, как лань. Но смотрит - то она не на людей. Она боится на них посмотреть, боится увидеть в их глазах, что ее минус 400 грамм никак не отразились на внешнем виде, и кофточка по-прежнему смотрится глупо.
А вот идет невысокий невзрачный мужчина из тех, кого от природы почему-то тянет к высоким ярким женщинам. Он идет уверенной походкой, слегка приобняв свою красавицу-жену, но не смотрит на людей. Потому что боится увидеть в их глазах, как он смешен и незаметен на фоне высокой, стройной и яркой.
А вот у этой женщины, кажется, все в порядке! Она еще довольно молода, но уже научена жизнью, у нее милое лицо, стройная фигура, да и одежда смотрится на ней прекрасно. Почему же она не смотрит на людей? А все очень просто: до зарплаты еще две недели, а сегодня утром порвались последние колготки. И, как назло, она только вечером постирала единственные приличные брюки. И вот она идет, боясь увидеть в глазах людей, что маленький шов где-то под юбкой, каким-то неведомым образом, оказался виден всем окружающим. И все, конечно, поняли, что до зарплаты две недели, а это ее последние колготки.
Если покопаться, можно узнать, почему мы все так боимся смотреть друг другу в глаза. Но мы и копаться боимся. А вдруг про себя накопаем?
А я ничего не боюсь. Это совершенно не значит, что мне нечего скрывать, или нечего стыдиться. Просто жизнь одна! И нельзя прожить ее, играя в прятки с самим собой. И я буду смотреть в глаза! И чем хуже у меня настроение, тем шире и радостнее я буду улыбаться! Потому что, пусть даже все пассажиры остались при своих мыслях и проблемах. Но два хмурых мужчины средних лет по-юношески радостно махали мне вслед руками! И этого достаточно для того, чтобы улыбаться!

я - это я. не зная меня, судить обо мне невозможно.