
Т.Акуловская.
                                                                   И нигде нет утешения
В ограде церкви нашей цветут опять и сирень, и калина, и пионы, и марьины коренья – благоухает летним духом цветения воздух, жужжат пчёлки-трудяги.   Расцвёл,  как только снег стаял, небольшой куст сине-фиолетового мелко-колокольчатого  бадана – первое  и знаменательное украшение! Зимой снег в ограде стоял белый-белый, а сразу за оградой, тут же  – просто срам смотреть – грязный. Прошлым летом в день святых  Петра и Февроньи (настоятель с матушкой в их день венчались) облепили стены храма густым ковром божии коровки, а на следующий день их и след простыл. Удивительное и прекрасное: смотри, человек, не зевай.  Успевай радоваться Божиим приветам – они всюду и во все времена! 
…Жду автобуса за оградой храма. Ушла со службы пораньше, чтоб успеть. Но, конечно, транспорт будет для тех, кто службу до конца отстоял – проверено опытом. Жара и пыль. Собаки – они здесь и живут, на конечной остановке возле больницы. На лавке дед в пиджаке на майку и туфлях на босу ногу. Вещи на нём не очень грязные, но борода и волосы спутаны, лицо чумазое, руки заскорузлые, ногти загнутые и грязи в них –  помыть бы старика, ногти постричь.  Видно, некому.  Старый дед,  к земле параллельно ходит, в руках огрызок палки, портфель. Молодая семья с коляской, переговариваясь, подошли к нему, мужчина протянул дедушке открытую бутылку пива, дед её схватил, пия с жадностью. 
- Лучше б накормили чем, - подумала  с жалостью.
Дед  докондыбал до моей скамейки, сел рядом, давая возможность разглядеть детали его немытой внешности. Он курил, пил пиво и  извергал гнусности, недостойные не только  человека, дожившего до седин,  но скота. Водитель автобуса не только не подождал старика, а дал газу. Подошёл другой, и дед,  поспешив к нему, упал с поребрика на дорогу, прямо под колесо автобуса, голубчик мой. Автобус мог тронуться, деда водителю не видно. С криками парень подбежал, выхватил несчастного старика – он лежал между автобусом и бордюром - и волоком дотащил до скамейки. С  лица дедушки  капала кровь, он содрал об асфальт мягкую сливу носа, висок тоже сочился сукровицей. Достала ему салфетки, помогла промокнуть  от крови и грязи раны. Он продолжал сквернословить, но тут уж не стерпела:
 - Это как  можно  погано ругаться, а? Добра в жизнь не увидишь,  – запричитала, - неужто других слов не знаешь, дед? Возле церкви сидим!
 Дедушка посмотрел на меня осмысленно, глаза его были добрыми! Господи, Твой образ! Творение и создание Твоё, Господи! Имя – Николай!
- Возле церкви? – удивился вдруг он, глянув в сторону высоких стен. – У меня отец пел в церкви. Я и молитвы знаю с детства, стоял с ним, выучил.
- Не может быть, не верю!
- Отче наш, иже еси на небесех, - прочитал без запинки и внятно до конца. 
-Других много знаю, Царю Небесный, Богородице, Дева.
Он бы читал и читал, но подошёл  его автобус, мы поспешили под ручку – чисто со Щукарём прошлась, как та дамочка, что шумела на него, мол, фулюган, ты, дедушка… 
Таковы-то мы, Господи. 
Не стала б писать эту историю, если б не случилось сегодня у меня в руках стихотворение русского поэта Л.В. Сидорова, нашего современника, около сорока лет назад его волновала та же тема, что и меня: 
Когда стою за службой в храме
Среди старушек, стариков,
То, находясь в душевном хламе,
К молитве плохо я готов,
И поминаю на молитве,
Средь мыслей разных и страстей,
Не воинов в жестокой битве,
Не патриархов, не властей,
И не епископов надменных,
О ком читают много слов,
И не послушников смиренных,
И не трудящихся рабов,
Не тех, кто пребывает в славе,
Среди похвал, наград, венков, –
Молюсь о тех, что спят в канаве,
Среди крапивы, лопухов:
– Спаси грязненьких и рваненьких,
Бесприютных, сирых, пьяненьких!
На земле ведь нет им счастия,
И на небе нет участия,
И в Писаниях проповедуют,
Что Царства Божия не наследуют:
Даже средь пути их тесного
Царства нет для них Небесного.
И нигде нет утешения,
И одно лишь к ним презрение.
Охрани их от юстиции,
От суда и от милиции,
От толпы сокрой презрительной,
От жены избавь язвительной,
Пошли Ангелов Хранителей,
Дай им тихих покровителей!
Лопухи им дай, крапивушку,
Дай им ласковую ивушку,
И густую дай им травушку,
Мир и тихую канавушку.
Не верни их к пошлой трезвости,
Полной гадости и мерзости,
Милость им Свою пролей,
Все прости и пожалей.
Пусть сокроет их крапивушка,
Пусть наклонится к ним ивушка...
А когда уйдут все силушки,
Когда будут уж в могилушке,
Не пошли их на мучения,
Дай им полное забвение,
Без спасенья дай спасение.
Ведь они же безрассудные!
Пусть же будут неосудные.
С их словами непристойными
И с привычками их винными
Пьянству нет для них конечности,
Места нет для них с достойными –
Со младенцами невинными
Упокой их в Царстве 
Читать далее...