ВАЛЕНТИНЕ
Меня, цветок Иерусалима ,
вновь покоряет образ твой:
он властно и необъяснимо
ведёт полвека за собой.
А гибкий стебель, нежный запах –
творенья чудные небес –
вновь открывают мне внезапно
твой мир достоинств и чудес.
И побуждает приближенье
касаться, видеть, ощущать.
И ты до головокруженья
меня влечёшь к себе опять.
Наш виртуальный сад затерялся в приморских песках Бат-Яма, но по обоюдным воспонинаниям в нём есть всё, что необходимо для полного счастья: море, волны, тенистые аллеи, немало волшебного и много чудесного. Восток – это край удивляющий и удивительный.
СУХИЕ ТРАВЫ
Цветок Земли Обетованной –
он скромен и неприхотлив.
Над ним тянулись караваны
в краю песков, в краю олив.
А солнце бешено сушило
незащищённый стебелёк.
Оно и благо, и страшило,
единый и свирепый бог.
В природе нет дежурной мерки.
Есть жизнь и времени разбег.
В цветке сошлись пучки энергий
и затаились там навек.
[290x500]
ВАЛЕНТИНЕ
Меня, цветок Иерусалима ,
вновь покоряет образ твой:
он властно и необъяснимо
ведет полвека за собой.
Агибкий стебель, нежный запах –
творенья чудные небес –
вновь открывают мне внезапно
твой мир достоинств и чудес.
И побуждает приближенье
касаться, видеть, ощущать.
И ты до головокруженья
меня влечёшь к себе опять.
До того времени, как построили и пустили в эксплуатацию наш дом , мы многие годы продолжали обитать в городах Холоне и Бат-Яме – каждый на своём договоре аренды. В 2002 году началось заселение дома.
Особенно интересно нам было узнать, как Израиль сумеет заселить сразу 400 претендентов в один новый дом. Российская практика показывала, что столь массовое мероприятие обычно вызывает стойкую головную боль не только у претендентов, но и у большинства окружающих. Всё началось с определения очерёдности будущих жильцов, подтверждения их прав и наличия особых льгот у каждого.
В Израиле в серьёзном деле не бывает «живой очереди». При входе в любую контору, банк, аптеку и даже в фирменный магазин телефонных аппаратов входящий отрывает номерок, который обязан предъявить в подтверждение своего порядкового номера в очереди. А в наиболее ответственной очереди на получение двухкомнатной муниципальной квартиры служит номер репатриантского паспорта, выданного новому израильтянину на выходе из аэропорта Бен Гурион. Полный состав претендентов набран и зафиксирован мэрией Бат-Яма, и после этого никакие изменемя и добовления были невозможны. Нас собрали в огромном зале ресторана за двадцатью круглыми двадцатиместными столами. Жеребьёвку проводил мэр города Холона , а по этому случаю привезли и смонтировали аппаратуру «спортлото». Когда назвали нашу фамилию, вышла к барабану Валентина – моя жена. Выпал и выкатился шарик с краткой информацией: «Этаж 15, квартира 9». Тут же протоколисты выдали нам этот адрес, и на другой день адвокат хозяина заключил с нами договор об аренде муниципальной квартиры. Документы на соседнюю квартиру №10 получил бывший солдат Великой Отечественной войны (1941-1945) сержант Давид Слепой с его женой Ланой.
Мы познакомились, когда нашему соседу исполнилось 85 лет. Многоэтажный дом стоял на углу улиц Орт Исраэль и Мецудат Бейтар, то есть на краю застраиваемой территории промзоны Бат-Яма. Первый полновесный юбилей бывшего сержанта Давида происходил здесь в июне 2006 года. В железобетонном помещении верхнего этажа мы расставили накрытые обеденные столы. Давиду только что исполнилось 90. Юбиляр был остроумно-находчив, отпускал шуточки по поводу удачных и очень приятных виновнику торжества тостов. Тогда впервые он показал нам старые фотографии 40-х годов. Сержант был не робкого десятка. На фотографии, сделанной незадолго перед битвой на Курской дуге, он захватил в бою трофейный боевой клинок и иногда цеплял его к поясу, а тот не раз выручал его в рукопашном бою. Курскую битву военные историки считают одной из крупнейших в этой войне. Она продолжалась сорок девять дней — с 5 июля по 23 августа 1943 года. Там полегло 255 тысяч убитых, пропавших без вести и были ранены 609 тысяч наших солдат . Очень тяжёлые ранения получил и наш солдат: думали, что не выживет.
И НОЧЬ ОДНА – ДЛЯ ВАЛЬСА
Ветерану Великой Отечественной Войны
Давиду Слепому.
На карточке боец
с клинком у поясницы.
Войне давно конец,
а смерч атаки снится.
Когда с передовой
в санчасть внесли солдата,
хирург махнул рукой
и матюкнулся сжато.
Вздохнул: "Спасти нельзя,
и пух ему – землица".
А тот открыл глаза
и подмигнул сестрице.
И улыбнувшись ей,
сказал: "А я не сдался.
Не надо много дней,
дай ночь одну для вальса".
Слова солдата мне
на камне надо высечь:
"Не надо много дней,
дай вальс один из тысяч".
Давид был призван в Красную Армию в 1940 и служил срочную. Однако вскоре был отправлен на фронт Отечественной войны.
А спустя пятилетие 8 июня 2011 года мы на том же
[315x214]
В нашей квартире выгодно соседствует самый заурядный быт с так называемой "поэтической вольностью".Тщательная уборка помещения -- нелёгкий труд, а потом здесь же, на той же территории опять затеваю процесс сочинения собственных стихов и литературную правку. А друзья вслух читают готовые произведений. Возможно, это тоже тяжёлый труд, но я привык считать его развлечением. Такая "читка" напоминает былые студенческие концерты: декламация участников ещё не на высоте, ритм ещё местами плывёт, но рифмы порою подстать самому Вознесенскому. Помню свои юношеские литературные выступления. А ныне отважился тряхнуть стариной: назвал сообщение "Девертисмент", что значит -- увеселение, или развлечение.
ГРОЗНЫЙ УБИВАЕТ СЫНА
Пятнадцать лет до перемены века.
Всeчаще в моде фотоаппарат.
Художник Репин – живописи веха –
на светопись не делывал затрат.
Его искусство – кисти да палитра.
Опять к холсту его прикован взор,
и сумрачность осенняя пролита
на беспорядок в доме и ковeр.
Ковeр измят, на нeм железный посох
и на бок опрокинут царский стул.
Царевич – словно смерти отголосок,
за ним отец – испуган и сутул.
В нём ничего от царского величья,
ему весь мир враждебен и постыл.
Над убиенным сыном в позе птичьей
монарх в оцепенении застыл.
Эту страничку я написал в духе дивертисментов. Художник, как правило, владеет обязательной творческой программой, но, наряду с этим, и вопреки занудливому менторству педагогов и критиков умеет найти в своём творчестве безнадёжное и сохранить жизнеспособное. Оживлениею рутинного способствует дивертисмент. В каждом виде искусства он выглядить по-разному. Если коротко, то это улучшение качества за счёт введения элементов украшения текста или реанимации скучного повествования. В обыденном представлении – это увеселение или развлечение.
МЫС ЯФФО
Был невелик кораблик Одиссея.
Не плыл, а крался вдоль прибрежных скал.
В глаза сердитый ветер брызги сеял.
Руно златое этот царь искал.
Давненько по волнам блуждали греки.
Слепой поэт всего не описал.
И были в карте лоцмана огрехи,
и не было здесь плавающих скал.
Слонялся Одиссей у мыса Яффы,–
об этом Илиада говорит.
Там за парковку не давали штрафа:
накалывали бланки на бушприт.
Колонии медуз и тьма плангтона.
А в море нынче плавать – сущий бред.
К тому ж, медузы с именем Горгона
ни под Ашдодом, ни под Яффой нет.
Что наш скиталец выпустил из виду
и что теперь нам следует открыть –
за золотым руном ему в Колхиду,
а не к евреям надо было плыть.
Расставшись с Яффой, мы сняли в Бат-Яме двухкомнатную квартиру на углу Арлозорова и бульвара Ацмаут (Независимости). Дом находился в хорошем месте: в пятиста шестидесяти шагах от кромки моря. С крутого берега видны, как на ладони, бат-ямские пляжи, и на середине прогнутой дуги побережья стояла хорошо известная якобы с времён Гомера скала, окружённая валунами.
Этот берег с прилегавшими к нему пустынными песками – дюнами и барханами – купили ещё в двадцатых годах евреи для строительства своего города. Как это начиналось в ту далёкую пору, рассказали фотографии на первой странице моего дневника (сообщение № 2). Однако вернёмся к арендованной нами квартире.
Эта квартира № 5 состояла из салона, совмещённого с кухней в американском вкусе, и спальни. Её лощадь была просторней, чем в Яффе. На сохранившейся фотографии остался лишь уютный уголок салона – диван, покрытый добротным ковром, низкая скамеечка и на ней телефонный аппарат, а у другой стены – на высоких, художественно выполненных козлах – шкафчик с обеденной и чайной посудой.
На стенах картины: портрет моей Валентины (художник Г.А. Ничеухин, 1979 год) и картина Татлина (Tatlin. Масло, холст). Последовательно знакомлю с каждой из них.
Валентина - в прошлом картограф, а ныне мастерица произведений декоративно-прекладного искусства.
Художник Татлин. Живопись - Масло, холст, багет.
На фотографии, сделанной позднее, заметны добавки. Над диваном прибавились пять Валиных аппликаций. На снимке также изображён арендатор квартиры – он же автор дневника Grinblat, создавший весь этот опус.
Чуть не забыл рассказать о моём рабочем месте, предствлявшем собой двухстворчатый шкафчик с высокими и лёгкими стеллажами для книг и безделушек. Мы перевезли его в Бат-Ям из Яффы, а в квартире установили подле стены, не доходя двух метров до дивана. Над моим рабочим местом царил и реял коллективный портрет наших друзей и родных (скорбно признать, что пятеро из них уже оставили эту компанию).
Пока мы ещё не занимались переездом из дома в дом – шло время, и много изменилось. Хронос не дремал. Пришла пора мне второй раз выходить на пенсию (в Союзе вышел по выслуге лет, а здесь – по достижению преклонного возраста). Солидная автобусная фирма оказалась нравственно на высоте: проводили меня красиво и с двумя подарками. Профсоюз преподнёс современную (по тем временам) микроволновую печь, а сами шофера сбросились на персональный компьютер. Ни там, ни тут я не обижался на власть: работал тяжело, но заработывал (как мне казалось) много. А много ли на самом деле? Истинное положение открыл мне сам, ставший пенсионером, Михаил Сергеевич Горбачёв в телевизионном интервью. Я, сравнивая песионные пособия, наивно гордился, что выстраданная мною пенсия была лишь на 850 рублей меньше, чем презитенская пенсия Михаила
В семье нас было шестеро: мы с супругой, сын с женой и двое внуков – шестнадцатилетний подросток и девочка десяти лет. Старший внук был сразу зачислен в престижное техническое учебное заведение «Орт Сингаловский», а внучка поступила в школу «Моливер», где уже через год её иврит не отличался от других подружек. Жили мы в Бней-Браке. Я поступил работать на автобусную фирму «Дан». Вскоре мы рассудили на семейном совете, что нам, пожилым, следовало бы закрепиться на жителство в одном из приморских городов в ожидании репатриантской очереди на общественное жильё. Очередность предостваления такой жилплощади при прочих равных условиях зависит также от даты постановки на учёт в муниципалитете: чем раньше поставлен, тем скорей получишь в течение десяти лет.
После того, как разъехались, первым нашим арендованным жильём стала на втором этаже квартира номер 4 в старом доме ул Вайцман, 40, построенного в 1953 году. Считалось, что в квартире две небольшие комнатки, а в конце коридорчика "аппендикс", из которого можно сделать стенной шкаф для одежды, и еще останется рабочее место для моих пишущих машинок – «Unis-tbm de Luxe» и «Эрика» для печати по-русски и на иврите (первая из Союза, а другая – подарок от пожилой соседки по дому). После проливных дождей песочная площадь перед домом преображалась: отовсюду вырастали полчища ярко-жёлтых ромашек. Мы привыкли в России к белым ромашкам, а здесь они интенсивно жёлтые помельче белых. С балкона это золотистое поле выглядело потрясающе.
К фанерной двери верхнего этажа вела от земли высокая и крутая каменная лестница. На марше я насчитал двадцать три ступеньки, а жена тотчас назвала наше новое гнёздышко «23 ступени вверх». Мы родом из Екатеринбурга, где даже ребёнок знал, что семья несчастного русского императора прошла свой последний путь до Ипатьевского подвала длиной ровно в 23 ступеньки вниз. Поскольку наша лестница вела нас вверх, то это пророчило нам успех и безоблачное будущее.
Осмор нанятой нами квартиры я начал с «аппендикса». На берегах реки Яркон нарезал тростника и нанизал на цветной шпагат небольшие трубочки (12 см), навесив их на дверной карниз. Получилась плотная завеса, заменившая входную дверь. Отгороженный таким образом «аппендикс» приобрёл вид узенькой комнатки, которую я использовал как кабинет.
Желтые ромашки
Давно ли здесь не щебетали пташки,
калило солнце бешено песок,
а нынче ярко-желтые ромашки
взошли, и слышен птичий голосок.
Под ветром дышит золотое поле -
ромашковый под синим небом луг.
Красы такой нигде не встретишь боле,
не ведавшей прикосновенья рук.
А между трав, не изменив привычке,
как меж хлебов на скошеной стерне,
удоды - коронованные птички -
показывали дивный танец мне.
Ах, эта роскошь мертвенной пустыни
и буйство трав едва уйдёт гроза!
Я не поверю ни за что отныне,
что здесь проходит смерти полоса.
Есть у пустыни знойные замашки,
но сущий рай царит в краю земном.
Люблю я жизнь и жёлтые ромашки,
а дома – птичий гомон за окном.
В соседней комнате (гостиной), которую никто всерьёз не воспринимал как гостиную, мы расставили на полках, что привезли: немного искусствоведческой и литературоведческой литературы, а также книги по давнему моему
Предваряет эту статью работа итальянского мозаичиста Джокомо Раффаэли (Giacomo Raffaelli, 1753-1836) “Водопад в Тиволи” – Рим, 1800. Цветная смальта.
Я не охаиваю одних и не возвеличиваю других мастеров. Меня старинные мозаики приводят в восхищение. Долговечные рисунки, составленные из разноцветных камушков и кусочков смальны, известны чуть ли не с Ветхозаветных времён, и я не удивлюсь, если досужие археологи откопают из-под многометровых наслоений реальные остатки допотопных цивилизаций. Впрочем, мне такого праздника науки ждать недосуг, а потому нынче меня устроили бы образцы европейских дворцовых мозаик семнадцатого-девятнадцатого веков. В этом ограниченном ареале находятся десятки выдающихся произведений, предназначенных для королевских дворцов Европы. В их монарших хранилищах количество шедевров несметно. Остановимся только на мозаичных столешницах – наиболее престижных изделиях, выполненных придворными мастерами. Разыскать такие произведения мне помогла искусствовед Евдокия Михайловна Ефимова, опубликовавшая в своё время три искусствоведческие книги (в издательстве “Советский художник” в 1961, 1968, 1971 г.г.) – “Русский резной камень”, “Западно-европейская мозаика XVIII-XIXвеков в собрании Эрмитажа” и “Западно-европейские часы XVI-XIXвеков” – ни одна из них с тех пор не издавалась. Теперь они являются букинистическими изданиями. Вторую из них мне довелось найти и купить в развале на улице Алленби в Тель-Авиве.
Профессор мозаичного производства, руководивщий мозаичной мастерской в Ватикане – А. Агуатти (A. Aguatti) создавал безупречные мозаики и имел учеников. Профессор в 1810-х годах как раз завершил круглую столешницу диаметром 89 сантиметров из цветной смальты. На изображении - “Амур в колеснице, запряжённой тигрицами”. Внизу набрана по чёрной смальте голубым цветом фамилия мастера: “Aguatti”.
Наиболее известный ученик мастера Антонио Агуатти – Микеланджело Барбери (Michelangelo Barberi, 1787-1867) был сыном известным архитектора. В 1820-х годах тоже стал управляющим мозаичной мастерской в Ватикане. Круглая столешница его работы (диаметр 89 cm) сделана в духе римских верований. На столешнице восемь медальонов – у каждого свой символ: 1.Орёл с молниями в когтях – Юпитер; 2.Волчица, шлем, меч – Марс; 3.Собака с перевитыми лентой копьём и колчаном со стрелами – Диана; 4.Фавн с косой на плече и с песочными часами в руке – Сатурн; 5.Богиня красоты и любви обозначена тоже аллегорически: сеть на ветках коралла, а в ней жемчуженные раковины, голубь и яблоко, подариное ей Парисом – Венера; 6.Богиня плодородия превращённая богами в кобылицу, а рядом заступ и плуг – Церера; 7.Бог света и поэзии в образе грифа: в одной его лапе Лира, в другой – боевой лук и там же калчан со стрелами – Аполлон; 8.Бог торговли – на мадельоне изображён барашком, прыгающим через жезл (кадуцей), при нём крылатый шлем и кошелёк – Меркурий. На столешнице авторская подпись : “Опус Конница Барбери Рим 1823”.
Микеланджело Барбери подумывал подготовить подношение папе Пию Седьмому - двухсот пятьдест первому папе римскому, находившемуся на престоле уже почти четверть века. Барбери, готовя сувенир, поручил одному из лучших учеников - урождённому итальянцу Бруни, разработать и создать эскизы для очень красивого стола. Близилось двадцатипятилетие
В прошлом я занимался резьбой по дереву, и некоторые работы украшал отдельными «блёстками» прибалтийского янтаря, а некоторые вещи – кусочками перламутра. Двадцать лет я живу в Израиле. В первые годы после переезда продолжал работать с резцом, живя то тут, то там – сначала в Бней-Браке, затем в Яффо, в Рамат-Гане, Бат-Яме, Холон. При этом, в Рамат-Гане и Яффо сумел организовать выставки декоративно-прикладного искусства с работами нашей супружеской пары (у жены аппликации и женские украшения). Впрочем, не всё шло гладко: когда случались перебои с работой, вынужден был «пустить с молотка» часть своих работ, а на самом деле сдать их в русский комиссионный магазин. За пару недель два десятка поделок были проданы, а среди них, возможно, половина инкрустированных. В стремлении продать наиболее выгодные экспонаты, я выбрал, конечно, лучше – и ушли работы с янтарём, перломутровая мозаика, резьба и маркетри. Остались при мне всего только три бедные и непритязательные экземпляры. Сегодня, раскаиваясь и признаваясь в собственной опрометчивости, показываю читателям жалкие остатки прежней роскоши.
Нож, вырезанный из очень жёсткого дерева, которым я пользуюсь, разрезая почтовые конверты и пакеты. Можно воспользоваться и указательным пальцем, раздирая конверт, но от этого разрыв будет неряшливым, а я сохраняю корреспонденцию в том же конверте (причуда). Ножик сделан в виде саранчи (или “кузнечика”) с крыльями, сложенными вдоль тела. Глаза из янтариков, выполненные кабошонами округлой шлифовки. Фото “саранчи” показано с двух сторон. Эту модель я заимствовал из старинного французского католога бронзовых отливок (Париж, 1734 г).
Другой ножичек тоже из твёрдого дерева. Он уже без янтаря с рукояткой в виде головы ослика, а узор выложен кусочками перламутра. С ними у меня оставался ещё один деревнный ножичек с изображением креветки, но без украшений. Чтобы не оставлять "замыкающего" без компании, включил и его в пост на правах "замыкающего постового".
Был ещё экспонат, укращенный янтарём. Я называл его "Заклинатель змей". Это была цельная композиция, вырезанная мной из берёзового дерева. Фигура высогой 56 см. Сзади имелась выемка, с помощью которой её можно было повесить на стену. Голова "Заклинателя" была повязана чалмой. По свисавшему концу головного убора волшебника подкрадывалась змея, уже успевшая свернуться в кольца. Узорчатую шкуру змеи покрывал орнамент с проблесками золотистого янтаря.
Янтарь – это всегда богато и красиво. Когда случалась неожиданная находа, например, обломка янтарного мундштука или же янтарной запонки (за всю жизнь у меня было всего два таких события), я каждый раз ухитрялся украсить им какую-нибудь поделку. Пока родственники моего отца Эрнеста Гринблата (Grinblat) были живы в Прибалтике, мы ежегодно ездили то в Курземе (Латвия), то в Литву к морю, проводили там свой отпуск. На побережье мы находили иногда кусочки янтаря. До сих пору храню небольшая связка янтаря, пригодного для изготовления ожерелья.
Моя тётка Зельма Гринблат работала в Лиепае органисткой, а дома для души делала самодельные красивые поздравительные открытки и семейные альбомы для любительских фотографий. Один такой альбом она подарила мне. Обложка переплетена грубой холстиной и украшена узором, вырезанным из цветной кожи с тремя янтариками. Узор построен на сочетании двух условно обозначенных треугольников: первый вершиной направлен вверх, как символ жизнеутверждения (красный спектр), а
Исследование семьи Antebi и в городе Гази Антеп (Antep) гениалогический сайт доктора Алиоза Антеби (Aliuz Antebi) были посвящены истории семьи, которая до сих пор полностью не исследована. В истории еврейского народа было несколько раввинов с фамилией Антеби, в том числе в сочитании с именем Хаим (например, Бен Иегуда Хаим Эфраим Антеби), но не выяснено, имели ли эти раввины отношение к нынешнуму строительному подрядчику Хаиму Антеби из Бат-Яма. Считают, что название ”Антеби” имеет сирийское происхождение, с примесью турецкого титула «гази», что означает «храбрый». Исследователи архивов склоняются к выводу о том, что не все "Antebi" связаны с этим гениалогическим древом. Само название "Antebi" - это место, и не обязательно указывает на семью. Я проверил по справочнику “Золотые страницы”, много ли в Бат-Яме абонентов, носящих фамилию Антеби. Оказалось 21 городской абонент. Выходит, что в нашем городе сегодня около ста граждан имеют фамилию Антеби. В "золотом" списке я не встретил ни единого Хаима, а мой поисковый азарт был сосредоточен в данном случае только на персоне частного строительного подрядчика Хаима Антеби, работавшего в середине семидесятых год в Бат-Яме. Хаим строил крупные жилые здания, а фасады украшал узнаваемой мозаикой.
Тяни-Толкай – фантастическое животное, описанное в детских сказках Хью Лофтинга и Корнея Чуковского. Сказочник Хью полагал, что тяни-толкай – это борзый конь с двумя головами, а Чуковский писал об отважной антилопе, помощнице доктора Айболита.
В Бат-Яме тоже были два «тяни-толкая»: два пятиэтажных здания, фасады которых конструктивно похожи, но отличались декором фасадов. Дом Барзилай, 4 подробно описан в предыдущем посте. Теперь наступила очередь жилой постройки Барзилай, 6. Отмечено, что архитектор навесил на его лицевой и тыльный фасады по три внушителные плиты, напоминавшие бетонные жилеты. На каждом “бронежилете” изображены лёгкие воздушные шары, стремившиеся лететь вверх. Это выдумка, по-видимому, принадлежала художнику, желавшего, чтобы фасад выглядел легче. Я давно заприметил, что практиковавший здесь художник-оформитель Lande имел обыкновение включать в свои настенные орнаменты изображения воздушных шариков. Для того, чтобы зрительно усилить впечатление невесомости постройки, громоздкие плиты красились в светлый тон.
А в конце августа 2012 года я сфотографировал этот дом "с лица" на фоне выросшей здесь высотки, но она ещё не завершена строительством.
[460x619]
На улице Барзилай, 4 и 6 стоят два здания, прозванные в алию 1970-х годов “тяни-толкаями”, потому что построены в отличие от соседних стандартных фасадов наособицу, смотревшими одинаковыми фасадами в противоположные стороны. Один фасад смотрел на улицу Барзилай, а другим – на Ицхак Саде. Их достопримечательность была в том, что архитектор навесил на них с обеих сторон по три тяжёлые плиты, напоминавшие каменные бронежилеты.
Сперва взглянем на фасад Барзилай, 4. На его противоположных стенах художник-оформитель изобразил комбинацию орнаментальных фрагменты, смысл которых достоверно не довелось разгадать. На верхнем фрагменте угадывался профиль вислоухой сторожевой собаки. На средней плите в нижней части читались буквы “DE”, как-будто дразня нас окончанием фамилии оформителя LANDE (смотррите орнамент восточной стены на улице Эцель, 15).
На нижней плите узор казался бессмысленным, но если освоиться и приглядеться, то линии приобретали знакомые формы орудий труда, используемых в резьбе по влажной штукатурке. По-видимому, в обиходе этих ремесленников существовали похожие инструменты, а творческий приём воспроизведения орудий труда использовался.
Для примера возьмём художественное клеймо, выполненное в 1980х годах на фасаде дома Хашмонаим, 63 (угол Кирьяти, 2). На нём изображена рука, державшая сразу два инструмента: лезвие плоской стамески и металлический выравниватель сырой штукатурки. С края на рисунке видны ещё предметы, относившиеся к творческому процессу.
Описание настенных орнаментов дома Барзилай, 4 этим не ограничилось. Мне повезло найти и сфотографировать сквозь толстые стекла дверей два орнамента, хотя парадный подъезд постоянно заперт на ключ. Я сопоставил декор зданий Эцель, 12 и 15, и пришёл к выводу, что эти дома и оба “тяни-толкая” (Барзилай, 4 и 6) выполнены с участием Lande. К тому же, можно с большой долей вероятности предположить, что и Rybak, как частый соавтор Lande, не стоял в стороне.
Обычно Ланде делал подписные орнаменты, а в одном случае пометил узор условным знаком тюльпана. Несколько бат-ямских фасадов он украсил в соавторстве с Рыбаком. По моим прикидкам три дома на юго-западе, украшенные вероятно с участием Рыбака, как недавно выяснилось, имеют в каждом орнаменте условное начертание рыбы. Похоже, что это вкрадчивый намёк на участие в этой работе и Рыбак. К счастью, у меня уже был опыт в работе "на закрытой территории". Так я скромно, но иронично называю фотосъёмку сквозь полупрозрачные завесы пластиковых заборов в промзоне Бат-Яма, в сумерках плохо освещённых вестибюлей и через толстые запылённые стёкла входных дверей, запертых осторожными управдомами.
Съёмка на этот раз прошла успешно, и дома я мог, не торопясь, оценить результаты. Сюжет оказался не так прост, как виделось мне до съёмки. Из сумрачной тени я ухитрился вытянуть на свет вполне сносное изображение обоих орнаментов . На ближней стене отобразилась абстрактная фигура, понять которую можно и без лишней рюмки русского шнапса. На рисунке показано, что некий "некто" держал перед собой правую руку с резцом или с другим небольшим предметом. Еврей по религиозным мотивам не должен изображать человека. Но он не был бы евреем, если бы не придумал выхода из положения. Поэтому в Израиле высоко ценится абстракционистское искусство. И в этом конкретном случае у абстрактного
Цитируется по статье Евгения Девикова “Троны Месопотамии“. Сайт litsovet.ru (4287 просмотров).
Сведения об этой древнейшей шумерской мозаике содержатся в отчете об археологических раскопках в развалинах храма в поселении аль-Убейд (al 'Ubaid), находившемся в четырех милях северней города Ура. Исследователи нашли там остатки деревянной колонны храмового портала. Пальмовый ствол колонны за пять тысячелетий превратился в тлен. На нём, однако, сохранился опавший мозаичный декор, набранный древними мастерами из кусочков смальты и ракушек, закрепленных тонким битумным слоем, тоже превратившемся в пыль. Ученые перенесли узор на новую деревянную основу и реконструировали первоначальный облик инкрустированной колонны. Она стала музейным экспонатом, подтверждающим высокое мастерство мозаичистов Двуречья, их умение добыть и использовать поделочный материал - даже мелкие кусочки раковины моллюсков, обитавших в водах Персидского Залива.
Об этом узнали в результате находок сэра Леонарда Вуллея, британского археолога. В одной из раскопанных им усыпальниц Вуллей обнаружил так называемый "Царский штандарт Ура" - деревянную коробку 45 на 19 сантиметров, у которой внешние стороны (включая высокие трапециевидные торцы) были покрыты мозаичными сценами из походной и мирной жизни воинственных шумеров. Специалисты-археологи датировали находку третьим тысячелетием до новой эры, то есть более чем пятитысячелетней давностью. В 1946 году Л.Вуллей издал в Лондоне небольшую книжку под названием "Ур: первые периоды". Такой штандарт, - писал он, - мог быть прикреплён к шесту или древку и служить навершием церемониального знамени.
На обеих плоскостях штандарта в три яруса выложены ляпис-лазурью, перламутром и разноцветным песчаником (или известняком) мозаичные сцены публичной жизни. Запечатлены войска в ратном походе, перевозимые метательные механизмы для камней и боевых копий, осадные орудия, предназначенные для разрушения крепостных стен. На другой плоскости в верхнем ряду изображён победный пир царя, а на двух нижних ярусах показано шествие провиантских отрядов, следовавших к царскому двору. Служители вели скот и военнопленных, несли к столу захваченную в битвах добычу и приготовленные яства.
В сцене пиршества мастер разместил участников пира, слуг и музыкантов в ряд из тринадцати фигур. У левого края он изобразил царя на троне, а перед ним поместил слугу. К сожалению, за давностью времени мозаичный слой на этом участке частично утрачен, но компьютерная техника позволила автору цитируемой статьи, опираясь на сохранившиеся детали, реконструировать осыпавшееся изображение. Следующим из участников торжества изображён взрослый сын царя, тоже сидевший на троне с бокалом в руке, и перед ним прислужник. Фигуры царя и наследника выглядели крупней остальных участников пира. Шестеро полководцев размещены поодаль, лицами обращены к повелителям. Их кресла очертаниями повторяли форму тронов, но трон царя был выше остальных. Фигуры слуг и музыкантов выполнены мельче прочих (ярус, посвящённый пиршеству царя и сатрапов представлен, как видно, в урезанном варианте).
Почти полтора десятка лет назад, в израильском городе Лоде при прокладке коммуникаций, рабочие натолкнулись на мозаичные плитки у прекратили ремонтные работы. Вызванные на место специалисты и археологи подтвердили, что в родном городе Георгия Победоносца обнаружен клад, равный несметному богатству: 180 квадратных метров ценнейшей дворцовой мозаики. К такому объёму восстановительных и реставрационных работ ни город, ни страна в целом не были тогда готовы. Поэтому специалисты приняли решение спрятать драгоценный мозаичный пол опять под землю. Спустя некоторое время, появились необходимые средства, и восстановителная работа закипела.
[567x430]
Эцель - одна из улиц Бат-Яма. Так сокращённо называли военную организацию Иргун Цваи Леуми, в Палестине (1931-1948), защищавшую еврейские поселения от погромщиков. В 1939 англичане ввели "белую книгу", чтобы сократить репатриацию в Израиль. Эцель усилил борьбу против британского мандата в Палестине и активизировал нелегальную перевозку еврейских беженцев из Европы. В ходе Второй мировой войны большинство Эцеля сотрудничало с Англией в войне с фашизмом. С провозглашением независимости Израиля (1948) бойцы Эцеля вступила в Армию обороны Израиля.
Напротив дома, фасад которого украшен крупным панно попугая, улица Эцель ушла за поворот и там, встретившись с другой улицей, перешла в улицу Барзалай. Здесь находится пятиэтажное здание, четыре жилых этажа которого подняты на упорные железобетонные столбы, давая место под дома. Так рационально в 70-80-х годах строили в Израиле жильё, а под домом размещали частные автомобили жильцов. На лицевом фасаде художник прочертил резцом по всей высоте дома абстрактный узор и тонировал в кирпичном тоне. Расшифровка деталей орнамента обычно крайне недоблагодарное занятие, и зритель может только опираться собственные ассоциации и интуицию. На самым приблизительным прикидкам можно было бы предположить, что между нижней парой окон изображена, вероятно, голова сторожевой собаки с мордой, обращенной с нам левым профилем. Выше этажом рисунок наноминал плоскую рыбу, а на следующем ярусе - "бант". Наверху (в соседстве с небом) два шара, связанные одной никой. Притом, под "бантом" чуть ниже узнаваем ещё один воздушный шарик на нитке. Выражаясь словами юриста, эти «шарики на ниточке», ещё не стали неопровержимым доказательством, но явилась существенной косвенной уликой в подтверждении факта причастности художника Lande к строительству и украшению этого дома на улице Эцель.
Войдём заодно и в здание. За парадной дверью небольшая прихожая размером около двенадцати квадратных метров. Южная и восточная стены, расположеные под прямым углом объединены одним непрерывным орнаментом. В этом микрорайоне были хорошо известны в строительном деле Бат-Яма мастера, имена обоих писались обычно латиницей: Lande и Rybak. Я поначалу думал, разглядывая орнамент, что этот формалистический узор – проделка Рыбака. Оба мастера часто работали в соавторстве, неспроста здесь начерчена «рыба», и не удивлюсь, если в действительности это был намёк на приятеля Lande - Рыбака. У рыбы был широкий, но изяшный хвост, «глазастая» голова и гибкое тело, порезанное на части, как режут селёдку красиво перед закуской. Слева от головы на тёмном фоне светлами линиями содержался ещё один намёк на архитектурную деталь - оконный переплёт (фрамуга и два стекла), что можно объеснить причастностью художника к оформлению жилых фасадов. Более естественно выглядели на стене еврейского дома символы иудаизма - крутой баранний рог и "Иерохонская труба", то есть шофар. На том же орнаменте после перехода на восточную стену в сочетаниях линий светлого и тёмного тонов вычерчен крутой бараний рог, а под его дугой тёмным тоном обозначено очертание шофара - ритуального горна.
А на северной стене был другой орнамент – более замыславатый. Над разгадкой ришлось попотеть. Решение понемногу подтверждалось почти с каждой находкой, когда возникали новые обстоятельтва, ведущие к развязке. Абстракционистский узор виден любому, кто желал бросить взгляд на стену. Я постоянно интересовался у жильцов, что означает настенный рисунок. Одни пожимали плечами, другие говорили, что это химерой и абракадаброй, а один посоветовал спросить у самого автора, ибо только он знает, что там изображено. К сожалению, следы авторов давно и безнадежно потеряны
Этот натуральный горбатый мост находился в городе Рамат-Гане (название интерпретирую как "Сад на возвышенности"). Взгляните: какая живопись! Гамма от зелёного цвета к жёлтому , а от него к красноватому и коричневому. Кто эти двое, поднимавшиеся на крутой настил моста -- мне совсем не знакомы. А женщина, стоявшая на мосту и смотревшая на меня сверху, -- моя жена Валентина. Снимок сделан лет семнадцать назад. А теперь "нам минуло 17 лет , среди дерев то было". Поскольку мы случайно встретились с читателями наэтой фотографии, то давайте чуточку продлим виртуальное знакомство. Рояль в кустах не носим, но есть ссылка на Валину страничку сайте ArtLib.ru (женские украшения и цветы, создаваемые в технике аппликации на ткани):
http://www.artlib.ru/index.php?id=11&fp=2&uid=5188
[675x495]
Эта странная фигура, вырезанная на штукатурке возле подъезда десятки лет назад у дома 45 на улице Агнон, не то украшает дом, не то пугает прохожих. Кого бы я ни спрашивал о том, что изображено у подъезда, все пожимали плечами.
Странная композиция на белой стене, словно вырезанная ножницами из листа чёрной бумаги. Как бы к ней ни относились встречные, она неизменно привлекала внимание. Автор действовал решительно и размашисто, срезая лезвием лишнюю штукатурку. Но это вовсе не бумага, а твёрдый рельеф, вырезанный на стене. Недавно я опять приходил посмотреть на фасадное украшение. Узор не подписан. Его причудливо-смелые линии говорили, что автор не новичок в работе резцом по штукатурке. Этот абстрактный орнамент живёт уже почти 40 лет и, возможно, просуществует ещё какое-то время. Формалистические орнаменты вообще плохо поддаются описанию и пересказу. Для себя я назвал его «Амёба» за бесформенность и живучесть. В искусстве случается, что многие несуразности уживается с окружающей средой. Как бы то ни было, узор оставляет ощущение остроумно заполненного пространства.
[500x398]Везувий, словно богиня Арфродита, возник со дна морского из пенной пучины в далёкую доисторическую пору. На памяти современников он всегда был величественной горой, поднимавшейся над Неаполитанским заливом и господствовавшей над окружающими городами. В этой местности города Помпеи, Неаполис, Стабия, Нукерия, Геркуланум и многие другие развивались и процветали. Из них к этому времени город Помпеи стал едва ли не заметнейшим в римской империи. Дома там строили из известняка – нередко в два этажа. Границы города увеличивались уже в четвёртом века до нашей эры и продолжали расширяться и совершенствоваться вплоть до катастрофы. В первом веке Везувий неожиданно всполошил всю округу мощными взрывами и землетрясениями. Местность стала обильно покрываться оседавшим на жителей вулканическим пеплом. Состоятельные жители и вольные граждане покидали город. Оставались те, кто не хотел покидать свои дома и собственность. Рабы обязаны были охранять имущество и скот. Впрочем, затишие длилось не долго. Вулкан разразился мощным извержением раскалённой магмы и новыми выбросами горячего пепла. Спасения не было. Гневный Везувий полностью уничтожил город, а руины задохнулись под трёхметровой коркой спёкшегося пепла. Похожая судьба постигла и ближайшие города - Геркуланум, Стабию, Нукерию и Неаполис. В дальнейшем археологические раскопки в мёртвом городе обнаружили под огромным слоем окаменевшего пепла прекрасные мозаичные полы и великолепные настенные мозаики, сработанные "античными" ремесленниками и художниками.
Красивый мозаичный пол в зале владельца этого дома. Справа видна лестница в верхний этаж. Из этого делаю вывод, что здание не одноэтажное, а приглядевшись к окну, вижу, что дом не на самой земле.
За разрушенной стеной виден простенок, украшенный мозаикой, на которой изображён человек, держащий, по-моему, серебряную, наполненную жидкостью, лохань. Рядом птички: интересный сюжет.
А на этом сюжете показаны комедианты. Видно по позам, что остановились и играют что-то весёлое у входа в дом.
Эта мозаика по содержанию для меня не ясна. На сайте названа "Pomp". По картинке видно, что трое старших женщин (правая даже очень старая) журят четвёртую. По-моему, это не просто жанровая сценка. Возможно, это иллюстрация из педагогического поучения.