[700x527]
При лунном свете чёрная волна
накатывала тусклым серебром,
но поступь моря не была слышна,
а это не окончится добром.
В такую ночь из призрачных теснин,
где в слабых бликах отсветы ползут,
наверх всплывал Пучины Господин
морской паук – неодолимый Спрут.
Немало потопил он кораблей,
спустил матросов с палубы на дно.
Морской циклоп – губитель и злодей:
и жалости не ведал заодно.
Над морем, тая, расступалась хмарь.
Прибрежных скал явился силуэт,
но многорукий одноглазый Царь
не обращал вниманья на рассвет.
Ещё вчера охрана донесла,
что на подходе тучный караван.
Конвой и пьян, и слаб, к тому ж, весьма,
а Царь Морской наживой обуян.
[450x600]
Вёл корабли блажной гусляр Садко –
три дюжины больших и резвых шхун.
Ушли купцы от дому далеко:
как возвращаться – знает ли вещун?..
[437x297]
На палубах – и пир, и балаган.
Кто потрезвей, забрасывает сеть.
Подняли бриллиантов полный жбан, –
и приходили просто поглазеть.
Что началось! Ныряльщиков толпа
с разбегу счастье бросилась пытать:
обиды, зависть, драки и гульба, –
со стороны – такая срамота!
Случайности не ходят чередой.
На каждый факт найдётся тьма причин.
В подлунном мире, как и под водой,
«шерше ля фам!» – в какой же из пучин?
Садко-гусляр царевне Волхове
понравился влекущим зовом струн
на игрище у речки на холме –
он весельчак и свадебный певун.
На тех тусовках недорослей тьма
заигрывала с девками вовсю.
Одни держались дерзостно весьма,
протаптывая в новый быт стезю.
Паук любимой дочери не стал
отказывать в приятных пустяках :
безумца возведу на пьедестал,
а завтра брошу подыхать в камнях.
Он и подкинул гордой Волхове
в рыбацкий невод драгоценный клад,
а свежий ветер подсказал молве,
что стал купец немыслимо богат.
Садко сказал друзьям : «Устрою пир!»
Несли уже – и выпить-закусить.
Но тут явился жёлчный рэкетир –
сам Соловей – разбойник на Руси.
Кто спился – то покуда не утоп,
а коль утоп, то пойте «Отче наш!».
Купец – не поп, но хитростей знаток :
ему в залог ты рваного не дашь.
А Соловей прозрачно намекнул:
– Садко играл на свадьбах по пути
и воровское общество надул. –
Умыкнув куш, браткам не заплатил.
Разбойник сунул пальцы в рот кольцом
и воздуха набрал с излишком в грудь.
Гусляр не дрогнул перед стервецом,
и тоже, в общем, был довольно крут.
Кулак попал ему как раз под дых.
Такой урок всегда бывает впрок:
полезен для седых и молодых,
и рэкетир запомнит тот урок.
Он положил разбойника под ель.
Не помня зла, поднёс “на посошок”.
Но рэкетир и сеятель смертей
уже точил дамасский свой клинок.
[516x143]
На свист разбойный вышли из глубин
все «маски шоу» – воровской спецназ.
Под чёрным флагом вышли, как один,
и притащили свой боезапас.
Морским пиратам не в новинку клад.
Кричат взахлёб : «Брильянты! Серебро!»
С таким электоратом – спеть ли в лад?
Как будто им вцепился бес в ребро.
Утопленников сбросили за борт.
А Соловья не стали упрекать.
Разбойник – не конфетка и не торт, –
к братве злодей припаян на века.
Вот – зазвучали переборы струн.
На палубе уж мест свободных нет:
распевный говор древнерусских рун –
людей пленял, как сладостный шербет.
[529x213]
Купец Садко – удачливый гусляр –
бряцал по струнам, зачиная песнь.
В пути торговцев он увеселял:
одним – почёт; другим – убавил спесь.
Гусляр обычно жил без хвастовства,
но в песне-то не грех и прихвастнуть:
лисица не бывает без хвоста –
коль хвост красив, то надо им блеснуть.
Уже померк закатный край небес.
Аккорд последний таял над волной.
А песня о чудовище Лохнесс
рождала страхи пред вечерней мглой.
Лохнесский монстр – безбожник и палач.
Мильоны лет он княжил в Мезозой
Русалки под водой подняли плач, –
шторм закипал горючею слезой...
[341x576]Читать далее...