Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой. Заключительная глава.
Начало 60-х. Перемены…
Перемены в семье.
Всё чаще и чаще я слышала по вечерам разговоры о том, что папу военкомат направляет на учёбу в Москву, в академию. Все чаще и чаще я видела его озабоченным, с тетрадями и книгами. Он подолгу сидел поздним вечером за столом, прикрыв настольную лампу-грибок платком так, чтобы свет не мешал мне спать (мой диванчик стоял в этой же комнате) и занимался, занимался… Мама обдумывала его багаж, складывала в стопки его одежду и была очень задумчива – какое-то время им с папой придётся побыть врозь… Бабушка с дедом тоже бодрились, но всё больше молчали – дома поселилась тревога: как мы тут без него? Как он там без нас?.. Бабушка успокаивала маму – «Может, еще и не сдаст он эти экзамены, не переживай раньше времени!» Вскоре папа уехал в Москву. Проучившись положенное время на подготовительных курсах, он отлично сдал экзамены и был зачислен. Всё решилось. Мама продолжала работать в школе, сестренки ходили в садик, и мы все дружно этой осенью болели – коклюш, ветрянка и прочие детские болезни следовали чередой – это первая долгая разлука сказывалась на микроклимате семьи… Сосредоточенность, тревога и грусть… Дед категорически отказался ехать в Москву – интересная работа, я на хорошем счету, не за горами пенсия - и так объездил весь Союз, нет, не поеду за вами… да и квартиру нам с Маней отдельную обещали, вот-вот дадут… У бабушки все валилось из рук – да как же это?.. Куда же вы?... И что теперь будет?.. Но бабушка – в который раз! – быстро успокоилась, внутренне собралась и всё для всех придумала! Маришку посреди школьного года срывать с места не годится, пусть доучится здесь седьмой класс, а там – посмотрим, - сказала она маме. Ты к Толе во время школьных каникул будешь ездить, он сюда – на праздники, на выходные разок в месяц. А там общежитие какое-нибудь дадут – ведь учатся же в этой академии семейные люди! А нет – и квартиру снимать можно. Ничего, всё будет хорошо! А мы с дедом здесь останемся! Хватит нам по стране колесить – старость здесь коротать будем. На том и порешили.
Вскоре деду дали новую квартиру!.. В новенькой «хрущевке», на втором этаже, большую светлую комнату – 20 метров! - с балконом на запад и окном на юг. Совмещенный санузел и крохотная - 6 метров! – кухонька не пугали: и худшего не боялись, а тут и газ (плита на две конфорки с духовкой!), и вода – горячая и холодная!!! Как мы отмывали – обихаживали всю квартиру! Как мы наводили в ней уют! Радости и счастью не было предела! После керогазово-печного быта на Московской бабушка нарадоваться не могла – подходила к раковине, открывала краны и улыбалась!
Квартиру на Московской требовалось поскорее освободить, сдать военкомату, и мама с малышками засобиралась в Москву… Папа снял для семьи квартиру на ул. Народная, на Таганке. Ничего, это не надолго, - сказал он – тут и школа для Маринки рядышком, в Больших каменщиках… Саму «картинку» их отъезда не вижу, не помню – было у меня обыкновение прятаться в трудные для меня моменты в «раковину»… И это был тот самый момент… Я жила, как в трансе, что-то делала, чем-то помогала, ко мне обращались – я отвечала, реагировала как-то, но цель была одна – как можно скорее это пережить… Слёзы, поцелуи, объятия были, конечно, но я их не помню. Я осталась с бабушкой и дедом! И – сейчас-то я это ясно понимаю! - тайно надеялась, что осталась с ними насовсем!
Перемены в школе.
Перемены или переменки, как мы их называли, были для нас отдыхом и зарядкой-разрядкой, а для наших учителей – сущим наказанием! Засидевшаяся, уставшая на уроке детвора как с цепи срывалась! Носились с воплями по коридорам, мальчишки азартно валтузили друг друга с упоением, дрались и в шутку, и в серьез, валялись-катались по полу, а девочки, сбившись в группки, тоненько повизгивали и умоляюще сжимали ручки перед грудью – «Ну, хватит, ну, перестаньте! Иванов! Сидоров! Петров! Сейчас МарьИванне скажем!» Но это – малышня. Класса с 6 – 7 – го перемены наблюдались и в сознании, и в
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 15 (продолжение)
Прогулки по городу, походы по окрестностям…
Летние воскресные прогулки!..
Моих младших сестричек и меня наряжали «на выход» - это значит, что платьица-понаряднее, прически-косички поопрятнее, в волосах красивые банты, надеты-обуты новенькие носочки и до блеска начищенные дедом сандалики.
Мама в красивом платье, с легким ароматом любимых духов «Красная Москва», в «парадных» туфельках, папа в «гражданском», наглаженный и начищенный - на службу он ходил в своей военно - морской форме - оба молодые и красивые, веселые, улыбающиеся!.. Меня всегда очень радовали восхищенно - одобрительные взгляды прохожих, их улыбки нам навстречу - да, думала я, вот такие они у меня красивые! Дощатый тротуар в три широких доски не позволял всем нам идти рядом, поэтому впереди всегда шли дети - я вела младшеньких за руки, а за нами, в двух шагах, мама и папа, гордые своим «выводком». (Ну, куда вы со всем выводком? – говорила бабушка. Сколько есть – все наши! – улыбался папа.) Цель нашего путешествия – парк. ЦПКиО им. А.С. Пушкина – так он назывался в пору моего детства. Центральный парк культуры и отдыха… Таким он и был! В ту пору его смело можно было назвать лесопарком, такая пышная и густая зелень царила там!.. Высокие тополя, липы, вязы, клены, буйные заросли жасмина и сирени – весной все это великолепие цвело и благоухало!.. Уютный, залитый летним солнцем парк с аллеями и тропинками, с площадкой аттракционов, с уютным и прохладным, обязательным в то время читальным залом, где можно было почитать свежие газеты и журналы и отдохнуть в тени… А рядом с ним , на тумбах, вдоль аллеи - череда скульптурных портретов классиков русской литературы… Мы обязательно шли к аттракционам, где малышки катались на лошадках маленькой, «малышовой», карусели… «Покатаемся, доча?» - спрашивал папа, и мы шли к качелям-лодочкам. Как весело было раскачивать лодочку вместе с папой, хохотать и кричать – «Выше! Еще выше!» Мама волновалась, сердилась, делала знаки рукой – «Хватит! Хватит! Прекратите немедленно!», а мы все раскачивались!.. Вернувшись из «полета» и получив строгий выговор, мы торжественно обещали «больше так не делать» и все шли дальше… Сидели, разнеженные, на лавочках, чтобы отдохнули малышки, ели мороженое и запивали его вкусным лимонадом… Позже на каком-нибудь тенистом газоне, на мягкой травке – предварительно обследованном и тщательно «прочесанном» на предмет камней и коряг – мы играли в мяч, и сестренки с удовольствием бегали, играли, веселились. Папа затевал с ними веселую возню, «кучу - малу», с визгом и хохотом. Но вот, разрумянившиеся и осоловевшие, девчушки начинали позевывать – время к обеду, пора домой – мыться-есть-спать. Папа брал обеих на руки и нес их до самого дома, а мы с мамой шли за ним и тихонько переговаривались, делились впечатлением от прогулки, от игр, от встреч с друзьями и знакомыми. Случалось, что одна из малышек, а то и обе – засыпали и склонялись к папе на плечо головками – слева беленькая кудрявая, Лялечкина, справа – черненькая, густоволосая - Леночкина…
Походы не всегда были такими близкими, случались и дальние. Это было в мае, ярком и праздничном. К первомайской демонстрации готовились загодя – срезали березовые веточки и ставили их в воду, чтобы к празднику распустились молоденькие, блестящие,
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Из личного архива. Фото-иллюстрации к повести о детстве... (Часть I)
Дорогие мои!.. Для тех, кто читал мою повесть "Как я была маленькой", публикую сегодня фотографии давно минувших лет... Столько воспоминаний нахлынуло!
Вот здесь я совсем малышка - лето 1951 года, мне чуть больше 2-х лет. Мама водила меня к фотографу, и на мне те самые новые туфельки, которые я так и не полюбила.
Ну, а дальше - зимнее (1953 год) фото - это фотоотчет для мамочки!)мы ходили с бабушкой в фотомастерскую, а вот "портреты в интерьере" - это бабушка приглашала фотографа на дом. Целевая "фотосессия" - я с Котом на велосипеде и мы все вместе, бабушка, дедушка и я. Был еще снимок с кукольной коляской,но он куда-то запропостился. Все фотографии отсылались маме, которая училась в Ростовском педагогическом и очень обо мне скучала. (Большинство фотографий я просто изъяла из маминого архива уже после её смерти - при жизни она не хотела с ними расставаться...)
И последний снимок - лето 54, мне 5 лет. Гуляем в ближних окрестностях Жигулевска, на фото слева - наш сосед.
Извините мне мои "неуклюжнсти" - это целая "история с географией", как я это всё "сканерила" и "джипегила":))))))
Вам в подарок -
* * *
Укрылось детство навсегда
В тени прошедших лет,
Но мне оно через года
Передает привет,
Когда я, замерев, слежу,
Не смея и вздохнуть,
Как меж березок майский жук
Прокладывает путь,
Осинка на ветру
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 14 (продолжение)
Земляничное варенье
Было лето - самая макушка июля... Этот день в нашем доме начался очень рано, в семь утра к нам во двор должен был приехать автобус из воинской части, чтобы отвезти всех желающих в лес, за земляникой! Одежки-обувки были приготовлены с вечера, но суеты и без этого хватило - бабушка собирала нам с мамой корзинку с «домашненьким» - отварная курочка, помидоры, вареные яйца, соль в спичечном коробке... В дедушкиной фронтовой фляжке-манерке - вкусный компот, в чистую тряпицу завернут каравай хлеба... Тут же - чистое полотенчико, чтобы было чем руки вытереть после еды... Бабушка все продумала, все предусмотрела, все заботливо уложила в корзинку. Мы с мамой умыты - причесаны - одеты. Приготовлены бидоны под ягоды - маме на три литра, а мне - поменьше, на два. На тумбочке в прихожей лежат наши панамки - чтобы солнце головы не напекло. А вот и автобус - водитель несколько раз нажал на клаксон, дал о себе знать - и тут же из всех квартир стали выходить наши соседки, одетые по-походному, с корзинками и бидонами в руках. Женщины весело переговаривались, смеялись, шутили - настроение у всех было отменное! Вот так, со смехом и шутками, мы вошли в автобус, расселись - мама посадила меня у окна! - и поехали! Выехали за ворота военкомата и скоро уже были за городом. Ехали с ветерком - было жарко, окна открыты, тугой ветер бил в лицо, по обочинам дороги мелькали столбы, деревья, проносились мимо деревни - и вот мы в лесу... После шумной и тряской дороги - тишина, слышно, как гудят шмели, как шуршит под нашими ногами густая трава, как на деревьях и кустах опушки перекликаются птицы... Водитель пообещал нам сигналить, чтобы мы нашли обратную дорогу. Ничего, не волнуйся, - сказала тетя Мариша, наша соседка - я в деревне выросла, не заблудимся! С тем и пошли.
Углубились в лес - на просеки надо идти, советовала тетя Мариша, да полянки солнечные искать, там земляники - пруд пруди! Разбрелись, аукаем... Лес наполнился голосами, смехом, песнями - тетя Мариша и мама певуньи замечательные, голосистые - полились песни раздольно и вольно, любо-дорого слушать! Я озираюсь, смотрю во все глаза - вот ящерица шмыгнула под куст, я её спугнула с пригретого солнцем пня, вот ежик в траве прошуршал... А цветы!.. На солнечных полянах - разнотравье богатое, тут и дикие колокольчики, и ромашки, и кашка... Мама уже дно бидона давно ягодами прикрыла, а я всё осматриваюсь, любуюсь. Мариша, хватит мух ловить, ягоды собирай! Что же мы, бабушке на варенье ягод не соберем? - усовестила меня мама. Я старательно уставилась себе под ноги - ну, ничегошеньки не вижу! Ты присядь, да листочки приподними - засмеялась мама. Я наклонилась, земляничные листья руками отвела - мама дорогая, сколько ягод! Крупные, рдяные, сочные, еще влажные от утренней росы ягоды - красивые и душистые до головокружения! Я опустилась на корточки и тщательно, ягодка к ягодке, начала собирать ягоды в бидон. Ты ешь, ешь! - обняла меня мама и ссыпала мне в рот целую пригоршню ягод. И ты ешь, ешь! - засмеялась
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Моей подруге ОШВЕ - "Городок"!..
  |
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться в городок,
На нашу улицу в три дома,
Где все просто и знакомо на денек.
Где без спроса ходят в гости,
Где нет зависти и злости - милый дом,
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором.
Время, время кружит снеги
И разъехались соседи кто-куда.
И когда дома сносили
Мы с тобой, мой друг, шутили - не беда!
Раз в году письмо скупое,
Поздравленье с
Рождеством и долгих лет -
Ровно восемь тихих строчек
И другой какой-то почерк -
Все, привет!
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться в городок!
На нашу улицу в три дома,
Где все просто и знакомо - на денек,
Где без спроса ходят в гости,
Где нет зависти и злости - милый дом!
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором...
Лишь во сне приходят лица,
Не узнать и половины -
Ярок свет!..
Год прошел, почтовый ящик
Открываю - две газеты, писем нет.
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться в городок!
На нашу улицу в три дома,
Где все просто и знакомо, на денек!
Где без спроса ходят в гости,
Где нет зависти и злости - милый дом,
Где рождение справляют и навеки провожают,
И навеки провожают всем двором...
Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
...
Часть 16 - Жигулевские горы. Ностальгия...
Часть 17 - Иллюстрации к моему детству...
Часть 18 - Моей подруге ОШВЕ - "Городок"!..
Часть 19 - Как я была маленькой - 14 (продолжение)
Часть 20 - Из личного архива. Фото-иллюстрации к повести о детстве... (Часть I)
...
Часть 22 - Как я была маленькой. Заключительная глава.
Часть 23 - О воспоминаниях...
Часть 24 - Бабушкин сундук...
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Ко мне вчера ворона залетала...
Ко мне вчера ворона залетала...
Очаровательное создание - перышки блестят, глазки сверкают!..
Дома меня не было, но я ключик для друзей всегда под половичком оставляю...
Она записочку мне оставила, мол, зовут меня klari126, извини, что не наскандалила, прилечу еще! Такая милая, озорная, весёлая птичка! Вот сижу дома, ни шагу за ворота - жду! Вдруг прилетит?
А пока жду, расскажу Вам то, о чем напомнил мне визит klari126... Кларисса, и тебе тоже, слушай!:)
Животных в нашей семье любили всегда, сколько себя помню - кошки и собачки всегда рядом паслись!:) Но вот однажды бабушка вернулась с огородика, что раскопали-засеяли хозяйственные соседушки во дворе дома, и принесла в фартуке, присобраном подолом к поясу, что-то живое. Оно ворочалось, копошилось в фартуке и покряхтывало-поскрипывало тихонько. Я бросилась к бабушке, тереблю фартук, пытаюсь отогнуть хоть краешек, но бабушка отвела мои руки в сторону и заговорщиски прошептала - тссс, не напугай, стой тихонечко, сейчас увидишь!
Я замерла и замолкла. Бабушка расправила фартук и осторожно поставила на кухонный стол черную с серой головкой небольшую птицу, перья у неё топорщились, клюв был приоткрыт и она бспокойно переступала "куриными" лапками. Кто это? - спросила я. Бабушка ответила - По-моему, ворона молоденькая, у мальчишек отняла, они её с дерева сбили. Спрашивала у Миколы - (сосед наш, украинец), он сказал - то ворона чи галка. Товорона Чигалка?! - обрадовалась я - Ба, давай себе её оставим! - Оставим-оставим, куда ж её отпускать, крылышко-то у неё помято... Будешь за ней ухаживать? Ооо! Конечно, буду! Наша Товорона Чигалка жила у нас всю осень и зиму, окрепла, выросла в огромную воронищу с блестящим оперением (Микола шутил - Григорьевна, ну откормила птаха, пора его теперь в суп ! Я - ну реветь и загораживать спиной свою Товорону Чигалку - не пущу, мол, в суп!Тьфу ты, скаженный!- ругала его бабушка - не пугай девчушку!). Ворона ходила за мной по квартире, как собачонка, небольно клевала-пощипывала, кудахтала курицей...однажды я застала такую картину: расхаживает ворона по полу со щепкой для рстопки печи в клюве и, наклоняя голову то вправо, то влево, долбит щепкой в пол и кудахчет - "Коооо-ко-ко-ко-ко!" Где только наслушалась?! Запрыгнет бабушке на плечо и трется головкой о её щеку, а потом ущипнет за ухо и - была такова! Норовила напугать меня, застать врасплох - спрячется на шкафу, а потом неожиданно выскочит, слетит вниз, громко хлопая крыльями и "Кааарррр!" во всю глотку! А много ли надо пятилетней девчушке?! Я на подначку легкая! Хохот, беготня, пух и перья!!! По весне бабушка стала осторожно, по чуть-чуть, ненавязчиво так готовить меня к неизбежному расставанию. Мол, птица должна жить вольно. Мы её подлечили, подкормили, вырастили - пора ей в свою стаю возвращаться. А не захочет - что ж, приютим навовсе... Осенью отпустили мы Товорону Чигалку на волю. Она улетать не хотела - долго не понимала, что мы от неё хотим и что она отныне птица вольная, топталась, вспархивала и опять подлетала - словом, сердечко моё любящее чуть в клочья не разнесла, но улетела-таки... А ведь возвращалась! Прилетела на нашу березу,что возле окна, мы с бабушкой вышли на неистовое карканье - она спорхнула тяжело на бабушкино плечо, потерлась о щеку привычно , покосилась на меня хитрым глазом и - улетела!.. Прощаться прилетала - сказала бабушка. Вот такая рассказочка про Товорону Чигалку:)
Серия сообщений "
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой-13
Театр, гроза и фонтан с лебедями
Летний обед в воскресный полдень был вкусным и легким - бабушка приготовила окрошку и нажарила ржаных гренков - черный хлебушек, нарезанный тонкими поперечными ломтями и поджаренный на подсоленном растительном масле. Когда все члены семьи уже готовы были разойтись из-за стола каждый по своим интересам, мама вдруг сказала: - Мариша, вы с бабушкой сегодня вечером идете в театр! Я, еще ни разу не бывавшая в театре, ахнула - В теааатр?! «Тихий час», положенный нам в выходные дни, не состоялся - мы с бабушкой обдумывали наряды, колдовали над прическами, дед до зеркального блеска начищал нам башмачки, хлопот было много, но то были приятные хлопоты! Нас торжественно проводили до ворот, и вот мы уже идем, держась за руки и благоухая бабушкиными духами (совсем чуть-чуть, только за ушками!), по согретым июльским солнышком широким доскам тротуара к воротам парка, что на улице Московской. От ворот - прямо, по широкой аллейке среди густых кустов сирени к круглой площадке, в центре которой фонтан с тремя лебедями. Лебеди привстали на лапках, вытянули шеи и сомкнули широко расправленные крылья, а в центре созданного ими круга - струйки воды, с журчанием и плеском падающие в чашу фонтана. От фонтана влево - и опять между кустами сирени - к Зеленому театру, где летом давала спектакли труппа Мордовского муздрамтеатра и проходили концерты местной филармонии и заезжих гастролеров. Нам предстояло увидеть (и услышать) «Баядеру». По дощатым ступеням мы поднялись к открытым настежь дверям и вошли в зал. Публика уже рассаживалась по местам, в зале приглушили свет и гул голосов стал затихать. Мы с бабушкой заняли наши кресла. Бабушка, увидев, что я волнуюсь - вцепилась в подлокотники, аж пальчики побелели! - ободряюще улыбнулась мне и погладила по руке. Я не смогла бы пересказать содержание спектакля; не помню, понравилась ли мне музыка, даже героев по именам назвать вряд ли смогла бы, но я хорошо помню свою оглушенность, ошеломленность и растерянность - столько всего сразу: музыка, танцы, пение, красивые костюмы!... Когда занавес сомкнулся в последний раз и актеры, выходившие на поклон, больше не появились, я посмотрела на свои ладошки - они были красными и горели от аплодисментов. Пока мы в толпе зрителей медленно проходили к выходу из зала, бабушка придерживала меня за плечи, чтобы я в темноте не споткнулась - свет уже почти везде погасили... Она спросила меня - Тебе понравилось? Я молча кивнула, и бабушка не стала вопросами и подробностями разрушать тот красочный и шумный мир, в котором я все еще пребывала. Но то, что обрушилось на нас при выходе из театра, мгновенно вернуло меня с небес на землю! За дверями театра бушевала яростная июльская гроза! Спрятаться было негде, и бабушка, решительно поддернув повыше юбку одной рукой, другую протянула мне - Побежали, Маришка? И мы побежали! Пробегая мимо фонтана, я увидела мокрых, глянцевых от воды и абсолютно счастливых лебедей, которые выгнули свои тонкие шейки и подставили грудки под отвесно падающий ливень! Ах, как мы бежали! Как отчаянно, как весело было мне! Гром падал нам прямо на головы и мы пригибались пониже, молнии с треском рвали черное небо и вонзались в землю прямо у нас под ногами. Ливень хлестал такой, что через минуту на нас не осталось ни одной сухой нитки - но бабушка держала меня за руку, ободряла меня улыбкой, и мне не было страшно! Мы бежали быстро, повизгивая и хохоча, до самого дома - благо бежать было недалеко, всего-то метров триста! В дверь дома мы ввалились исхлестанные ливнем, взъерошенные, как мокрые курицы, но веселые и разгоряченные - Ух ты, щеки-то какие - хоть прикуривай!, сказал дед и привычно ущипнул меня за щеку, легонько, ласково... Спала я в эту ночь крепко и снился мне... нет, не театр, мне снился ливень! Добрый, щедрый летний ливень! И бабушка.
Театр, доверие и свекровь.
Мой второй поход в театр состоялся зимой этого же года - мама принесла мне билет и сказала: Мариша, завтра пойдешь в театр! В теаааатр?! - опять обрадованно завопила я - С бабушкой?! - Нет, без бабушки. Билет у меня всего один. Ты большая, разумная девочка и должна быть самостоятельной. Я тебе доверяю. Ты рада? - Конечно, рада! Но - без бабушки... - Ничего, сказала мама, - Я объясню тебе, как найти театр! Мама подробно объяснила дорогу и я старалась ни на шаг не отступать от ее инструкций - мне доверяют! - и вот я уже стою перед старинным зданием из красного кирпича с нарядным балконом над входом и двустворчатой парадной дверью из темного дерева. Вошла и, как велела мама, сдала в гардероб шубку и валеночки, переобувшись в любимые башмачки. Прошла в зал, нашла свое место и уселась поудобнее в кресле. На сцене уже шло первое действие сказки «Золушка», а я все еще озиралась по сторонам - глаза привыкли к темноте зала, и я рассматривала ложи, балкон, тяжелый бархатный занавес, красивые кресла, вдыхала театральный запах - смесь из запахов пыльных кулис,
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой-12
Сарай и землянка
Дощатый тротуар огибал тщательно возделанный и огороженный штакетником огородик с аккуратными грядками, где буйно росли разная огородная зелень и овощи, домик Сердюковых (бывшая людская) с палисадником, утопающем в цветах - ах, как пышно цвели мальвы! – и приводил нас к длинному ряду деревянных сараев – на каждую квартиру свой сарайчик с погребом. В сарайчиках хранилась всяческая рухлядь, которую жаль выбросить, лопаты, грабли, топоры и прочая хозяйственная утварь. А также в нашем сарайчике стоял огромный старый бабушкин сундук, крашеный коричневой краской. Добротно сработанный из сухих, хорошо подогнанных досок, кованый железом, с тяжелой крышкой, он хранил много памятных вещей. Там я находила бабушкины платья и старенькие туфельки на пуговках, наряжалась, подвязывала пояском талию, подбирала юбку покороче, обувала синие туфельки на каблучках-рюмочках и превращалась то в сказочную принцессу, то в Золушку, то в королеву… Вот-вот, добродушно ворчала бабушка, в принцесс играет, нет бы в доярку поиграть, и мы обе смеялись.
Погреб хранил для нас припасы на зиму, поэтому за ним тщательно ухаживали. По весне вынимались-выбрасывались остатки солений-квашений, дубовые бочки поднимались из погреба, отмывались-отскребались до белизны, просушивались. Погреб проветривался все лето, периодически бабушка жгла там сухие стебли чернокорня – отпугивала мышей. Осенью наступала пора закладки в погреб новых запасов. В погребе был отсек для картошки, которую нам привозили солдатики для всего двора сразу и сгружали с машины у сараев мешки, выкликая фамилии по списку. Картофель рассыпали на траве, просушивали, перебирали и опускали на хранение в погреб.
Засолка огурцов и помидоров - дело особое. Бочки распаривали кипятком, чтобы они не протекали, подбивали поплотнее железные обода. Когда горячая вода переставала сочиться между досочками , воду сливали и бочки опускали в погреб. Огурцы высыпались из мешков в тазы и корыта, тщательно мылись (до скрипа!) в нескольких водах, замачивались на какое-то время. Я с удовольствием помогала маме и бабушке, малышки тоже крутились рядом, и моим делом было следить, чтобы они не лезли в воду. Читать далее
Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
...
Часть 11 - Как я была маленькой-10
Часть 12 - Как я была маленькой-11
Часть 13 - Как я была маленькой-12
Часть 14 - Как я была маленькой-13
Часть 15 - Ко мне вчера ворона залетала...
...
Часть 22 - Как я была маленькой. Заключительная глава.
Часть 23 - О воспоминаниях...
Часть 24 - Бабушкин сундук...
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой-11
Сестренки.
Я не видела маму беременной, не прикладывала ладошки к ее животику, чтобы почувствовать, как брыкаются малютки, не волновалась в ожидании исхода родов – я была семилеткой и мало что понимала. Я просто знала с бабушкиных слов, что скоро у меня родятся братики или сестрички – что будет двойня, врачи тогда определяли по сердцебиению, а сердечек билось два…
Уставшая в длительном переезде из Жигулевска во Владивосток, я тихо стояла и смотрела на кровать, где на белоснежной простынке лежали мои сестрички – Лена и Ляля. Лена старшая, она на 45 минут старше Ляли, сказала мне мама. Малышки были очень хорошенькие и совершенно разные: Лена покрепче и с черноволосой головкой, Ляля – худенькая и беленькая. Но они одинаково брыкались и ловили воздух ручками. Можно ли их потрогать? Да конечно, только осторожненько! Я подошла ближе и погладила по щечкам обеих сразу, и они обе одновременно поймали ручонками мои пальцы и потащили их в кругленькие влажные ротики. Взрослые засмеялись – поймали тебя! Я разомлела от счастья – признали! Купания, кормления, стирка пеленок и подгузников – все это теперь бабушка делила с мамой пополам. Это так непросто – растить двойню! Девочки наши умудрялись жить в режиме «спать-орать-кушать» по очереди, одна спит, вторая орет и «с точностью до наоборот», не обязательно в этом порядке. При внешней несхожести они и по характеру были совершенно разные. Лена активная, напористая, она и плакала громко и требовательно, и ела жадно – присасывалась к маминой груди, а позже к бутылочке накрепко и отваливалась только наевшись, сытенькая, не отвлекаясь и не «нежничая». А Ляля плакала тихо, словно жалуясь, сетуя, что ее не слышат, ела спокойно, медленно, отвлекаясь, теребила ручками пальцы «кормилицы», могла оторваться от еды только для того, чтобы посмотреть в лицо и улыбнуться.
Во Владивостоке мы прожили недолго. Дети часто болели в сыром климате, папа оставил любимое море и мы переехали в привычную для нас среднюю полосу, в Саранск.
Квартира №3, в которой мы жили на ул.Московской в доме 23, была трехкомнатной. На самом же деле она была очень небольшой. В сенцах была отгорожена «летняя кухня», где бабушка готовила на керогазе нам всем еду, там едва помещался крохотный разделочный столик, рядом – большая табуретка с керогазом. Из сеней тяжелая, обитая ватой и дерматином дверь вела в зимнюю кухню (она же прихожая, и ванная, когда детей купали), где у левой стены стояла кирпичная плита с топкой, поддувалом, вьюшкой и прочими интересными приспособлениями, которые теперь мало кому знакомы. Сверху в плиту был вложен лист из толстого металла с конфорками – съемными кружками, чтобы можно было увеличивать и уменьшать площадь нагрева под кастрюльками-сковородками. В топку закладывались сухие дрова, которые хранились в сарае и в сенцах вдоль стен. Из поддувала совком на длинной ручке выбирали золу, которая сыпалась сквозь решетчатое дно топки, а вьюшку – задвижку в трубе – задвигали только когда прогорят дрова и угли от них покроются серым пеплом, иначе можно угореть, говорила бабушка. У противоположной стены стоял кухонных стол – большой, пузатый, с дверцами. В нем хранилась кухонная утварь и посуда. В углу дед с папой соорудили кладовку, где стояли ведра, тазы, веники, лежали тряпицы для уборки и висело на крепком гвозде большое оцинкованное корыто – в нем стирали белье и купали детишек.
Из кухни дверь влево вела в крохотную комнатку, где стоял маленький стол – тот, который мне смастерили еще во Владивостоке для школьных дел – и дедов топчан. Из кухни прямо – самая большая комната, ее так и называли – «большая», у окна письменный стол, за которым я делала уроки и по вечерам мама проверяла тетрадки. Справа от стола – мой диванчик, над ним полочка с семью слониками и балеринками из «пены». У правой стены – бабушкина кровать, а посредине комнаты неизменный круглый стол под узорчатой скатертью и оранжевым абажуром над ним.
Отапливалась наша квартира печкой-голландкой, черной лакированной красавицей, которую мы все очень любили. Она занимала центр квартиры, и все комнатные перегородки «отсекали» от нее фрагменты так, что в каждой из комнат для отопления был свой кусочек печки. У бабушки с печкой были особые отношения, печка доверяла только ей, если протапливать квартиру брались папа или дед, она капризничала, плевалась дымом, и бабушка так или иначе отодвигала горе-истопника подальше от топки и спасала положение – вытаскивала на прибитый к полу черный железный лист чадящее полено или кочергой укладывала дрова так, как печке хотелось. Печка облегченно вздыхала, начинала весело гудеть, и все были довольны. Мы любили вечерами посидеть перед открытой топкой – наблюдали за игрой огня, тихо переговариваясь, пока сестренки не засыпали на коленях мамы и бабушки, тогда их относили в кроватки. Из большой комнаты влево была дверь в комнату мамы и папы, где стоял большой зеркальный шкаф – папа очень гордился этой первой покупкой, их кровать и две
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой-10
Горка
Зимний двор от постоянно сыплющегося с неба снега чистили солдатики – огромными деревянными лопатами счищали снежные намёты от ворот к сараю, под нашу любимую лестницу. Вскоре снежная куча превратилась в гору, которая доставала почти до верхней площадки лестницы. Вся дворовая ребятня с удовольствием её осваивала. Снег постепенно слежался, уплотнился, и в этом снежном монолите мы рыли окопчики, прорывали «тихие сапы» - тайные ходы к противнику, устраивали снежные побоища, осады-обороны крепости, разведки, дозоры и осуществляли прочие мальчишеские фантазии на тему «играем в войну». А мальчишек в нашем дворе было по пальцам пересчитать: Володя Клоков – наш одногодок, Володя Киселев и Виталя Сердюков – чуть старше, мелюзга вроде Саньки Данейкина и Женьки Шкляева в расчет вообще не принималась, как не принималась и в игры. Санька охотно играл с моими сестренками, Лялей и Леной, а Женька постоянно лип к нам, старшим, и отчаянно путался под ногами. Если его не принимали в игру (мы играем двое на двое, а ты не считаешься!), он ревел трубным басом и звал свою худенькую, юркую, крикливую бабушку – «Бааааб! Они опять говорят, что я не считаюююсь!».
В тот вечер мы затеяли на горке очередную «войну», отчаянно сражались снежками, проползали во вражеский тыл по прорытым тоннелям, орали до хрипоты «Уррррааа!» и «Впереееед!». Вовки -Клоков и Киселев – сражались, мы со Светой Сердюковой и Людой Зотовой были санитарками, перевязывали и лечили «раненых». Вовка окопался на самой вершине горы и, «защищая высоту», решил пострелять – подпрыгнув, он сбил с крыши сарая огромную сосулищу. Перехватив ее наподобие винтовки, пристроил себе под подбородок широким краем, завел «тра-та-та-та!!!», обстреливая подходы к высоте. Мне уже порядком надоело оттаскивать раненых и накладывать бинты. Разгоряченная боем, я змейкой проскользнула на лестницу и с диким воплем сиганула вниз, прямо на эту ледяную винтовку – видимо, надеясь ее разбить или хотя бы выбить из Вовкиных рук. Вовка ойкнул, выпустил оружие и приложил забитые снегом варежки к скуле. Когда он их отнял, у всех нас округлились глаза – снег окрасился красным, я поранила Вовку до крови! Светка быстренько, бочком-бочком и домой (главное – вовремя оторваться!), на худеньком Людкином личике большие глаза стали просто огромными и застыли, не мигая. Вовка Киселев переминался с ноги на ногу, но не уходил. Я прикладывала Вовке снег к ране, она все сочилась кровью. Поднялся ветер, посыпался колючий мелкий снег, пора бы и по домам, но чувство вины не разрешало уйти - ведь это я поранила Вовку, я – виновата! Принимать решение тоже пришлось мне – надо в больницу, зашивать рану! Откуда что взялось! Я решительно отмела сомнения и скомандовала – «Идем!» Вовка Киселев отступил с позиций - родители ругать будут! – и пошел домой, а испуганная Людочка Зотова так и пошла за нами, не мигая и ничего не говоря. Метель разошлась не на шутку, но мы упрямо преодолевали ветер и снежные вихри. Сколько мы блуждали по городу и где искали помощи – не помню. Мне было очень страшно, что заблудимся, так как от двора я отходила редко и город почти не знала. (Наш «ареал» был от ул. Республиканской до горы, включая парк им. А.С.Пушкина). Но я помнила, что детская поликлиника была тогда в одноэтажном небольшом доме на спуске к речке Саранке ниже теперешнего радиотрансляционного центра, сейчас там все старые здания снесены и о детстве моем мало что напоминает, разве что само место – «Тут тогда было то-то и то-то…». Сторожиха из поликлиники направила нас в больницу, а вот куда мы шли и далеко ли – начисто вылетело из памяти от еле сдерживаемой паники, которую все-таки побеждало чувство ответственности и желание помочь. «Добрые люди, помогите!» - мне очень хотелось плакать, но я крепилась. О том, что домашние меня уже ищут, волнуются, я в тот момент не думала. Где вы, добрые люди? Нашлись- таки добрые люди, оказали помощь – наложили Вовке шовчик на рану («Ничего страшного, небольшой порез, только кожа рассечена, сейчас обработаем, шов наложим – быстренько заживет, не пугайтесь!»). Вовка сопел, стараясь сохранить мужественное выражение лица, Люда все еще не мигала, глаза были огромными и глубокими от ужаса. Добрые люди пожалели замерзших испуганных ребятишек, нянечка напоила нас горячим чаем с печенюшками и проводила на крыльцо. Домой мы шли уже бодрее. Метель улеглась, ветер стих и до Московской улицы мы добрались быстрее – так нам казалось. Еще издали мы увидели наших родных – мои бабушка и мама, Людочкина родители, Вовкин папа… Одежда их была занесена снегом – видно, искали они нас уже давно. «Где вы были?!» - вопрос один
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 9
Березы
Февраль был капризен, непостоянен – то морозы, то оттепели, то снег, то дождь. Ветры завывали в трубе черной лакированной «голландки», обогревающей нашу квартиру зимой, и ломились в окна – «Пусссстиииии! Пусссстииии!» Вечерами у нас дома было особенно уютно и тихо – сестренки-малышки уже спят, мама сидит за столом и под настольной лампой-«грибком» проверяет тетради своих учеников (она преподавала французский язык сначала в школе №6, а позже – в школе № 20), папа и дедушка читают, бабушка завершает хозяйственные дела. Вот она, накинув шубейку, вышла во двор ненадолго, вернулась и тихонько подошла ко мне: «Одевайся, пойдем во двор, я тебе что-то покажу…», шепнула она. Я долго не медлила, и вот мы уже во дворе, идем по скользкому тротуару к старым березам, что возле сарая. Утренняя оттепель сменилась легким морозцем, ветер уже не беснуется, а лишь легонько остужает щеки. Небо высокое, темное и от края до края усеяно яркими звездами. Возле берез бабушка остановилась, приобняла меня за плечи и тихо сказала: «Слушай!...» Я вслушалась в тишину сонного двора и недоуменно подняла глаза на бабушку. «Слушай внимательно!», улыбнулась она. Я вслушалась и – вот оно, слышу! Тоненький, нежный, еле слышный перезвон! «Что это, бабуль?», хриплым шепотом спросила я, потому что горло перехватило от волнения, охватившего меня в ожидании чуда. Бабушка молча подняла глаза на березы, я следом за ней. Промокшие под снегом и дождем тонкие березовые веточки, прихваченные неожиданным морозцем, покрылись прозрачным слоем льда, словно лаком. Ночной ветер раскачивал веточки, и они, соприкасаясь, рождали этот легкий, хрустальный, сказочный звон… Все остальные звуки двора канули в тишину, как в темную воду. Я стояла и слушала эту чудесную музыку берез, не ощущая холода, и простояла бы еще долго, но бабушка тихонько тронула меня за плечо - «Пойдем, родная, замерзнешь…» Девчонка из рабочей слободки, женщина, пережившая в войну ад на земле, неутомимая нянька, прачка, кухарка – в гору некогда глянуть! Моя дорогая бабушка! Изумления достойны ее умение чувствовать красоту, находить ее повсюду, куда только упадет взгляд, ее любовь к природе, ко всему живому, ее таланту деликатно и ненавязчиво («Посмотри, кленовый лист, как детская ладошка – солнышко сквозь него просвечивает!», «Давай играть в «На что похоже облако?», «Из этой коряги можно выточить домового или лесовика, смотри – вот нос, вот хитрый глаз, а тут – борода…») прививать эту любовь, как редкий сорт яблони к дичку, своим внукам. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь, устав от дневных хлопот так, что останется только одно желание - рухнуть лицом в подушку и уснуть, вот так же вывести под зимние звезды своих внуков и научить их слушать музыку обледеневших березовых ветвей. Надеюсь, что смогу.
Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
...
Часть 8 - Как я была маленькой - 7
Часть 9 - Как я была маленькой - 8
Часть 10 - Как я была маленькой - 9
Часть 11 - Как я была маленькой-10
Часть 12 - Как я была маленькой-11
...
Часть 22 - Как я была маленькой. Заключительная глава.
Часть 23 - О воспоминаниях...
Часть 24 - Бабушкин сундук...
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 8
Школа
Школа № 9, в 1-й класс которой я пошла уже после Нового года, была совсем рядом, на том же перекрестке, наискосок от военкомата. Учительница моя, Раиса Ивановна Ягофарова, была молода, красива и доброжелательна. Она много и терпеливо возилась со мной, чтобы наверстать учебную программу и восполнить все пробелы в моем недолгом образовании. Мы писали в тетрадках для чистописания деревянными ручками со вставками-перышками, обмакивая их в чернильницы-непроливайки (еще как проливались!), наполненные фиолетовыми чернилами. Чернила, разведенные родителями из чернильного порошка и налитые в бутылочки, переливались как павлиньи хвосты – зеленым, фиолетовым, розовым, бирюзовым… В тетрадках в частую косую линейку старательно выводили сначала палочки, затем крючочки и уж только потом фрагменты букв и сами буквы. Раиса Ивановна ходила между рядами парт и ровным голосом повторяла: «Нажим… Введем до нижней черты линейки … Закругление… Волосяная линия…». Уроки чистописания были сущей пыткой – перышко цеплялось за шероховатости бумаги, скрипело, брызгалось чернилами и сеяло жирные фиолетовые кляксы. Кляксы подсушивались специально вложенными в каждую тетрадку «промокашками» – впитывающими жидкость мягонькими бумажками розового или голубого цвета. (Учеников младших классов старшие так и звали – «промокашки»). После этого совсем не чистого писания добрую половину класса нужно было отмывать-оттирать. Чернила были везде – и на пальцах, и на носах, и на щеках «чистописателей». Раиса Ивановна ставила нам в пример Тамару Дорохину, круглолицую девочку с двумя светло-русыми толстенькими косками и ямочками на щеках – ах, как красиво и аккуратно пишет Тамара, только посмотрите! Читать и разбивать слова на слоги я умела лучше многих и мне было забавно наблюдать, как Раиса Ивановна тягуче, напевно произносит слова по слогам, помогая себе белой изящной ладошкой: ма – (ладошка вправо) – ма (ладошка влево), и весь класс за ней - мы – ла ра – му – старательно покачивая ладошками вправо-влево. На дополнительных занятиях по арифметике Раиса Ивановна вздыхала – «Милая моя девочка, как же много ты болеешь…». «Ага – отвечала я – всем уже переболела, осталось только умереть!». Ничего себе шуточки у малявки!
Я очень любила поэзию и хорошо декламировала, поэтому меня часто привлекали чтецом в утренники и другие детские праздники, а позже обнаружилось, что я достаточно сценична, неплохо двигаюсь, пою, и мне стали поручать небольшие роли в школьных спектаклях – так началась моя карьера самодеятельной артистки! В детский сад я не ходила (домашнее воспитание) и всем, что умела и знала, я обязана в первую голову бабушке с дедом, а затем - позже - уже мамуле с папой. В нашей семье все хорошо пели – и бабушка с мамой, и дед, а позже – когда подросли - и сестренки. Бабушка прекрасно подбирала втору к любому мотиву, а порой и третий голос (Ляля унаследовала от бабушки этот талант). Она очень любила напевные, красивые украинские песни и мы часто вечерами пели, наслаждаясь стройным звучанием наших голосов… У деда был прекрасный слух, пел он негромко, но очень точно, что называется в ноту, а не «по соседям», мягким голосом, и это добавляло к нашему пению бархатные обертоны. В нашем доме частенько собирались мамины и папины друзья – мама преподавала французский язык сначала в 6- ой школе, а позже – в 20-ой, и друзей у нее было много. Особенно запомнились Гусевы Клара и Юрий, которые жили на горке за горисполкомом, что у начала спуска к Парку им. А.С.Пушкина в самом начала Московской улицы, в здании бывшей тюрьмы. Однажды мы ходили к ним в гости, и я со страхом наступала на гулкие железные ступени и озиралась на сводчатые серые потолки и стены. У Гусевых я впервые увидела удивительный цветок – монстеру, которую тетя Клара называла «плаксой», потому что на кончиках ее листьев перед дождем появлялись капельки-росинки, и цветок словно плакал… Юрий Сергеевич преподавал английский язык, а Клара Степановна секретарила в какой-то конторе. Тетя Клара – украинка по национальности – чудесно пела. Бабушка, мама и тетя Клара пели русские и украинские народные песни и старинные романсы, эстраду того времени, а я с наслаждением слушала домашнее пение, которое звучало не хуже профессионального.
Частенько вечерами – какое счастье, что тогда у нас еще не было телевизора! – мы устраивали «громкие читки»: все по очереди привлекались к чтению вслух какой-нибудь книжной новинки. Если чтец увлекался сюжетом, торопился или начинал бубнить себе под нос, ему тут же напоминали – «Читай с выражением!», уставшего сменял следующий, и так пока мама не посмотрит на часы и не ужаснется – «Уже десятый час! Живо умываться-мыться и по кроваткам!». Режим в нашем доме соблюдался строго и канючить, капризничать, просить и умолять «Ну пожалуйста, ну разрешите посидеть с вами еще чуть-чуть!» было напрасно. Так в самом раннем детстве мне были привиты понятия «дисциплина» и
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 7
Лестница
Во дворе стоял большой старый сарай, когда-то очень давно добротно сработанный из толстых досок – бывшая конюшня с сенником теперь служила гаражом. С правого торца на сенник вела высокая дощатая лестница с перилами. Сенником никто не пользовался, на его двери ржавел огромный висячий замок, и лестницу мы с подружками считали своей вотчиной. Рядом с ней росли березы. Мы забирались на самый верх лестницы, на небольшую площадку, огороженную перилами, и замирали от восторга – до верхушек берез оставалось совсем ничего, только встать на цыпочки, сильно потянуться вверх рукой – и вот! уже почти! еще чуть-чуть и - верхушка березы! Лето, щедрое на ласку, дарило нам долгие солнечные дни, и мы сидели на горячих ступеньках, отмытых-отшорканных нами до белизны – наши мамы и бабушки так отмывали деревянные тротуары, что тянулись по всему двору. Большими тупыми ножами, которые назывались косарями, они отскребали натоптанную грязь, а потом «шоркали» доски березовыми голиками – вениками из гибких березовых прутьев, смаху обдавали доски чистой водой из ведра и они светились тепло и желто, подсыхая на жарком солнышке. После тщательной уборки двор наш был особенно уютным, промытым, даже густая трава-мурава, устилавшая все свободное пространство, зеленела в такие дни особенно ярко.
В углу под лестницей, в тени берез пряталась водопроводная колонка – чтобы добыть воду, нужно было изо всех силенок налегать на длинный металлический рычаг, раздавался характерный глухой щелчок и из крана била струя чистой, холодной, искристой воды, от которой ломило зубы. В особенно жаркие дни прямо посреди двора на самом солнцепеке в густую траву взрослые ставили детские ванночки, корыта, тазы и наполняли их водой из колонки. Вся дворовая детвора от мала до велика радостно предвкушала купание! Как же долго тянулось время! Мы окунали в воду ладошки – может, уже прогрелась? Но родители дали наказ – без команды ни-ни! Нарушитель будет безжалостно лишен удовольствия! Мы изнывали от нетерпения, всем своим видом показывая взрослым, как сильно нам жарко, но они тайком посмеивались, а с нами напускали в голос строгости – без команды ни-ни! Солнышко согревало воду и она становилась почти горячей. Наконец чья-нибудь мама, стряхивая с руки радужные брызги, со смехом кричала нам – «Эй, голопузые, купаться!» Со счастливым смехом мы не бежали – мы летели каждый к своему корыту-тазу-ванночке и плюхались в горяченькую водичку, поливались из ковшиков, били ладошками по воде, брызгались и обливались. Мамы стояли рядышком с полотенцами, перекинутыми через локотки, и сухими трусишками-маечками. Выуживая расходившихся не на шутку купальщиков из почти пустых уже корыт, мамы обтирали счастливые и чистенькие наши мордашки, просушивали намокшие головенки, обтирали спинки-животики, одевали нас в сухое и выпускали на травку подальше от места водных процедур, а сами, гремя корытами да тазами и тихо переговариваясь, убирали наши «купальни» в сенцы на гвоздики до следующего знойного дня.
Лестница была любимым местом игр – каждая из девочек нашего двора (а нас и было-то всего четверо: самые старшие, семилетки – Людочка Зотова, Света Сердюкова да я, и пятилетняя Наталка Данейкина) облюбовала себе ступеньку и никто на нее уже не претендовал, все рассаживались по свои любимым местам. На лестнице мы играли в куклы, устравая кукольные домики со спаленками и кухоньками, с обязательными походами друг к другу «в гости, на чай», шили куклам платья из цветных лоскутков, которые «копили», складывая их в мешочки, корзиночки и сумочки, иголки и нитки нам доверяли со строжайшими наказами не потерять, не втыкать их куда попало, а только в «игольницы» - нарядные подушечки, часто вышитые гладью, с оборочками и петелькой, чтобы вешать на стенку. Первое, что спрашивали наши мамы в конце «швейных» посиделок – «Где иголка?». Уж больно маленькими были швеи…
Вечерами места на лестнице занимали старшие – рабочий день окончен давно, хлопоты по хозяйству завершены, закатное солнце освещает дом и двор ровным светом, умиротворение и покой спустились с вечернего неба на крышу дома, на высокие березы и с позолоченной закатом листвы стекают по капле на лавочку под березами, где уже расположились для вечерних посиделок наши бабушки и мамы. Разговоры ведутся неспешные - журчат еле слышно негромкие голоса, а потом и вовсе стихают, и из наступившей тишины рождается песня – мама запевает «Рябину кудрявую», бабушка подхватывает втору… Песня крепнет голосами, звучит все мощнее, раздольнее, и вот уже наши дворовые певуньи распелись-раззадорились: кто-то завел «Летят утки», за ней «Вот кто-то с горочки спустился», «Ой, цветет калина»... Из соседних дворов и двориков на песню, как на огонек, собираются новые и новые певуньи, вплетаются в пышный песенный венок новые песни и новые голоса… Но вот опустились на двор густо-синие сумерки, посвежел ветерок – пора по домам. И потянулись от скамейки ручейками – каждый
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 6
Поехали!
Сестрички мои росли болезненными, слабенькими – им тоже не подходил климат, и постепенно созрело решение перебираться всей семьей куда-нибудь в среднюю полосу. Представляю себе, как тяжело было папе расставаться с морем, ведь он с ранней юности бредил морем, был подготом флота, затем окончил Владивостокское военно-морское училище, ходил на тральщике и даже участвовал в боевых тралениях. Но что только ни сделаешь ради детей, ради семьи! И вот уже снова пакуются чемоданы, фанерные ящики, срочно распродается богатейшая библиотека русских и зарубежных классиков – бабушка с дедом не жалели денег, приобретая для себя и для внуков замечательные подписные издания Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова, Тургенева, Достоевского, Гоголя, Драйзера, Роллана, Рида, Верна, Уэллса – всего не перечислить! А сколько было любовно собрано детских книг с трогательной надписью, сделанной маминой рукой – «Из библиотеки Маринки»!.. Продано было все, кроме детских книг – предстояла долгая дорога за Урал, в Мордовию, где папа должен был приступить к несению воинской службы в Республиканском военкомате. Трудная дорога с двумя крошками на руках и семилетней девчуркой, которая так и норовила простудиться на сквозняке и заработать себе очередную ангину. Дорогу в Саранск я помню смутно – ехали зимой и за окнами была уже совсем другая красота, не такая яркая и завораживающая, более однообразная – снежные равнины, голые безлистые леса, замерзшие реки…
На узловую станцию Рузаевка за нами прислали «газик» военного образца – до Саранска нужно было добираться еще около 30 километров. Деловитый и молчаливый солдатик-водитель помог погрузить в машину вещи, мы тесно уселись (бабушка и мама с малышками на руках разместились сзади, дедушка рядом с ними, а папа сел на переднее сиденье рядом с водителем – это называлось на языке военных «старший по команде», т.е. ответственный за поездку, - меня же папа посадил к себе на колени. Ехали в полной темноте по зимней дороге, в свете фар змеилась поземка. Все молчали – устали в дороге. На ухабах я хваталась за папину руку, а он заботливо придерживал меня, прижимая к себе. Казалось, дороге не будет конца, но вот и добрались. Саранск утопал в снегу. Сугробы громоздились у заборов вдоль низеньких домишек, в палисадниках, по обочинам дороги. Кое-где в окошках горел неяркий свет, редкие фонари тускло желтели сквозь метель. Городок показался мне удивительно чистеньким и уютным после сырого грязно-серого Владивостока, почти сказочным.
Первая зима в Саранске запомнилась необыкновенно снежной и морозной, чистенькой до хруста. Снег был удивительным – бело-голубым, он поскрипывал под ногами, искрился под солнышком, слепя глаза. Сугробы наметало такие, что из-за них даже взрослым людям невозможно было разглядеть противоположную сторону улицы, а порой по утрам мужчинам приходилось прокапывать «тоннели», чтобы выйти со двора.
Поселили нас в медицинском корпусе приписного пункта военкомата на углу Республиканской и Московской улиц. Я бродила по пустому, гулкому деревянному бараку с любопытством – по кабинетам врачей, по длинной казарме среди двухэтажных нар - и вдыхала незнакомый запах застарелого табачного дыма, хлорки и пыли – запах нежилого казенного помещения. Очень скоро мы переехали в двухэтажных бревенчатый дом на ул.Республиканская, рядом с военкоматом. Там мы прожили совсем недолго и переселились на постоянное проживание в дом 23 по Московской улице. Военкомат располагался в двухэтажном старинном купеческом особняке от ворот влево, а вправо – наш дом, который в давние времена, как рассказывали старожилы, служил купцу соляным складом. Вдоль дома под самыми окнами уютно располагались маленькие палисадники, огороженные штакетником. Вдоль палисадников вокруг дома вел чудесный тротуар, так сильно поразивший меня по весне, когда растаял снег – в три широких сосновых доски, проложенных по лагам-бревнышкам, да повыше, чтобы не заливало талой водой, чтобы дождь утекал сквозь щели на землю. У каждой семьи, жившей в нашем доме, была отдельная квартира с собственным входом-сенцами – какая роскошь после коммуналки во Владивостоке и временных барачных жилищ!
Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
...
Часть 5 - Как я была маленькой - 4
Часть 6 - Как я была маленькой-5
Часть 7 - Как я была маленькой - 6
Часть 8 -
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой-5
Коса, телевизор и первоклассница
Вскоре мы переехали на новую квартиру. Это было большим событием в нашей жизни и большим везением – в то время (лето 1956 года) жилищное строительство было небольшим, отдельного жилья всем не хватало, радовались любому жилью. Люди жили в коммуналках – больших квартирах с одной на всех кухней, с общей умывальной и туалетом. В кухне стояла большая плита, которая топилась углем или дровами, поэтому в квартирах были специальные дровенники – комнатки, где держали уголь и дрова. (Позже плиты в квартирах сломали и на столах, накрытых клеенкой, появились керосинки и керогазы.) В квартирах этих пахло щами, горелой кашей, убежавшим молоком, чадом от блинов, кошками. В коридорах теснились сундуки, ящики, на стенах висели корыта для купания и тазы для стирки, велосипеды, здесь же на веревках сушилось постиранное белье. На всю квартиру был один-единственный телевизор: перед крохотным экраном была большая полая линза, заполненная водой, которая увеличивала изображение. Вечерами в комнату к тете Нине приходили соседи со своими стульями и табуретками, усаживались рядками и затихали – чудо телевидения еще только входило в нашу жизнь, и относились к нему очень уважительно. Хозяйка этого телевизора обладала еще одной редкостью: у тети Нины была необыкновенной красоты коса пшеничного цвета, в руку толщиной и длинной почти в пол. Носила она ее, укладывая вокруг головы наподобие венца. Тяжеленная коса оттягивала голову назад, и у тети Нины вид был поистине королевский, почти надменный. Вечером она частенько жаловалась на кухне, как ей тяжело носить косу и как сильно болит голова от шпилек, которые удерживают прическу: «Надо отрезать ее к шуту!» – говорила тетя Нина печально и обреченно, и вся кухня хором уговаривала ее не делать этого святотатства – разве ж можно губить этакую красоту! Тетя Нина довольно улыбалась, вставала с табурета, потягивалась всем своим молодым гибким телом и с кошачьей грацией удалялась в свою комнату под восхищенные взгляды мужчин и недовольное шипение примусов и их хозяек. Так я впервые встретилась с женским лицемерием.
Надо сказать, что и в коммуналках комнат для всех семей не было – просторные внутренние фойе на всех этажах огромного дома с круглой аркой на Китайской улице, продуваемой всеми ветрами сразу, (на противоположной стороне улицы, на углу был магазин «Золотой рог» – вывеска золотом по черному фону) разгородили на «квартиры», в одну из которых мы и въехали. Фанерные стены (папа, встав на цыпочки, легко доставал вытянутой рукой край этой стены) не доходили до высоченных потолков, слышимость была полная – благо, что не видимость. Освещение было тусклым и слабым – потолки-то высоко! – а отопление недостаточным, из-за этого и малышки, и я часто болели. Из-за частых болезней я была тусклой, вялой, в школе отставала и радости родителям успехами в учебе не доставляла. А с первым школьным днем получилась целая трагикомедия, о которой мне рассказывала мама. Собрали девочку в школу, все как полагается: форма, белый передничек, новенький портфель, аккуратные косички-бантики, букет и др., и пр. Первоклашек увели в класс, рассадили по местам, умильные мамаши и папаши в щелочку у двери подглядывают одним глазком по очереди. Дошла очередь и до мамули. Она нашла взглядом свое чадо и остолбенела – сидит ее дочь, сложив руку на руку, с выпученными глазами, открытым ртом и тупым выражением лица. Мама еле дождалась окончания уроков, встретила меня у порога школы и засыпала вопросами – как зовут учительницу, что она говорила, что задано на завтра из уроков… Дитятко только сопело носом и ни на один вопрос не могло дать вразумительного ответа. Мама в панике к бабушке – она у нас идиотка, наверное! Бабушка успокоила маму – да брось, да перестань, все нормально! - а сама стала ко мне внимательнее присматриваться. Наблюдала какое-то время за моим поведением и – «Лиль, она ведь ничего не слышит у нас!» Стали шептать за моей спиной, чтоб я по губам не догадалась, что мне говорят – не реагирую! Вот тут-то поняли – слава Богу, не придурок! – и забили тревогу. Таскали меня по врачам, папа возил в военно-морской госпиталь, где седоусый хирург плакал, прочищая мне больные ушки и вкладывая турунды с лекарством – «Гнойный отит обоих ушей здоровенных мужиков с ног валит, как же эта кроха все вытерпела?!.» То ли еще в поезде меня продуло, то ли осложнение после тяжелейшей кори, которую я перенесла уже во Владивостоке – кто знает, но лечили меня долго и тщательно, слух восстановился, а с ним пришла и живость детская, и радость бытия.
Школу во Владивостоке я помню плохо – часто болела в сыром и ветреном климате Приморья и пропускала занятия месяцами. В памяти сохранился памятник Сергею Лазо где-то недалеко от школы в скверике и маленький дощатый кинотеатр недалеко от дома, куда по воскресеньям я ходила смотреть детские фильмы и мультики – там я замирала от тревоги за «Судьбу барабанщика», плакала о
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 4
Папа
Память человеческая удивительная вещь, она обладает поразительными свойствами! Иногда что-то услужливо подсовывает – ну вспомни же, вспомни! - а иногда что-то прячет до поры до времени, мол, мала еще догада, пусть подрастет да поумнеет! Помню фотографию моего отца, которую я, еще совсем малютка, нашла в коробке среди многих других фотографий и с криком бросилась к бабушке – «Да вот же он! Вот он – мой папа!» Бабушка как-то стушевалась, растерялась, взяла фотографию у меня из рук и убрала куда-то, больше она мне на глаза не попадалась. На все мои вопросы о папе мне отвечали: «Папа твой служит во флоте на Дальнем Востоке, плавает на больших военных кораблях». Однажды мама моя приехала к нам в Жигулевск навестить меня не одна, а с красивым чернобровым моряком в ладно сидящей форме. «Вот твой папа» – было сказано мне. Я, ничего не опровергая и не объясняя, долго и горько плакала и утешить меня не могли ни привезенные в подарок вкусные гостинцы, ни новые книжки, ни яркий большой мяч… Я-то знала, что это не мой папа, но сказать об этом прямо означало огорчить маму и рассердить ее, но я постоянно испытывала неловкость от недоговоренности и смутного осознания вины, словно я предала кого-то. Мама и красивый моряк уехали во Владивосток – она учительствовать, он – служить во флоте.
Время шло, я получала письма и открытки от мамы и от папы-моряка, который прислал мне фотографию зайца Тришки – он был сфотографирован на полочке в кубрике того корабля, на котором плавал папа. «Вот приедешь и я подарю тебе Тришку-моряка» - писал он. И тем не менее я не отождествляла папу-моряка с настоящим, моим папой.
Весной 1956 года мне исполнилось семь лет. Наступило лето. Однажды бабушка сказала мне, что мы втроем – дед, она и я – совсем скоро уезжаем к маме на Дальний Восток. У меня теперь есть две маленькие сестрички, они родились 18 июня, маме трудно одной с ними справляться, потому что папа подолгу в море, вот мы все и поедем ей помогать. Мы едем к сестренкам, к маме и папе. Видимо, именно эти слова вселили надежду, что я увижу именно его, того, чью фотографию спрятали от меня несколько лет назад.
Ехали очень долго поездом, с пересадками, с ночевками на вокзалах. Это ж только представить себе, какой путь я проделала совсем малявкой – от Волги до самых восточных Российских окраин! Я прилипала к окну и смотрела, смотрела, смотрела… Вот Урал, вот Байкал, вот речка Шилка выписывает петли, вот скала «Пронеси, Господи!», низко нависшая над железной дорогой, вот бескрайняя тайга…Бабушка и дед все мне рассказывали, объясняли, обращали мое внимание на красивые панорамы из окна вагона – благодаря им я так живо все запомнила. Дед приносил нам в чайнике кипяток из станционных титанов (так назывались огромные кипятильники), покупал на остановках горячую вареную картошечку с малосольными огурцами, отварную треску и жареных кур, большие красные помидоры – сладкие-сладкие и мясистые, поблескивающие сахарно на разломе…Помню, как однажды состав дернуло и я свалилась с полки с подушкой в обнимку – привычка подсовывать руки под подушку спасла меня от серьезных ушибов. Как-то состав наш остановили путейцы – впереди произошло крушение товарняка. Народ высыпал из вагонов подышать воздухом и размяться, благо остановка обещала быть долгой. Дедушка взял меня с собой. Он остановился покурить с попутчиками, а я, стрекоза, увлеклась прыжками со шпалы на шпалу, погладывая на свою тень: я прыгну, косицы с бантами тоже прыгнут и шлепнут по плечам, и так раз за разом. Увлеклась и упрыгала, надо полагать, далеко, как вдруг слышу щум-гам, крики, топот, тяжелое дыхание деда, его сильные руки сдергивают меня с путей и почти в тот же момент мимо проносится дрезина – путейцы торопились по этому пути к месту крушения и притормозить разогнавшуюся на уклоне машину уже не могли. Когда я подняла глаза на деда, он был бледнее бледного и губы у него подрагивали, но он не бранил меня, видимо, слишком испугался за мою жизнь…Бабуле мы, не сговариваясь, ничего рассказывать не стали. Но я помню и сейчас – мой дед спас меня от гибели.
Владивосток и снова папа
Добрались. Дворик небольшого деревянного домика, где снимали квартиру мама и папа, был увешан пеленками – значит, не ошиблись, сказала бабушка. Мама была одна – папа в море. Мы обнимались, смеялись и плакали, опять обнимались, потом все вместе рассматривали моих сестренок – крохотных, трогательных младенцев - Олю и Лену. Позже, когда схлынули восторги встречи и были рассказаны все новости и впечатления, я вышла погулять - спустилась с крылечка и начала исследовать новое обиталище. Вот кусты сирени. Вот поленица дров. Вот сарайчик. А за сарайчиком!... Ух ты! Между стеной сарайчика и забором было небольшое пространство, укрытое сверху крышей из шифера, а в нем на дощатом полу, застеленном соломой, огромная собачища! И не одна, а с пятью маленькими толстопузыми щеночками! Я очень скучала по Азорке, которого перед отъездом бабушка вернула
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой - 3
Читаю!
В простенке, возле двери, ведущей в нашу с бабулей спаленку, где стояли две наши кровати и большой коричневый сундук, было мое любимое в доме место. Это был огромный (я-то сама метр с бантом!) продолговатый ящик из фанеры, окованный жестью, поставленный на попа, т.е. на торцовую часть, открытой стороной вперед. (Помню, когда его устанавливали и бабуля с дедулей решали, как его лучше ставить, я недоумевала: где же они возьмут попа, чтоб на него ящик поставить? И согласится ли поп, чтоб на него ящик ставили? Кто такой поп я знала – из сказки Пушкина о попе и работнике его Балде. Из газеты или журнала картинку с попом вырежут, решила я и успокоилась.) Накрыт этот ящик был тоже скатертью – необыкновенной, сказочной скатертью. (До сих пор в каком-то чемодане на антресолях лежит лоскут от той скатерти – как кусочек детства. Вот уже сколько лет так и храню.) Скатерть была вышита ярким цветным шелком каким-то восточным орнаментом, письменами, вязью на золотисто-оранжевом фоне. Внутри хранились книги и журналы, которых в доме всегда было много. Деда без газеты или журнала я просто представить себе не могу, разве только спящего. Бабушка тоже много читала. Они с дедом охотно удовлетворяли мое любопытство, все объясняли, рассказывали, дед показывал мне буквы, объяснял принцип чтения, складывания слогов и слов, вот так как-то незаметно я научилась читать. Обнаружилось это забавно. Вечер. Бабушка раскладывает свой любимый пасьянс. Дедуля под абажуром читает газету. Я восседаю на его топчане с газетой в руках и тихонько шевелю губами.
Мань, смотри, она читает!
Да нет, это она тебя копирует…
Нет, точно читает! А ну, Мариш, почитай-ка деду газету! Что там пишут?
И Мариш почитала. Медленно, по слогам, крупные заголовки, но – почитала! Радости было, радости! Так что годам к четырем я уже бегло читала. Несколько детских книжек того времени я храню. Они зачитаны до дыр и заботливо сшиты через край суровой ниткой. Руками моего деда.
Вернемся к моему «солнечному» ящику. Я упоенно вытаскивала из него все, что могла, на пол и забиралась внутрь, опускала за собой скатерть как штору и оказывалась в сказке. Даже в пасмурные хмурые дни ящик изнутри был наполнен мягким ласковым светом – «Смотри, бабуля, в ящике солнышко живет!». Это был мой домик, мое убежище – там я читала, играла в куклы, пряталась, напроказив, от праведного гнева бабули и даже порой засыпала. Бабушка искала меня в спаленке, в большой комнате – она всегда так и называлась «большая комната», никогда «зал» - это было пошло, или «гостиная» - «Не графья, слава Богу!» - выглядывала в длинный коридор, ведущий от входной двери на кухню. Потом поднимала скатерть, вздыхала тихонько, брала меня на руки и относила в постельку – спать.
Просиживала я в ящике часами, рассматривая журналы – «Огонек», «Работницу». На страницах «Огонька» попадались групповые портреты строгих дяденек – бабушка объясняла, что это наши вожди, наши руководители. Позже на таких портретах я увидела вымаранные или вырезанные лица… Читала под портретами незнакомые странные фамилии – Берия, Ягода, Ежов. Что это? Почему? А потому, что это враг народа – говорила бабушка. Я плохо понимала, что это такое, но знала – быть врагом народа плохо. За это испортят твою фотографию. А еще все будут плевать в лицо – так сказала бабушка. Помню март – снег посерел, просел, дули сырые ветры с Волги. Было темно, за окнами сквозь тяжелые темные облака розовел сумрачный закат, окрашивая комнату неровным тревожным светом. Бабушка сидела у стола. Опершись на него локтями, она прятала лицо в ладонях и тяжело, трудно плакала - она была очень сильной, волевой женщиной и в тяжелых ситуациях ей было легче сдержаться, чем заплакать. Горе ее было таким большим, таким искренним, что я притихла и даже не пыталась приласкаться – стояла, вцепившись в край стола и смотрела на бабушку не мигая. Рыдания то затихали, то возобновлялись. Выждав момент, я осмелилась спросить – «Баб, ты почему плачешь?» «Хороший человек, большой человек умер, Маришка…» - ответила бабуля. «Кто?!» – ужаснулась я. «Сталин, деточка…» Мне стало жалко бабушку, мне стало жалко Сталина – и я тихо заплакала. Бабушка обняла меня и мы еще долго всхлипывали… Еще не звучали по радио странные слова «культ личности». Это был март 1953 года. 25 марта мне исполнилось 4 года.
Окрестности, знакомство с Богом или кому за что стыдно
Дед работал на строительстве водохранилища, его офицерская военная форма выгорела на солнце почти до белизны, а широкий кожаный ремень и портупея потрескались и утратили блеск. Выходных дней у него не было – все тогда работали на износ. Вечером дед приходил усталый и серый от пыли, умывался-отмывался в ванне, ужинал и шел на балкон начищать до блеска свои хромовые сапоги, чтобы утром обуть сияющими – он был всегда очень подтянут и аккуратен, я не помню его немытым, лохматым, небритым. Чтение газет и новостей по радио, короткий ночной отдых – и снова в котлован.
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой (продолжение-2)
Молочница, Азорка, Кот и прочие радости жизни
К нам ходила молочница. Она носила по квартирам на продажу молоко в «четвертях» – больших стеклянных бутылях с длинным узким горлышком, заткнутым плотно свернутыми чистенькими тряпицами. Бутыли эти она таскала за спиной в котомке – сумке из грубого холста с лямками, верхний край которой задергивался веревочкой. Молоко было вкусным, жирным, соседки хвалили аккуратную и добросовестную молочницу. Бабушка кипятила для меня молоко в блестящей новенькой алюминиевой кастрюльке, специально для этой цели заведенной. Я отчаянно не любила пенки и пила молоко «из-под палки». Это нужно, детям полезно, пей как лекарство, говорила бабушка.
Как-то раз тетя Нина пригласила меня - зайди, деточка, я тебе что-то покажу. Я вошла и пропала окончательно. Бабушка, всполошившись и оббежав двор, нашла меня на полу тети Нининой комнаты, где я упоенно возилась с рыженьким щенком – Найдой. Малышка была игривая, бархатная шкурка так и льнула к рукам. Мне казалось, что у Найды всюду зубки и влажный атласный язычок, так она изворачивалась, покусывая мои руки и вылизывая лицо. Выяснилось, что Найду тете Нине принесла молочница. Я долго не могла расстаться с собачкой – ни «Завтра еще придешь!», ни «Пора кушать и спать!», ни другие увещевания не помогали – я горько плакала, прижимая к себе притихшую собачонку. Наконец бабушка не выдержала: «Будет и тебе такая же!». Обещание свое она выполнила. Так у нас появился песик Азор – милейшая и умнейшая дворняжка, наш Азорка – братик Найды. Нрава он был веселого, игривого, отличался умом и сообразительностью. Мы играли с ним целыми днями, устраивали беготню в салки-догонялки. Недовольный Кот прятался от греха подальше поглубже под кровать, откуда совершенно ошалевший от охотничьего азарта, разбуженного погоней за убегающей добычей – за мной то есть – Азорка выволакивал его за хвост. Кот фыркал, шипел, а Азорка пытался изловчиться и «загрызть тигра», но не всерьез, не больно. Кота загоняли за сундук, где он пережидал наши безумства. Потом как-то случайно выяснилось, как весело и замечательно интересно катать меня на половичке по крашеным полам коридора. Азорка хватал зубами край половичка, на котором я сидела и, пятясь, порыкивая тащил меня по коридору. Иногда, правда, в запале он путал с краем половичка мои чулочки, цеплял их зубами и тащил меня по полу на попе. Бабушка опять ругала меня за порванные чулочки.
А какие прятки изобрела бабушка! Она зажимала голову Азорки между своих колен и придерживала его легонько. Песик понимал, что будет нечто интересненькое и терпеливо стоял на задних лапках, уткнувшись в бабулины колени. Меж тем я пряталась куда-нибудь – в ванную, в кухню, залезала на сундук или под кровать, а то и в свой «солнечный ящик». Бабушка отпускала Азорку – «Ищи! Ищи Маринку!» Азорка с лаем летел по квартире, принюхиваясь и заглядывая во все углы, находил меня и лаял еще радостнее, еще веселее – «Нашел! Нашел! Вот она!». Иногда с нами в прятки играл и дедушка, но больше всего он любил наблюдать за нашей возней, улыбался мягкой, ласковой улыбкой, смеялся, тормошил и ласково трепал Азорку: «Ах ты, барбос! Ах ты, сукин сын!».
Дедушка был очень сдержанным человеком, выдержанным и тактичным, я за всю нашу общую с ним жизнь ни разу не слышала от него грубого бранного слова. Я, видимо, с младенчества очень уважала его и слушалась беспрекословно, боялась огорчить – не рассердить, нет, а именно огорчить. На ласки дед мой был скуп (чаще щипал легонько за щеку или за попу, я уворачивалась, смеялась – радовалась дедушкиному вниманию). Он так стеснялся «нежничать», что ласки его были буквально на вес золота: погладит по голове, улыбнется светло - уже счастье да тихая радость в душе, словно ангел осиял… А уж как он смущался и терялся, если кто-нибудь проявлял нежность к нему самому! (Дед был единственным в моей жизни мужчиной, которого я любила безоговорочно и благоговейно, авансом, на сотни лет вперед. Может еще и потому, что он ни разу – ни разу! – меня не обидел, не унизил, не оскорбил, не предал.)
Какие замечательные беседы мы с ним вели! Обо всем на свете! Я была любопытной «почемучкой» и дед с удовольствием отвечал на все мои многочисленные «почему», «зачем» и «отчего». Его рассказы про войну – «Деда, расскажи про войну!» – просила я и дедушка рассказывал, а я слушала, притихшая – были всегда насыщены каким-то особым электричеством…Мы рассматривали фотографии военной поры – вот дед в форме майора танковых войск в Берлине, а вот он нагишом сидит на мостках – моет ноги в Одере, а вот – среди машин и танков где-то на дорогах Польши… Я была маленькая совсем и не понимала, что дедушка с каждой нашей беседой переживает все ужасы и тяготы войны снова и снова – ведь недаром же он порой обрывал свой рассказ на хриплой рвущейся ноте и уходил на балкон курить…
Прекрасно помню, как после заселения дома во двор приехал устрашающе громадный и фыркающий дымом трактор. Он
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой (продолжение)
Жигулевск
Жили мы в Жигулевске на улице Пушкина, недалеко от клуба с белыми колоннами в небольшом трехэтажном желтеньком доме с одним подъездом. Слева от подъезда был вход в подвал, который казался тогда чем-то вроде землянки. На двери постоянно висел большой ржавый замок и мне очень нравилось представлять себе, что же там, за железной дверью, может скрываться.
На каждом этаже было по две квартиры. Наша - двухкомнатная – второй этаж налево. В квартире напротив жила тетя Нина, которой, как я сейчас понимаю, было от силы лет сорок пять, но мне она казалась доброй старушкой. А доброй потому, что была ласкова со мной и часто угощала меня карамельками. К слову сказать, поначалу у меня не было особенного интереса к сладкому. На столе в вазочке могли лежать «Ну-ка, отними!», «Мишка косолапый» и другие замечательные конфеты моего детства, но я была к ним равнодушна…до поры. Но наступило время, когда я сметала все конфеты до единой, и бабушка стала тревожиться - не причинила бы я себе вреда излишествами. Конфеты она стала прятать и выдавать мне по 2-3 штучки в день. О, какие я учиняла поиски, какие расследования проводила! Бабушка сбивалась с ног, придумывая новые тайники – «похоронки» (до сих пор раздумываю иногда над замечательной этимологией бабулиных словесных «вывертов»: «похоронки» - схоронить? Сохранить?). Куда там! Однажды, когда бабушка ушла по делам, конфеты были найдены на верхней полке стенного шкафа в прихожей, в дедовых валенках! Валенки были вставлены один в другой, а внутри – вожделенный кулек с конфетами! Вот уж попировала, вот уж попраздновала! Нагоняй от бабушки выдержала стоически – понимала, что поделом, по заслугам!
На третьем этаже над нами жила семья Резчиковых (или Рещиковых, как все произносили). С их дочкой Наташей мы были подружками. Была она года на два постарше меня, так что дружба эта с ее стороны была покровительственной и снисходительной – мелюзга, мол! Но какие шумные игры, какие веселья мы устраивали, когда бабуля отпускала меня к Наташе поиграть! У Наташи был полосатый огромный котище и маленький, рыженький, похожий на лисенка песик Трезорка. Очень веселый и игривый. Эх, и попадало мне от бабушки, когда я возвращалась домой в порванных им чулочках! А чулочки -–это особая примета моего детства! Девочки не носили тогда колготок и гольфиков – их просто не было! Все носили чулочки, (а летом – носочки, причем особым шиком считались носочки с кружевными отворотами и помпончиками!). Выглядело это так. Бабуля шила мне лиф из фланели с пуговичной застежкой на спинке, а впереди у нижнего края пришивала две пуговки, к которым крепились широкие шелковые резинки с оборочками по краям с металлическими петельками-замочками, ими пристегивали чулочки. Конечно, замочки часто отстегивались и чулочки падали в низ, так как были хлопковые и на тоненьких детских ножках держались плохо. Надо сказать, одевали меня с любовью и заботой – у меня были нарядные платьица (одно из них, желтенькое в цветных горошинах с рукавчиками-«фонариками», я особенно любила), зимой я щеголяла в беличьей шубке и шапке и в пахнущих овечкой деревенских «катанках» (валеночках!) с калошами, а осенью в сырую погоду на ножки мне надевались совершенно очаровательные резиновые ботики с бархатными отворотами и ремешком-застежкой на кнопке! Бабушка летние сарафанчики, нехитрое детское бельишко частенько шила мне сама – она была мастерицей, замечательно вязала крючком салфетки, кружевные панамки для меня, скатерти и занавески. А однажды к нам пришла соседка - портниха – снимать с меня мерки. Бабушка сказала – будем шить пальтишко. Мерки снимать мне не понравилось, хотелось скорее отделаться от нудной процедуры. «Чего, девулька, набычилась?» – спросила портниха - «Глянь, Маруся, какая она у вас крутолобая - ну чисто бычок!». Для пальтишка заранее был куплен красный вельвет и такая же красная саржа на подкладку. Мерки сняли, портниха ушла и осталось ждать, когда же пальтишко будет готово. Какая я была счастливая, когда оно наконец было сшито! Я крутилась - вертелась перед зеркалом и восхищалась: «Бабуль, смотри, пуговки как у теть! Бабуль, смотри – оно кружится! (Пальтишко было с расклешенным подолом) Бабуль! Ах, какой у него новеньких запах!»… Бабушка смеялась и радовалась вместе со мной.
Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
Часть 3 - Как я была маленькой (продолжение-2)
Часть 4 - Как я была маленькой - 3
...
Часть 22 -
Это цитата сообщения Марианна_Ви Оригинальное сообщение
Как я была маленькой
А помнишь?..
Семья наша была большая – дедушка, бабушка, мама, папа и трое дочерей: двойняшки Оля (по-семейному ее называли Лялей) и Лена да я, старшая. Имечко при рождении мне выбрали некруглое – Марианна, поэтому домашним моим именем было имя Марина, Маришка.
Любимое мое время суток наступало, когда вечером все собирались дома, старшие – с работы, младшие – из школы и детского сада. Все домашние дела и хозяйственные хлопоты наконец заканчивались. Мы рассаживались поудобнее: дед с газетой к столу, бабуля с вязанием поближе к свету, мама в обнимку с малышками на середину дивана, я пристраивалась в углу возле удобного диванного валика, поджав под себя ноги и натянув на колени юбчонку (до сих пор люблю так сидеть), папа усаживался в другом углу дивана. Взрослые негромко переговаривались между собой, делились новостями и впечатлениями прошедшего дня. Постепенно разговор угасал, все затихали и какое-то время сидели молча – «Тихий ангел пролетел», говорила бабушка. Не важно кто, главное – обязательно и неизменно кто-нибудь произносил поистине волшебную фразу, которую я в такие вечера ждала, затаив дыхание: «А помнишь?..» И мы погружались в мир воспоминаний! Как это было интересно, как волнующе! Чаще о своем далеком детстве, о своей нелегкой жизни рассказывала бабушка, реже – дед, но какие это были рассказы! Я уносилась в те времена, когда дед мой был Яшкой-подпаском и пас барских гусей в захолустной деревеньке под Таганрогом, когда он зимой ходил в церковно-приходскую школу по очереди с братом, потому что валенки у них были одни на двоих…
В те времена, когда бабушка была маленькой, худенькой Манькой-таранькой («таранью», «таранькой» называли в тех местах мелкую сушеную рыбку, которую теперь разве что с пивком смакуют, а тогда она была чуть ли не основной едой рабочих окраин) из рабочего поселка Енакиево, на плечи которой после смерти матери легла забота о младших сестренках и братишках и об отце, который скоро привел в дом мачеху…В те времена, когда моя мамуля была белокурой кудрявой малышкой, и соседские мальчишки с тихой Харьковской улицы больно дергали ее за локоны и дразнили: «Кучерявый баран, не ходи по дворам!»…
Воспоминания ширились, множились, переплетались, участники событий, бывало, спорили, выясняя детали, и постепенно складывалось мозаичное полотно под названием «Память»… А я смотрела, слушала и все впитывала глубоко-глубоко в душу - запоминала.
Время шло, дети становились старше, вместе с ними взрослели и воспоминания - нам рассказывали о страшной и жестокой войне, о тяжелой работе и трудной жизни в тылу, об утратах и горе, пережитом людьми того времени, о радости Победы и о счастье выживших в этом аду. Читать далее
Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
Часть 3 - Как я была маленькой (продолжение-2)
...
Часть 22 - Как я была маленькой. Заключительная глава.
Часть 23 - О воспоминаниях...
Часть 24 - Бабушкин сундук...