Не успокоили меня также и дальнейшие действия графа.
Низко наклонив голову, он говорил. Скорее, даже бормотал на грани понимания слов, речь его стала более монотонной и совершенно невероятной по смыслу.
- Я был обязан, я был обязан сдержать слово, данное моей тогда будущей женой. И явиться в подвалы Оперы Гарнье, как было условлено, лишь только мы прочитаем в газете «Эпок» о смерти Эрика. Один человек должен был дать объявления и тем самым уведомить нас.
В первую очередь мою супругу. Ведь именно она обещала, смертельно влюбленному в нее Эрику, вернуться в катакомбы и предать его земле. Предварительно одев ему на палец обручальное кольцо.
Да. То самое, ты видел его и знаешь его судьбу.
Я неукоснительно выполнил все ее обязательства перед мертвым, действительно мертвым человеком.
Все, за исключением пресловутого кольца…
Казалось, нас с женой ждет впереди счастливая и безоблачная жизнь…
Но, ночью, по возвращению из подземного путешествия и до этого некоторых трудов по упокоению, как я тогда полагал, бедняги, меня самого разбила жуткая слабость.
Возможно простуда, подхваченная там же в черных, сочащихся влагой переходах, явилась причиной, но слабость и болезнь потом долго не отпускали меня. Ты, мой друг, я знаю, желал меня видеть. Увы, нам было не суждено переговорить тогда.
Когда же мне стало немного лучше, мы с супругой переехали на лето сюда, в Шерриз.
И нездоровье вновь побороло меня. Самое странное , что кроме общей слабости всего организма, мой разум работал как никогда интенсивно.
Все чаще, особенно по ночам в моей спальне или же , если я оставался один, мне чудилось, что кто-то невидимый , но упорный находится рядом. Кроме того, мнилось, словно что-то чуждое, но живое шевелится в моем левом боку. Доходило даже до того, что мне постоянно слышались шаги рядом, когда я шел по коридорам поместья, словно чей-то локоть временами касался моего левого локтя. И это ужасное , иррациональное ощущение чужого присутствия. Иногда краем глаза я ловил какое-то смазанное движение слева, и еще…
Если рядом со мной были люди, это нечто почти меня не беспокоило, а вот стоило остаться одному. И постоянное, все время шуршание и шебуршание в левом боку, словно там завелся маленький зверек, жаждущий моей крови и жизни. Почему-то мне все чаще вспоминалось то самое движение, каким я доставал его кольцо из левого жилетного кармана. Будто теперь кольцо ожило и терзало меня подобно орлу, ежедневно впивающемуся в печень Прометея.
И в ушах звучал тот самый протяжный стон над рекой.
Но как такое может быть?
Тот человек, мной похороненный, был безусловно мертв, никаких сомнений у меня не возникло.
Но все попытки разумного объяснения, того что мной происходило, разбивались о непроницаемую стену невозможного. Никакие проблемы со слабой печенью и усталостью, нервным возбуждением и галлюцинациями, не объясняли происходившего. И самое ужасное – страх мой рос вместе с проблемами тела. Все больше я стал интересоваться науками , от которых прежде был далек, разум работал на пределе сил.
Сейчас я уже понимаю, что именно таким образом , вначале украдкой , исподволь, пройдя по дорожке моей жалости сожаления опрометчивым поступком, Эрик овладевал моим разумом и телом. Последним оплотом того Рауля, что ты помнишь, осталась бедная моя душа. Но и она слабеет от долгих ночных битв, своей бесплотностью они совершенно лишают меня жизненных сил.
Единственное, что держит меня еще на этот свете, это желание защитить жену. Я клялся быть ее защитником, и перед ней и перед господом богом.
Только Всевышний больше уже не слышит моих молитв, а моя жена…
Она была всем для своего учителя, всем в этом мире…
И что сейчас пожелает он, как захочет поступить полностью овладев моим сознанием, я даже не хочу представлять.
Но, увы, все чаще я совершенно не помню, как шел в кабинет, в котором оказывается, по словам супруги, просидел несколько часов. Все чаще большая часть дня выпадает из моей памяти. Он, подкравшись тайком, постепенно все больше и больше завладевает мною. Но, когда я пойму, что победить невозможно.
Что же пистолеты всегда под рукой, последний шаг для человека – пустить пулю в лоб. Но верное дело для дворянина – убить любовника жены.
В результате нервического возбуждения речь графа становилась все более бессвязной, гладкие поначалу фразы превращались в монотонное бормотание, перемежающееся выкриками.
Левая рука его резко задергалась, глаза вновь стали пустыми.
Я отвернулся от этого невыносимого зрелища и подошел к окну. Лучше смотреть на мрак за стеклом, чем на ужас здесь, в теплой уютной комнате.
- Я всегда считал себя здравомыслящим человеком, - начал он, - и давние детские увлечения сказочными королевствами, пиратскими приключениями и прочими глупостями давно сошли на нет. Никогда я не верил в потустороннее, иное, чуждое людям. Мир призраков и духов казался мне далекой фантазией увлеченных мистикой писателей. И все же мне дважды поневоле пришлось столкнуться с неведомым и таинственным. Причем, как я теперь понимаю, во втором случае и в теперешнем незавидном положении есть немалая доля и моей собственной вины.... Но хватит вступлений, – он перевел дыхание.
Слава богу! Передо мной, наконец, сидел прежний Рауль - впервые за весь долгий вечер я ни капли не сомневался в его нормальности. Недуг отступил - и я гордо связал эти изменения к лучшему с моим собственным благотворным влиянием.
Тем временем он продолжал свой рассказ. И по мере изложения мои радужные надежды все больше меркли, пока совершенно не растворились во мраке непроницаемой ночи.…
- Возможно ты, Анри, вспомнишь историю, что я поведал на предсвадебной пирушке. И эту неприятную сцену, разыгравшуюся в твой первый по нашему возвращению в Париж визит. Благородный друг, ты пытался меня предостеречь, всеми силами рвался помочь. И мне всегда было важно твое участие, плечо надежного товарища.
Равно как и сейчас твое присутствие позволяет мне ясно выражать мысли и полностью владеть своим телом. Меня еще ждет впереди страшная расплата, но осознание, что хоть кто-то будет знать о случившемся, поддержит меня в тяжкой и почти безнадежной борьбе. Я покинул тебя, выполняя клятву, данную моей женой ее учителю, Эрику, - он вздрогнул, произнеся это короткое имя, и вновь схватился за левый бок. Почему-то в тот момент я подумал не о возможно больном сердце графа, нет. Мне вспомнилось то самое, выброшенное в реку, кольцо и тяжкий, страшный стон, разорванной души. Кольцо, что Рауль вынул из ЛЕВОГО жилетного кармана. Именно в этом месте, как ни странно находился почти видимый источник боли и – моя рука боится написать это - тени?
Слишком ли сильно прогоревшие дрова в камине или заплывшие воском фитили свечей явились причиной тому, но в комнате, особенно в углах и около левой ноги графа, сгустился сумрак.
- Ee наставник, - долгая судорога исказила почти мальчишеские черты, - был столь же сильно одарен природой талантами в самых разных, подчас далеких друг от друга, сферах человеческой деятельности, как и той же чудовищно изуродован, вероятно, от рождения. И мораль его была так же изуродована и, с точки зрения обычных людей, безнравственна.
Тем не менее, держа в руках, как у жалких марионеток, нити наших жизней, он отпустил нас, лишь потребовав клятвы от моей …- я невольно перебил его воскликнув:
- КРИС…
- Ради бога, не произноси вслух! – вскрикнул, дрожа, Рауль. – ОН всегда возвращается на звук ее имени!
Меня самого затрясло от этих слов, а ведь я никогда не считал себя мнительным или излишне чувствительным. Но мне невероятно, немыслимо захотелось покинуть эту комнату, этот дом. Вернуться в беззаботный Париж, и забыться в развеселой пирушке.
Панический страх перед неведомым пронзил меня насквозь.
Смех, что разбирал меня, был более чем неуместен в гнетущей обстановке гостиной Шато Шерриз. Графиня бросила на меня возмущенный взгляд и с грустью посмотрела на супруга, беспомощно гонявшего последний стручок спаржи по тарелки. Зубцы вилки никак не хотели пронзать тонкое тельце.
Наконец унылый обед закончился, и я смог вздохнуть с облегчением.
Кристина с надеждой взглянув на меня, обратилась к мужу.
- Дорогой, наверное ты захочешь проводить господина барона в свой кабинет, перекинуться парой слов, поговорить о мужских делах, сигары и коньяк ждут вас.
Затем она обратилась ко мне:
- Господин барон…
- Зовите меня Анри, мне будет приятно, если мы станем друзьями, госпожа графиня….
- Благодарю, в таком случае, …- после небольшой паузы она все же произнесла - Энри… Обращайтесь ко мне просто Кристина. - Рауль, достаточно спокойный до этого последнего слова, вздрогнул, лицо его исказилось.
Но, стоило мне взять его под руку, как он послушно проследовал за мной в свой рабочий кабинет.
Также, как облик и взаимоотношения супругов, хорошо знакомая мне комната претерпела ряд существенных изменений.
Полки, прежде заполненные компасами и причудливо завязанными шкотиками, романтическими и пиратскими романами, прочей легкой беллетристикой, нынче были плотно заставлены специальной литературой по медицине и химии, музыковедению и математике, оптике и акустике. Никогда прежде не я замечал за де Шаньи тяги к подобным областям знаний.
На огромном столе стиля Boulle, завалы морских карт и атласов, включая звонкую корабельную рынду, выигранную Раулем в одном из состязаний в школе Борда, сменились на аскезу педантичного ученого.
Стопки чистой бумаги справа, почему-то одна пачка была расчерчена нотным станом, и несколько плотно исписанных ржаво-красными чернилами пачек слева. Аккуратно заточенные перья и странный письменный прибор в виде черепа, с откинутой крышкой. Возможно чей-то неудачный подарок на свадьбу или именины графа.
Привычные книги по мореплаванию и охоте были задвинуты в дальний, неудобный угол.
Не менее непонятно, чем кабинет, выглядел теперь и сам его хозяин.
Сидя напротив меня в кресле рядом с камином, в уютной домашней обстановке, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Сильно наклонившись вправо, время от времени прихватывая свой левый бок, бедняга Рауль вел себя более чем странно.
- Что с тобой случилось , дружище? - спросил я , стараясь смотреть на него просто и тепло. - Ты пугаешь свою жену до полусмерти. Да и мне, признаться честно, просто больно на тебя смотреть.
Впервые он взглянул прямо мне в глаза, с явным проблеском интереса.
- Ты действительно желаешь это знать, Анри? - в ответ на мой кивок он продолжил. - Я расскажу тебе, тем более , что кроме тебя мне действительно больше не с кем поделиться. А жену мои объяснения просто напросто приведут в панику и совсем не помогут.
Супруги, после теплых приветствий и уверения в радости долгожданной встречи, ожидали меня в гостиной. Еще раз я поразился значительным переменам в их взаимоотношениях.
Прежде, при все своей наивности и мечтательности Рауль играл главную роль в делах семьи. Чего только стоило то самое его решение, выполнить за жену ее обязательство. И с пресловутым кольцом он расстался весьма решительно. Теперь же, словно маленький ребенок он льнул и ластился к супруге. Она же вела себя покровительственно, словно была его матушкой.
В разговоре он часто терял слова и повторял обрывки фраз за Кристиной.
Такого унылого обеда я не помню. И как можно ранее было сетовать на моих английским кузин. С этими юными вертихвостками мы все обеды пересмеивались и поддразнивали друг друга, как раньше с Раулем... прежним Раулем.
Этот же бормотал что-то неразборчивое, едва отрывая взгляд от собственной тарелки. Когда же я захотел что-то у него переспросить, обнаружил, что Кристина слегка отрицательно качнула головой и глубоко вздохнула.
Манеры его заметно ухудшились, насыщался он теперь с неприличной поспешностью, словно простолюдин, и самое неприятное, что глаза его были пусты.
Вспомнив просьбу Кристины я было решился повернуть обсуждение на близкие и любимые прежде Раулем темы.
Я спросил его об осенней охоте, еще совсем недавно он бы с жаром поддержал разговор, и начал, как водится, поддразнивать меня, предлагая состязание в меткости. Но сейчас он стал совсем другим, и даже не смог продолжить раньше так занимавшую его тему беседы.
В конце обеда и вовсе случилось странное. Плотно накрахмаленная салфетка соскользнула с колен Рауля и упала, едва коснувшись его левой ноги.
Он вздрогнул и подскочил, словно укушенный ядовитым гадом.
Ни разу я не видел на лице взрослого мужчины такого откровенного ужаса.
Его всего трясло, холодный пот струился по лицу, глаза расширились и стали совершенно безумными. Кристина подскочила к нему и стала гладить по плечам и голове, словно успокаивая норовистого жеребенка.
Было ясно, что граф пережил какое-то нервное потрясение или видел галлюцинацию, совершенно разбившую, как я надеялся, на время его самообладание и волю. Словно вернувшись во времени назад он стал испуганным и больным ребенком.
Время от времени хватался за левый бок, словно у него болело сердце, и почти совсем не реагировал на мои речи. В конце концов я стал беседовать только с Кристиной, обнаружив немалую, удивительную для юной женщины разумность в ее речах.
Мне же пришлось болтать глупости, чтобы развеять гнетущую атмосферу за столом.
В какой-то момент я с трудом удержался от почти истерического смеха над идиотской ситуацией в которой мы все очутились. Представьте себе, сидят три дурня за столом и делают вид, что все в порядке
Промозглым октябрьским вечером я все ближе подъезжал к Шато Шерриз.
Направляться в собственное , совершенно не подготовленное моему появлению поместье поблизости, мне не хотелось. Хотя неприятное предчувствие не покидало меня всю дорогу. Уж очень сложно было представить всегда восторженно-жизнерадостного Рауля, жертвой черной меланхолии.
Еще эти опадающие cухие листья. И почему меня раньше так радовали эти края? Унылый дождь, зачастивший с утра, все вокруг пропиталось влагой, а чувствовать себя болотной лягушкой никогда не являлось моей мечтой. Оставалось только вздыхать над своей злосчастной судьбой. Леса вокруг поместья тоже не придавали особой бодрости духа. Обычно нервы мои крепкие, как канаты, но что-то носилось в воздухе тягостное, возможно предчувствия?
Но мой лучший друг и его жена твердо рассчитывали на мой приезд, и глупый порыв повернуть карету домой, также был успешно преодолен.
Проехав небольшую деревеньку, колеса кареты заскрипели по ухоженной, посыпанной гравием подъездной дорожки к Шерриз.
Середина осени и темнеет довольно рано, но, странное дело, свет горел только в нескольких комнатах. Зато в гостеприимно открытых дверях меня уже ожидали.
Стремительно сбросив плащ на руки предупредительного старого слуги, я направился в гостиную, где весело потрескивал огонь и уже был накрыт стол, в дверях холла стояла , встречая меня, сама графиня.
- Господин барон, спасибо, что приехали, муж ждет вас, только, ради бога! Не показывайте виду, что вы знаете о его недуге. Лучше постарайтесь отвлечь его от глубокой задумчивости и развеселить.
Рауль также вышел мне навстречу. Каких то явных признаков нездоровья я не заметил, возможно немного запали глаза и цвет лица стал побледнее.
А вот кто действительно сильно изменился, так это Кристина. Она была бледна до прозрачности, ее карие глаза смотрели с жалобной тоской овечки, обреченной на заклание. Обаятельную робость, так запомнившуюся мне на свадьбе сменили уверенность и самообладание, свойственное страдальцам.
Я был просто поражен разительными переменами ее облика, и даже начинал злиться на Рауля, что же за болезнь у него такая, чтобы цветущая восемнадцатилетняя женщина так измучалась. Он выглядел совсем неплохо, и тем не менее письмо было написано ее рукой.
Отогреваясь у огня, я уверился в необходимости моего вмешательства в дела семьи де Шаньи.
Письмо было адресовано мне, и хотя стиль и фразы в нем совпадали с предыдущими посланиями Рауля, оно было написано явно женской рукой, мелким бисерным почерком, столь отличным от обычных размашисто-округлых букв де Шаньи. Скорее всего его написала графиня по диктовку супруга.
Неужели болезнь моего лучшего друга зашла так далеко, что даже перо в руках нельзя удержать?
Наверное этот пресловутый Эрик все же ранил его, когда Рауль так опрометчиво отказался от моей помощи.
Вежливо напоминая вначале мое собственное обещание посетить Шерри Шато в сезон охоты, уже ближе к середине послание сменило тон. Все больше и больше проглядывали сквозь строки неуверенность и испуг.
Письмо заканчивалось припиской, безусловно сделанной самой Кристиной.
Привожу ее практически дословно:
«Ради всего святого, приезжайте скорей, господин барон! Мне не к кому обратиться за помощью, кроме вас. Рауль серьезно болен, а я схожу с ума. Он часто твердит ваше имя и тогда ему становится немного лучше. Надеюсь и молюсь, что ваш приезд благотворно повлияет на мужа. Не медлите и не берите с собой докторов. Их это дело не касается,
С надеждой, Кристина де Шаньи.»
Сказать, что письмо меня смутило, значит ничего не сказать!
Первый интуитивный порыв ответить вежливым отказом, так как мне сразу представился уединенный дом с двумя сумасшедшими во главе стола. А чаепитие с Чеширским котом и Безумным Шляпником меня явно не вдохновляло. Английские кузины за три месяца просто замучили меня чтением вслух Льюиса Кэролла, представив себе графа Рауля с пустыми глазами и улыбкой от уха до уха я вздрогнул. «Рауль серьезно болен» , и врачей ему привозить не нужно. Значит речь идет о душевной болезни.
О себе самой Кристина написала, что сходит с ума, наверное все же от тревог за здоровье графа, а не на самом деле.
Как правило сумасшедшие считают себе совершенно нормальными. Я прекрасно помню столетнюю герцогиню Флери, которая на полном серьезе предлагала угостить меня мелко нарезанной канарейкой для лучшего исполнения песни. При все при этом мадам полагала себя вполне здравомыслящим человеком.
Первый малодушный порыв был успешно преодолен.
Рауль нуждается во мне, он часто говорит обо мне, по словам его юной супруги, и сама бедная женщина, ей также необходимы мой приезд и участие, посильная помощь. Кроме того флер загадки все еще возбуждал мое любопытство. Наконец-то будут получены ответы на мучащие меня вопросы. Как минимум трижды я уже становился свидетелем странностей в жизни четы де Шаньи, уж как-нибудь с моим практицизмом и здравомыслием смогу осилить любую задачу.
Северная Бретань в октябре - прекрасное место для тетеревиной охоты, возможно и несколько лис удастся затравить на уже убранных полях.
Предвкушая долгожданную встречу с любимым другом, которого мое появление безусловно сразу же поставит на ноги, прихватив с собой саквояж с самом на первое время необходимым, я направился в путь.
Граф, сняв перчатку с руки, достал из жилетного кармана то самое кольцо, еще хранившее тепло груди его жены. Задумчиво глядя на кусочек металла, явно не мало значивший для неизвестного мне и достаточно серьезного, судя по пистолетам, соперника, проговорил:
- Не желаю и не допущу, чтобы ОН имел на Кристину какие-либо права. Даже после его смерти, настоящая она или мнимая…
Привстав на качнувшейся коляске, Рауль сильно взмахнул рукой, словно выпуская на свободу певчую птицу. Сверкнувший по широкой дуге полета символ чьей-то любви упал в стремнину Сены.
Следом послышалось нечто, вызвавшее у меня холодный озноб. Мой друг также заметно дернулся, хотя такой странный звук никак не мог вырваться из его губ. Наверное мне просто померещился в разноголосице улицы этот стон, полный боли и ярости, отчаяния и последней разбитой надежды. Возможно скрип колеса, проезжавшего рядом, явился причиной акустического фантома. Но почему же тогда Рауль вздрогнул также как и я?
Дальнейший наш путь прошел в полном молчании. Всю оставшуюся дорогу де Шаньи просидел уставившись вперед невидящим взглядом. Кто знает какие тяжелые мысли и воспоминания мучили его. А может быть это было прозрение скорого непростого будущего?
Сейчас он ничего не желал объяснять, ни странной реакции собственной супруги, ни своего собственного поведения. В надежде в следующую нашу встречу разузнать причины и следствия загадок того дня, я распрощался с ним у тыльной стены Национальной Академии музыки, рядом с полускрытой кустарником решеткой, на улице, носившей имя архитектора Скриба.
Рауль снова отклонил мое предложение помощи и желания сопровождать его, лишь только позаимствовал масляный фонарь у моего кучера.
Иногда я вспоминаю смелый очерк бесстрашного лица графа де Шаньи на пороге неизведанного, и его темный плащ, мелькнувший черной тенью на опустевшей - это днем-то, всегда оживленной улице.
На следующий день мой визит супругам де Шаньи пришлось отложить - граф заболел.
Я осторожно попытался разузнать, не был ли он ранен на дуэли или возможной схватке с тем самым пока мне неведомым соперником. Как то само собой вспомнился рассказ Рауля на предсвадебной пирушке. Уж не тот ли дух или призрак, или опасный человек донимает теперь счастливую, или пытающуюся казаться счастливой, чету де Шаньи.
У юной графини, судя по ее недавнему поведению, наверняка имеется собственный скелет в шкафу. По выражению наших друзей англичан. Именно через Ла-Манш, в Великобританию меня призвали дела, и некоторое время никакие вести от Рауля де Шаньи не достигали меня, более чем занятого собственными семейными проблемами.
Через три или больше месяцев, по возвращению в Париж, я получил от него странное письмо.
Тем более что и задавать их было уже некому, Рауль бросился на помощь потерявшей сознание графине.
Общими усилиями мы уложили ее на диван. Истошным звоном колокольчика вызывая прислугу, бедный граф, побледневший словно тот самый злополучный газетный лист, не сводил глаз с фарфорового личика супруги.
В результате активных растираний висков водой венгерской королевы и душистым уксусом, Кристина пришла в себя. Ее смятенный взор некоторе время метался по комнате, несколько раз останавливаясь на мне, пока не застыл на лице склонившегося к ней мужа.
Ее побелевшие губы повторили все те же странные слова:
- Рауль … Я должна следовать … туда. Я обещала!…
В конце концов, в ответ на нежные расспросы встревоженного ее состоянием супруга она все же решилась на объяснения. Возможно предназначенные лично мне - невольному свидетелю, как минимум странной сцены.
Оказывается на странице некрологов она заметила объявление о смерти некоего Эрика.
Тогда я впервые услышал это имя.
И, каюсь, почти не обратил на него внимание, только как на причину досадного переполоха, обошедшегося мне в спешно прерванный визит. Подумаешь, какой-то неизвестный мне Эрик умер!
Но мой друг также повел себя довольно странно, со словами:
- Я не позволю тебе вновь спускаться в эти катакомбы! Если слово дано, значит его выполнит глава нашей семьи! - он собирался покинуть жену на попечении служанок.
Кристина почти застонала :
- Обожди, мой друг, кольцо… ЕГО кольцо, - резко дергая цепочку на шее вытянула простое золотое кольцо, не особенно изящной работы.
Скрывая удивление, я отвернулся, но, черт меня побери, если я позволю своей гипотетической супруге, если даже у меня ее никогда не будет, носить месяц после свадьбы цепочку с кольцом явно другого мужчины. Да еще как Кристина выделила голосом коротенькое словечко «ЕГО»!
Трижды сегодня я слышал подлинную страсть в ее голосе. И она , к сожалению, не была обращена на простофилю Рауля.
- А не наставляет ли тебе рога, друг мой, твоя бесценная супруга, уж если она настолько пылко произносит даже не имя, а только обращение к другому и рвется к нему. Вот наверное чьего появления так сильно жаждала ее душа тогда в церкви в день венчания. - жаль , что хорошие манеры опять же не позволяют озвучить не самые хорошие подозрения. Но как настоящий друг, с глазу на глаз я обязан буду сказать…
- Друг мой, Анри, ты позволишь воспользоваться твоей коляской, подвезешь меня к зданию Оперы Гарнье? - вопрос Рауля не только прервал на самом интересном месте мои размышления, но также натолкнул на мысль о возможной дуэли двух соперников.
- Граф, вам нужен секундант? - строго спросил я.
- Нет, с чего вы взяли?
- Мне это шепнула пара дуэльных лепажей так мило выглядывающих костяными ручками из обоих карманов вашего пальто, Рауль.
Граф только кривовато ухмыльнулся, усаживаясь в мою коляску.
- Полагаю , что никакой дуэли не будет, но … нужно быть готовым ко всему. - словно самому себе проговорил де Шаньи.
- Но все же, вы едите в то самое место, где меньше года назад погиб ваш брат, и собираетесь спускаться , насколько я понял из вашего разговора с супругой, в запутанные и темные катакомбы, изобилующие ловушками и смертельной опасностью. Вероятно вам необходим спутник. Еще раз предлагаю свою помощь.
- Благодарю тебя, мой друг, и приношу извинения за невольную скомканность нашей встречи, но дела семейные, необходимо решать самостоятельно. - внезапно стукнув набалдашником трости в спину моего кучера, он воскликнул:
- Стой! - мы как раз находились на мосту через Сену.
Через пару месяцев я нанес визит вежливости недавно вернувшийся из свадебного путешествия чете. Ожидая увидеть на лицах молодоженов отблеск того счастья, в предвкушение которого они, особенно мой дорогой друг Рауль, буквально светились перед свадьбой, невзирая на всю их нервозность.
Обаятельная застенчивость молодой графини и ее чуть наигранные манеры успешно маскировали истинные чувства. Еще недостаточно хорошо зная ее, мне было сложно понять ошибся мой друг или нет, так поспешно заключив брак с Кристиной Даэ.
Лицо Рауля можно было читать словно открытую книгу, он был безусловно счастлив и доволен, принимая меня с подлинным радушием и гостеприимством, не раздражаясь по пустякам, весело посмеиваясь над их дорожными приключениями.
После обеда мы перешли в курительную комнату, чтобы насладиться настоящими «гаванами» и обсудить наши собственные дела без милых, но докучливых женщин.
Едва только перебросившись несколькими фразами о будущей охоте, в поместье Шери Шаньи мы вскочили на ноги, услышав страшный вскрик из соседней комнаты, где осталась Кристина.
- Нет, нет, нет… - шептала виновница тревоги, качая в отрицании головой, уставившись остановившимся взглядом в газетный лист.
Я сам прочитал с утра «Эпок» от корки до корки и не заметил там никаких новостей, способных вызвать столь бурную реакцию.
- Рауль, - отчаянный, срывающийся голос, казалось принадлежал совсем другой женщине, не той милой , улыбающейся новобрачной, принимавшей меня.
Нет.
Глубокий, затаенный ужас и … странное дело, но в ее голосе звучала также еще и страсть, ранее мной не ощутимая в этой, как тогда мнилось, недалекой девушке.
- Рауль, ЭТО случилось, я должна следовать туда, я обещала… мы дали слово!
Меня тут же стали щипать со всех сторон чертики любопытства, задавая кучу вопросов.
Что же такое «Это» произошло, да еще напечатано в газете?
Куда должна следовать только пару дней назад как прибывшая в Париж супруга моего друга?
Что за клятва такая была дадена и кому, черт побери?
Но, увы, хорошие манеры, вбитые с детства палкой сухопарой фрекен Труди, не позволили мне озвучить все мысленно заданные вопросы.
Еще на бракосочетании, пользуясь отведеной мне ролью свидетеля, я обратил внимание на удивительную для концертирующей певицы застенчивую робость невесты. Ошеломляющее воздействие роскоши и блеска самой церемонии, в которой она была одним из главных действующих лиц, излишне сильно оглоушило недавнюю хористку.
Мой лучший друг действительно расстарался, вступая в этот скоропалительный союз. Убранство церкви, море кипенно-белых роз и нежнейших розовых фрезий, наряд его милой, но такой еще робеющей белокурой невесты и собственно сам обряд были выше всяческих похвал.
Теперь я знал, кого надо будет позвать в устроители моей собственной свадьбы, если мне, не дай то бог, вступит в голову блажь самому одеть на себя ярмо брака, в чем я лично сильно сомневаюсь.
Но что-то явно угнетало брачующихся в этот по сути счастливейший момент их жизни. Сложно сказать определенно с чем именно ощущение надвигающейся беды было связано.
Наблюдательный человек, а я не без гордости причисляю себя к их числу, отметил бы немало несуразностей.
Некоторую нервозность в движениях молодой четы еще можно было списать на волнительность момента. Но когда невеста вздрогнула, при звуке всего лишь одной фальшивой ноты церковного органиста, сопровождавшего брачную мессу, и уронила букет из очаровательных, затянутых кружевными митенками ручек, я уже почувствовал легкое удивление. Все более перераставшее в настоящую тревогу: на простой вопрос священника « Нет ли у нее обязательств перед другим лицом?» невеста несколько раз нервно обернулась, бросая совершенно дикие взгляды на открытый вход в храм. Чьего же появления она так беспокойно ждала?
При произнесении святым отцом формулы «Ego vos conjugo...» * уронил обручальное кольцо уже сам бравый побледневший жених.
К сожалению, мне не удалось расспросить его о причинах тревог, а потом уже и невозможно стало узнать…
Впрочем не будем забегать вперед.
Бракосочетание состоялось и церковь покинула новая чета: граф и графиня де Шаньи. Все их тревоги оказались напрасными. Во всяком случае, тогда.
Эти заметки я пишу не для самого себя, или в назидание потомкам.
Что мне до них, еще не рожденных, будущее смутно и туманно…
Я совершенно не способен к ведению душеспасительных бесед, лучше оставить эту область человеческих познаний на откуп профессионалам, привычно оперирующим зыбкими понятиями духа и воздаяния, разума и судьбы, то есть епископам, кюре и прочим, облеченным саном и якобы властью над душами верующих, высокообразованным узколобам.
Нет, причиной , побудившей меня взяться за перо и сидеть бывало по полночи, подвергая немалому риску свое здравомыслие, той самой заветной причиной явилась настоятельная необходимость связно и последовательно изложить труднообъяснимые события, невольным свидетелем которых я оказался, случившиеся со мной и моими друзьями четой де Шаньи в первый год их супружества.
С молодым виконтом Раулем де Шаньи я был знаком с младенчества, наши поместья находились рядом и приятельствующие родители только радовались развитию преданной дружбы их отпрысков.
Не единожды мы встречались с ним уже став взрослыми людьми, надеждой нации. После окончания школы Борда и своего первого кругосветного путешествия, виконт пребывал в Париже. Все мои попытки подключить его в моей компании к познанию подлинных сторон жизни, оказались тщетными, натолкнувшись на стену его необыкновенной застенчивости и почти детской наивности, столь удивительной для моряка.
Что, впрочем, не помешало ему без памяти увлечься восходящей звездой Оперы - мадемуазель Кристиной Даэ, и очень скоро отвлекло его от свойственных аристократам развлечений.
Чувство бедняги Рауля оказалось настолько всепоглощающим , что презрев положенный годовой срок строгого траура после внезапной смерти старшего брата Филиппа, виконт, ставший уже графом де Шаньи, поспешно женился на ничем, кроме симпотичного личика, не примечательной бывшей хористке.
На мальчишнике, устроенным счастливым женихом за неделю до торжества, выпив изрядное число бутылок с крепкими напитками, уже на излете празднества, посереди храпевшего сонного царства, он пытался мне рассказать какую-то ужасную историю. Навеки, по его собственным словам, связавшую его с будущей женой. Что там было то ли о призраке, то ли о духе подземелья, погубившем в конце концов его брата графа Филиппа, и чуть было не лишившем жизни самого, тогда еще виконта Рауля.
Достоверно вспомнить его рассказ уже не представляется возможным, потому что мой бокал также не простаивал во время веселой дружеской попойки.
Но некий ужас в глазах моего друга отпечатался в памяти даже сквозь алкогольные пары, имеющие обыкновение при достаточно большом количестве принятого внутрь, начисто стирать все воспоминания.
Маленькие драбблы (основа Фильм ПО 2004) Юмор19-09-2010 18:11
Юмор
***
~Х-овер ПО2004 и мульт "Черный плащ".~
Она пришла, чтобы отомстить.
А месть Рамины-королевы мышей* была изощренной.
Будут тут всякие наступать ей на хвост... Ах, животных не любишь....
Если он считает, что плащ и маска оправдывают любое поведение, что ж...
Будет, будет тебя и плащ, и маска...
Эрика разбудило очень странное ощущение, еще не открывая глаз он чувствовал - что-то изменилось.
- Что со мной случилось? Ведь я... - голос внезапно стал высоким и пронзительным. - Я поток возмездия, бурлящий в подземных трубах!
- Что происходит? Мой голос... - привычный тембр вернулся и ... снова он пронзительно заверещал, — Мой чёрный плащ трепещет в ночи! Все негодяи, готовьте гробы! Я на посту, я Чёрный Плащ! Я темный рыцарь, спустившийся на крыльях ночи!
Пока из его горла, независимо от желания хозяина вылетала вся эта чушь , он бросился к зеркалу...
Из серебрянной глубины смотрела ... Огромная Утка... В черном плаще, черной ... полумаске над ... клювом?
Эрик закрыл глаза и потряс головой...
О. слава богу опять вернулось его нормальное, изуродованное лицо.
Какое счастье!!
Может ему не стоит открывать рот?
Похоже злой утиный демон им овладевает, стоит произнести несколько слов...
Хорошо, что его образ жизни не предполагает тесное общение
.
Правда завтра урок Кристины...
- Что станет с бедняжкой, если она услышит вместо чарующего голоса своего ангела ...
— Я моль, попавшая в ваш шкаф!
— Я прыщ, вскочивший на лбу перед свиданием!
Ой, опять не заметил. что заговорил вслух, и безумие снова поработило его, хорошо еще, приступы быстро проходят. Оставаясь по прежнему перед зеркалом увидел стремительное превращение в огромную ненормальную утку и обратно. Теперь он уже был просто счастлив своему пусть изуродованному, но такому родному, человеческому лицу.
- Никогда не буду больше есть утятину, и гусятину на всякий случай! - Думать можно без кошмарных последствий.
Но как себя контролировать, как не рассуждать вслух?
После стольких лет одиночества, он уже не замечает разницу...
С Андре и Фирменом общаюсь только эпистолярно...
— Я штормовая туча, испоганившая ваш Маскарад! — Я пернатый мститель, клюющий ваш покой!
Мадам Жири завтра ждет его на чай...
— Я чайник, свистящий во мраке ночи! Я чайная чашечка, в ручке которой постоянно застревает указательный палец! Я... я Чайный Плащ!
В n-й раз восклинув в течение дня ставшую сакраментальной, в клюве навязшую фразу:
- Я Черный Плащ! - Эрик грустно продолжил, - Вот где настоящая пытка. Если это наказание. лучше б сразу убили...
Рамина сначала хохотала, наблюдая мучения обидчика, но ближе к вечеру ей стало его жаль.
А последняя фраза вообще вызвала слезы.
- Ладно... Я же все-таки ДОБРАЯ волшебница. Он достаточно наказан, сам признал.
Может фантасмагория этого дня позволит ему
Принять самого себя и жить по- иному.
***
~Жизнь удалась!~
Жизнь определенно удалась!
Страшно подумать в какую кошмарную ловушку он чуть было не угодил.
Если бы не избывная привычка Кристины все трогать и пробовать ДО ТОГО КАК... Если бы не "испытательный срок", смысл которого она поняла слишком буквально, ему не помогло бы даже волшебное лассо...
Да, еще вчера, нежно целуя ее , он полагал , что справился со всеми тяжелейшими задачами, удовлетворил все, даже самые нелепые капризы любимой.
Боже! Как он летал всю неделю между цветочным рынком Ситэ, модными магазинами Рю де ла Пэ и переходами Оперы, метался словно стриж перед грозой!
А гроза случалась всякий раз стоило ему задержаться на полминуты...
После любой, даже самой взбаломошной просьбы будущей примадонны, например:
- Я хочу точно такую лиловую шляпку с мехом, как у Карлотты! - (Это в три-то часа ночи!), следовали страшные слова. - Время пошлО !
О, как он завидовал джиннам, которым достаточно щелкнуть пальцами, для исполнения желания - их-то никто не ограничивал четвертью часа на решение любой, самой непосильной задачи.
Как он проклинал свое мастерство часовщика, заставившее приделать СЕКУНДНУЮ! стрелку к часам!
- Ты опоздал на семь секунд!
А что стоила уборка всего жилья под стук метронома!
- Держи ритм!
А мытье органа его старым париком!
- Ты пропустил эту трубу!
А 147 китайских фонариков по обоим бортам гондолы! В которой ему приходилось спать, если вообще удавалось заснуть.
- Почему она теперь тонет?
Любое опоздание каралось "нарядом вне очереди".
Проклятый виконт, cовершенно задурил голову бедняжке морскими россказнями!
Вечером, перед тем как заснуть, привольно раскинувшись на алом бархате кровати-феникса, Кристина недовольным тоном сообщала сколько ведер картошки он должен почистить на камбузе. Еще одно гадкое слово из лексикона виконта.
Уже во вторую ночь испытательного срока Эрик проснулся с криком, ему приснился нежный ротик Кристины, изрекающий:
- Достань луну с неба! Время пошло!
Но даже ангельскому терпению когда-нибудь да приходит конец. Последней каплей стал приказ
Маленькие драбблы ( книга Гастона Леру) первая фраза изначально была мне задана.19-09-2010 17:27
В продолжение книги Гастона Леру
~Первая встреча~
«Я царь, я раб, я червь, я Бог!», Г. Державин
Издалека ветер приносил свежий запах дождя.
Он стоял на крыше, на вычурной и прекрасной крыше, увенчанной статуей покровителя искусств.
- Давай сравним, бог Аполлон, твою молчаливую лиру и мою… мою послушную скрипку.
Давай послушаем музыку …
Слушай и рассуди нас, ветер Парижа! Останови свой бесконечный бег по пустынным улицам – ночью, кроме меня, некому радоваться твоему свежему дыханию, мой друг.
Слушайте, птицы: голуби, воробьи, щеглы, проснитесь в своих гнездах, вы ведь тоже музыканты, ваше пение и щебет всегда согревает мое сердце, мои маленькие крылатые друзья!
Слушайте, звезды … такие далекие и такие близкие, что кажется, довольно руку протянуть и коснуться вас… О! Какое это обманчивое и прекрасное чувство! Рассудите, рассудите наш спор…
И скрипка запела в его руках, чутких и точных руках музыканта. Мелодия уносила за собой в полет под редкими ночными облаками, к ярким звездам вечности. Казалось, что все спящее здание Оперы погрузилось в волшебный, вспыхивающий бриллиантовыми искрами туман, сотканный пальцами виртуоза. А он сам.. он чувствовал, что отныне все в мире подвластно его смычку, его рукам, его воле. Даже природа склонила голову перед божественным мастерством. Шорох пролившегося дождя звучал отзвуком восхищенных аплодисментов.
- Спасибо, ветер! Ты принес искренние слезы восторга - самую драгоценную награду музыканту!
И скрипка продолжила петь о радости и боли, о добрых и злых деяниях , обо всем, что происходит в таком огромном и таком крошечном мире, что невозможно знать, но можно выразить музыкой.
Тонкие струны звучали разными голосами: вот раздался заливистый смех ребенка, чуть надломленный тенорок юноши произнес первое признание в любви, откликнулась нежная песня юной девушки, звон колоколов плавно перешел в веселый птичий гомон.
Мелодия сжимала сердце и воспламеняла душу, а сам скрипач уносился на широких крыльях своей музыки все выше и выше.
Облака остались под ногами, нежно погладив его лицо каплями дождя, он поднимался к сверкающим звездам, он был равен богам.
Все загадки вселенной готовы были раскрыться перед ним, он был господином целого космоса музыки, он шествовал босыми ногами прямо по струнам мироздания, вот … вот, еще последний шаг до самой, Самой Главной Сокровенной Тайны…
Спускаясь под утро в свой безопасный дом, он не бежал по обыкновению, через ступеньку. Нет. Каждым медленным и величавым шагом он утверждал свое господство над музыкой и ее храмом. Бережно, чтобы не расплескать, проносил удивительное ощущение свободы и абсолютной власти, посетившее его на крыше.
Он был крайне уязвим в этот момент божественного откровения.
Ледяной панцирь, защищавший с детских лет его сердце, растаял в чистых звуках гармонии.
К сожалению, Эрик забыл, что за каждой вершиной обязательно следует спуск и
Пренебрегать простыми истинами не стоит.
~Новое направление~
Ненавижу!
Я ненавижу тебя до любви, я люблю тебя до ненависти!
Каждый новый день был наполнен могильным холодом и нескончаемой болью.
Каждым новым шагом он ступал сквозь мираж ее лица. Кристина виделась ему везде и во всем.
Подлинным наваждением стала настоятельная потребность рисовать ЕЕ, всегда и везде... Мрак подземелий больше не спасал...
- Прошло 742 дня без нее, алые розы страсти почернели вместе с моей душой. 17 808 часов назад в последний раз видел я синеву ее глаз, солнечный блеск волос... - Бормотал странный человек, сидя за столиком уличного кафе. Красная роза, судорожно зажатая в руке, диссонировала с глухим мраком, окутавшим его.
- Мсье готов сделать заказ? - седой гарсон оказался единственным человеком из обслуги решившимся прервать почти молитвенное уединение странного посетителя...
Через полчаса двое сидящих неподалеку начинающих художника оказались восхищенными свидетелями загадочных действий.
На белой салфетке, лежащей на столике перед их соседом, постепенно появлялось лицо девушки: синие глаза, нарисованные каплями ликера кюросао, губки изящной формы, искусно вырезанные столовым ножом из лепестков розы, мазки обычной горчицы, перемежающиеся штрихами виртуозно рассыпанных соли и перца, создавали впечатление ослепительных золотых локонов.
- Жорж, ты видишь ЭТО... , - чуть слышно, благоговейно прошептал один из них. - Мы с тобой не единожды срывали голос, обсуждая иные колористические решения, новую живопись, - да вот же она, прямо перед нами.
Смотри, как ложатся отдельные мазки, точки...
Боооже, это просто откровение свыше...
Зародившейся "Пуантилизм" был многом обязан той давней загадочной личности. И через много лет Жорж Сера и Поль Синьяк вспоминали поворотный момент, определившей дальнейшее творчество знаменитых художников.
А Эрик... Эрик просто провел самый обычный, рутинный, не запоминающийся вечер.
"Как простой и скромный "алисовед" заявляю, чтобы высушиться, нало пользоваться только сухими предметами..." (c)
Как простой и скромный графоман, желаю сохранить ... нет не для потомков, и даже не для себя - достаточно безадресно сохранить в паутине, то что вырастила душа и выпустила на волю, в жизнь. ))