Все просто. Все так сложно. Вот сидит напротив мальчик. Он улыбается, смешит. И смотрит как-то нежно. Заигрывает. Я смотрю на него, слушаю, улыбаюсь, подыгрываю, спорю. Но почти не вижу его, не слышу. Среди недели, рабочего дня мои мысли улетают за тысячи километров от офиса, от города, от моего мира. В мир другой. Совсем не похожий, неизведанный, непокоренный и непокорный. В тот, в котором лишь тень моя, обрывки фраз и память редких встреч.
Именно там - на другой планете - живет тот, кто так часто крадет мои мысли. На улице, на работе, в кино, кафе или дома. Вдруг похожая походка, улыбка, спина. Похожий запах. Это все, что нужно, чтобы вернуться в поезда.
Или ночь. Темно. Только свет от фонаря сквозь шторы в окно. И неизменное ощущение присутствия. Объятий, дыхания. Оно то самое, что было год назад, два. Оно после каждого разговора. И я научилась не удивляться ему, не пугаться. Эти ощущения стали привычными, но не потеряли яркость, не поблекли. Они стали более реальными, чем раньше. К ним примешиваются воспоминания.
Или разговор с подругой:
- Он таким влюбленным взглядом на этот пластик смотрел
- Лучше б он на тебя так смотрел
И ведь анализирую. Ловлю себя на мысли, что так на меня не смотрит. Смотрит иначе. "Еще южнее (нежнее) (нужнее) меня *ненужное зачеркнуть*", как писал Ес Соя. Этот взгляд... Он стал теперь совсем не тем, что был раньше. Больше не сквозь, не отвлекаясь, прямо, внимательно. Лаская взглядом. Взгляд и слова - это все, что у нас есть, кажется. Что же будет, если однажды они закончатся? Останется не так уж много. Пара встреч, мне фотография, серьги, бежевое тепло, цветок да пара слов, что навечно впечатались в лексикон. А тебе...пара глупых вещей, которые, кажется, не очень-то нужны, оружие для еды. Вот и все. Глупости, в сущности. Самое ценное - память. И она вся здесь, в словах.

смогу ли я тебя встретить (вернуть)
ты где то на юге
еще южнее (нежнее) (нужнее) меня
*ненужное зачеркнуть*

это говорю не я
это вещает живота низ
пиши, если что.
я в инвиз
(c) Ес Соя* 23.05.2009г.

Все так странно. Все эти теплые слова. Все нежности, вся страсть. Но и фразы, что царапают больно, хоть и молчу. Мне не хватает времен, когда все это было чаще. Когда не нужно было думать о раннем подъеме. Тогда многое было другим. И мы, и то, что между. Не лучше, не хуже. Просто иначе.
Сейчас проще, ближе, роднее. Поэтому больше фраз, которые могут резануть по сердцу. Чем ближе нам человек, тем больнее могут ранить его слова. Но у него мурашки. И мне хочется верить им, а не обидным словам. Мурашки не могут врать. И слов приятных, важных куда больше.
Мне остается только скучать. По рукам, губам, улыбке и голосу. И не уметь сдержать улыбку от радости встреч.

Все мы считаем людей, обладающих властью, как минимум нечестными людьми, черствыми и равнодушными ко всем и всему. Но это совершенно не так. Есть среди них открытые, добрые, душевные, заботливые люди. Они готовы помочь всегда. Они не спрашивают, замерзла ли, но приносят молча свою куртку и укрывают плечи. Они улыбаются, обнимают и целуют в макушку каждое утро. Они обладают невероятной организаторской силой. Они улыбаются, молчат и много курят во время прощаний. Они обо всем говорят четко, по факту. Они шутят так, что нельзя не смеяться. Они всегда готовы помочь.

Слушать этот музыкальный файл

Нас будто вернули в прошлое. В то теплое, беззаботное и легкое прошлое. И именно этого так не хватало. Вернулась игра, от которой получают удовольствие оба. Вернулась легкость, которой так не хватало. А ведь все дело во мне. Это очевидно. Достаточно было кое-что изменить, чтобы изменилось многое, глобальное. А нужен был всего один разговор. В нем не обсуждались конкретные ситуации и люди. Просто рассуждения, просто со взрослой и мудрой женщиной. Старшие товарищи нужны, чтобы становиться мудрее, избегать ошибок, вовремя исправлять себя. И, обязательно, получать удовольствие от изменений внутри и вне.

Чтобы изменить что-то в своей жизни, необходимо для начала измениться самому. Вернуться к себе, к тому, которым был когда-то, какого себя любил. Или же найти что-то новое, что будет делать жизнь ярче и радостнее. А я погрязла. Утопаю, как в самых страшных зыбучих песках. Но барон Мюнхгаузен был, наверное, моим предком. Поэтому нужно взять себя за волосы и таки вытащить. Иначе это никуда не годится. Нужно стать вновь похожей на себя. Не внешне(все, кто не в курсе, никаких изменений и не заметили), а внутренне. Помириться с собой. Наконец. Найти гармонию, мир, спокойствие и радости. Только сложно это очень. В болоте-то привычнее. И не так энергозатратно.

Время после примирения всегда особенное. Все хрупко, тонко. Как паутинка или бизе. Зависит от настроения помирившихся. Один делает шаг навстречу, а второй не отступает. Но и не подходит ближе. Подкрадывается. Осторожно, чтобы не испортить ничего. Улыбки. Они такие другие. Не такие, как всегда. Первые шуточки друг над другом или те, над которыми можно посмеяться вместе. Все это ценится только вот в это время после примирения. Особенно ценится.

В такие вот вечера особенно много нежности. Она тоже не такая, как всегда. Скрытая, спрятанная, замаскированная. В подколах, в маленьких шуточках, в рассказанном сне. Он ищет детали для машины, а я издеваюсь, шучу. Он такой большой, взрослый, но такой мальчишка все равно. Трогательный, но мудрый. Увлекающийся, уходящий с головой в увлечения. Так, что и не вижу его почти. Но все это прощается с легкостью. Детям ведь рано или поздно надоедают игрушки. Он такой родной и особенный. Он не перестает удивлять. Он не дает скучать. Ни разу за все эти годы. Он не разочаровывает, ни разу не разочаровал. Он один единственный, кто все эмоции приумножает со временем, а не сокращает. Чем больше срок, тем крепче и острее все то, что между. И это именно то, что нужно ценить. То, за что можно любить. Ну и за улыбку, конечно.

И вот только поздно-поздно вечером под хрупкой верхушкой бизе обнаруживается мягкая тянучка. Самое вкусное

Разве можно поссориться из-за ерунды и говорить, что не ссорились? Оказывается, можно. Иногда степень обиды достигает такой степени звонкости, что не слышны извинения за ней, а уже совсем тихий голос "оппонента" и вовсе растворяется и превращается в белый шум. Один извиняется, а второй продолжает говорить жестко, холодно и грубо. Просьбы не слышны. Их просто нет. Буквы, слова. Все это лишь бесполезные, бессмысленные значки на белом полотне. И в ссоре нет равнодушия, нет. Раздражение, злость, обида с одной стороны. Горечь, обида, накатывающие слезы - с другой. Все заканчивается ничем. Ледяным ветром в открытые двери. Все мгновенно покрылось инеем. И тот, кто всегда останавливал лавины, в этот раз не просто разгонял ее, а подталкивал, когда она почти останавливалась. Эта лавина забила снегом - липким, мокрым, грязным - ушли и глаза. Она не смела город, но разрушила здания, свалив доски, перекрытия, кирпичи в одну кучу. Все это теперь нужно восстанавливать заново. Строить, поднимать, разгребать. В одиночку не справиться. Нужна помощь. Такая, о которой не просят.

Эта ссора не из-за глупости. По неосторожности - с одной стороны, из-за нежелания услышать просьбу - с другой. Просьбу и извинения. За которыми могло бы последовать что-то хорошее. Но ничего не последовало. Кроме очередного удара ботинком по свежему синяку.

Канье чертов гений! Чем больше клипов он снимает, тем крепче моя любовь к нему

Это был очень странный вечер. С кем-то договариваемся о встрече, с кем-то просто болтаем. А кто-то все время норовит потрогать. Он очень пьян почти с самого начала. И грозится убить каждого, обидевшего меня. А я не знаю, куда скрыться...

Любимая работа, послушай, иногда я ненавижу тебя всей душой. Даже если дают зарплату за 2 месяца. Даже если рисуются радостные перспективы. Любимая работа, сегодня я тебя ненавижу. Всей душой. Правда, читать смску про "Катя, я люблю тебя очень сильно. Андрей П." очень приятно, а про "хочу найти девушку 25-30 лет" - забавно. Но все равно, передачу эту в ЖО заказчику!

Он приезжает в гости. Просто так. Я готовлю ему, а он читает свежие стихи. Заканчивает, замирает и ждет оценки. Улыбаюсь, рассказываю, что понравилось, а что переформулировала бы. Мы пьем вино, разговариваем о насущном. Он большой, добрый и мягкий. Как мое любимое пуховое одеяло. Он помогает спокойствию и всей мудрости этого мира поселиться в моей душе. Помогает им там прорости, пустить корни. Он мудр. Слишком мудр для своих 25. Слишком степенен и спокоен. Он внушает доверия с первого взгляда каждому. С ним невозможно не дружить. Мы много смеемся и шутим. Жалуемся друг другу на работу и весь этот мир бренный. А спустя 3 часа он уезжает в свой город. Который и городом-то назвать сложно.

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Ничего не меняется. А если меняется, то несущественно, в деталях и подробностях лишь. Хотя казалось, что должно измениться заметно. И у меня нет ответа на вопрос "почему безгранично так доверяю". Нет ответов на многие вопросы, что стоят в моей голове, как армия. Безоружная армия, а от того жалкая, никчемная. Все названия или отсутствие их нужны, чтобы обозначать границы.Он выбирает оставить как можно больше места для отступления, для скрытых маневров. Названий нет, нет статусов. И это рождает миллионы мучительных вопросов к себе. Сама же отвечаю на них, давая сразу по два противоположных ответа на каждый. Мучаюсь от этого сильнее только и тихо ненавижу себя. Нужен сторонний взгляд. Но нет возможности рассказать кому-то об этом. Потому что нет слов и желания слушать то, что лишь на малую долю соответствует действительности.
Но самое ужасное в том, что не знаю, чему верить. Взглядам и поступкам ли, словам ли. Они не соответствуют друг другу. Если первые окрыляют, то вторые больно бьют о землю. В каждом взгляде, что глаза в глаза, столько нежности и любви. В каждом серьезном разговоре столько приземленности, напряженности и холодности. Хотя и через них пробиваются теплые, яркие лучи. И каждый вечер похож на смесь специй. Вкусно безумно, но повторить невозможно, нутро все жжет от перца и невозможно разобрать на составляющие. Может быть, в этом вся прелесть? Может, это причина всего самого важного, что отличает его от других. Его особенность и ценность.

Почти без выходных. До ночи. Отвечая на звонки из больших и важных городов, от честных и не очень компаний. Ставя им условия и не получая ничего в ответ. Все хотят халявы. И не получают ее. Сегодня они уже готовы отдать что-то, чтобы получить нужную им информацию. На одном канале пишут "съемка РЕН-ВТРК". И я улыбаюсь, сидя перед экраном. Потому что слышала, как радовался, как улыбался оператор. Потому что правда рада, что все честно. Потому что люблю многих из тех, кто почти без выходных, до ночи, отвечая на звонки.

Он звонит, чтобы просто поинтересоваться, не затронула ли меня трагедия, произошедшая с жителями моего города. Он говорит обеспокоенно, тихо и быстро. Он улыбается, когда говорю, что все хорошо. И рассказывает пару баечек про приключения мёда. Он заботится, расспрашивает, как доехали, отвечает на мои вопросы предельно подробно, но без лишнего. Он невероятно заботлив и заслуживает больше, чем имеет. Он добрый и мягкий. У него большие голубые глаза и смуглая кожа. Он знает, когда нужно выйти, чтобы накинуть на плечи девушке теплую кофту, а когда можно подойти, чтобы рассказать о чем-то смешном. Он быстро и остро пишет. Он крепко обнимает и всегда пахнет смесью горького парфюма с хорошими сигаретами. Он мой король. Мой ватный король.

Был снег. Был день, когда он столько падал.
что улицей, схлестнувшейся в гудках
в одно подобие железного клубка,
в один натянутый до звона шар,
швыряло нас из каменного ада
в уют прихожей, мы срывали шарф,
не понимая, чья и где рука,
и почему так бархат кожи гладок,
откуда взялся этот шторм и шарм.

Был снег. Был год, когда тебя так много
любил. В свиданиях мешались дни.
И если оставались мы одни,
мы продолжали неоконченный роман,
и часто начинали без пролога,
с конца главы, и пусть сюжет был рван,
но вновь: «На миг, прошу, еще, продли!» -
все, что я мог молить тогда у Бога,
молитвой распадаясь по поломам.

Был снег. И было белым балом утро.
И я с утра восторженно глядел
на недоделанность совместных дел,
что оставляла мне с уходом ты.
О, как любил я эти стулья, утварь!
Ведь их касалась ты, и пустоты
не чувствовал тогда ни в чем, нигде:
в коротком «без-тебя» я жил уютно,
все вещи были мне близки, просты.

Был снег. Был миг, когда крушенье мира
вместилось в пару лишних пустяков.
И фейерверк дробящихся кусков
вот здесь же, где щербатая ступень.
Ты улыбалась очень грустно, мило,
и снег еще так буднично скрипел,
но я уже не смог набат висков
сдержать. Решительную скорчив мину
в ответ под нос чего-то просипел.

Был снег с дождем. Был снег. Был дождь. Был хаос.
В фаланги сигаретами распят.
Мир рухнул набок. Навык был распад.
Я шел куда-то, что-то редко ел.
Во мне меня совсем не оставалось,
а то, что находил я плакал, пел
(то был расклад расправ, растрат, расплат) -
пусть даже взгляд иль жест, пусть малость –
все раздавалось снегу, что был бел.

Был снег. Был дождь. Был вздох. Но громче вздоха
был города вечерний ровный гул.
«О, Господи! я больше не могу!
О, как кружатся хлопья, фонарю
отдав свой вальс! о, как мне плохо!
Но, обещаю, Боже, сберегу
все то, что январю я говорю!
все то, что там во мне еще не сдохло!
Я сохраню, я обещаю! Сохраню!»

(с) Костя Потапов 01.10.2009