Почему чувства, когда они только пробуждаются, гораздо сильнее? Почему предвкушение чего-то лучше, нежели достижение? Почему эта, самая первая (настоящая, вроде) и сильная, любовь была лучше, когда она и любовью-то не была, а была лишь влюбленностью?
Да, это здорово - приходить домой (но не к себе, а как бы к себе), доставать ключ от не-своей-квартиры (в любое время), принимать ванну, копаться в пустом холодильнике, находить свои вещи везде, жить, в конце-концов. Но боже, стоит мне только вспомнить самое начало, начало даже не отношений, а общения, как я перестаю понимать, что произошло. Почему больше не о чем разговаривать? Это из-за того, что мы все время вместе, и все, что происходит, происходит с нами двумя одновременно? Почему, хотя это не доставляет мне неудобств в процессе совместного пребывания, я все время думаю об этом наедине с собой?
Чувства не угасли, не вошли в колею. Они стали сильнее и доверительнее, что ли. Но мне этого не хватает. За руки мы держимся уже не так, целуемся реже, нет того чувства, которое заставляло не спать по ночам, если он не спит. Потому что он мой. Я его никому не отдам, да и он никуда не уйдет.
Спокойствие - это хорошо. Но не для меня, я устала. Я тоже никуда не уйду. Но в такие ночи, когда он спит, а мне хочется чего-то особенного, я готова отдать что угодно за новизну, за страх потерять, за опасность упустить, за то, чтобы почувствовать этот кайф, когда ты хочешь быть с кем-то, и ты с ним, но ненадолго.
Как говорит Барни Стинсон: new is better. Так вот: new не просто better, new is always better. Ибо оно "сильнее, выше, быстрее". Аминь.
Я сломала ногу. Пятку. Перелезая через забор. Скажите, это нормально? Я иногда себя не понимаю - то я вхожу во вкус и занимаюсь учебой без передышки неделями, то вдруг у меня появляется возможность отдохнуть и моя крыша улетает в неизвестном направлении. Может, я просто перенапрягаюсь? Все-таки школа экстерном и по 2 репетитора в день вовсе не так просто, но мне настолько хочется поступить, что я получаю от занятий только удовольствие. Это такая мощная мотивация, что я впервые в жизни добровольно делаю задания на дом. Я, кажется, поняла наконец-то, что для меня важнее: процесс или результат. Всегда отвечала на вопросы, что процесс, а теперь вот совершенно ясно что цель - мой единственный стимул. Да как остальные вообще могут что-то делать без приблизительной задачи? Удовольствие? Ха! Что это за глупости? Если вам и нравится что-то делать без цели, казалось бы, то вы все равно преследуете цель - получить удовольствие от деятельности. Нет цели - нет амбиций. Люди без амбиций вызывают у меня какую-то неприязнь, ассоциируются с комком бесформенной и апатичной слизи.
А еще, самое страшное в переломах и серьезных увечьях - полнейшее отсутствие одиночества и личного пространства. Все бегают вокруг меня, будто я при смерти и не могу сделать ничего сама.
В общем, я думаю, вам понятно, доктор, что я уже на грани, меня раздражают все мои близкие. И я не могу выплеснуть эту агрессию, поскольку даже ходить на двух ногах мне нельзя, только костыли. бездействие превращает меня в обезьяну, и даже вы мне больше не помогаете.
Надоело мне бегать к психогейру в кабинет, буду писать ему письма:
Итак, мне в руки попал дневник моей покойной бабушки. Пока я его только пролистала, в нем ее записи с 2007 по 2009 год. Интересно, есть ли еще? Казалось бы - что в нем особенного: записи о состоянии дедушкиного здоровья, описания цветов в саду, рутина а-ля "мне позвонил тот-то и сказал то-то". Но меня к нему тянет, словно магнитом. Во-первых, мало ли что там можно прочитать между строк? Во-вторых, когда я думаю, что это написала бабушка, у меня мурашки бегают по телу. Я бы никогда не стала читать дневник живого человека без разрешения. Откровенно говоря, я заявила родителям, что мы не имеем права читать ее дневник. Но тут папа сказал вещь, которая перевернула мое отношение к этому вверх тормашками: "Этот дневник - ее литературное достояние".
И правда, если человек писал - ему нужно, чтобы это прочитали, пусть даже его уже не будет среди живых. Вы вообще представляете, сколько можно узнать о человеке из его дневника? Дело ведь не в концентрации интриг и секретов на одну рукописную страницу, а в самом стиле написания: немногословные в обычной жизни люди показывают творческую сторону их натуры, когда снабжают хроники своей жизни такими эпитетами, оборотами и метафорами, что даже у меня, человека искушенного и ко всему привыкшего, глаза лезут на лоб. Забавно, но бабушкин дневник такой же, как и она: никаких тебе описаний чувств, хроники событий, вполне соответствующие ее математическому складу ума и любви к систематике. Однако их нельзя назвать сухими или бездушными - когда я читаю, я слышу бабушкин голос, будто мы сидим на кухне и она рассказывает мне об этом сама.
Всю жизнь относилась к людям, ведущим дневники, с легким презрением, даже когда начала вести свой. А сегодня вот поняла, что дневники, даже самые лаконичные, помогают разложить все по полочкам, отстраниться от событий и взглянуть на них свежим взглядом; они несут в себе художественное значение (по крайней мере, когда человек пишет искренне) и помогают нам вечно хранить память об ушедших близких.
Ох, долго же я слушала, насколько полезно вести дневник снов. Правда, запоминаю я их редко, но сегодня звезды на небе так сложились, что снилось мне много незабываемых вещей. Знаю-знаю, доктор, вы - психиатр, а не сомнолог, но пора расширять поле деятельности. Если и не узнаете ничего нового, то хотя бы посмеетесь.
1. Толстый мужчина, страдающий какими-то психологическими отклонениями, заставляющими его заводить детей от разных женщин, и, по достижении ими определенного возраста, устраивать все так, чтобы их растерзал его любимый бульдог. Я была его двухлетним сыном, за которым и гонялась эта, почему-то маленькая, но очень грозная собака.
2. Меня за непонятно какие грехи бросили в тюремную камеру, которая на самом деле оказалась ванной комнатой с тяжелой сейфовой дверью, а в качестве охранника и проверяющего поставили какого-то блондина. С которым я занялась сексом во время первой же проверки, прямо в ванне.
3. Мы с папиными коллегами ходили по миру, из которого можно было попасть в его противоположность. В чем была суть, я не запомнила, но оба мира были безумно красивыми (звездное ночное небо, зеленая трава, желтые огоньки неизвестного происхождения - магия, в общем). В одном мире из решетки в траве бил невероятно мощный и высокий ключ, а в другом над этим местом в небе была трещина.
4. Я попала в Диснейленд-Бар (ага, причем он был в Москве): феи на барных стойках, принцессы в туалетах, интерьер в темно-фиолетовых тонах - и все в таком духе. Встретила там девушку с друзьями (девушку эту я видела до этого только один раз в жизни, а ее друзей вообще не знаю), мы познакомились, и парень из этой компании пошел покупать мне блестки для волос. Ах да, насчет волос: они у меня почему-то были черные с синими перьями. Потом я отсела от них за стойку и увидела свою преподавательницу по истории, показывающую подруге фотографии голого окровавленного Брэда Питта и упорно твердящую, что "любимый кефир для русских - это водка!".
- У меня умерла бабушка.
- О, господи, мои соболезнования.
- Я не совсем уверенна, что моя реакция на известие о ее смерти достойна сочувствия. Я даже не плакала. Я неделю не могла рассказать своим друзьям, что она умерла, а в итоге сказала только 2ум, и при этом беззаботно улыбалась.
- Это скорее всего шоковое состояние - люди часто истерически смеются, хотя на самом деле в душе они рыдают.
- Проблема в том, что это ко мне не применительно. Когда я думаю о ее смерти, меня охватывает какая-то пугающе беззаботная легкость. Я ее очень любила, я безумно сочувствую своей маме и ее близким родственникам, но я не чувствую той безысходности, которая их охватила на похоронах. Просто мне почему-то кажется, что с ней все хорошо, к тому же, смерть - явление неизбежное, естественное и постоянное, если впадать в истерику каждый раз, как кто-то умрет, никаких нервов не хватит. Я хочела бы процитировать Жан Поля Сартра, который вполне отражает мое отношение у смерти:
"А я занимался самообманом: чтобы лишить смерть ее варварского характера, я решил видеть в ней свою цель. а в жизни - единственный известный способ умереть. Я полегоньку близился к кончине, зная, что надежды и желания мне строго отмерены для заполнения моих книг, уверенный, что последний порыв моего сердца впишется в последний абзац последнего тома моих сочинений, что смерти достанется уже мертвец. Низан в двадцать лет глядел на женщин и машины, на блага мира с жадностью отчаяния: он торопился все увидеть, все взять немедленно. Я тоже глядел, однако скорее из прилежания, чем с вожделением, - моим земным уделом были не удовольствия, а подведение баланса. Я устроился, пожалуй, слишком удобно: из робости чересчур смирного ребенка, из трусости я уклонился от риска открытого, свободного, не обеспеченного провидением существования, я уверил себя, что все установлено заранее, более того, что все уже в прошлом. Эта мошенническая операция избавляла, разумеется, от соблазна полюбить себя. Угроза уничтожения заставляла каждого из моих друзей укрываться в настоящем, проникаясь сознанием неповторимости своей смертной жизни, каждый видел в себе существо трогательное, драгоценное, единственное: каждый нравился себе; я же. мертвец, себе не нравился: я находил себя заурядным, еще более скучным, чем великий Корнель, и моя индивидуальность субъекта была в моих глазах интересна лишь постольку, поскольку подготавливала мгновенье, которое превратит меня в объект. Значит ли это. что я был скромнее? Ничуть - просто хитрее: любовь к себе я препоручал потомкам; в один прекрасный день я трону, не знаю чем, сердце мужчин и женщин, которых еще нет на свете, я дам им счастье. Я был еще изворотливее, еще коварнее: исподтишка я спасал эту жизнь, наводившую скуку на меня самого, низведенную мною до роли орудия смерти; я глядел на нее глазами потомков, и она казалась мне трогательной и чудесной историей, прожитой мною для всех, - благодаря мне никому уже не нужно переживать ее заново. Можно удовлетвориться чтением. Я был воистину одержим этим: избрав своим будущим прошлое великого покойника, я пытался жить в обратной последовательности. Между девятью и десятью годами я стал вполне посмертным."
- Доктор, я поняла своего самого главного таракана!
- О, замечательно. И в чем же заключается этот таракан?
- Я не могу общаться с непьющими людьми. Ну, если это не дети, конечно.
- Вот это новость. Честно говоря, это действительно проблема. Я, как врач, конечно должен быть непредвзятым, но такого я еще не встречал. Вот чтобы человек в компании друзей постоянно напивался - да, но "я не могу общаться с непьющими" я слышу в первый раз. И в чем же причина?
- Я не признаю серьезных отношений. Не только в плане любви, но и в плане дружбы. Дело ведь не в том, что мне постоянно нужно расслабиться или что мне скучно, просто алкоголь дает ощущение ирреальности происходящего, на него можно списать все. "Что было в Вегасе, остается в Вегасе". А я не хочу, чтобы у меня были настоящие друзья, не знаю почему, но я все время жду чего-то плохого.
- Знаете, я прочитала книгу Чака Паланика "Удушье", и она навела меня на размышления.
- И на какие же?
- Там описывается, как школьники трясут только что снесенные яйца, в результате чего цыплята рождаются либо мертвыми, либо изуродованными. И главный герой задается вопросом: что ими движет, любопытство или жестокость?
- И каково твое мнение?
- Я абсолютно уверенна, что если речь идет о среднестатическом ребенке, то им движет только любопытство. Дело в том, что у маленьких детей размыто понятие морали, если оно вообще есть. Вести себя жестоко по отношению к кому-то можно, только если ты полностью осознаешь, что он будет страдать. А если ты делаешь пакость, не осознавая последствий, то ты идиот, а не изверг.
- Следуя твоей логике, незнание освобождает от последствий?
- Забавно, вроде моя логика железна, но мне самой с собой соглашаться не хочется. Я постоянно путаюсь в своей точке зрения, это меня убивает. Странно, я ведь не легкомысленна. Разве что чуть-чуть. Тем не менее, откуда такая двойственность?
- Людям свойственна двойственность - у медали всегда две стороны. У тебя она просто сильнее проявляется. Как ты сама считаешь, почему так?
- Возможно, это пошло с детства - вечное противостояние родителей просто вынуждало меня метаться из одного "лагеря" в другой. В итоге мне это надоело, и я стала видеть истину в заявлениях каждого из них. Потом я выросла, начала размышлять над более глобальными проблемами и поняла, что у всего есть свои плюсы и минусы. По своей сути, мы все одинаково субъективны, а объективной правды не существует - она у каждого своя.
- Ты вообще любишь Паланика? Я решил перевести тему, пусть твоим домашним заданием будет размышление об "объективной истине", как ты ее называешь.
- Ой, нет, конечно. Как можно любить Паланика? Да, с определенной точки зрения его книги интересны, но люди читают его только чтобы найти оправдание своим самым жутким поступкам и фантазиям. Кто-кто а мистер Чак умеет давать оправдания просто прекрасно: пока читаешь его книжку, пребываешь в заблуждении, считая всю грязь жизни и отсутствие у героев каких-либо амбиций абсолютно нормальным. Я его уважаю за то, что он так мастерски владеет человеком в процессе чтения и порождает множество дискуссий между читателями. Он просто лишает своих героев того бессознательного стремления к благополучию, мотивируя это фразой "А смысл?". Так-то подумать, вроде и правда смысла нет - все мы умрем, будем разлагаться в могиле и тому подобное. Только видете ли, в реальной жизни у всех нормальных людей есть этот голос, который говорит: "Надо!". И вроде не хочется ничего делать (особенно после прочтения Паланика и Уэлша), и называешь ты других людей слабыми лицемерами, которые делают то, чего требует общество, но сам в итоге будешь стремиться к развитию, потому что эволюция - это не процесс, а задача, заложенная в мозгу человека с рождения.
- Вижу, у тебя и правда новых мыслей много получилось. Склонность к анализу дает о себе знать. Однако мне кажется, что ты себя все-таки немного обманываешь - книга тебе понравилась. Ты просто не можешь поверить, что тебе нравится какой-то там Паланик, и ищешь оправдание, чтобы продолжить его читать, но при этом не показывать своей любви к подобной литературе.
- Черт, я даже не знаю. Как можно сказать, что тебе что-то нравится, когда твой мозг против этого протестует? Вроде я читаю и кайфую, а потом думаю и понимаю, что написана какая-то хрень, имеющая своей целью вовсе не изложение мыслей автора обывателю, а обычный дешевый эпатаж. В общем, у меня борьба рационального и иррационального полушарий. Опять медаль сверкает сторонами.
- Здравствуйте.
- Привет, ты давно не появлялась. Видимо, произошло что-то интересное, раз ты ко мне снова обратилась.
- Не то что бы что-то особенно интересное, просто мы с подругой разговаривали по телефону, и она задала мне вопрос: "Кого бы ты выбрала, мужчину без головы или без члена?". Я не задумываясь ответила, что без члена. Причем сначала думала, что этот выбор продиктован исключительно аспектом внешней привлекательности...
- А тебе не кажется, что ты все-таки ставишь платонические отношения превыше физических?
- Даже если это и так, то к данному случаю это не относится. Ведь лучше выбрать мужчину без члена, с членом их вокруг и так в избытке, в то время, как с головой - вымирающий вид.
Я бы хотела, что бы мои рисунки и писанину уничтожили после моей смерти. Я не смогу объяснить их истинный смысл, что непременно приведет к переиначивнию их значения в моей жизни. Это просто следы на бумаге и ничего особенного в них нет.
- Итак, здравствуйте.
- Добрый день.
- Вы у меня в первый раз, поэтому давайте познакомимся. А заодно расскажите мне, что вас сюда привело.
- Ну, я даже не знаю... Мне 16 лет, я обладаю склонностью к самоанализу и долго не могу заснуть по ночам. Возможно именно поэтому вы мне и нужны - чтобы скоротать время перед сном и провести его с пользой, пусть и весьма сомнительной.
- Вас мучает бессонница? Как давно это продолжается?
- О, нет, что вы. Я просто долго проваливаюсь в сон. Не знаю, с чем это связанно, но не могу сказать, что сие обстоятельство доставляет мне какой-то дискомфорт.
- Так, понятно. То есть у вас нет какой-то конкретной проблемы?
- Нет.
- Но тем не менее что-то вас сюда привело. Не думаю, что это была просто скука. Возможно, вам не хватает общения?
- Если бы. Иногда мне кажется, что если я сейчас же не запрусь в комнате в полном одиночестве, то просто взорвусь. Общение в малых дозах мне очень приятно, но когда я нахожусь в контакте с человеком относительно долгое время, становлюсь раздражительной. Люди вообще меня всегда раздражали.
- С чем это связанно, как вы сами думаете?
- Возможно, у меня просто сильное восприятие манер поведения. Кроме того, я весьма наблюдательна и всегда нахожу в человеке черту, которая делает его интересным, однако чем больше я с ним общаюсь, тем более резкой делается эта черта, и в итоге она начинает колоть глаза. Поэтому мне необходим отдых от общества.
- Понятно. Я вижу, вы потихоньку засыпаете, так что предлагаю завершить сеанс.
- Да, хорошо, а то мне уже трудно мыслить связно. Всего хорошего, доктор.
- До скорой встречи.