Сегодня я получил фотографии, а в городе случился ливень. Настает лето. Промокшие люди собираются в кофейнях и беседуют в ожидании пешеходной погоды. Если есть с кем. Мне не повезло. Первая чашка ушла на просмотр фото, на вторую их не хватило и я решил вслушиваться в звуки родного города. Вот что я при этом почувствовал:
-пора уже домой ехать
-зря я вчера машину мыл
-девушка за столиком напротив неплохо проводит время
-так и на лигу чемпионов опоздать недолго
-а вот у двух мужчин справа, похоже, проблемы,(…), поскольку денег для своего третьего собеседника у них нет,(…), потому, как дело не пошло(…) {Да, неприятная ситуация,(…). По себе знаю, (…)}
-как не крути, а мыть машину – к дождю.
Потом я ехал по романтично сверкавшей дороге сквозь падающую воду, слушал Ночных Снайперов, созданного из дождя П.Кашина и пытался понять почему пять дней назад на скамейке в Парке дель Клот, где тоже струилась вода, я был блаженно, до звона в ушах спокоен. Хотя и гораздо сильнее стеснен во времени. Может быть – все просто: я был за несколько тысяч километров от всех пронизывающих насквозь, опутывающих и удушающих ниточек, ремешков и сеточек из своих обязанностей, привязанностей и долженствований. Может быть – это верно, а может и нет. Я не понял.

Не уверен есть ли в России Бог, но Кафедральном барселонском соборе Он есть. Ты стоишь на улице и слушаешь развеселого и курящего на паперти гида, затем проходишь ворота и опа! Он здесь. И, вот фокус, похоже и Он увидел тебя. И вот, ты бродишь бессмысленными кругами, вращая головой или глядя под ноги, сталкиваясь с нигде не расстающимися со своими камерами японцами ( они не знают, что даже в церкви трудно сфотографировать Бога). Жаль, что я не был один, иначе бы я сел на отполированную веками скамью и… Даже не знаю, что бы я делал, видимо, сидел бы там до сих пор…

Немного найдется английских фраз, которые я произношу уверенно. Спросить сколько сейчас времени – мой конек. Если спросить об этом каталанца, постукивая для убедительности двумя пальцами по запястью, он, не останавливаясь, ответит по-испански (или по-каталонски?). Из чего можно смутно разобрать знакомое по «трэс сэрбэза» (три пива) слово «трэс». А теперь представьте много ли найдется у нас людей, которые на вопрос иностранца: What time is it ? ответят по-русски: «Без пятнадцати девять» и без остановки пойдут дальше.

Один, два, пять, десять раз мы возвращаемся к вчерашнему матчу. В любой компании и с каждым разумеющим по-русски человеком: Сонгайла, Холден, Холден, Александер, Бодирога, Фучка, Сонгайла, Сонгайла, Фучка, Бодирога, Холден, Хряпа, Моня, Ивкович, Сонгайла, Сонгайла, Сонгайла…. Говорим одно и то же и каждый раз это звучит по-новому, но ничего не изменить. Можно лишь утешиться тем, что обыграть нас можно, но победить - нельзя и неси-ка, сеньор, еще пару бутылок по этому поводу…

Мои спутники – взрослые люди и ничему не удивляются. Время от времени они говорят: «Да…туретчина какая-то…», мы идем дальше и вдруг на нас обрушилась Саграда Фамилия. Для нее нет слов. Не только у меня, а вообще в русском языке. Может быть, почти нет: взрыв, болезнь, космос, безумие, Бог… Собор больше похож на громадную скалу, от которой атланты отсекли все лишнее, а потом их дети разукрасили этот орущий на непонятном наречии камень красками и цветным пластилином. Это еще одна вещь, о которой я собираюсь вспомнить перед смертью.
При том, что в самом центре стоит кран и не прекращается строительство, которое стало возможным после не столь давнего завещания некоего аргентино-каталанского миллионера и должно окончится к 2025 году.
И уж точно я не забуду о том, что было вечером и для чего все затевалось: два часа криков, танцев и прыжков под шелест цээсковских знамен в яростном окружении исступленных барселонцев.
Мои команды никогда не выигрывают и этот матч не стал исключением.
PS когда в перерыве нам налили безалкогольного пива, я понял, что Испания, по-прежнему, фашистская страна.

Утром мы пошли к морю. И когда я брел по пустынному средиземноморскому песку, мне вдруг стало не то, чтобы грустно и не то, чтобы я ощутил к себе жалость или понял что что-то не так в моей жизни и будто бы все это случилось со мной сразу: где-то в области затылка кто-то взял мой череп двумя пальцами и нежно, но ощутимо сдавил. Это продолжалось долго, пока я не выпил.
Сейчас все в порядке. Мимо меня взад-вперед бродят гордые каталанцы, а у всех знакомых мне русских – сиеста. Я сижу в одиночестве на тенистой скамейке и вслушиваюсь в шум незнакомого города. Слышен гул проезжающих мимо машин, птицы трещат, прямо напротив меня падает вода с акведука и, конечно же, повсюду чудная испанская речь.

С конца. Единственное, что меня сегодня удивляет – это то, что меня сегодня ничего не удивляет. А ведь еще вчера я был в далекой стране на берегу чужого моря. Это потому, что в Барселоне был не совсем я – человек работающий и человек отдыхающий – разные люди. Для этого, возможно, мы и делимся впечатлениями и щелкаем фотоаппаратами, что бы не забыть – вот ведь как я могу: ходить по улицам, озираясь по сторонам, разглядывать упавшие ветви деревьев, брести безо всякой цели непонятно куда и совсем не спешить, скучать по людям, которые издалека оказываются тебе слишком близки.

Знаете ли Вы, что когда в Барселоне в 1926 году впервые запустили по городу трамвай, то все прошло неплохо, кроме того, что одного человека все же задавили. К всеобщему удивлению им оказался архитектор Гауди. К чему это я? А к тому, что День Победы я должен встретить под аккомпанемент баскетбольной команды Красной Армии в столице Каталонии.

Я всегда лояльно относился к врачам, милиционерам и гаишникам и противоположная сторона ( тфутфутфу – три раза по столу) обычно отвечала взаимностью. Один мой знакомый священник, вернее даже близкий друг, поскольку когда-то мы были одноклассниками (он, по иронии судьбы, был комсоргом) – и вот этот господин рассказал мне вчера по пути на футбол ( водится за ним такой грешок) короткую историю, способную нарушить мое гражданское согласие.
Ехал он с Пасхи на своем раздолбанном втором гольфе и его остановил гаишник:
Батюшка? – Батюшка
Пили? – Не пил
А причащались? - ???! естественно
Значит пили, дыхните в трубочку и… далее по тексту.
Только вмешательство сильных мира сего уберегло его если не от утраты прав, то, по крайней мере, от ночной поездки в пикете на экспертизу в другой конец города. Так вот испортили человеку его профессиональный праздник – ничего святого – как ни крути.

Пару недель тому назад, чтобы скрасить ожидание купил книжку и пошел с ней в кафе. Я сделал заказ и сел за столик - ждать еще и кофе. Открыл книгу, прочитал пару абзацев и понял, что это всего лишь очередная моя инвестиция в книгопроизводство. Возможно, это лучше, чем приобрести бутылку водки, но, увы, одно обычно не исключает другого. Я оставил книгу на столе, когда забирал свой напиток и думал, что если ее сейчас украдут, то это будет ее единственный путь к своему читателю. Я ошибался.
Книга называлась «Условно пригодные». Автор, Питер Хег, был мне знаком – я хотел купить книгу с сюжетом. Здесь я ошибся вторично.
На 272 странице была изложена нетрудная мысль, которая мне, несложному человеку, показалась новой:
« Когда обнаруживаешь, что не существует никакого объективного внешнего мира, что ты знаком только с отфильтрованным и обработанным произведением, то нельзя не задуматься о том, что в этом случае остальные люди не что иное, как обработанная тень, а значит, получается, что каждый человек словно заточен внутри себя и изолирован своим собственным ненадежным аппаратом чувств. А от этого лишь шаг до мысли, что человек на самом деле одинок. Что мир состоит из разделенных сознаний, изолированных в своей чувственной иллюзии, плавающих в пустоте, лишенной каких-либо свойств»
Стр.286:
«Возможно пауки в приютском саду были умнее человека. Потому что они никогда не плели паутину более определенного размера» - не ново, но хорошо сформулировано.
На странице 292 я понял, что Хег неожиданно близок к теософу Друскину, который много лет таскал чемоданы со столь популярными ныне текстами своих друзей: «А что, если его (Бога) результат не был абсолютным, а лишь приблизительным? Возможно, приблизительным равновесием. Не чем-то, что должно улучшаться и совершенствоваться, а тем, что оказалось в более или менее готовом виде и в некотором равновесии» У Друскина: « некоторое равновесие с небольшой погрешностью».
Последняя цитата о времени (стр.296):
« В свое элементарной форме оно представляет собой невыразимое объединение узнавания и удивления, которые возникают, когда сознание сталкивается с движением мира. Оно является признанием того, что в каждом изменении содержится нечто, невиданное ранее, уникальное и необратимое, и нечто, всегда остающееся неизменным»
Примерно на этих страницах я осознал, что это не роман, а трактат о времени. Следуя тексту он автобиографичен и написан маргиналом, то есть человеком который находится за полями «нормальной» жизни, то есть именно таким человеком, кому сейчас позволительны размышления.
Я окончил чтение сегодня, несколько часов назад в некоторой задумчивости ни о чем. В том же состоянии на глаза мне попалась книга похожего на Вуди Алена – некого Стивена Хокинга «Краткая история времени». «Вроде как по теме»- подумал я и открыл оглавление:
Благодарности
Предисловие
1.Наше представление о Вселенной
2.Пространство и время
…
11.Заключение
дальше – Эйнштейн, Галилей, Ньютон, Словарь терминов и Послесловие
Решил начать с заключения. От первой фразы мне захотелось издать звук, который часто издает Грув в ответ на: «Хэй, диджей, поставь мой компакт диск!»
Вот эта фраза: «Мы живем в удивительном мире»

Сегодня в супермаркете "Максидом" играла музыка из французских комедий 70-х, и, если закрыть глаза, можно было увидеть придурковатого Пьера Ришара, обнимающего очередную блондинку на солнечном Лазурном побережье, а потом открыть глаза и уже в ярком электрическом свете понять: счастье - это когда ты покупаешь.

«Когда я сидел на полу перед ребенком и девочка спрашивала меня о завтрашнем дне, я понял, что она все еще стоит на равнине, но уже собирается входить в те туннели, в которых находится время»
Питер Хег «Условно пригодные» стр.162

Опаздывая на работу, утешал себя мыслями о том, что, в сущности, измерение времени - это профанация. Как можно измерять то, что невозможно себе даже представить?

А сейчас я буду долго и нудно рассказывать, как я провел выходные. Начало. СКИФ-7. Слишком много всего - много групп, много концертных площадок, много людей для которых все же слишком много пространства и питейных заведений, никаких очередей и точеи. Я не чувствовал себя дома, но все же заснул на каком-то авангардном выступлении. Через два часа меня разбудила сестра моего приятеля и это, пожалуй, первое приятное воспоминание, поскольку, чего уж греха таить - нечасто меня будят сестры приятелей. На этом шоу я был вдвоем с другом и ближе к утру мы поехали к его девушке. Следующий день мы провели, соответственно, втроем. Попили винца на каком-то мостике в Парке Победы и на трамваях поехали к центру, где после недолгих шатаний оказались в Ред Клабе на концерте, и это второе и неожиданно- приятное впечатление, швейцарской группы Dead Brothers a-la Tiger Lillies или Tom Waits. Концерт закончился и мы переместились к барной стойке, где к нам прицепились два иностранца - литовец ("Я не литовец - я еврей" - сказал он при знакомстве) и привычно уже унылый немец. Наши галлюциногенные разговоры заинтересовали еще и очень милую девушку-бармена, которая все же отказалась с нами выпить, поскольку совсем не пьет. И я понял, что это не мое. Совсем непьющие люди - это не мое. Следующим утром я вдруг понял, что не люблю творческих людей, точнее, что творческие люди - это тоже не мое. И мы решили оставить девушку моего друга. Причем навсегда. "Иногда все же хочется банального dolby surround'а с поп-корном."- сказал мой друг. Когда человек перестает быть тебе интересен - всегда чувствуешь облегчение. Тебе не нужно больше разбираться, что у него там скрыто внутри. Ты говоришь себе: "Определенно там что-то есть, только пусть это что-то там и остается". К тому же, у нас закончились деньги, то есть у нас не просто не было денег, а денег просто не было. Мы поехали на трех трамваях в Купчино, дабы кредитоваться у папы моего друга. Мы говорили вслух, каждый сам с собой, но поскольку делали это поочереди - создавалась видимость диалога. Пропечатанные солнцем идустриальные купчинские просторы - это третье приятное воспоминание. Я довольно долго ждал, прогуливаять вдоль авторынка и мой внешний вид отнюдь не выдавал во мне потенциального покупателя, лишь один простофиля спросил: Что ищем? Что бы украсть?- пришлось ответить. Потом я решил просуммировать номера всех припаркованных у автосервиса автомобилей. Но не успел. Мы поехали в одно кафе, потом в другое и у нас снова кончились деньги. Следующий кредит достался проще - мы встретили еще одного друга с девушкой и он дал мне пятьсот рублей до завтра. Я смотрел на него и думал, что мне нравится, что он такой депрессивный и что глядя на него никогда не хочется жить. Потом мы решили пойти в Молоко. Не потому,что не могли остановиться, не потому, что Молоко скоро закроют и не для того чтобы послушать Бабслей с новым барабанщиком, а просто так. Сил бодриться уже не было и мы сидели как два обморока среди беснующейся от счастья публики. Концерт закончился и мы разъехались по домам. Да чуть не забыл, у метро мне дали брошюру"Почему распадаются браки" и мне подумалось, что за эти три дня я, пожалуй, ни разу не соврал.

Сегодня утром я обратил внимание:
- на то, что на сайте Курехинского фестиваля – Ленинградский Дом Молодежи написан через «Е» – Лененградский – придется съездить уточнить - не переименовали ли.
- на то, что после объявления по радио: «Московское время 9 часов 30 минут», в маршрутке три женщины посмотрели на часы, а один молодой человек на трубку, через мгновение все четверо удовлетворенно кивнули.
- на то, что бесплатная услуга «Касса», информирующая о ближайших пунктах приема платежей, перестает работать как раз в тот момент когда на счету Вашего телефона заканчиваются деньги.

Знаете ли Вы, что у Сервантеса, который в свое время изрядно испортил людям праздник скончавшись аккурат в День Книги ( как мне сообщили добрые люди), так вот, у Сервантеса в момент написания Дон Кихота было всего шесть зубов.

Пока кураж не прошел. Еще история. На этот раз – из моей жизни. Короткая. Начало как в фильме. Мы с друзьями более-менее регулярно ходим в баню и случаются у меня периоды, когда я прекращаю курить, употреблять алкоголь – не из идейных соображений, а так – для разнообразия. ( одна знакомая сказала, что такое характерно для склонных к шизофрении «циклоидов» – хороший ник пропал))) По этому поводу я подъехал к бане на машине. Завидев приближающегося приятеля, я решил пошутить, причем не напугать, а так- поприветствовать, поскольку машину он должен был узнать. И вот помигав для привлечения внимания дальним светом, темным зимним безлюдным вечером на рабочей окраине, я, прибавив газу, направил автомобиль прямо на него. Было темно и, по мере приближения, я стал замечать, что пальто, рост, походка и комплекция принадлежат моему приятелю, а вот лицо, уже достаточно искаженное - явно чужое. Торможу, на ходу открываю окно и максимально примирительным голосом говорю: простите пожалуйста, я, похоже, обознался. Человек, отдуваясь и тоже примирительно и даже с интересом: ты че, бля, киллер, что ли?

Утро выдалось безмятежным, возможно из-за визита в автосервис. Завораживающая атмосфера приемного покоя, когда все, что ты мог сотворить, уже случилось, и теперь с этим будут разбираться люди в комбинезонах, неотвратимо привела меня в мечтательное состояние, чему немало способствовало, то обстоятельство, что в советском авторемонте, как в хороших ресторанах, спешить не принято. Припекаемый скупыми, но все же солнечными лучами, в продолжение понедельничных посиделок вспомнил историю про моего школьно товарища под условным названием: «Вова и порнография». Мой дневник, мой товарищ, состояние блаженное(было))) – имею право изложить.
На заре перестройки в младые мои годы, не помню как, попал к Вове журнал до отказа наполненный совсем голыми женщинами. Обнаружив на развороте постер, Вова – человек маниакально педантичный и сражавшийся тогда за свою свободу (в своеобразном ее понимании), тут же повесил его(а точнее ее…свободу) на стену, за что был вознагражден скандалом со своей милой и очень импульсивной родительницей. Закончилось все примерно так. Вова: мама, это постер, он должен висеть на стене, а на столе, кстати, еще журнал лежит, можешь посмотреть. Мама: иди ты Вова-дурак на фиг со своим журналом. Я видела в сто раз круче. Уходит. Через пару дней настал черед тети, человека чрезвычайно интеллигентного, не входившего с ранних лет в вовину комнату без стука. Окончание разговора. Тетя: Вова, как ты мог, охи-ахи, да я в свои годы... никогда... чтоб такое... и на стену … (так называемая сексуальная революция только набирала в России свои обороты). Вова: успокойся, тетя и бери пример с мамы – она видела в сто раз круче. Мораль: когда сегодня утром вскрыли мою коробку, населяющие этот ангар люди тоже изрядно занервничали, мол, такой…коробки они еще не видели, пока не появился седой мастер и не сказал, что видел что-то похожее на Вовин постер, и в сто раз круче, чем сразу завоевал мое душевное расположение

И только человек не знает как нужно отвечать на вопрос - почему ты так холоден...

Ровно неделю назад - в день космонавтики - я нашел свою старую тетрадь. Ей семь лет. Я могу годами ничего не записывать, но иногда мне это зачем-то нужно. Одну запись хочу воспроизвести, ведь она так ясно напомнила мне целый период жизни.
Лев Толстой говорил, что искусство писать - это не искусство писать, а искусство вычеркивать. Видимо, семь лет назад я в большей мере обладал этим искусством, поскольку много зачеркнутых слов я решил оставить.
***
Текст.
***
Вчера мы решили посмотреть кино.
- Может купим чего-нибудь, - предложил я.
Т. промолчал и ответил робко: Давай, только у меня денег нет.
- Может три пива,- предложил я, поскольку Т. знал, что деньги у меня есть.
Откуда-то взялась пауза. Мы стояли в темноте двора и смотрели на ноги женщины. Женщины с ребенком.
- Так ты хочешь купить три пива...
- Да можно наверное..
- А может быть лучше водки. ноль пять.
***
Вова как всегда притворился, что ничему не удивляется, достал стаканы, которые не нравятся Т. и самому Вове не нравятся и он может достать рюмки, которые спрятала тетя, но не хочет ее огорчать, тем, что знает, где они лежат.(тетя-персонаж в значительной степени мифологизированный, особенно в свете последнего вовиного заявления, что тетя - это не какая-нибудь там тетя, а просто живая вовина совесть)
Мы засмеялись, сраженные вовиным остроумием.
Мы так долго смеялись, что Вова сказал: Да все идет давно - УЖЕ ВСЕ ТИТРЫ КОНЧИЛИСЬ!
Мы схватили водку и побежали кино смотреть.
А кино было такое жизненное. Мы пили водку и смотрели, разговаривали и смотрели, курили, смеялись и смотрели.
Мы сидели и смотрели и каждый, быть может, увидел в этом фильме себя ( кроме Вовы, конечно, которого нет нигде).
Свою маленькую и убогую жизнь маленького и убогого человека.
Нет, наверное, не хорошо поступил этот жестокий швед.
Ведь сказано:
наша суть -
наша Великая тайна
и никто не увидит как мы ничтожны...
***
Кино длилось три часа и окончилось в половине третьего ночи. Мы выпили водку, кофе и пошли на кухню поговорить.
Мы решили поговорить и напились пивом.
В шесть часов утра Вова сказал: Хорошо сидим, - и мы пошли по домам.
По пути мы каламбурили и опять много смеялись.
Перед сном я нашел на своем столе много нелепых слов. Вот они.