Я давно не давал интервью, потому что всегда сторонник повода. А если повода нет, то и говорить не о чем.

Мне не бывает стыдно перед другими, только перед собой, и есть у меня только один глобальный стыд — это пьянство. Я очень сильно пил. Но тогда стыда не было, а сегодня мне стыдно, потому что я понимаю, что просрал ту часть жизни, растранжирил. В ту пору я был животным — пьяным, сраным, замызганным, никудышным и бесполезным.

Как я бросил пить? Рассказываю. Сижу в своей комнате в Ленинграде и вдруг голос: «Устал?» — «Устал». — «Как жить будем дальше?» — «Не знаю». — «Хочешь начать все сначала?» — «Очень хочу». — «Ну ложись спать». И я лег уже, а голос вдруг говорит: «Но запомни, Сухоруков, лучше не будет, легче не станет. И одиночество будет преследовать тебя даже после того, как ты все начнешь сначала. Готов?» Я говорю: «Готов». И заснул. А когда проснулся, сдал все бутылки, купил килек в томате, вермишели коробку, сахар и начал убирать квартиру — намывать пол и стены.

Борьба с недостатками всегда индивидуальна. Общее средство может быть только от гриппа.

Ленинград меня принял, но не полюбил. А как можно жить без любви? Я там прожил 25 лет, а оказывается, не жил, а ждал, был придавлен одним глаголом прошедшего времени. Ждал каких-то перемен, ждал встреч, ждал любви. Но именно там я состоялся и оттуда вышел Сухоруковым.

Я сегодня живу год за три. Я живу так быстро, что даже торможу свой ход пятками.

Да, я говорю слово «кушать», и мне никогда не говорили, что этого делать нельзя. А если скажут, я развернусь и уйду. Я тебя оскорбил, что ли, этим или унизил? Только недалекие люди обращают на такое внимание. Воспитанный же человек просто улыбнется и, может быть, скажет: «Надо же, как звучит интересно».

Я чай из блюдца пью. Прихожу и наливаю в блюдечко.

Я аполитичен. Потому что я не все знаю. Так же, как и вы.

Я наголо бреюсь, потому что у меня плешь. Меня как Балабанов побрил, так я с тех пор и хожу по кинематографу бритоголовым. Но многие актеры, имея волосы, все равно бреются наголо — ищут харизму. Вот только харизма не в лысине.

В 1990-х говорили: господи, опять Сухоруков! Что они в нем нашли, урод уродом? И если Сухоруков герой, значит, такое время уродливое. Я тогда расстраивался, а сейчас этим горжусь. Если я олицетворяю время, значит, не зря живу.

У меня огромное количество призов, я даже мебель специально заказал, чтобы эти призы стояли на виду. Я смахиваю с них пыль, всем показываю. Потому что каждая премия, каждая дощечка и каждая игрушечка — это результат моего деяния, признание моей сущности. А что тут

Некоторые люди зовут меня Стиви — не часто, конечно, но случается. Бывает, я сажусь в такси, а водитель говорит: «Ого, Стиви». Но такие вещи меня не беспокоят.

Я люблю настоящих людей — таких, как Мартина Навратилова или Джонни Уилкинсон (британский регбист. — Esquire). Они поглощены тем, что делают. В таких людях отсутствует даже тень неестественности, и если они улыбаются, то улыбаются не для камер, а просто потому, что действительно счастливы.

Больше всего я жалею о том, что человечество изобрело селфи.

В 2003 году я заявился на мельбурнский кубок (ежегодные скачки, проходящие в Австралии. — Esquire) в весьма привлекательных шортах. Забавно, но именно это заинтересовало представителей прессы. Там были и сестры Хилтон (Пэрис и Ники Хилтон. — Esquire), но своими шортами я посягнул на столь драгоценное для сестер внимание — и отнял его у них.

Если я что-то и ненавижу, так это вечеринки.

Полагаю, я все еще удерживаю абсолютный рекорд по количеству сказанного на британском телевидении слова «fuck». Как-то я участвовал в теледебатах, и, доказывая, что в природе существует совсем немного синонимов этого слова, я употребил его двадцать или тридцать раз. Хочется думать, что Кеннет Тайнан (театральный критик, считающийся первым, кто произнес слово «fuck» на британском телевидении. — Esquire) мог бы мною гордиться.

В «Звездных войнах» я бы, конечно, выбрал темную сторону. На темной стороне лучше реплики, лучше костюмы, лучше музыка и вообще больше возможностей себя показать — то, что актеры любят больше всего.

Должен признаться, мне не предлагают те роли, от которых отказался Брэд Питт.

Сообщив общественности, что я гей, я усложнил себе изображение на экране убедительных отношений с противоположным полом. Но для меня не составляет труда поцеловать женщину — я могу и лягушку поцеловать, если угодно.

Кокаин я впервые попробовал в 1986-м. Мои руки тогда тряслись. Потом я потратил на него десятки, если не сотни тысяч фунтов — а еще больше часов и дней. К концу 1980-х я не выходил вечером из дома без 3-4 граммов в кармане. Я бы скорее вышел из дома без ног. Сегодня я не порекомендую кокаин даже злейшему врагу.

Если кто-то считает, что я должен быть арестован за употребление в прошлом наркотиков, я не возражаю. Но я единственный, кто пострадал от своих действий.

Люди часто говорят, что мне не следует называть себя атеистом, а лучше называть себя агностиком. По их мнению, я не могу знать, что Бога нет, а значит я агностик. Но Бертран Рассел великолепно ответил подобным советчикам много лет назад. Он сказал: «Множество вещей так или иначе находится вне сферы абсолютного знания, но позвольте мне предложить вам сведения о том, что на орбите Венеры вращается заварной чайник, однако положение этого чайника таково, что мы не можем его видеть. И если кто-то будет утверждать, что такой чайник существует, я не буду заявлять, что он не прав.