В школе я была гадким утенком, белой вороной, одиночкой, ботаником... называйте, как хотите. Конечно же, я не отличалась красотой, и потому девчонки обходили меня стороной. Мальчишки при каждом удобном случае пытались меня задеть, дернуть за косичку, стащить портфель, или вырвать из тетради лист с домашним заданием...
Да, попадало мне иногда крепко. Сложно представить, как прошли бы мои школьные годы, если б не Мишка... В каком классе это было? Кажется, в третьем... или все-таки в пятом. Хотя, какое значение это имеет, если моя школьная жизнь и в первом, и во втором, и в третьем классе не отличалась разнообразием. Это была перемена между вторым и третьим уроком. Я доставала учебник по математике (это я запомнила), как ко мне подлетел Андрей Вислов и выхватил его из рук. Не знаю, что на меня тогда нашло, может, мне просто надоели эти издевательства, но я подбежала к Вислову и ударила его со всего размаху по спине. Изумленный, он повернулся ко мне. Мой несчастный учебник по математике выпал у него из рук. Что-что, а такой наглости от меня он не ожидал. Его лицо стало бледным, а и без того маленькие глаза сузились от злобы так, что невозможно было разглядеть, какого они цвета. Я стояла не шевелясь, ожидая на себе выплеска его злобы. От страха я закрыла глаза и в следующее мгновение... ничего не произошло. Я открыла глаза и увидела перед собой спину Мишки, он загородил меня собой и исподлобья смотрел на Вислова. От такого неожиданного поворота событий Андрей Вислов окончательно растерялся, у шел в сторону. Миша повернулся ко мне. «Ты в порядке?» - спросил он меня тогда. Я молчала. Впервые я увидела его синие, нет, не голубые, именно синие глаза. Они смотрели на меня так, как никто и никогда на меня не смотрел, и от этого мне стало не по себе. Не привыкла я к теплу в этой школе, а тут... Я по-прежнему молчала и тонула в синеве его синих глаз. Только звонок на урок вернул меня к реальности и я, подняв учебник, села за парту.
Да, именно с тех пор все изменилось. Нет, издевательства надо мной все же продолжались, только теперь ко мне присоединился и Мишка. Андрей Вислов со своими друзьями подкараулил его после уроков на школьном дворе и задал ему такую взбучку, что Мишка еще две недели ходил с синяком под глазом. Но и это продолжалось недолго. В конце концов мы выросли, а Мишка, так тем более. Он очень окреп, возмужал и уже, наверное, в классе девятом, он дал драчунам такой отпор, что ни один из них не приближался больше ни к нему, ни тем более ко мне. Самое смешное, что почти к выпускному мы с Мишкой стали любимчиками класса. Ни одна тусовка не проходила без нас, и ни одна девчонка не появлялась на этой тусовке, не посоветовавшись с мной, что ей лучше всего надеть.
Все меняется, но одно оставалось неизменным. С того самого дня, как Мишка защитил меня перед Андреем, мы не расставались с ним ни на минуту. Мы всегда сидели за одной партой. Списывали друг у друга домашнее задание, заступались друг за друга не только перед одноклассниками, но и перед своими родителями, если в этом была необходимость. Даже летом мы умудрялись оставаться вместе. И если все же одному из нас неизбежно светил оздоровительный лагерь, то в том, что другой поедет в этот же самый лагерь и окажется в том же самом отряде, не было сомнений. Даже ночь разлуки казалась нам вечностью, и потому мы нередко, дождавшись пока все уснут, сбегали из корпусов и еще часами под синевой звезд на приглянувшемся нам дереве говорили ни о чем, или просто молчали... о многом.
Мы не уставали друг от друга никогда. Мы никогда не ссорились. Нам всегда было о чем поговорить. Как оказалось, у нас было много общих интересов. Мы вместе записались на бальные танцы, да, мы были красивой парой. Зимой мы ходили в бассейн и катались на коньках. Летом, уже постарше, мы занялись туризмом. Одним словом, на месте мы не сидели. Кто-то из классиков, уж простите мне мою забывчивость, сказал, что любовь — это не когда люди смотрят друг на друга, а когда они смотрят в одну сторону. Вот мы с Мишкой смотрели в одну сторону, мы дышали одним глотком воздуха на двоих, мы думали одной мыслью, мы жили одной жизнью. Но при этом мы никогда не говорили о любви. Мы просто воспринимали друг друга, как само собой разумеющееся, и этого нам было достаточно. Просто грех — просить у жизни большего.
Ах, да! Я же совсем не написала о себе и о своей семье. Я росла любимым и единственным ребенком в семье. Поэтому мама с папой не чаяли во мне души. Папа еще в утробе матери называл меня своим цветочком, и потому при рождении не было сомнений в том, чтобы назвать меня Лилией. С детства у меня были белокурые волосы и они совсем не утратили свой белизны с возрастом. Глаза — голубые, а губы — алые. Но, как я уже писала, прелести моего лица скорее делали меня гадким утенком, нежели прекрасным лебедем. Не знаю, к счастью ли, но уже в старших классах все изменилось, и даже Андрей Вислов начал на меня «по особенному» засматриваться. Большего себе не позволял, теперь он уже побаивался моего Мишки.
Наша
Читать далее...