Зима

Только ёлочки упрямы —

зеленеют — то во мгле,

то на солнце. Пахнут рамы

свежим клеем, на стекле

перламутровый и хрупкий

вьется инея цветок,

на лазури, в белой шубке

дремлет сказочный лесок.

Утро. К снежному сараю

в гору повезли дрова.

Крыша искрится, по краю —

ледяные кружева.

Где-то каркает ворона,

чьи-то валенки хрустят,

на ресницы с небосклона

блёстки пёстрые летят…

1919 г.

Владимир Набоков (1899 - 1977)

Медлительнее снежный улей,

Прозрачнее окна хрусталь,

И бирюзовая вуаль

Небрежно брошена на стуле.

Ткань, опьяненная собой,

Изнеженная лаской света,

Она испытывает лето,

Как бы не тронута зимой;

И, если в ледяных алмазах

Струится вечности мороз,

Здесь — трепетание стрекоз

Быстроживущих, синеглазых.

1910 г.

Осип Мандельштам (1891 - 1938)

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени,

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,

Все равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно?

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе,

Зря ли я столько сил разбазарил.

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял.

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял.

В. Высоцкий

СОНЕТ 90

Уж если ты разлюбишь - так теперь,

Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.

Будь самой горькой из моих потерь,

Но только не последней каплей горя!

И если скорбь дано мне превозмочь,

Не наноси удара из засады.

Пусть бурная не разрешится ночь

Дождливым утром - утром без отрады.

Оставь меня, но не в последний миг,

Когда от мелких бед я ослабею.

Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,

Что это горе всех невзгод больнее,

Что нет невзгод, а есть одна беда -

Твоей любви лишиться навсегда.

Уильям Шекспир (пер. С. Маршака)

Иосиф Бродский.

Чёрный конь.

В тот вечер возле нашего огня

увидели мы чёрного коня.

Не помню я чернее ничего.

Как уголь были ноги у него.

Он чёрен был, как ночь, как пустота.

Он чёрен был от гривы до хвоста.

Но чёрной по-другому уж была

спина его, не знавшая седла.

Недвижно он стоял. Казалось, спит.

Пугала чернота его копыт.

Он чёрен был, не чувствовал теней.

Так чёрен, что не делался темней.

Так чёрен, как полуночная мгла.

Так чёрен, как внутри себя игла.

Так чёрен, как деревья впереди,

как место между рёбрами в груди.

Как ямка под землёю, где зерно.

Я думаю: внутри у нас черно.

Но всё-таки чернел он на глазах!

Была всего лишь полночь на часах.

Он к нам не приближался ни на шаг.

В паху его царил бездонный мрак.

Спина его была уж не видна.

Не оставалось светлого пятна.

Глаза его зияли, как щелчок.

Ещё страшнее был его зрачок.

Как будто был он чей-то негатив.

Зачем же он, свой бег остановив,

меж нами оставался до утра?

Зачем не отходил он от костра?

Зачем он чёрным воздухом дышал?

Зачем во тьме он сучьями шуршал?

Зачем струил он чёрный свет из глаз?

Он всадника искал себе средь нас.

1962

Жизнь пронеслась без явного следа.

Душа рвалась — кто скажет мне куда?

С какой заране избранною целью?

Но все мечты, всё буйство первых дней

С их радостью — всё тише, всё ясней

К последнему подходят новоселью.

Так, заверша беспутный свой побег,

С нагих полей летит колючий снег,

Гонимый ранней, буйною метелью,

И, на лесной остановясь глуши,

Сбирается в серебряной тиши

Глубокой и холодною постелью.

1864 г.

Никого не будет в доме,

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев

Быстрый промельк моховой,

Только крыши, снег, и, кроме

Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,

И опять завертит мной

Прошлогоднее унынье

И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне

Неотпущенной виной,

И окно по крестовине

Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере

Пробежит сомненья дрожь, -

Тишину шагами меря,

Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься у двери

В чем-то белом, без причуд,

В чем-то, впрямь из тех материй,

Из которых хлопья шьют.

1931 г.

Борис Пастернак (1890 - 1960)

Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? — Чья победа? —

Кто побежден?

Все передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?

Все дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце — Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?

1914 г.

Марина Цветаева (1892 - 1941)

В хрустальный шар заключены мы были,

и мимо звезд летели мы с тобой,

стремительно, безмолвно мы скользили

из блеска в блеск блаженно-голубой.

И не было ни прошлого, ни цели,

нас вечности восторг соединил,

по небесам, обнявшись, мы летели,

ослеплены улыбками светил.

Но чей-то вздох разбил наш шар хрустальный,

остановил наш огненный порыв,

и поцелуй прервал наш безначальный,

и в пленный мир нас бросил, разлучив.

И на земле мы многое забыли:

лишь изредка воспомнится во сне

и трепет наш, и трепет звездной пыли,

и чудный гул, дрожавший в вышине.

Хоть мы грустим и радуемся розно,

твое лицо, средь всех прекрасных лиц,

могу узнать по этой пыли звёздной,

оставшейся на кончиках ресниц…

1918 г.

Владимир Набоков (1899 - 1977)

 

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины желто-красной,

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь

Пушистый кот, мурлыкает умильней,

И яркий загорается огонь

На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь

Крик аиста, слетевшего на крышу.

И если в дверь мою ты постучишь,

Мне кажется, я даже не услышу.

Анна Ахматова. 1912

Не знают истины потомки,

Не знали будущего предки,

Душа чужая - как потемки,

Своя душа - как птица в клетке.

Мы одинокие обломки.

Чьи мы потомки? Чьи мы предки?

Мы как оборванная пленка,

Мы как обломанные ветки.

На пьесу наша жизнь похожа,

Мир - театр, занавес - туман.

Мы люди. Нам всего дороже

Нас возвышающий обман.

Идем по призрачным дорогам,

Играем в прятки с давних пор,

Чтоб так играть, какой же с Богом

Мы заключили договор?

Заняв у вечности мгновенье,

Мы доживаем не спеша.

И после долгого терпенья

Из нас, как Божий знак спасенья,

Как выстрел, вырвется Душа.

Валентин Гафт

 

У памяти моей дурное свойство,—

любая пакость будет долго тлеть.

Хочу прогнать больное беспокойство,

но не могу себя преодолеть.

 

Как в безразмерной камере храненья,

в сознаньи — чемоданы и мешки,

в которых накопились оскорбленья,

обиды, униженья и щелчки.

 

Не в силах изменить свою природу,

я поименно помню всех врагов.

Обиды-шрамы ноют в непогоду…

К прощенью я, простите, не готов.

 

В самом себе копаюсь я капризно,

на свалке памяти я черт-те что храню…

Обидчиков повычеркав из жизни,

я их в воображеньи хороню.

 

Быть может, признавать все это стыдно,

и я раскрыл свой неприглядный вид.

Но что же делать, если мне — обидно!..

Мое сознанье — летопись обид!

 

У памяти моей дурное свойство,—

я помню то, что лучше позабыть.

Хочу прогнать больное беспокойство,

но не могу себя переломить.

 

Эльдар Рязанов

 

Я очень тоскую,

Я б выискать рад

Другую такую,

Чем ехать назад.

Но где же мне руки

Такие же взять,

Чтоб так же в разлуке

Без них тосковать?

Где с тою же злостью

Найти мне глаза,

Чтоб редкою гостьей

Была в них слеза?

Чтоб так же смеялся

И пел ее рот,

Чтоб век я боялся,

Что вновь не придет.

Где взять мне такую,

Чтоб все ей простить,

Чтоб жить с ней, рискуя

Недолго прожить?

Чтоб с каждым рассветом,

Вставая без сна,

Таким же отпетым

Бывать, как она.

Чтоб, встретясь с ней взглядом

В бессонной тиши,

Любить в ней две рядом

Живущих души.

Не знать, что стрясется

С утра до темна,

Какой обернется

Душою она.

Я, с нею измучась,

Не зная, как жить,

Хотел свою участь

С другой облегчить.

Но чтобы другою

Ее заменить,

Вновь точно такою

Должна она быть;

А злой и бесценной,

Проклятой,— такой

Нет в целой вселенной

Второй под рукой.

Константин Симонов

Все будет так же после нас. 

А нас не будет. 

Когда нам жизнь сполна воздаст - 

У мира не убудет. 

По небу скатится звезда 

Слезой горючей. 

И не останется следа - 

Обычный случай. 

Я вроде смерти не боюсь, 

Хотя нелепо 

Порвать загадочный союз 

Земли и неба. 

Пусть даже ниточкой одной, 

Едва заметной, 

Став одинокой тишиной 

Над рощей летней. 

Негромкой песней у огня, 

Слезою поздней. 

Но так же было до меня. 

И будет после. 

И все ж расстаться нелегко 

Со всем, что было. 

И с тем, что радостно влекло 

И что постыло. 

Но кто-то выйдет в первый раз 

Вновь на дорогу. 

И сбросит листья старый вяз 

У наших окон. 

Все будет так же после нас. 

И слава богу! 

АНДРЕЙ   ДЕМЕНТЬЕВ

Майе.

Когда февраль чернит бугор 

И талый снег синеет в балке, 

У нас в Крыму по склонам гор 

Цветут весенние фиалки. 

Они чудесно проросли 

Меж влажных камней в снежных лапах, 

И смешан с запахом земли 

Стеблей зелёных тонкий запах. 

И ваших писем лепестки 

Так нежны, тонки и легки, 

Так чем - то вещим сердцу жалки, 

Как будто бьётся, в них дыша, 

Тёмно - лиловая душа 

Февральской маленькой фиалки. 

Максимилиан Волошин

Молитва

Это я, господи!

Господи — это я!

Слева мои товарищи,

справа мои друзья.

А посередке, господи,

я, самолично — я.

Неужели, господи,

не признаешь меня?

Господи, дама в белом —

это моя жена,

словом своим и делом

лучше меня она.

Если выйдет решение,

что я сошел с пути,

пусть ей будет прощение:

ты ее отпусти!

Что ты значил, господи,

в длинной моей судьбе?

Я тебе не молился —

взмаливался тебе.

Я не бил поклоны,

не обидишься, знал.

Все-таки, безусловно,

изредка вспоминал.

В самый темный угол

меж фетишей и пугал

я тебя поместил.

Господи, ты простил?

Ты прощай мне, господи:

слаб я, глуп, наг.

Ты обещай мне, господи,

не лишать меня благ:

черного теплого хлеба

с желтым маслом на нем

и голубого неба

с солнечным огнем.

Борис Слуцкий

Внимая ужасам войны, 

При каждой новой жертве боя 

Мне жаль не друга, не жены, 

Мне жаль не самого героя... 

Увы! утешится жена, 

И друга лучший друг забудет; 

Но где–то есть душа одна – 

Она до гроба помнить будет! 

Средь лицемерных наших дел 

И всякой пошлости и прозы 

Одни я в мире подсмотрел 

Святые, искренние слёзы – 

То слёзы бедных матерей! 

Им не забыть своих детей, 

Погибших на кровавой ниве, 

Как не поднять плакучей иве 

Своих поникнувших ветвей... 

Николай Некрасов

Закончен путь, корабль причалил,

Нет больше места для маневра;

Слова паролем прозвучали:

"Привет! На все четыре ветра!"

Так херувимы, может быть,

Тебя почтительно встречают,

К друзьям берутся проводить

И путь цветами устилают.

Твой кормщик - непростой герой,

Он образец особой стати,

Твоей наполнен красотой,

Исполнен высшей благодати!

Средь всех буквально типажей -

Рябов - на высших пьедесталах!

Глубинней, ближе и живей -

Пожалуй, нет в киноанналах.

Я не входил в твой ближний список,

Но в этот памяти земной -

Навек останешься мне близок

И дорог схожестью одной:

Ты был на брата похож очень

И принял этот эпизод,

Когда однажды до полночи -

Мы пили, кажется, компот.

Одарен божеской рукой -

Особенным талантом щедро -

Достоинством и простотой,

Прощай! "На все четыре ветра!"

Николай Берсенёв

18 февраля 2022 г.

Ой, как это все знакомо:)

 

Делала ревизию платяного шкафа. Ничего нового: по-прежнему носить нечего и места нет. Разделила то, что не ношу на три кучки: если похудею, если потолстею, если сойду с ума. Все ситуации очень даже реальны.

 

Обнаружила огромное количество одежды «да чисто мусор вынести, до помойки и обратно». Именно эта одежда носится и в хвост и в гриву везде от магазина до посольства.

 

Нашла 25 штук прикольных футболок из категории «ну не выкидывать же из-за такого маленького пятнышка/дырочки/растянутого выреза». Сложила стопочкой. Туда же мягкую старую пижамку. Полиняла? Зато удобная как крылышко ангела.

 

Справа висит добротная одежда на выход: пиджаки, юбки, шелк и кашемир. Выгляжу в ней серьезной женщиной, матерью семейства. Любо-дорого посмотреть. Не ношу никогда. Рядом с этим всем затесалась рваная худи с «Король и Шут». А вдруг я внезапно стану на 20 лет моложе?

 

Вот красный пиджак с люрексом. Отличная вещь, чтобы ходить в школу на собрания. Приходишь в нем вся такая загадоШная, как Леди Гага и Остин Пауэр в одном лице и учителя сразу понимают, что не стоит ожидать от моих детей слишком многого. А вот в этом очаровательном розовом горошке похороните меня, если что… Это очень разрядит атмосферу на кладбище. Так поржать редко когда удается.

 

Это полка для вещей, которые надо только слегка укоротить/распустить/ушить/перешить и я сразу как начну носить! Некоторым экземплярам лет 7-8 и это не предел. А прямо над ней другая полка: «Ну да, это уже не носят. Но мода циклична и когда-нибудь опять вернется, а у меня уже есть клёш/казаки/воротник жабо/лапти».

 

Отдельный уголок для вещей, ценных как память. Я в этом была на первом свидании с мужем/защищала диплом/попала в милицию/видела Киркорова. И вообще — не старье, а винтаж. Еще лет 15 — и будет стоить больших денег, вот увидите.

 

Категория «Не знаю, где были мои глаза, когда я покупала эту хрень. Не подходит ни к чему в гардеробе. Но дорогой бренд. Как можно выбросить?» Туда же отнесем секси-платье для званного вечера. Одевалось один раз, в голую спину дуло, на подол наступили, в декольте пялились официанты. Больше никогда не надену. Но пусть висит.

 

Познакомьтесь, это мои 50 пар джинсов. Нет, они все синие по-разному. Да, ношу из них только две штуки. Но друзей не предают. Некоторые со мной были еще до замужества.

 

Познакомьтесь, вот моя боль в прямом смысле этого слова: полка с обувью, в которой я могу только сидеть. Но зато очень красиво и элегантно сидеть. А носить я буду опять эти 10 пар кедиков. Что значит обувь бомжей и им пора на помойку? Руки прочь, они так выглядели еще при покупке!

 

И обязательно, обязательно каждый год находится хотя бы одна вещь под кодовым названием «Господи, что это?»

 

Автор: Жанна Шульц

 

 

Самым интересным в нём была моя любовь, а теперь — ничего особенного.

Марта Кетро