Я знал Бориса. Не близко, но знал. Знал все же настолько, что был с ним на «ты». Впрочем, это не трудно. Он был одним из тех людей, с которым на «ты» переходишь при самом даже поверхностном знакомстве.

Он всегда производил впечатление человека счастливого, свободного и легкого, даже легкомысленного. Такой Моцарт от политики. Да, такие, увы, слишком долго не живут.

Он был не просто живым, а как-то вызывающе живым. А это качество всегда оскорбительно для мертвых, особенно для тех мертвецов, что окоченевшими пальцами вцепились в плоть несчастной страны.

Уверен, что их ненависть ко всему живому, ко всему, что упорно не поддается действию трупного яда, неподдельна.

Я не знаю, кто убил Бориса и кто приказал это сделать. Если мы когда-нибудь об этом узнаем, то не скоро. Но мы все знаем, кто инспирирует и кто конструирует ту общественную атмосферу, где такие убийства не только возможны, но и, в общем-то, неизбежны.

Я не знаю, кто конкретно убил Бориса - убил картинно, театрально, можно сказать «образцово-показательно», убил в самом сакральном, извините за выражение, месте столицы.

[343x248]

Расставание неизбежно. Вменяемым русским России потребуется в ближайшее время немало мужества, чтобы это принять и понять.

Мы были в своей стране кем-то вроде прокаженных на протяжении последних девяти месяцев. Независимо от наших политических взглядов, все мы, не поддержавшие аннексию Крыма и развязывание братоубийственной войны на Востоке Украины, в один день стали национал-предателями, «пятой колонной» и изгоями, порой даже в собственных семьях. Мы выдержали колоссальный прессинг ненависти и отвержения только потому, что голос собственной совести стал для нас непреодолимым препятствием, перекрывшим все ходы к отступлению. И хотя у нас не хватало ни сил, ни мужества, чтобы пойти против обезумевшей толпы, мы не могли пойти и против себя, а потому, все, что нам оставалось – стоять в стороне, не присоединяясь ко всеобщей истерии, ибо слов наших никто слышать не хотел.

А потому мы начали поддерживать украинцев. Чем и как могли. В ситуации всеобщего помешательства соотечественников это стало нашим спасением – поддерживать тех, кому было гораздо хуже, чем нам, по вине нашей страны. Оглядываясь назад, я вижу, что лично для меня это было единственной возможностью оставаться хоть в каком-то мире с собой, потому что чувства омерзения, ужаса и стыда не покидало меня ни на минуту все это время.

Да, это тоже было борьбой. Борьбой бессилия против всеобщего безумия. Оно длилось ровно девять месяцев и завершилось красиво: 16 марта – референдум о присоединении Крыма к России; 16 декабря – «черный вторник» — тотальный обвал российской экономики. Нам не жалко. Мы предупреждали, что все идет именно в этом направлении. Еще в марте мы видели, что вектор развития ситуации ведет к экономическому краху России. Для полноты морального поражения России необходим еще и военный разгром на полях сражений. От Украины, которой «не существует как государства». Это неизбежно произойдет и станет жирной чертой под всем этим позорнейшим периодом в истории моей страны: России больше нет.

Как нет больше никакого «интеллектуального русского национализма», руки которого по локти в крови славянских братьев: не только украинцев, но и русских Донбасса, ставших заложниками «проекта Новороссия»; и русских солдат, и добровольцев, навербованных из депрессивных российских городков и селений идти и погибать за иллюзорные цели. Несколько тысяч русских людей удобряют сейчас украинский чернозем на полях Донбасса стараниями господ националистических интеллектуалов. «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт. 4:10), а потому быть русскому национализму изгнанником и скитальцем до конца времен.

Сегодня мы уже можем утверждать – Украина победила. Одержала огромную моральную победу. Сплотилась перед лицом агрессора. Сформировала гражданскую нацию, в которой этническая принадлежность вторична и является культурной особенностью. Русские Украины являются национальным меньшинством в составе украинской гражданской нации и ее неотъемлемой частью.

И вот теперь нам, вменяемым русским России, наступает пора уходить. Уходить в Россию, которой больше нет, и в которой мы так же являемся национальным меньшинством. В нашу несчастную страну, которая так и не избавилась от имперского безумия, и не помышляет о покаянии и вине, а в очередной раз стоит на пороге «прозрения», которое, по словам Д. С. Лихачева, бывает еще более мерзким, чем предшествовавший ему «обман». Мы поддерживали вас, украинцы, чем и как могли. Словом и делом. Молитвой и денежными переводами в поддержку ваших волонтеров и солдат. Мы и дальше готовы это делать столько, сколько будет нужно, но наступает момент, когда мы должны осознать: нам пора уходить. Украина не наша страна. Нам все менее интересны ее внутренние дела: украинская политическая кухня, дрязги украинских публичных персон, драки в Раде, скандалы в СМИ. Все это — совсем не наше дело. И если уж набраться мужества до конца, то мы вынуждены будем