"Отличница"
Сергей Митрофанович Годына (1921 - 2012)
Почтовая открытка; изд. Министерства связи СССР, 1956
Мое фото. 1960 или 1961год
Что наша жизнь?
То - недописанный роман,
Смятение чувств, ошибки и обман.
Сплетение судеб, душ незримый стон,
Когда сердца не бьются в унисон.
И снова поиск, всплеск нечаянной мечты,
Слова любви прекрасны, как цветы.
Известно, что не долог век цветов.
И умирает бедная любовь.
Любовь ли это? Нет - опять обман.
Опять мираж. Рассеявшись - туман,
Вдруг обнажает чувственности ложь.
И сотрясает душу снова дрожь.
Быть может, кто-то там, среди светил
Напополам все души разделил?
И разбросал их по земле, как семена:
Найдутся пары, то получат все сполна.
Одним везет две половиночки собрать,
Другим всю жизнь приходится искать,
А третьи, принимая испытание,
Хранят союз... поправ души метание.
Б.Ахмадулина
Это цитата сообщения Diana52 Оригинальное сообщение
Иранский художник Ahmad Haraji
Иранский художник Ahmad Haraji родился 1969 году в древнем городе Boroujerd, в западной части Ирана. Рисует с 14 лет. Его первым учителем был один из величайших художников - реалистов Ирана Rahim Navehsi. В 18 лет поступил в Академию изобразительных искусств в Тегеране, на факультет графический дизайн. Во время второго курса начал преподавать в той же академии. После окончания университета посещал курсы по иллюстрации, при той же академии. Работал с несколькими художественными галереями. Это было хорошее время, чтобы улучшить свою технику. С 2000 года живет и работает в Нидерландах, в 2006 году окончил Высшую художественную Академию Минервы в Гронингене.
Адольф Бугро, Вернер Вебер - фавориты художника. Свет и тень - его вдохновение.
Горящими листьями пахнет в саду.
Прощайте, я больше сюда не приду.
Дымится бумага, чернеют листы -
Сжигаю мосты, сжигаю мосты.
Чернеют листы, тяжелеет рука,
Бикфордовым шнуром дымится строка.
Последние листья, деревья пусты -
Сжигаю мосты, сжигаю мосты.
Чернеют листы, тяжелеет рука,
Бикфордовым шнуром дымится строка.
Последние листья, деревья пусты -
Сжигаю мосты...
Прощайте, прощальный свершаю обряд.
Осенние листья, как порох, горят.
И капли на стеклах, как слезы, чисты.
Сжигаю мосты, сжигаю мосты.
Я больше уже не приду в этот сад,
Иду, чтоб уже не вернуться назад.
До ранней зеленой последней звезды -
Сжигаю мосты.
Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно всё в сердце и природе.
И вот я здесь с тобой в сторожке.
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.
Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.
Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.
Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.
Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!
Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.
Ты - благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты - отвага,
И это тянет нас друг к другу.
Борис Пастернак
Это цитата сообщения Feigele Оригинальное сообщение
Сомкните плотнее веки
И не открывайте век,
Прислушайтесь и ответьте:
Который сегодня век?
В сошедшей с ума Вселенной,
Как в кухне среди корыт,
Нам душно от дикселендов,
Парламентов и коррид.
Мы все не желаем верить,
Что в мире истреблена
Угодная сердцу ересь
По имени "тишина".
Нас тянет в глухие скверы -
Подальше от площадей,
Очищенных от скверны,
Машин и очередей.
И что для вас слеза ребенка значит?
Бывает, что из глаз его слезинки
Закапают, как летние дождинки.
И вытирая мокренькие щечки,
Вы улыбнетесь сыну или дочке -
В глазах ребенка солнце отразится,
В его улыбке - ваша повторится.
Бывают слёзы от большой обиды,
И вам, порою, их не сразу видно.
Слезинки постепенно набухают,
Срываются и медленно стекают.
И очень долго не проходят тучки
На личике упрямой почемучки.
А вы, характер выдержать стараясь,
Не подойдете, мирно улыбаясь.
Бывают же совсем иные слезы –
Горючие, отчаянные грозы.
В глазах испуг, мольба, незащищенность,
Большое горе, страх и обреченность.
А вы стараетесь обнять дитя покрепче,
Прижать с горячей нежностью к груди,
Чтобы от зла и страха уберечь его
И от всего недоброго спасти.
Достойны вы поэзии и прозы,
Благословенные ребенка слезы.
Ален Лябуэль — фотограф
Это цитата сообщения Радуга_над_Лондоном Оригинальное сообщение
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ЕВРЕЙСКОЙ МАТЕРИ СЫНУ.
(письмо Екатерины Савельевны Гроссман, матери выдающегося писателя Василия Семеновича Гроссмана, автора романа «Жизнь и судьба» - одного из лучших литературных произведений XX века)
«Витя, я уверена, мое письмо дойдёт до тебя, хотя я за линией фронта и за колючей проволокой еврейского гетто. Твой ответ я никогда не получу, меня не будет. Я хочу, чтобы ты знал о моих последних днях, с этой мыслью мне легче уйти из жизни.
Людей, Витя, трудно понять по-настоящему... Седьмого июля немцы ворвались в город. В городском саду радио передавало последние известия. Я шла из поликлиники после приема больных и остановилась послушать. Дикторша читала по-украински статью о боях. Я услышала отдалённую стрельбу, потом через сад побежали люди. Я пошла к дому и всё удивлялась, как это пропустила сигнал воздушной тревоги. И вдруг я увидела танк, и кто-то крикнул: «Немцы прорвались!» Я сказала: «Не сейте панику». Накануне я заходила к секретарю горсовета, спросила его об отъезде. Он рассердился: «Об этом рано говорить, мы даже списков не составляли»… Словом, это были немцы. Всю ночь соседи ходили друг к другу, спокойней всех были малые дети да я. Решила - что будет со всеми, то будет и со мной. Вначале я ужаснулась, поняла, что никогда тебя не увижу, и мне страстно захотелось ещё раз посмотреть на тебя, поцеловать твой лоб, глаза. А я потом подумала - ведь счастье, что ты в безопасности. Под утро я заснула и, когда проснулась, почувствовала страшную тоску. Я была в своей комнате, в своей постели, но ощутила себя на чужбине, затерянная, одна. Этим же утром мне напомнили забытое за годы советской власти, что я еврейка. Немцы ехали на грузовике и кричали: «Juden kaputt!» А затем мне напомнили об этом некоторые мои соседи. Жена дворника стояла под моим окном и говорила соседке: «Слава Богу, жидам конец». Откуда это? Сын её женат на еврейке, и старуха ездила к сыну в гости, рассказывала мне о внуках. Соседка моя, вдова, у неё девочка 6 лет, Алёнушка, синие, чудные глаза, я тебе писала о ней когда-то, зашла ко мне и сказала: «Анна Семеновна, попрошу вас к вечеру убрать вещи, я переберусь в Вашу комнату». «Хорошо, я тогда перееду в вашу» - сказала я. Она ответила: «Нет, вы переберетесь в каморку за кухней». Я отказалась, там ни окна, ни печки. Я пошла в поликлинику, а когда вернулась, оказалось: дверь в мою комнату взломали, мои вещи свалили в каморке. Соседка мне сказала: «Я оставила у себя диван, он всё равно не влезет в вашу новую комнатку». Удивительно, она кончила техникум, и покойный муж её был славный и тихий человек, бухгалтер в Укопспилке. «Вы вне закона» - сказала она таким тоном, словно ей это очень выгодно. А её дочь Аленушка сидела у меня весь вечер, и я ей рассказывала сказки. Это было моё новоселье, и она не хотела идти спать, мать её унесла на руках. А затем, Витенька, поликлинику нашу вновь открыли, а меня и ещё одного врача-еврея уволили. Я попросила деньги за проработанный месяц, но новый заведующий мне сказал: «Пусть вам Сталин платит за то, что вы заработали при советской власти, напишите ему в Москву». Санитарка Маруся обняла меня и тихонько запричитала: «Господи, Боже мой, что с вами будет, что с вами всеми будет...» И доктор Ткачев пожал мне руку. Я не знаю, что тяжелей: злорадство или жалостливые взгляды, которыми глядят на подыхающую, шелудивую кошку. Не думала я, что придётся мне всё это пережить.
Дебютный альбом в 1997 году писали силами приглашенных музыкантов. Это был уникальный проект: группа «Белый орел» вообще не гастролировала, так как Жечков был занят на работе, а отправлять на концерты другого человека было бы нелепым. Но когда популярность достигла апогея, Жечков решил явить себя миру (случилось это на новогоднем концерте на ОРТ в 1999 году), а затем создал концертный состав, фронтменом которого стал вокалист Михаил Файбушевич, некогда писавший песни для Софии Ротару.
Он не соответствовал темпераменту песен, исполненных Жечковым, и его голос был не похож на оригинал, поэтому вскоре его поменяли на Леонида Лютвинского, а петь вновь стал Жечков. Так продолжалось до 2002 года, пока не случилась трагедия — в автокатастрофе погибла 17-летняя дочь Жечкова, и он улетел во Францию и забросил группу на время. Но она продолжала жить. Хотя солисты менялись, последним новичком в 2010 году стал Александр Храмов, работающий с «Орлом» и сегодня (продюссировать ее продолжает Владимир Жечков).
Владимир Жечков. Отец русского гламура
«Белый орел» в Запарижье
Он был первым новым русским в масштабах страны. Он зажигал так широко, что только через десять лет Прохоров догнал его со своим Куршевелем, а Абрамович – со своей «Челси». Герой казино (его рекорд - 150 000 000 долларов), бывший медиамагнат и рекламный король Владимир Жечков сейчас одиноко живет на своей вилле под Парижем. Короче – былое и думы.
50 лет – неплохой возраст для подведения промежуточных итогов.
Особенно для человека, к ногам которого мир – материальный мир – улегся лет двадцать назад. Полная финансовая свобода, миллионы, яхты, частные самолеты, громкие похождения планетарного размаха от Лас-Вегаса до Caped’Antibes, желания, которые сбываются немедленно (со скоростью банковской проводки), дружба с олигархами, песни, которыми заслушивалась страна. «Как упоительны в России вечера! Любовь, шампанское… закаты…» Закаты. Удары судьбы посыпались один за другим: он потерял дочь-красавицу, похоронил лучших друзей, проиграл в казино 150 000 000 долларов.
Развелся с женой.
Олигархи не звонят.
Он живет один.
В своем доме.
Под Парижем.
Иногда его достает ностальгия.( Далее-источник-http://www.medved-magazine.ru/articles/Igor_Svinarenko_Vladimir_Jechkov.2391.html
Я счастье разбил с торжеством святотатца,
И нет ни тоски, ни укора,
Но каждою ночью так ясно мне снятся
Большие, ночные озера.
На траурно-черных волнах ненюфары,
Как думы мои, молчаливы,
И будят забытые, грустные чары
Серебряно-белые ивы.
Луна освещает изгибы дороги,
И видит пустынное поле,
Как я задыхаюсь в тяжелой тревоге
И пальцы ломаю до боли.
Я вспомню, и что-то должно появиться,
Как в сумрачной драме развязка:
Печальная девушка, белая птица
Иль странная, нежная сказка.
И новое солнце заблещет в тумане,
И будут стрекозами тени,
И гордые лебеди древних сказаний
На белые выйдут ступени.
Но мне не припомнить. Я, слабый, -бескрыл
Смотрю на ночные озера
И слышу, как волны лепечут без силы
Слова рокового укора.
Проснусь, и как прежде уверены губы,
Далеко и чуждо ночное,
И так по-земному прекрасны и грубы
Минуты труда и покоя.
Николай Гумилев
1908 год
фото-Igor Zenin
И так бывает, что прошлое не отпускает.
Что сил не остается, чтоб в настоящем жить.
И даже так бывает, что прошлое нам доставляет
Намного громче смех и вперед не позволяет плыть.
У каждого из нас в душе, внутри, таится чей-то голос,
И воспиминания о чем-то сжигают все вокруг.
Мы представляем тех, кто был когда-то дорог.
Или живем теплом любимых рук.
И так бывает, что прошлое мы отпускаем.
Но это лишь на время, и даже не на срок.
И зачастую понимаем, как много мы теряем,
На миг хоть забывая любимый прошлого урок.
И слышали вы часто, что люди говорят
Как много теплых чувств несет в себе наш взгляд.
Все это верно, ведь не спроста,
Влюбляемся мы сразу не в улыбку, а в глаза.
И так бывает, что прошлое нас заставляет
Ошибки совершать большие,
Чтоб научиться чувствовать, от этих чувств летать.
Чтобы затем познать все плюсы жизни,
И до конца воспоминания не растерять.
Copyright: Скворцова Наталья, 2013
С сайта http://www.inpearls.ru/
* * * *
Прошлое не нужно ворошить.
Что когда-то было — не вернется,
Иногда лишь эхом отзовется
И прошепчет: «Нужно дальше жить...»
Прошлое не знает перемен,
Не бывает в жизни повторений,
Как бы ни хотели — не изменим
Ценностей, привычных нам, обмен.
Прошлое не времени река
И всегда идет за нами следом,
В памяти витая легким ветром,
Только не вернется никогда...
Сержио Дэйви Коста
*****
Прошлое — это ночной звонок,
Голос, давно забытый,
Воспоминания за вином —
Лиц и имён, событий;
Прошлое — дом, где когда-то жил,
Улица, двор, соседи,
Школа начальная, падежи —
Год выпускной, рассветы.
Прошлое — город, район, река,
Кладбище и роддомы,
Новости — редко, издалека...
Господи, не о том мы!
Прошлое
Вот оно — на столе:
В паспорте штампик в раме,
Сумка, в которой полсотни лет,
Фотки и плёнки, домой билет,
Книжечка с номерами...
Этельзон М.
Всё, что было в прошлом, миновало,
И не изменить, не переделать...
Где-то нам любви не доставало,
В чём-то мы быть лучше не хотели.
О прошедшем часто сожалеем,
Об ушедших и поныне плачем...
Позабыть не можем, не умеем,
И живём вот так... А не иначе:
В полусне, в полулюбви, полуобмане,
То — грустим, то — радуемся, вроде...
Кто-то ищет «рай» на дне стакана,
Кто в других... и тоже не находит.
А, ведь, счастье где-то рядом светит.
Ну, а мы, опять его сторонкой
обойдём, и даже не заметим,
что оно, — в обьятиях ребёнка,
В небе, солнце, в нежности, и в дружбе,
В ясном дне, в улыбке, холодах...
В сердце нам его впустить лишь нужно,
И, впустив, оставить навсегда.
Я друга потерял, а вы мне о стране.
Я друга потерял, а вы мне о народе.
На чёрта мне страна, где лишь цена в цене,
На чёрта мне народ, где рабство и в свободе.
Я друга потерял и потерялся сам.
Мы потеряли то, что больше государства.
Нам нелегко теперь найтись по голосам.
То выстрел за углом, то вой ракет раздастся.
Я был немножко им, он был немножко мной.
Его не продал я, и он меня не продал.
Страна – друг не всегда. Он был моей страной.
Народ – неверный друг. Он был моим народом.
Я русский. Он грузин. Кавказ теперь, как морг.
Идёт людей с людьми бессмысленная битва.
И если мёртв мой друг, народ мой тоже мёртв,
И если он убит – страна моя убита.
Не склеить нам страну, что выпала из рук.
Но даже в груде тел, зарытых без надгробья,
Друг никогда не мёртв. Он потому и друг.
И ставить крест нельзя на друге и народе.
Евгений Евтушенко 1995г
8 марта - женский день!
Один из дней в году,
Когда Вы вносите во все улыбок теплоту,
Когда цветы цветут в душе!
И в этот светлый час, как прежде вновь
Пусть будет Вам сопутствовать:
Надежда, Вера и Любовь!
автор фото - forge2006
Несчётный счёт минувших дней
неужто не оплачен?
...Мы были во сто крат бедней
и во сто крат богаче.
Мы были молоды, горды,
взыскательны и строги.
И не было такой беды,
чтоб нас свернуть с дороги.
И не было такой войны,
чтоб мы не победили.
И нет теперь такой вины,
чтоб нам не предъявили.
Уж раз мы выжили.
Ну, что ж!
Судите, виноваты!
Всё наше:
истина и ложь,
победы и утраты,
и стыд, и горечь, и почёт,
и мрак, и свет из мрака.
...Вся жизнь моя — мой вечный счёт,
с лихвой, без скидок и без льгот,
на круг, — назад и наперёд, —
оплачен и оплакан.
Маргарита Алигер (1967г. )
Старики уезжали из старого дома
С грузом большой неуемной тоски.
Здесь не осталось даже знакомых,
Никто на прощанье не подал руки.
Старики уезжали из старого дома,
Где дедом забит каждый был гвоздь,
Где выросли дети, - не вырастут снова…
Где долгожданным каждый был гость.
Здесь жизнь протекала легко и неспешно,
А молодость долгой была.
Старуха теперь безутешна:
Лишается крова она.
Останутся старые метки
На твердом дверном косяке,
Где веселые резвые детки
Отмечали свой рост… Налегке
Старики уезжали к сыну
В чужой и холодный дом.
Лишь клен наклонил вдруг спину,
Помахал им резным листом.
Я прекрасных цветов
Букет соберу.
Я цветочек к цветочку
Для тебя подберу.
В нём цветы за заботу
И за нежность твою.
За любовь и внимание,
Что я в сердце храню.
За бессонные ночи
Над подушкой моей.
За советы, которых
Не бывает честней.
За терпенье большое
И доверие мне,
Есть цветы в том букете
За обиды тебе.
В нём цветы за умение
Прикрывать в трудный час
И за все чудеса,
Что творила не раз.
За уменье молчать
И секреты хранить,
Если надо, то грудью
Детей защитить.
Из прекрасных цветов
Мой огромный букет.
Он для лучшей из мам,
Мне родней тебя нет.
Школина Ирина
фото--koziuck.vladimir
Андрей Вознесенский
Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию —
ностальгию по настоящему.
Будто послушник хочет к господу,
ну а доступ лишь к настоятелю —
так и я умоляю доступа
без посредников к настоящему.
Будто сделал я что-то чуждое,
или даже не я — другие.
Упаду на поляну — чувствую
по живой земле ностальгию.
Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю —
обнимаю с такой тоскою,
будто кто-то тебя отнимает.
Одиночества не искупит
в сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
задыхаюсь по настоящему.
Когда слышу тирады подленькие
оступившегося товарища,
я ищу не подобья — подлинника,
по нему грущу, настоящему.
Всё из пластика, даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
а церковка...
И когда мне хохочет в рожу
идиотствующая мафия,
говорю: «Идиоты — в прошлом.
В настоящем рост понимания».
Хлещет чёрная вода из крана,
хлещет рыжая, настоявшаяся,
хлещет ржавая вода из крана.
Я дождусь — пойдет настоящая.
Что прошло, то прошло. К лучшему.
Но прикусываю, как тайну,
ностальгию по-настоящему.
Что настанет. Да не застану.
Одинокая старость просила,
пустите погреться
Не могу в одиночестве полном,
и мёрзнет душа
Вот осталась одна,
поразъехались дети по свету
Да с делами своими,
совсем позабыли меня
Пишут редко,
и в гости не едут
А не давно ещё,
Схоронила я мужа
Он, так рано покинул меня
А когда-то весь дом,
был заполнен ещё голосами
Вся большая семья,
окружала с любовью меня
Я прошу вас,
пожалуйста дайте согреться
Посижу у домашнего,
с ярким теплом очага
Я недолго, хоть краешком сердца,
отойду
Одиночество губит меня
Вам спасибо за всё
За приют и за ласку,
Пусть счастливою будет
Вся ваша большая семья
Не забудьте закрыть
За мной двери
Я под старость, совсем,
что-то стала бояться
Уносящего счастье и жизнь,
сквозняка …….
Автор фото-BAEv72
Стансы
Всё пережито, что возможно, Всё передумано давно, И всё так бледно, так ничтожно! Чего желать? Не всё ль равно! Рассудок чувству не уступит, А чувство ум клянёт назло, И память страстью не искупит Того, что время отняло. Не сметь любить, не сметь обидеть, Не сметь желать во цвете лет, Не знать, не чувствовать, не видеть, - Ужели блага выше нет? Фофанов Константин Михайлович
Август 1898