Это цитата сообщения Обреченный_параноик Оригинальное сообщение

Cпасибо девочка Ксюша.

 а время течёт независимо от того, позволяешь ли ты ему течь:

так однажды ты поймёшь, что лишь в тишине обретаешь речь,

что предназначенных встречаешь, даже когда избегаешь встреч,

теряешь - несмотря на то, что хотел сберечь.

 

так ложится вдоль позвонков небывалая лёгкость и пустота,

так среди разгульного пира хочется вдруг трезвости и поста,

если ты где-то и будешь дома, то только не здесь, а там,

где никто не окликнет тебя по имени,

не станет преследовать по пятам.

 

ты войдёшь по колено в мутную воду, и океаном станет река;

везде, где ты остановишься, ты будешь прибывшим издалека;

но где бы ты ни был, я знаю, ты тянешь руки к моим рукам:

в одной ладони граната, в другой - выдернутая чека.

Кошка, хочешь, я дам тебе слово?
Не гулять без шарфа, не пить спиртного,
Не хлопать дверью, ругаясь с мужем,
Не есть котлеты с картошкой на ужин,
Ни брату, ни другу не открывать сердце,
Не увлекаться сахаром, солью, перцем,
Даже если хочется, не звонить без дела,
Утром не спать, сколько хотела.
Не думать о прошлом, не мечтать о море,
Не писать стихи, даже если горе,
Незнакомым людям не распахивать двери.
Веришь мне, кошка? И я не верю.

Чуши не пороть.
Пораскованней.
– Дорогой Господь!
Дай такого мне,

Чтобы был свиреп,
Был как небоскрёб,
Чтобы в горле - слеп,
А во взгляде стёб,

Чтоб слепил глаза,
Будто жестяной;
Чтоб за ним как за
Каменной стеной;

Туже чтоб ремней,
Крепче, чем броня:
Чтобы был умней
И сильней меня;

Чтобы поддержал,
Если я без сил,
Чтобы не брюзжал,
Чтобы не бесил,

Чтобы был холён,
Чтобы был упрям,
Чтоб «У этой вон –
Идеальный прям!»

Чтобы, пыль вокруг
Каблуком клубя,
Он пришёл и вдруг –
«Я люблю тебя».

Мне нравится с ней:
— взахлёб какой-то нелепый спор
— переходить альпы и переплывать босфор
— обедать, ужинать, завтракать = просто есть
— шёпотом едким болтать про чужих невест
— кататься по городу, чайников матеря
— осознавать, что уже одиннадцатое октября
— кофе варить с поцелуями пополам
— на антресоли сваливать какой-то ненужный хлам
— обсуждать военные действия плана бэ
— делать горячие бутерброды и канапе
— в кинотеатрах смущать и охрану, и темноту
— слизывать кровь, размазанную по рту
— хлопать дверью (от ревности) и в ладоши (от сча)
— делать зарубки ножом на обоих плечах
— играть в дурака, но проигрывать каждый раз
— пить: чаще — бароло и кьянти, реже — шираз
— шипеть друг на друга, как змеи, тайком от всех
— малину искать в разбухшем за ночь овсе
— читать порносказки, которые я пишу
— считать, что лучше тормоза, чем парашют,
никто пока (даже ангелы) не сочинил
— машинку стиральную то ломать, то чинить
— заставлять её надевать: очки и кольцо
— смотреть в окошко = видеть то снег, то сон
— читать: афиша, афиша-еда и афиша-мир
— да! кофе? варить! с поцелуями.
пополам.(с)

Думают люди: дом — это где кровать,
Кухня, гостиная, мягкий ковёр и кресло.
Люди считают, что дом нужен, чтобы спать,
Люди считают, что дом — это просто место.

Думают люди: если покинуть дом,
Будешь скучать по кровати и занавескам.
Люди тоскуют по осени за окном.
Люди считают, что дом — это просто место.

Мне говорили, что дом — это там, где я.
Там, где живут родные, где кот с собакой.
Мне говорили: дом — это где друзья,
Дом - это место, где можно ходить лохматой.

Чувствую я отчего-то: мой дом — не дом!
В доме моём никогда не бывает тесно:

Кажется мне, что мой дом — это там, где Он.
Значит, мой дом — человек, и совсем не место. (с)

Не сытость чреву,
Не серебро, -
Пошли мне Еву,
Возьми ребро.
А если надо,
Возьми и два.
С ней буду рядом,
Дыша едва.
Необходимо? -
Еще бери.
Мне для любимой
Не жалко - три.
Я за родную, -
Бери хоть пять, -
Всю кость грудную
Готов отдать.
В ладоши хлопни,
Твори, господь,
Любовь из плоти
Вдыхая в плоть…

Я тебя не винил бы в том,
Что ослепли мои глаза,
Но дороги приводят в дом,
Где не молены образа,
Где не греет стекло ладонь
И на окнах всегда мороз.
Я хотел бы забыть тот дом,
Или чтоб он пошел под снос.
Нет на картах его давно.
Мог бы деться куда-нибудь.
Видно так мне судьбой дано,
Что к нему продолжаю путь.
И прошу об одном, - не ври.
Не поверю я, хоть убей,
Что ведут все дороги в Рим.
Все дороги ведут к тебе.

Есть в ней что-то от Мадонны,
От святой пречистой девы,
И от Снежной Королевы -
Взгляд холодный, отрешённый,
Взгляд бескрайней и бездонной
Океанской водной глади.

Что-то от Марины Влади,
Вдохновлявшей песни века,
И чужому человеку
С ней не справиться, не сладить,

Если сердце не подскажет
Ей, что вы - родной и верный.
И улыбка... Да, наверно
Лиля Брик смеялась так же.

Ей неймётся - вечно мало
Звёзд, ошибок и открытий.
Нежный профиль Нефертити -
Мирового идеала.

Вы разводите руками,
А в проёме бьётся ветер.
Сердце - лебедь-оригами...
Есть в ней что-то, что веками
Не найдёшь ни в ком на свете.

По квартире гуляет сквозняк,
И во всём ощущается осень -
Я опять засижусь допоздна.
В перевёрнутой цифре восемь
Измеряется всё на вес.
К чёрту маски и политес.
Только сцена и занавес,
И табличка "Ласково просим".

Миллионы улыбок и рук.
Ненавижу разыгрывать драму:
Все страдальцы, как правило, врут.
Искривления кардиограммы,
Где кому-то не хочется жить,
У кого-то там пропасть во ржи,
И полно обвинений во лжи.
Ева больше не любит Адама.

До небес протянута нить...
По своей бестолковой природе
Ничего не могу объяснить
Ни дословно, ни в переводе
На французский или иврит.
Дежавю. Маяковский - Брик.
Он её называл Лилит,
Уж какое там "всё проходит".

У кого-то - злоба и гнев,
Кто-то пьёт, и устал, и простужен,
Только ты улыбаешься мне,
"Берегись, - говоришь - увезу же."
Да. Пожалуйста, увози.
Потому что нет моих сил...
Этот мир безмерно красив,
Если в нём тебе кто-то нужен.

У беспутной кокотки Марго живет серый дымчатый кот,
Непонятно, кто о ком заботиться: хозяйка о нем или наоборот.
Когда она плачет, он утешает ее, он ложится ей на живот.
А сам только и думает о том, кто же сегодня придет:
Тот хмурый лет тридцати или другой, не нюхавший пороха шкет.
Но кто бы он ни был, кот будет метить стельки его новых штиблет.
Поделом - нечего носить в этом дом букеты цветов и коробки конфет.
Кот переживает - по телевизору сообщали, что от сладкого случается диабет.

Поэтому он ночью исподтишка роняет конфеты на пол.
Ей же иначе не объяснишь - хоть теши на голове осиновый кол.
Марго вскакивает, бранится, грозится усыпить его, сделать укол.
Кот думает о чем-то отвлеченном, например, о том, как наши продули в футбол.
Кот мог бы сбежать с тонущего корабля и сразу попасть на бал.
Для высшего кошачьего общества он еще не совсем пропал.
Он мог бы спалить этот притон, но коту сложно достать напалм.
И вот приходится ждать, когда придет очередной нахал, переевший стеройдов амбал.

Коту близка философия Ницше, хотя он подозревает, что Фридрих был тот еще враль.
Потому он не осуждает хозяйку, он не верит в нравственность и мораль.
Да и как можно осуждать ту, у которой глаза - два озера грусти и по форме напоминают миндаль.
Кот видит, как она скрупулезно считает дни, как она ненавидит февраль.
Марго никого не оставляет на ночь - никто не смог подобрать к ней пароль.
Зато с каждым она играет специально для него сочиненную роль.
Кот знает, что в ней живет загнанный зверь и озлобленный тролль.
Кот верит - демоны разбегутся, когда зима сойдет талым снегом, и к Марго вернется ее король. (с)

Ах, право, кажется, что лево
Всё право, с римским заодно,
В который раз закинул невод,
Он не спеша ушёл на дно.

В ларьке стоят, блестя рекламой,
Три утешения пустых.
А где-то там рисуют ламы
свои небесные мосты.

У лам блестят на солнце нимбы
из недостриженных волос.
На первый путь - гонец с Олимпа,
его пускаю под откос.

Какие судороги духа?
Какая радость бытия?
К проблемам духа
чрево глухо,
как к курсам кройки и шитья.

А вот следы оставил космос.
Ему плевать на Взрыв Большой.
Меняю посох венценосных
на разговор с твоей душой.

Из чёрно-белого портрета
полупрозрачно смотрит кот.
Вот, говорит, какое лето.
Ах, ничего ведь не пройдёт.

Остывает горчащий, не тронутый мною чай,
Сто дорог под крылом - километры чужого маршрута.
Набивает оскомину чёртово "не скучать",
И прильнули к рукам, как бездомные кошки, минуты.

Что же всё у меня постоянно не как у людей?
Что ни шаг - то за край, что ни сон - то хоть вой в пробуждении.
Сто дорог. Сто примет. Три затяжки и пара идей.
И улыбка - как следствие приступа умиленья.

Замолчал телефон. Одиночество - это броня.
Я - Алиса в норе, где не ловят любые сигналы.
Поднимаю в ладонях свечеье живого огня,
Ожидая того, кто, не хмурясь, стоит у штурвала.

Сто дорог через штиль бесконечно заполненных трасс,
Через шторм, через брод, через мель непутёвой разлуки,
Сто дорог через всхлип всяких "было", "потом" и "сейчас",
Чтобы хоть на минуту согрелись замёрзшие руки.

Кто-то громко смеётся, соседи глотают коньяк,
Небо сонно мурлычет, закутавшись бледным туманом...
Сквозь дожди и тоску полыхает неспящий маяк.
Сигарета на выдох. Я жду своего капитана.

Захлёбываюсь эмоциями, не могу сидеть на месте, бегаю курить каждые пятнадцать минут.
Даже не знаю, с чего начинать.

С того ли, что эти дни были чудесны от самого начала и до самого конца, со всей их жарой, песком и легкими недопониманиями (я откушу тебе голову и не буду с тобой разговаривать)?
С того ли, что эта волна счастливых впечатлений накрыла меня, как накрывает измученного ломкой наркомана долгожданный приход?
С того ли, что этот - ах, такой недолгий - временной промежуток вдруг изменил мою стратегию, поменял мой курс и объяснил всё, что я так безуспешно пыталась понять?
С того ли, что случайности ни разу не случайны?


Концентрат улыбок и смеха.
Море, музыка и чудесные люди.
Веселушки в Веселовке.
"Ебать, какая ты проблемная!".
"Я устал и хочу быть крабом".
"Ваня, я ваша на веки".
И много всего в этом духе.


Щелчок зажигалки.
Пальцы слегка подрагивают, на лице, измученном бессонными сутками, изгибается, как змейка, счастливая лыба. Да, именно лыба. Успокойте меня, уймите эту бесконечную, почти нервную нежность.

Я всё равно не способна сейчас писать здесь что-то разумное и толковое. Скажу вот что.
Я тысячи раз слышала обморочно - банальные прописные истины о том, что нужно ценить мгновения счастья. Я, как и все остальные, наслышана об этом с пелёнок. Но теперь я твёрдо осознала, как это работает на практике, и в списке моих достижений можно ставить ещё одну галочку - я умею хватать мгновения концентрированного счастья и впитывать их вместе с самой последней капелькой. Это во-первых.

Во-вторых, теперь я абсолютно_точно уверена, что ни в коем случае не нужно задерживать в своей жизни людей, в которых ты не нуждаешься. То есть, это может быть во всех отношениях прекрасный человек, но, если только ты вдруг понимаешь, что вам не по пути - расставайся, не тащи на себе чемодан без ручки.
Снова прописная истина, но, чёрт возьми, как же это верно и насколько легче дышать! Всем настоятельно рекомендую.

Ну и, собственно... Я уже говорила, что случайности не случайны?)
Спасибо за эту встречу, за смех, за вино, за то, что вы такая чудесная команда. Я очень вас жду)
Отдельное спасибо тебе, мой капитан, за твою улыбку, преобразившую и раскрасившую всё в этих днях. За то, что сумел, сам того не понимая, совершить почти невозможное.

Я жду твоего возвращения, Кубана!

Я не буду гореть в твоём
пустотелом аду, твоём
проржавелом авто, твоём
синтетическом мире лести.
Вот на этом песке - вдвоём,
в объективе вода, вдвоём
не влезаем в окна проём,
оттого и не прыгнуть вместе.
Поспеши - насмеши, огонь
пообедать решил, огонь
из темницы души твой стон
напоследок, смеясь, примерит,
и в огне хрипит саксофон,
и в огне трещит ксилофон,
ты в огне идёшь на поклон.
В этом зале тебе не верят.

мало ли кто приезжает к тебе в ночи, стаскивает через голову кожуру,
доверяет тебе костяные зёрнышки, сок и мякоть
мало ли кто прогрызает камни и кирпичи, ходит под броней сквозь стужу или жару,
чтоб с тобой подыхать от неловкости, выть и плакать
мало ли кто лежит у тебя на локте, у подлеца,
и не может вымолвить ничего, и разводит слякоть
посреди постели, по обе стороны от лица

мало ли кто глядит на тебя, как будто кругом стрельба,
и считает секунды, и запоминает в оба:
ямку в углу улыбки, морщинку в начале лба,
татуировку, неброскую, словно проба
мало ли кто прошит тобою насквозь,
в ком ты ось,
холодное острие
мало ли кто пропорот любовью весь,
чтобы не жилось, -
через лёгкое, горло, нёбо,
и два года не знает, как сняться теперь с неё

мало ли кто умеет метать и рвать, складывать в обоймы слова,
да играть какие-то там спектакли
но когда приходит, ложится в твою кровать, то становится жив едва,
и тебя подмывает сбежать, не так ли
дождь шумит, словно закипающий чайник, поднимаясь с пятого этажа на шестой этаж
посиди с бессонным мало ли кем, когда силы его иссякли
ему будет что вспомнить, когда ты его предашь

Мой напарник - исконный, породистый одиночка;
шрамы, перстни, наколки и седина в висках.
Ничего, на самом-то деле, не помню точно,
до сих пор не пойму, как стала ему близка.

Мой напарник знает, откуда здесь дует ветер,
где зимуют раки и где они ждут весны.
С ним непросто шутить, в особенности о смерти.
Он не носит ножа, так как знает, что делать с ним.

Рядом с ним я щенок, восторженный и нелепый,
карамельная девочка в шёлке и кружевах.
Так он смотрит в мои глаза и сбивает пепел,
что не знаю, как я вообще до сих пор жива.

У него высокие скулы, стальные нервы, -
но в груди цветут эдельвейсы,
крылья режутся за спиной.

Помню, я была чьей-то женой, и почти примерной;
он сказал мне: "Бросай это дело. Идём со мной".

(с)

Ты сужаешь моё пространство, нервно втискиваясь в окно,

я устала от странных танцев, умных книжек и в твой канон

не укладываюсь нисколько, я проигрываю в блэкджэк

и совсем не умею в покер…

я б давно перешла на бег

в другой город. Чужие страны сладко шепчут: "сюда, сюда",

я бежала бы из-под крана, если б мною была вода,

я бежала бы на твой запах - от тебя и опять к тебе,

тихо смылась бы после завтрака и вернулась как раз в обед,

я тянусь к твоим капиллярам, окунаюсь в твои зрачки.

знаешь, кажется, нас на пару очень срочно пора лечить -

мы зависимы друг от друга, как батончики от нуги,

сплетены с тобой туго-туго… я, стоптав свои сапоги,

искалечив вконец запястья, всё равно поверну назад -

я не видела больше счастья после взгляда в твои глаза.

Я сижу на крыше, свесив ноги с козырька.

Подо мной - шестнадцать этажей полупрозрачной темноты, вдалеке переливается огнями притихший город, за спиной, выпрямившись во весь рост, стоит мой сансей, ангел-хранитель на поставки, обозленный на весь свет. Мы уже все обсудили, посмеялись и попели. Я получила должный заряд не слишком здорового цинизма и сухое одобрение усвоенного урока. Мы молчим, не потому, что нам не о чем говорить, а потому, что наступили минуты традиционного раздумья - у каждого личные, но одни на двоих.

Я прикуриваю вторую сигарету от первой и смотрю, как маленький огонек летит в темноту и рассыпается на асфальте красновато-оранжевыми брызгами.

Мне грустно.
Нет на свете человека, над которым равнодушие имело бы большую власть, чем надо мной.
Оно идет ко мне долго, задерживаясь по дороге у кого-то еще. На месяцы, порой - на годы.
Но когда оно, решив и уладив все свои дела, наконец стучится в мою дверь - я поступаю в ее распоряжение, вся, как есть, и во веки веков.
Если человек по каким бы то ни было причинам стал мне безразличен - этому невозможно помочь.
Я не способна возродить в себе былое отношение, даже если в самом деле этого захочу.


В том, кого я разлюбила или перестала ненавидеть, меня не трогает ничто. Ни слезы, ни горе, ни радость. Я не поздравлю его с успехом и не приду утешать, когда он, оставленный всеми, оклеветанный и разбитый, в полной мере осознает горечь поражения.

Я не открою ему дверь, когда в дождливый холодный вечер ему некуда будет пойти.
Я не приду проведать его в больницу, даже если все его близкие наперебой будут звонить мне и, рыдая в трубку, сообщать, что человек бьется в агонии, выкрикивая мое имя. И не раскаюсь.
Если безразличие берет верх, я не внемлю никаким законам - ни божеским, ни человеческим.

Наверняка правы те, кто говорят, что равнодушие - самая страшная на свете вещь.
Я осознала, чем она страшна - своей мощью. Нет ничего сильнее.
Ну.. Почти ничего.

Тихий и повелительный голос выводит меня из нирваны тоскливых размышлений.
На горизонте полыхнула зарница, с востока проглядывает первая бледная полоска рассвета.
Я ныряю в темный проход, оставляя город наедине с занимающимся днем.

Я не слишком подхожу на роль безнадежного циника, но... Неужели и впрямь нет на этом свете ничего вечного?

Самосуд неожиданной зрелости,
Это зрелище средней руки
Лишено общепризнанной прелести –
Выйти на берег тихой реки,
Рефлектируя в рифму. Молчание
Речь мою караулит давно.
Бархударов, Крючков и компания,
Разве это нам свыше дано!
Есть обычай у русской поэзии
С отвращением бить зеркала
Или прятать кухонное лезвие
В ящик письменного стола.
Дама в шляпке, хранимая голубем,
Отразилась в трофейном трюмо.
Не мори меня творческим голодом,
Так оно получилось само.
Было вроде кораблика, ялика,
Воробья на пустом гамаке.
Это облако? Нет, это яблоко.
Это азбука в женской руке.
Это азбучной нежности навыки,
Скрип уключин по дачным прудам.
Лижет ссадину, просится на руки –
Я тебя никому не отдам!
Стало барщиной, ревностью, мукою,
Расплескался по капле мотив.
Всухомятку мычу и мяукаю,
Пятернями башку обхватив.
Для чего мне досталась в наследие
Чья-то маска с двусмысленным ртом,
Одноактовой жизни трагедия,
Диалог резонера с шутом?
Для чего, моя музыка зыбкая,
Объясни мне, когда я умру,
Ты сидела с недоброй улыбкою
На одном бесконечном пиру
И морочила сонного отрока,
Скатерть праздничную теребя?
Это яблоко? Нет, это облако.
Я пощады не жду от тебя.

Ты уезжаешь. Уехать бы тоже!
Может на месяц, а может надолго.
Я, как змея, всей поверхностью кожи
Чувствую, мир сам собою оболган.
Рвется наружу душа-истеричка. —
Ей, как и мне, очень хочется драться!
Самая страшная в мире привычка. —
Люди привыкли друг с другом прощаться.
Кто-то всегда у меня отбирает,
Тех, к кому мне захотелось стремиться.
То приближает, то носит вдоль края. —
Древние страхи не знают границы.
Щедрый, зачем научил меня думать? —
Мне надоела бессонница мыслей!
От головы, переполненной шумом,
Враз выручает петля или выстрел…
Улицы сердца заплеваны лестью. —
Каждый из нас подавился обманом.
Ты уезжаешь… Уехать бы вместе
К синим морщинам отца-океана!