Детство вспоминается порой как блестящий яркий серпантин на новогодней елке, или как черно-белое кино ночных кошмаров, прячущихся то в углах комнаты, то вспыхивающих пугающими картинками на потолке комнаты. Эпизоды всплывают иногда неожиданно, выпрыгивают как чертик из коробочки из потайных закоулков подсознания и пляшут перед глазами. Обычно, я стараюсь не вспоминать, потому что жить надо настоящим, но иногда, когда хочется освободиться от ненужных «видеороликов», они возвращаются, чтобы потом уйти насовсем.
Страхи бывают разные. Страх остаться одной и чувство сосущего одиночества, страх, что тебя не любят, страх «ты не такая, как все»… Последний, пожалуй, один из самых болезненных.
Я не знаю, когда я поняла, что вижу, чувствую и ощущаю мир несколько не так, как остальные. Задумываться над этим было не нужно, это существовало как данность. Конечно, я играла в куклы, зарывала «секретики» под старым дубом и искала клады. Рисовала собственные миры, таскала мамину помаду и примеряла ее наряды. Но всегда существовало и некое «но». «Но» - чувствовать опасность, грозящую близким, знать без всяких синоптиков прогноз погоды, ощущать грядущее появление гостей или «не приезд» мамы, обещавшей навестить нас с бабушкой… Это было частью меня, как пальцы рук и ног, как ресницы, пупок, волосы. Странные взгляды и перешептывания знакомых удивляли, поскольку мое «уродство» не было уродством дауна, но происходило от еще более непонятных физиологических отклонений. Обычно об этом старались промолчать, сделать вид, что все идет как обычно. Да так и было.
Моя бабушка, врач-гематолог, атеистка и ветеран войны – сугубо практичный человек ни в какие сверхъестественные способности не верила, скорее, считала мои «догадки» совпадениями.
Сидя дома одна, я много читала и рисовала, лепила чудных существ, мастерила непонятные устройства сюрного вида и назначения и мечтала. Иногда во мне всколыхивалось что-то беспокойное, нервное, и тогда я шагала из угла в угол не в силах подавить приступ панической тошноты. Потом, после таких приступов оказывалось, что бабушке, маме или папе грозила опасность: это могла быть упавшая в миллиметре от близкого человека сосулька, машина, с визгом затормозившая в последнюю секунду на переходе или что-то еще в этом роде. В пионерском лагере меня боялись дети, потому что предсказываемые мной события неукоснительно сбывались. Пошутив однажды о своем инопланетном происхождении, я навлекла на себя пристальное внимание директора лагеря, о чем узнала только спустя много лет.
Больше всего я любила убегать на островок посреди пруда, чтобы там, в одиночестве, разглядывать перистые облака, угадывать в них те или иные силуэты и мечтать о том, что когда вырасту, смогу быть свободнее и сильнее. Безумно хотелось обладать силой совершать свои поступки, отвечать за себя самой, не поддаваясь давлению со стороны кого бы то ни было. Родственники, одноклассники, учителя всегда мешали быть собой. Подчинение как таковое давило и размазывало, превращало в маленького муравьишку, который зависит от самых разных обстоятельств, и никак не может освободиться.
Бабушка всегда излишне суетилась, пытаясь сделать из меня человека. Если я хотела рисовать, мне покупали краски, кисточки, альбомы, вели на прием к известным художникам и засовывали в художественную школу, но как только я привыкала к новому ритму, тут же забирали назад, мотивируя это снижением школьных оценок. Думаю, что училась я не хуже, просто уроки были обязанностью, трудовой повинностью, барщиной, которую надо выполнять, а гнет всегда вызывает чувство сопротивления и ноющей тоски. Мир так интересен, когда трогаешь пыльцу на крыльях бабочки, наблюдаешь за танцем листа в потоке ветра, но он совершенно убог, когда тебя заставляют раскладывать его на атомы.
Задумываться о справедливости мне приходилось часто. Тогда, когда умерла моя любимая прабабушка, и стало некому прогуливать меня по паркам, тогда, когда мама уезжала учиться в другой город, и я не видела ее по месяцу и более, или в тот период, когда я, маленькая и неуклюжая, одетая в сто колючих одежек, пыталась бегать зимой по двору, и всегда оказывалась одной из последних. Несправедливость пахла кабинетом зубного врача и мышьяком, выглядела как растаявшее и уже невкусное мороженое и имела свой особенный страх – боязнь константы. Я боролась с ней, придумывая сказки про себя иную, счастливую принцессу, имеющую самый драгоценный дар – повелевать.
Другие дети могла кататься на коньках – но у меня больное горло и постоянные ангины… И только другие катались на велосипеде – мне говорили, что это негигиенично для девочки и может натереть промежность… Другие плавали в бассейне – но и это оказалось для меня недоступным. Ощущая себя странным, перемотанным бечевкой, нелепым кульком, лишенным какой бы то ни было грациозности, я перебиралась из года в год, из класса в класс. Моими самыми верными друзьями стали книги. В них можно было жить не недотепушкой, а Человеком, чего так хотелось.
Единственным понимающим
Читать далее...