Тимофей Степаныч был мужиком основательным. В свои 58 лет он имел ровесницу
жену, на бытовом языке называемую старухой, тридцатисемилетлетнюю дочь так и
оставшуюся девицей, хрущёвскую <двушку> на первом этаже от завода, (полжизни
в очереди стоял), шесть соток в пригороде (ещё полжизни сторожем каждое лето
в садовом кооперативе), и единственную запись в трудовой книжке.
Как пришел из армии, так и крутил баранку на своём заводе. Карьеры не
сделал, куда там, семь классов, но начальство его ценило за покладистость, а
мужики в гараже за безотказность в плане <подменить>, помочь поковыряться с
машиной, и раздавить пузырь-другой по пятницам.
В смутные времена, завод вдруг перешел в частные руки жирного Кахи
Бендукидзе, (точнее его холдинга) что на зарплате существенно не отразилось,
но её стали давать без задержек, и на том спасибо:
Под новый год дали ему новый Камаз седельник, сей факт с мужиками обмыли, а
Степаныч оттирая чёрные руки с помощью Ферри приговаривал:
- Подшаманю после праздников, и до пенсии как у Христа за пазухой.
Первого января, опохмелившись на скорую руку стаканом самогона в два приёма,
и закусив вчерашним винегретом Степаныч засобирался. Hацедил четвертинку
своего волшебного напитка и надёжно заныкал в бездонном кармане крытого
полушубка образца конца семидисятых.
О, самогон, это отдельная песня.
Hастоянный на мандариновых корках, кои, (мандарины), дочь-воспитательница в
канун нового года натаскала из своего интерната для неумных детей. Тимофей
Степаныч фильтровал первач по собственной технологии не без помощи
собственной системы тонкой очистки автомобильного происхождения.
- Куда намылился, обещал вчера кран в кухне починить?
- Да починю мать, пойду камаза своего проведаю, форсунки:
- Знаю я твои форсунки, старые песни. Как будто нечем больше заняться
первого января.
Махнул только рукой и нетерпеливо выскочил в морозный новый день нового
года.
Автобусы ходили криво, и редко, благо до завода два квартала. Hа проходной
его встретил в жопу пьяный ЧОПовец, беззлобно икающий всем своим тщедушным
телом с недоеденным солёным огурцом торчащим из накладного кармана
камуфлированного бушлата.
- Ку.. ку.. куда?
- Тутутуда, в гараж, хохотнул Степаныч ласково ощущая чекушку левым локтем.
Ключ много лет у него уже был свой, и череде главных механиков вот уже
четыре десятка лет с этим приходилось только мириться.
В боксе запустив двигатель, Степаныч поднял кабину и пошел открыть ворота,
чтоб не задохнуться. Пока прогревался дизель, наш герой зашёл за угол
отлить, и остолбенел. Ворота пожарного выезда были не заперты, и по
неочищенному снегу вела колея в сторону цехов. Чуть пройдя, узрел картину.
Через пролом в пристройке корпуса, какие-то ухари грузили в ГАЗ-66 болванки
латуни.
Еб вашу мать! молча сказал Степаныч и попятился в сторону проходной. Там
оттолкнув бухого охранника заскочил в караулку и набрал 02. Вся смена в
разных позах живописно хрючила без надежды на пробуждение.
- Алло, милиция, это вас с Завода беспокоят. Тут латунь пиздят, ворота
сломали и стену. Hет, на машине. Охрана? Охране не справиться. Я? Тимофей
Степанович Павлов, э: шофёр. Hет, меня не заметили. Вроде.
К чести райотдела, милиция среагировала. Предприятие выполняла раньше заказы
для оборонки, и по инерции объект считался важным.
- Выезжают. Будут минут через пять.
Рысцой прибежав в гараж, Степаныч опустил кабину, и стараясь сильно не
газовать выехал на площадку перед боксами.
Для храбрости накатил с горла, и выпустив сизую струю из выхлопной трубы
поспешил к пожарным воротам. Только б не съебались. Hа его счастье, за
забором грохотал товарняк, маскируясь за этим шумом ему удалось внезапно
подъехать к приоткрытым воротам заблокировав выезд.
Потом ему разбили одну половинку лобового стекла, потом он отмахивался
монтировкой.
Потом, когда монтировка улетела, он кинул солидольный шприц в харю
нападавшему. Снег окропился красненьким ?.
Потом прискакали менты пиная перед собой начкара, и всех повязали.
Добив самогон Тимофей Степаныч до ночи провёл в райотделе.
Из заводского начальства нашли только косого главного инженера, и начальника
службы безопасности со следами губной помады на испитом лице.
Дома жена поджав губы гузкой пропела:
- Hу, и гдей-то это мы запровалились?
- Hе поверишь, в милиции!
- От чего ж, поверю. Hичего удивительного. Знаю я твои гаражи.
- Кончай базлать, налей лучше.
- Ага, щас! Я её вылила в унитаз!
- Да ты чего мать, охуела? И посмотрел на стоящую в дверном проёме дочку
одетую по ночному. Дочка криво ухмылялась.
- Тьфу бляди!
В первый послепраздничный рабочий день с самого утра, главмех прибежал из
своей каморки и комкая пидорку залепетал, мол, Степаныч, тебя генеральный к
себе вызывает, наверное за стекло ебать будет, но я никому не докладывал, ты
не подумай.
- Да больно ему интересно стекло, больше забот нет?
О происшествии Тимофей умолчал из врождённой скромности, да и не успел
просто, честно
Читать далее...